Глава 36
Бобби
Публичную тюрьму набили битком, но людей Бобби в ней не было. Лаконские охранники стояли но углам, обнажив оружие и наблюдая за глазеющей на заключенных толпой. Над головой гудели ведущие постоянное сканирование дроны. По ту сторону стальной сетки сидели мужчины и женщины, безнадежно ожидающие суда или допроса. Бобби глубоко засунула сжатые кулаки в карманы простого серого комбинезона. Мужчина в дальнем углу нижней левой клетки немного напоминал Холдена, но не настолько, чтобы ей удалось убедить себя — это он. Даже если его взяли, Холдена могли поместить не сюда. Эта тюрьма была большей частью рассчитана напоказ — модернизированный вариант плахи на площади. По–настоящему ценные для безопасников арестованные наверняка содержались в другом месте.
И все–таки Бобби надеялась. Надеяться не вредно — когда не вредно.
— Пинче шивст, аллес ла, — пробормотал себе под нос стоящий рядом.
Бобби достаточно наобщалась с астерами, чтобы мысленно перевести: «Вшивые поганцы все они». Сказавший это мужчина отличался длинными каштановыми с проседью волосами и кислым, как засохший лимон, лицом. Бобби только улыбнулась в знак согласия. Здесь не место вслух выступать против лаконцев.
Оказалось, она не ошиблась, промолчав.
— Эса все сраное подполье, а? — продолжал мужчина. — И без того дела плохи, чтобы еще добивать нашу клятую станцию.
Бобби ощутила, как натягивается, теряя в искренности, ее улыбка. Ярость этого человека относилась не к захватчикам, которые смели их оборону и захватили власть. А к тем, кто сражался против них. К пен.
— Трудные времена, — сказала Бобби, памятуя о подслушивающих дронах.
И ушла вверх по барабану. Полоса солнца над головой, руины машинного отсека далеко за спиной. На людях она чувствовала себя голой. Лаконцы попадались на каждом шагу, постов стало вдвое больше, а все лица, на какое ни взгляни, смяты страхом. Лаконские страхом, не совладав с подпольем, утратить власть над станцией. Местные — страхом перед возмездием лаконцев. Бобби боялась разоблачения — и еще, не сломали ли они чего–нибудь важного и незаменимого.
Сеть Сабы очень недурно справилась с делом. Потери от взрыва оказались невелики. По слухам — дюжина человек, при том большей частью лаконцы, но трудно было судить, насколько правдивы слухи. В астерской культуре, неотъемлемо, как кости в теле, сидело правило: не шутить с системой жизнеобеспечения. Бобби не думала о символическом значении их плана, не понимала, чего им стоило согласиться. С ее точки зрения, они получили важные разведданные и запутали след. С точки зрения астеров, они объявляли, что не подчиняются власти лаконцев, даже если цена свободы — смерть. И если не вся станция подписалась под этим заявлением, винить людей не приходилось.
На зеленом газоне по правую руку занимался целый класс — учитель рассказывал о почве и насекомых. Мимо прокатил велосипедист, свистом прося уступить дорогу. Все как было до Дуарте, Трехо, Сина. Бобби могла только гадать, сколько из тех, с кем она разминулась, сдали бы ее властям, если бы знали. И сколько бы ей рукоплескали. Не спросишь.
Вот так живется под каблуком диктатора. Конец всяким разговорам, даже между своими. Вторжение так или иначе задело всех. И ее очень даже задело.
Зазвеневший ручной терминал она выхватила из кармана со страшным предчувствием. Сообщение оказалось от Алекса: «КОГДА НАЙДЕШЬ МИНУТКУ». Подполье по–прежнему шифровалось — в записях безопасников это сообщение не отразится. Но если Бобби попадется или кто–нибудь заглянет ей через плечо, ни одно слово не внушит подозрений. Свободно поговорить можно было только в тесных коридорах Сабы. Остальная Медина училась читать между строк.
Бобби отыскала эскалатор и вознеслась в корпус барабана. До входа во владения Сабы отсюда было недалеко, но всем полагалось проверяться на предмет слежки. Пузырик свободы был хрупок, а лопни он, уже не восстановишь.
Алекс встречал ее у сервисного коридора. Кожа под глазами у него потемнела, плечи сутулились, словно гравитация была куда больше, чем в действительности. Впрочем, он улыбнулся Бобби, для которой радость друга при встрече много значила. Даже слишком много.
— Как там погодка? — спросил он по дороге в импровизированный камбуз.
— Штормит, — отозвалась Бобби. — И такое чувство, что будет хуже, пока не станет лучше.
— Следовало ожидать.
На камбузе обедали и переговаривались несколько подпольщиков Сабы. Пахло лапшой в черном соусе, но еды уже не осталось. Да Бобби и не была голодна. Человек из группы Катриа — кривоносый Джордао — улыбнулся чуточку слишком старательно. Бобби кивнула в ответ, давя дурное предчувствие. Не то сейчас время, чтобы показывать зубы.
— Есть новости? — спросила она, понизив голос даже там, где безопасники никак не могли подслушать. Здесь она не боялась разоблачения, но рана была еще свежей. Кое–что стоит оставить в пределах семьи.
— О Холдене нет, — ответил Алекс.
— Ясно.
Отсутствие известий каждый раз причиняло боль, и она радовалась этой боли. Если окажется, что Бобби его убила, будет в миллион раз больнее. Малые раны она приветствовала, потому что они оттягивали смертельный удар.
— А вот то, что Наоми вытянула из шифровальной машины, работает. Ребята Сабы уже разбираются с перехваченными пакетами. Конечно, с тех пор как мы подорвали установку, «Предштормовой» с Мединой не разговаривает, так что новых шифровок нет. Но плохим парням приходится туго без связи корабля со станцией кроме как по радио или лучу, так что…
Он не договорил, словно воздуха не хватило.
— Так что мы победили, — закончила за него Бобби. — Мы молодцы.
— Не радует, да? Я все спрашиваю себя, в чем, черт побери, дело.
— Мы потеряли Холдена.
Алекс покачал головой, побарабанил пальцами по столу.
— Да, это тяжело, но началось еще до того. Нам и раньше приходилось плохо, но раскола в семье не случалось. С другими да, но не у нас. А сейчас Наоми заперлась у себя, Амос — в своем репертуаре. Ты повадилась подолгу гулять. Раньше мы были — команда. Теперь мы с Клари играем в картишки и волнуемся за всех.
Бобби расслышала в его голосе упрек и рада была бы огрызнуться. Но ведь Алекс прав. Что–то испортилось в самой основе. И давно.
В коридоре что–то сказал Саба. Ему ответил женский голос. Слишком тихо, слов не разобрать. За соседним столом смеялись какой–то шутке. Бобби подалась вперед, оскалившись так, что заболели щеки.
— Холден — он не просто Холден, — начала она, сознавая, что говорит не о том, и все же не желая молчать. — Он — лицо «Росинанта». О нем шумели в новостях, когда меня с вами еще не было. Он особенный. Мы сделали дело, потеряв одного человека. Это победа. Если бы попалась я или Клари, мы бы все равно праздновали победу, но попался Холден. И нам кажется, будто мы потеряли счастливый талисман.
— Им, конечно, кажется. — Алекс ткнул большим пальцем в соседнюю компанию. — Но мы его и прежде теряли и не ломались от этого. Когда они с Наоми ушли, было грустно. А потом оказалось, что они вовсе и не ушли, и вышло чудно.
— То–то и оно. Капитан Драпер может быть капитаном, пока Холдена рядом нет…
Алекс подвинулся к ней, заглушил ее слова:
— Но мы–то знаем: что бы ни было между тобой и Амосом, началось это не с ухода Холдена. И не с его возвращения. Началось, когда эта жопа вперлась с Лаконии и растолкала всех по углам. А теперь Наоми свернулась в койке, и гори все синим пламенем…
— Она не помогает с расшифровкой?
Алекс резко мотнул головой.
— Она не вправе устраняться, — сказала Бобби. — Она лучший программист на станции. У Сабы есть хорошие технари, но она лучше. Отказаться от работы из–за того…
Из–за того что погиб любимый… И снова Бобби стало больно и стыдно.
— Она нам нужна, — согласился Алекс. — Если хочешь, я с ней поговорю. Или хочешь сама дать ей пинка?
— Вообще–то не хочу.
— Вот и хорошо, потому что меня не тянет приказывать Амосу подобрать сопли. Он, значит, на тебе.
Бобби сама удивилась своей улыбке. На миг удалось поверить, что они сидят в тесном камбузе «Росинанта». Разгоняются от врат к звездам. Она тронула Алекса за плечо, благодаря за дружбу. И за то, что, как бы ни было хреново, они все еще стараются держаться вместе.
Улыбка Алекса сказала ей, что он понимает и без слов.
— Годится? — спросил он.
— Тебе Наоми. Мне Амос. Потом, если Холден жив, находим его, вытаскиваем и к черту сваливаем из Додж- сити, пока во врата не влезла следующая жопа.
— Ну вот, теперь дело говоришь, — кивнул Алекс и вздохнул. — И это хорошо, потому что я собирался сказать, чтобы ты бросила хныкать, и не очень–то радовался предстоящей зуботычине.
* * *
Саба стоял в расширении коридора, рядом со снятым и не возвращенным на место щитком. Он вскинул руки, придерживаясь за потолок с бессознательной легкостью человека, всегда готового к неожиданному движению корабля. И поднял голову навстречу подошедшей Бобби.
— Привет. Амоса ищу, — сказала та.
— Проблемы?
— Найду — скажу. Он не отвечает на вызовы.
Саба насупился.
— Кве шанси кве Холдена?
— Я не слишком верю, что он в одиночку пошел спасать, — сказала она. И, подумав, добавила: — Но и не поручусь, что нет.
— Постарайся, чтобы нет, — попросил Саба. — На шее и так хватает, и все больше наматывается, да?
Она уловила что–то в его интонации.
— Новости?
Поколебавшись, Саба мотнул головой: «Сюда иди!»
— Ты ищешь своих, а я — тебя. Начать с хорошего или с неприятностей?
— С хорошего, — ответила Бобби. — Мне хорошего не хватает.
— Койо из уборщиков передал. Холден живой. Заперт накрепко, по не убит.
Ком у нее внутри полегчал. Что бы там ни было, опа его не убила. И когда найдет Амоса, можно еще и это ему сказать. Как хорошо, что она наткнулась на Сабу прежде, чем на него. Надо дать знать Алексу. И Наоми. И всем. Чувство облегчения захватило ее целиком.
— Это… хорошо. А неприятности?
— Новости от Союза. Через шпионский транслятор.
— Постой… — Бобби двинулась вслед за Сабой к его каюте. — Я думала, его отрубили?
— Ради этого снова включили, — пояснил Саба. — И он сразу схватил торпеду. Драммер решила, что дело стоит риска сжечь канал связи.
— Значит, серьезное дело.
— Идем, посмотришь.
Сообщение Драммер висело на каютном мониторе. Лицо ее поразительно изменилось. Мало сказать, что президент выглядела осунувшейся и усталой. Она постарела, словно в последние несколько недель день шел за годы. Саба молча запустил сообщение с начала. Бобби дослушала до конца, повторила, чтобы ничего не упустить. Потерянная Паллада, потерянное время…
— Ну, — начала она. — Дерьмо господне…
— Угу. Поставил своих перебирать все, что мы перехватили. Хотя бы то, что успели расшифровать. Ни слова о выпавшем времени и кипящем вакууме.
— Даже если что–то найдем, тишком передать не сумеем, транслятор–то сбили.
— Тишком — нет, — согласился Саба. — Но проорать сможем. Выбрать бы время без ошибки. Медина — больше не дом. Не для нас. Будем разбегаться — может, пошлем кое–что Дому народа. Скажем, если будет что сказать. Если будет.
— И то верно, — согласилась Бобби. — План теперь такой, да? Расчистить дорогу и эвакуировать всех, кого сумеем, до подхода нового корабля?
— Подполью уже сообщил, — сказал Саба. Судя по голосу, он вымотался не меньше Бобби. — Только тем, кому доверяем. Велел готовиться. Откроется окно — на корабли и ходу. В разные стороны. Труднее убить, когда не все вместе.
— И лучше, чтобы не знали, кто куда ушел, — добавила Бобби. — Хорошо бы до ухода убрать датчики Медины.
— Было бы мило, — тускло согласился Саба.
— Ты как, держишься? — спросила его Бобби.
Саба пожал плечами, глядя на женское лицо в мониторе.
— Эта женщина — мое сердце, а я ее потерял. Корабль потерял. Место среди своих потерял. Вражеский корабль убивает мои города и станции, а теперь еще может выключить мозги всей системе разом. И на меня идет второй такой же. Все эти бронированные десантники готовы прострелить мне и моим черепушки, а самый длинный на тысячу миров язык во вражеской тюрьме. Учитывая все, я в полном порядке.
— Холден нас не выдаст. Прессе он много лишнего скармливал, но тут другое.
— Раз он у них в руках, будем и мы. Не скажу о нем дурного, но эти люди с Марса. Спроси народ из старого АВП, как марсиане вели допросы. Сломаешься, рано или поздно. Без если. Лучше бы он погиб.
— Можно сменить место, — предложила Бобби. — Есть норки, о которых не знал Холден?
— Мало, — нехотя признал Саба. — А теперь того меньше. Мои люди уже перебираются. Пока для тебя и твоих есть место, ио скоро не будет. Это ненадолго. И…
Он покачал головой.
— Что — и? — насторожилась Бобби. — Если есть что- то еще, я должна знать.
Саба повел плечами, кивнул на экран.
Когда до того дойдет, если дойдет, в какую систему нам никак нельзя? В Сол. Я мог бы попробовать любую другую. Уйти в любую. Но, куда бы ни ушел, ее там не будет. Было легче, пока работал транслятор, а без него мне как…
По темной щеке Сабы поползла слеза. Бобби отвела взгляд.
Так легко забывалось об остальных. Не только о Сабе — обо всех. О командах всех кораблей, застрявших в доках рядом с «Роси». О детях в мединских школах, о врачах в мединских больницах. Об артистах, исполняющих живую музыку перед кафе из любви к искусству. Медина больше всего напоминала космический город тех времен, когда космических городов еще не было. Она стала домом для целого поколения, и на каждого в этом поколении теперь легла тяжесть, которая делала трудным каждый день. Бобби вспомнила заключенных в клетках тюрьмы, сердитого мужчину, пришедшего на них посмотреть. Кто оставался у него в Сол, кого он там потерял? Что не давало ему уснуть по ночам?
Сколько семей, команд, родителей и детей, любовников и друзей лишились прежней жизни с открытием ла- конских врат? Речь не только о ней и команде «Роси». Не только о Сабе. Все они приплясывали на одном оползне, и никто не знал способа уцелеть.
Хотелось подобрать утешительные слова, но ложь не шла с языка. Бобби не придумала ничего лучшего, как сменить тему.
— Когда выберемся, — сказала она. Без если. Когда. Нам нужен план. Если все корабли просто рванут в разные стороны, мы потеряем связь. Им не надо знать, куда мы ушли, но нам–то надо. По меньшей мере записи: кто куда отправляется. «Каждый за себя, и бог против всех» — это очень романтично, но нам нужен план на время, когда все кончится.
Саба кивнул. Вдалеке послышались голоса и шаги.
— И не только зашифровать, но и закодировать, — добавил он. — Так, чтобы понятно было нам одним.
— Нам?
— Тебе и мне, — уточнил Саба. — Лидеры подполья, мы. Первые среди диссидентов.
Шаги застучали быстрее, приблизились. Саба вскинул голову, как почуявший дым зверь. «Черт, — подумалось Бобби, — хватит уже. Через край. Большего мы не вынесем».
Возникшая в дверях женщина была старше нее, седые волосы она заплела в тугую косу. Тело длинное, тонкое, голова кажется слишком крупной на узких плечах. Классическое телосложение выросшего в невесомости. Да еще татуировка на руке — рассеченный круг АВП. Она бы выглядела старухой, если бы не блеск глаз, делавший ее втрое моложе. В ее взгляде, метавшемся от Сабы к Бобби, светилось что–то очень похожее на торжество.
— Маха? — удивился Саба. — Кве?
И пояснил для Бобби:
— Маха — из наших лучших связистов. Я еще не родился, а она уже разбиралась с кодами.
И знаю все их секреты, — с непривычным акцентом добавила женщина. Она протягивала Сабе терминал, изолированный от Медины. — Новые расшифровки — как камни переворачивать. И смотрите–ка, что из–под них выползло!
Бобби стояла к ней ближе Сабы. Она приняла терминал и прокрутила файл. Озаглавлен «Дополнительный обзор службы безопасности станции Медина по запросу губернатора Сантьяго Сина». Создан майором Лестером Оверстритом. Прикинув размер файла, Бобби присвистнула.
— Кве? — спросил Саба.
— Для отчета о происшествии слишком длинно, — - объяснила она. — Это…
Разделы назывались: материалы, процедуры, персонал, протоколы, результаты аудита, рекомендации. Такой стиль разбивки на абзацы Бобби помнила по училищу на горе Олимп. Очень похоже на рапорты безопасников Марсианской Республики, только вдвое длиннее. Если не втрое. Переходя от раздела к разделу, она чувствовала, как идет кругом голова.
— По–моему… Саба, по–моему, тут всё!
