Глава 37
Алекс

Болела спина. Из тысячи неправильностей жизни его бесила именно эта. Спина болела прямо под ребрами, там, где щелкнуло через пару дней после короткого пребывания в невесомости. Там и теперь щелкало и ныло. Просто сказывался возраст, но Алекса это сводило с ума. Пожалуй, его бы сейчас свело с ума все, чего он не мог починить.

Он шел по тесному коридору, задевая плечами провода и трубы, и твердил себе, что жизнь налаживается. С Холденом — нет. Но в остальном. С остальными. Как бы там ни было, у него есть Бобби.

А для него Бобби значила вдвое против всего прочего.

Забота об их маленькой семье стала его работой чуть не со дня гибели «Кентербери», в какой–то другой жизни. И обычно Алекс считал, что недурно справляется. Их немного развело только однажды, когда он женился на Жизели и слишком занят был, подкачивая воздух в сдувшийся мешок отношений. Но стоило сосредоточиться, и ему удавалось скрепить команду «Роси» — большей частью. Не так много для этого требовалось. Мелочи действуют сильнее. Доброе слово, когда Кларисса чувствовала себя забытой, толчок локтем в бок, когда Холден, разбушевавшись, рисковал задавить объект своего недовольства, кордон вокруг Амоса, когда здоровяка заносило в дурную половину собственной головы. В любой команде, продержавшейся больше трех рейсов, есть кто–то, кто опытным глазом следит за сохранением равновесия. Алекс не первое десятилетие был таким на «Роси».

Только вот сейчас они не на «Роси». И это, насколько он мог судить, составляло половину проблемы. Причем большую ее половину.

— Хой–хой–хой, — пробормотал, догоняя его рысцой, кто–то из людей Катриа. Алекс вспомнил — он был в камбузе. Молодой парень с перебитым и не вправленным толком носом. — Пассе аллес гут?

— Конечно, — кивнул Алекс, — все хорошо.

Он кривил душой, по не собирался обсуждать семейные дела с посторонним.

— Бист бьен, — сказал кривоносый. — Только. Мы аллес не в себе за Холдена, да? Что, вольтеровские могут, поможем, да?

Алекс хлопнул кривоносого по плечу, заглянул в глубину глаз.

— Спасибо. Кроме шуток. Это много значит.

Всего лишь еще один паренек, норовящий примазаться к делу. За годы он повидал миллионы таких. Слава и известность липли к Холдену в основном потому, что тот их не замечал. Он просто оставался самим собой и всякий раз немножко удивлялся, когда его кто–то узнавал. Остальным приходилось изобретать приемы и увертки, избавляясь от желающих втереться в дела «Росинанта», чтобы потом рассказывать друзьям и журналистам, что знавали Холдена. Встряхнуть Кривоносу руку и отделаться от него стоило Алексу недорого, но и даром не прошло. Хотелось молча уйти или, наоборот, наорать на парня. Но по большому счету так было проще. Пилот научился этому на опыте и умел проявить терпение, когда надо. Точно рассчитав момент, он отвернулся и продолжил путь к комнатушке с импровизированными койками. К Наоми.

Когда Холден с Наоми рванули кольцо, ему пришлось трудно — хотя Алекс этого ожидал. Незаметно для себя копил силы со времен собственного второго развода. Он был готов к удару, когда эти двое собрали вещички и отправились на отдых. Когда армия Дуарте ворвалась во врата и все изменила, ему отчасти показалось, что возвращение Холдена и Наоми позолотит пилюлю.

Как же он ошибся.

Они видели проблему только в Лаконии, потому что Лакония угрожала всех убить, но беда была не только в лаконцах. Теперь, когда Холден ушел со сцены, исправить дело могла лишь Наоми.

Исправить. Какой оптимизм. Только она могла восстановить то, что еще можно. Алекс надеялся, что она не подведет. И на себя надеялся. Но, как бы ни обернулось, с Бобби вышло не так уж плохо. Бобби у него еще осталась.

В каютке контрабандистов было темновато. Золотистый свет шел от фонарика из набора инструментов, который они использовали, когда встроенные лампы слишком резали глаз. Воздух здесь был теплее, попахивал телами и нестираным бельем. Они еще ни разу не меняли простыни. Скрываясь от полиции диктатора, силясь опрокинуть оккупационное войско, кое о чем: забываешь. В частности, о чистых простынях.

Наоми сидела у дальней стены, наклонив табуретку так, чтобы опираться спиной на переборку. Она улыбнулась, когда он вошел, и приложила палец к губам. Алекс замялся, и она кивнула ему на койку слева. Холмик под одеялом обозначил спину Клариссы. Холмик медленно поднимался и опадал. Спит. Алекс снова обернулся к Наоми, приглашающее кивнул на дверь, но Наоми только подвинула табурет, позволив ему сесть на койку рядом. «Посиди со мной. Выходить не хочу».

Внутри у него что–то оборвалось. Садясь, Алекс услышал, как хрустнуло в спине — словно болт сломался, — и боль прошла. В полумраке Наоми выглядела то ли не совсем проснувшейся, то ли засыпающей. В любом случае, на грани между сном и явью.

— Эй, — тихо позвал Алекс.

Наоми слабо отмахнулась, прикрыв взмахом улыбку.

— Я уже два часа с ней сижу. Амос ищет, чем бы снять обострение, но вообще–то ей надо в медотсек. Мути в крови все больше, она еле держится.

— Как только отсюда выберемся, пообещал Алекс, — первым делом. Ты как, держишься?

Наоми пожала ладонями.

— Да, как же, — хмыкнул он.

— Ты пришел меня учить, как должна держаться большая девочка? Не дуйся в своем шатре, выходи, пока Патрокл не наделал глупостей?

В ее голосе, неожиданно для Алекса, прозвучала теплая усмешка. Она почти скрыла ожидаемое горе.

— Ну, я вообще–то не знаю, кто такой Патрокл… — начал он.

— Один греческий паренек, который пытался прыгнуть выше головы, — отмахнулась Наоми. — Я справлюсь, Алекс. Выберусь. Просто мне надо немножко побыть одной. Нижняя точка кривой, понимаешь?

Он перебирал в голове заготовленные слова, аргументы. Все они казались сейчас неуместными.

Вместо обдуманной речи Алекс кивнул.

— Ну и ладно. — И, подумав: — Нижняя точка?

— Пока я не знаю, жив он или мертв. Пока не знаю, увижу ли его еще. Пока думаю, как бы хотела, чтобы он был здесь, цел и невредим. Чтобы уговаривал меня поберечься.

— Я понимаю, это… это будет…

— Алекс, я с этим живу, — перебила его Наоми. — Сказать не могу, сколько раз пережила. Сколько раз он, увидев, как надо, бросался исполнять, не думая о цене. Не позволяя ни мне, ни тебе, ни «Роси» выпугнуть у него из головы требования совести. Он даже не замечает, что делает. Для него это естественно. Он такой. И это единственное, за что я на него по–настоящему зла.

Звон в ее голосе был вызван не печалью.

Алекс глубоко вздохнул, медленно выдохнул.

— Наверное, я чего–то не понимаю.

— Помнишь Ио? Когда он бросился на корабль, залитый активной протомолекулой, в надежде, может быть, спасти Марс. А Илос, где он смылся с этой жуткой копией Миллера, потому что надеялся, может быть, не дать нам с тобой свалиться с орбиты? А на Марсе, когда он ушел в скалы, чтобы мы не остались без воды? Вот и в этот раз он навязался, чтобы не дать Амосу передраться с Катриа, а вместо того спас операцию и, может быть, открыл нам всем путь к спасению. Чего бы это ни стоило ему. И платит он без колебаний. Как всегда, так его и так.

У Наоми по щекам катились слезы, да и у Алекса глаза защипало.

— Мы его вытащим, — сказал он. — Всегда будем вытаскивать.

— Конечно, будем, — кивнула она. — До того раза, когда не сумеем. Так со всеми происходит. Всем рано или поздно выпадает последний раз. Мне бы только хотелось, чтобы у Джима был один последний раз, а не снова, и снова, и снова.

Алекс взял ее за руку. Пальцы были теплые, но тоньше, чем ему помнилось. Под сухой кожей прощупывались мелкие косточки.

— Никаких сил с ним нет, — сказала Наоми.

— Но мы все равно его любим.

— Любим, — вздохнула она.

Еще минуту они помолчали, потом Наоми высвободила руку и насухо вытерла щеки. Качнулась вперед, опустив на пол все четыре ножки табурета. Ее вздох прозвучал словно за тысячу километров от Алекса.

— Дай приведу себя в порядок, и за работу, — сказала она.

Алекс встал вместе с Наоми, но не вышел вслед за ней. Он летал с Наоми много лет. Но поразительно легко забывал, как хорошо она знает сама себя. Он задумался, о ком это говорит больше: о ней или о нем.

Возможно, о нем.

Кларисса тихонько хмыкнула или кашлянула и повернулась к нему. Бледная кожа блестит от пота, но улыбка уверенная, не вымученная.

— Эй, — заговорила она. — Я что–то пропустила? Насчет Холдена? Есть новости?

— Нет, никаких новостей. Просто опробовал новую вдохновляющую речь, — признался Алекс. — Ты как?

Веки Клариссы сошлись и разошлись, словно на замедленном видео.

— Живу во сне, — хихикнула она. — Ты Амоса не видел? Он пошел раздобыть для меня… кое–что.

— Как видно, еще не раздобыл. Вернется, не волнуйся.

— Никогда не волнуюсь, — сказала Кларисса и вздрогнула как от холода. Холодно в спальне не было. — Как думаешь, они сумели бы меня починить?

— Кто?

— Лаконцы, — ответила Кларисса. — Я все думаю, во сколько раз их техника выше нашей. И гадаю, а вдруг и медицина? Может, они бы сумели вытащить из меня гребаные импланты. Замазать самые большие дыры.

— Не знаю. Возможно.

— Какая ирония, что я всеми силами стараюсь от них избавиться, да? — Она издала отрывистый тихий звук. Скрути несколько таких вместе, получился бы смешок.

— Наверное, — сказал Алекс и добавил, помолчав: — Хочешь к ним в клинику? В смысле это бы, вероятно, значило отойти от дел подполья, но, если хочешь, можно попробовать устроить.

В ее улыбке была любовь и жалость.

— Ты правда в это веришь? Что мы могли бы что–нибудь устроить?

— Черт, еще как.

— Ну, буду иметь это в виду, — отозвалась Кларисса. — Хороший ты человек, Алекс Камал.

— Ты и сама ничего, — заметил он.

— Я сейчас не в лучшей форме, — усмехнулась Кларисса, — но все равно спасибо. Правда, спасибо.

Веки ее снова затрепетали, лицо обмякло. Сейчас она походила на восковую модель самой себя. «Ей станет лучше, когда мы вернем „Роси", — подумал Алекс. — Не то чтобы совсем хорошо. По лучше. Лучше, чем сейчас. Дайте мне добраться до пилотского кресла, я долго еще не посмотрю в сторону порта». На «Росинант» хотелось, как хочется домой.

А все вокруг сулило одни беды.

Бобби принесла известие о Холдене и кое–что еще. Прямо предопределение: стоило ему обещать Наоми, что они спасут Холдена, как появился Холден в станционном карцере и куча документов, подсказывающих, как его вытаскивать. Слишком хорошо все сложилось, даже страшно.

— Потрясающе, — приговаривала Наоми, листая файл.

Алекс склонялся над ее плечом, так чтобы и в терминал заглянуть, и не помешать. И то и другое удавалось лишь отчасти. Наоми вернулась к работе — это самый верный знак, что ей полегчало.

Двери тесной комнатушки были накрепко закрыты, и Саба включил канал новостей на полную громкость. Незнакомый молодой репортер расспрашивал Кэрри Фиск о войне в системе Сол и предстоящем восстановлении движения между колониями. «Колонистам все равно, кто управляет Мединой, лишь бы она хорошо работала. Союз перевозчиков их устраивал, и Лакония тоже устроит. И даже больше устроит, поскольку лаконская модель уважает самоуправление. Лаконский Конгресс Миров действительно дает голос каждому из его членов. Прежде такого не было». Алекс пытался слушать ее, чтобы не висеть над душой у Наоми. Получалось не очень.

Бобби расхаживала у них за спиной вдоль стены: три шага, поворот, три шага обратно. Саба был сдержанней — сидел ровно и только глазами стрелял. Обоих тянуло в движение, как тянет валун, зависший на краю обрыва.

Наоми тихо, удовлетворенно хмыкнула и перешла по ссылке к схеме корабля, похожего с виду на «Предштормовой».

— Кому об этом известно? — спросил Алекс. — В смысле: кто видел?

— Одна из моих, которая взломала шифр, — ответил ему Саба. — Она принесла прямо мне. И даже не читала. Маха тверже камня. Не про всех своих так говорю, по она? Я сказал: «Ты этого не видела», значит, и не видела.

— Здесь и оперативные планы для «Предштормового», — заметила Наоми. — Что ни говори о лаконцах, в дотошности им не откажешь.

— Это все по лекалам марсианского флота и десанта, — возразила Бобби. — Пятьдесят шесть процентов — дословно те оперативные процедуры, которым учили нас с Алексом.

— Тогда вы оба прочитайте, — попросил Саба. — Аллес ла. Отметите, что изменилось. Если изменилось — значит, были причины. Может, подскажут нам что–то. Знать, что за ними стоит, может, даже лучше, чем получить сами материалы.

— Не знаю, — сказала Наоми. — Они и сами по себе чертовски полезны.

У Алекса в груди пузырьками шампанского бурлило волнение. Блестящие пляшущие пузырьки. Он уже и забыл, как приятно ощутить поворот к лучшему после сплошного ужаса. Поразительно, как близко он был к тому, чтобы отказаться от задуманного: оставить дроны болтаться в воздуховоде, мол, никак невозможно. А ведь если этот ключ позволит им выбраться и вытащить все подполье с Медины до подхода «Тайфуна», значит, он своей трусостью перечеркнул бы единственную надежду.

Замысел Холдена сработал. Ради него он бросил себя волчьей стае — и они получили все, на что можно было надеяться. Всё, кроме самого Холдена, но, может быть, и его вытащат.

— О содержании пленных что–нибудь есть? — спросил он.

— Есть. — Наоми всем видом показала, что проверила в первую очередь. Все было важно, но это — где Холден, как к нему добраться — для нее на первом месте. Алекс удовлетворился. Подробности можно оставить на потом, главное, что они есть.

— Проблемас сон, — чуть повернулся к ним Саба. — Не слишком хорошо, нет? Не для того ли сделано, чтобы выглядело как не слишком?

— Думаешь, деза? — спросила Наоми.

Саба прищелкнул языком.

— Не думаю. Но принимать на веру — рисковать многими задницами, да? Больше надеюсь, чем нет. Если это — чем выглядит, долго секретом не останется. Слишком горды победой, да? Кто–то узнает, выпьет малость, и узнают все.

— Не доверяешь дисциплине своих? — спросила Бобби.

Саба кивнул на закрытую дверь.

— Мои — команда «Малаклипса». Остальные, пока не стали мои, работали на Драммер. А от нее до людей бюрократия в пять–шесть слоев. Не то что не доверяю — я не доверяю слепо. Люди есть люди. Мы в такой дыре, что удивляюсь, как умудряемся соорудить сэндвич.

— Беспредельный цинизм, — отметила Наоми, однако в ее тоне Алекс услышал душевное спокойствие. Что–то найденное в перехваченных файлах успокоило ее, как не сумел бы Алекс. А Наоми добавила: — Бобби, когда ты служила в боевых частях десанта, ваши скафандры «Голиаф» предусматривали подчинение командиру?

— Что–что? — удивилась Бобби.

— Подчинение командиру. Старший офицер мог остановить скафандр подчиненного?

— Конечно. У нас это называлось «радио». Дана команда «стоять» — стоим. Ты что там нашла?

Наоми откинулась назад, чтобы Бобби — и, раз уж он рядом, Алексу — было лучше видно. Во времена его службы существовала четкая цепочка подчинения и предусматривались процедуры на случай, если кто–то ее нарушит. Большей частью процедуры сводились к тому, что военная полиция уволакивала кого–то для внушения на месте, после чего следовал трибунал. Может, в десанте делали иначе, но о том, что он увидел на экране, точно речи не было.

— Они что… могут их отключить? — Бобби не знала, негодовать или смеяться. — Честное слово, похоже, их губернатор нажатием кнопки может превратить все эти дивные силовые скафандры в пару тысяч саркофагов!

— Жизнеобеспечение не отключается, — заметила Наоми. — Только вооружение, связь и подвижность всех суставов.

— Как же они боятся мятежа! — присвистнул, оценив, Алекс.

— А ты, — объяснила Бобби, — вспомни, как они сюда попали. Дуарте сколотил мятежную фракцию внутри флота МРК — такую большую, что хватило на собственный флот. Только дурак не предположил бы, что кто–нибудь может разыграть такую же шутку и с ним. А он не дурак. Хотя конкретно это решение…

— Кажется маленьким перебором в сторону агрессии, — закончил Алекс.

А слабые места виднее как раз у агрессора. — Бобби тронула Наоми за плечо. — Есть надежда скопировать сигнал отключения?

— Если добудешь мне такой силовой скафандр, — сказала Наоми, — почти наверняка сумею.

— «Предштормовой», схема охраны Медины и десант, — подсчитала Бобби. — Похоже, появляется шанс на три из трех.

— И пленные, — напомнила Наоми. — Освобождение пленных.

Алекс понимал, что она думает о Холдене. Бобби тоже поняла.

— Это ясно без слов, — сказала она.