Глава 38
Син

Сину всегда тревожно было думать о долаконских временах. Когда его родители решились на переход, он был так мал, что и не помнил другого дома, кроме Лаконии. И все же Лакония оказалась не первой из тринадцати сотен миров. Первой колонией стал шарик из воды и земли, названный поселенцами Илосом.

Правительство Земли, устрашившись перспективы разведывать, изучать, а затем и эксплуатировать огромное в потенциале богатство новых миров, поступило, как поступало всегда. Передало контракт частной компании — пусть стараются за власти. Однако к тому времени, как разведывательное судно «Роял Чартер Энерджи» прибыло на планету, названную ООН Новой Террой, там уже обосновались две сотни самозахватчиков, копавших руду и считавших себя независимым государством.

Дальше было немало кровопролития. «РЧЭ» покинуло планету. Илос добился от ООН отдельного соглашения и до недавних пор был членом–основателем Ассоциации Кэрри Фиск и экспортером лития, а также тяжелых металлов.

Джеймс Холден оказался там в разгар первых схваток. Сейчас он сидел под взглядами камер, за лодыжки прикованный к палубе.

Син разглядывал его на своем мониторе. Холден оказался старше, чем ему представлялось: виски совсем белые. На давнем фото из публичных архивов то же открытое, с серьезным взглядом лицо принадлежало человеку немногим старше Сина.

Сейчас Холден сидел, склонив голову. На рукавах и груди тюремной робы — полосы крови. Круглые пятна и на бумажных тапочках. Одной рукой он зажимал живот. На опухших щеках синяки. Сидел он на одноногом табурете, привинченном к палубе, и раскачивался взад–вперед, словно убаюкивал сам себя. Наручники выглядели черными ленточками на запястьях, но Син знал: скорее сломаются человеческие кости, чем порвутся эти ленточки. Перед Сином был не человек, а воплощенное несчастье.

— Я бы должен спросить, какая часть его ранений вызвана взрывом? — заметил Син.

Оверстрит не то чтобы улыбнулся, но в глазах мелькнуло веселье.

— Если для вас это важно, сэр, я, разумеется, могу выяснить.

Пленник был схвачен, когда запустил ложные тревоги по всему машинному отделению. Через пять минут после этого появился настоящий повод для тревоги. При других обстоятельствах Холден уже был бы покойником. Если он до сих пор оставался в живых, то лишь из–за своей связи с террористами и собственного упрямства.

Так или иначе, Сину нужен был способ достучаться до него. Наладить человеческие отношения с тем, кто из предубеждения и ненависти готов был убивать лаконцев. Для этого придется поверить, хоть ненадолго, будто в нем есть что–то хорошее. Для этого необходимо иначе взглянуть на Холдена, увидеть не то, что у Сина перед глазами.

— Он ведь предупредил людей? Сигналы тревоги перед взрывом? Они позволили отправить в убежище больше народу. И когда его задержали, он предупредил силы безопасности, что надо укрыться. Если бы не он, потери оказались бы больше.

— Это верно, — признал Оверстрит. — Хотя он мог бы просто не подрывать запасы воздуха.

Что он за человек? Патриот своего правительства? Или его толкнул на насилие страх перемен? Или он — анархист, для которого губернаторство Сина лишь предлог, а беспорядки он бы устраивал в любом случае?

Син вернулся — заставил себя вернуться — к той же мысли: Холден позволил себя захватить, чтобы спасти людей. Не много, но большего взять неоткуда.

— Ну, — сказал он, — давайте разбираться, что происходит.

Когда он вошел, Холден поднял голову. Левый глаз пленника почти закрылся, рассеченная верхняя губа запеклась кровью. Пока охранник ставил для губернатора легкое кресло, Холден кивнул.

— Капитан Холден, — начал Син, — сожалею, что мы знакомимся при таких обстоятельствах.

— И я сожалею, — отозвался Холден. Голос у него был низкий, с хрипотцой. Син догадывался, что он не всегда так звучит.

— Вам что–нибудь нужно? Воды?

— Кофе, — сказал Холден. — От кофе я бы не отказался.

Син отстучал команду на своем мониторе, и через минуту тот же охранник принес грушу. Холден взял ее обеими руками, сделал глоток. Улыбнулся с неподдельным удовольствием.

— Право, очень неплохо.

— Рад, что вам нравится. Сам я предпочитаю чай.

— Я и чай пью, когда припрет, — сказал Холден и встретился с Сином взглядом. Взгляд был на удивление ясным, осмысленным, сосредоточенным на происходящем. — Давайте уточним: вы ищете ко мне подход или я к вам? Мне не совсем ясно.

— Думаю, и то и другое, — ответил Син. — Я раньше подобным не занимался. Новичок в этом деле.

— Ну да. Без обид, но вы и выглядите мальчишкой.

— В моем возрасте вас вышвырнули с земного флота.

Холден рассмеялся. Теплый, горестный смешок.

— Вы не льстите себе, сравнивая себя со мной тогдашним. Я был порядочным идиотом.

Смешок в ответ дался Сину без труда. Он вполне мог представить, что этот человек ему нравится. Вот и хорошо. Тем проще. Тем легче будет перейти к дальнейшему.

— Так за что вы нас ненавидите? Вы позволите этот вопрос?

— К вам лично никакой ненависти. А вот эта конкистадорская затея… о ней я и впрямь невысокого мнения.

Син откинулся назад, заинтересованно склонил голову.

— То есть для вас это вопрос политики? Для вас важно, чьи замыслы вдохновляют правительство, а не сами замыслы?

— Слишком мудрено сказано, — возразил Холден. — Я много лет добивался, чтобы люди ладили друг с другом, никого не нагибая. А вы задумали как раз то, против чего я всю жизнь боролся.

— Вы в самом деле считаете нас такими злодеями? Посмотрите: что мы сделали и как сделали. Мы ни разу не открыли огонь первыми. Какой завоеватель за всю историю мог бы сказать это о себе? Мы даем место самоуправлению. Любая подчинившаяся нам колония имеет возможность сохранить местную власть и свои обычаи.

— Пока они не противоречат вашим.

— Разумеется.

Холден сделал глоток кофе.

— В том–то и дело. Людям, которыми вы управляете, не дано права голоса в вопросе, как ими управлять. Пока все дудят в одну дуду, может быть, все и прекрасно, но стоит возникнуть разногласию, решаете вы. Так?

— Есть способы прийти к окончательному решению.

— Нет таких способов. Как только политики начинают толковать об окончательном решении, жди жестокостей. Человечество достигло поразительных успехов, толкаясь локтями, споря, жалуясь друг на друга, сражаясь и торгуя. Это грязно, это выглядит недостойно, но так лучше всего, потому что в этих делах у каждого есть свой голос. Пусть даже остальные норовят его перекричать. Когда все решает один голос, получается ужасно.

— И тем не менее, как я слышал от мисс Фиск, Союз перевозчиков приговаривал к смерти целые колонии, не подчинявшиеся его правилам.

— Правда? — отозвался Холден. — И потому я ослушался приказа и отказался на них работать. Я собирался в отставку, в систему Сол. Вы так можете?

— Что могу?

— Если вам отдадут аморальный приказ, сможете отказаться, уйти? Пока, судя по тому, как вы тут всем заправляете, полагаю, этот вопрос даже не рассматривается.

Син скрестил руки на груди. Кажется, роль допрашивающего выскальзывала у него из рук.

— Верховный консул — очень мудрый, глубоко мыслящий человек, — сказал он. — Я без сомнений верю…

— Нет. Стоп. «Верю без сомнений» — мне этого достаточно, — перебил Холден. — Вы считаете, идет мягкое, бескровное завоевание, так?

— Так и есть, в той мере, в какой вы нам позволяете.

— Я видел войну, затеянную Дуарте, чтобы замести следы. Я пережил голод после нее. Руки вашей империи выглядят много чище, когда вы решаете, с какого места отсчитывать ее историю, а какие части не в счет.

— И потому решать взялись вы со своими друзьями? — спросил Син, стараясь сохранить легкий тон. — Вы же понимаете, что рано или поздно назовете нам их имена.

Холден сделал долгий глоток и аккуратно поставил грушу на пол у своих ног.

— Надеюсь, что поздно, — сказал он. — Но, как я вижу, с той частью, где мы держимся как друзья, покончено?

Син ощутил, как выращенная им в себе приязнь к Холдену вытесняется бессильной злостью. Он поторопился. Надо было не жалеть времени на налаживание отношений, а теперь они оба встали в боевую стойку. Пора менять тему.

— Расскажите что можете, — попросил он, — об Илосе.

Холден нахмурился, но без гнева.

— Что вас интересует?

Син ждал, не отвечая.

Холден пожал плечами.

— Хорошо. Илос был первой спорной колонией. Я отправился туда в роли посредника между разными претендентами и почти сразу вляпался в дерьмо. Началась стрельба. Ожили древние артефакты, взорвали океан. Экосистема приняла нас за источник пресной воды. И еще были ядовитые слизни. Ничего хорошего.

— Артефакты ожили?

— Да… — Холден поерзал на табурете. — У нас на корабле был образец активной протомолекулы. Мы о нем не знали. Он пытался доложить о завершении врат Сол, только вот то, чему он пытался докладывать, погибло или отключилось. Вот он и принялся включать все подряд. Однако часть его была моим старым знакомцем, и… это довольно жуткая история. С чего бы вас заинтересовал Илос?

— А как начет другого артефакта?

Холден мотнул головой, недоуменно развел ладони.

— Какого другого?

Син вывел на монитор изображение, присланное с «Бури». Ничто из света и тьмы. Увеличив, он показал картинку Холдену.

— А, нуля, — кивнул тот. — Она–то все снова и выключила. Деактивировала протомолекулу.

У Сина захолодело сердце. Простота и невинность сказанного Холденом была страшнее любых угроз.

— Что она сделала?

— Тот мой знакомец. Мертвый. Он был детективом, и оно его использовало для поиска — куда докладывать. А он — его реконструкция, модель — заметил, что в одном месте активность протомолекулы прекращается. По его словам, это было вроде пули, которой кто–то прикончил… цивилизацию… которая… Дайте–ка рассмотреть поближе.

Син увеличил изображение. Холден моргнул. Куда девалась усталость, боль от побоев? Он заговорил твердо и властно, такого тона Син от него еще не слышал:

— Это не Илос. Где это?

— Появилось в системе Сол. На одном из наших кораблей.

— А, это к черту, — выдохнул Холден. — Ладно, слушайте. Вам надо найти одну женщину. Зовут Элви Окойе. Она работала в научной группе на Илосе. Не знаю, где она сейчас, но она много лет исследовала тамошние артефакты, и этот в том числе. Она сквозь него прошла.

— Откуда куда?

— Это не дверь. Она вроде как пронесла в него часть сети протомолекулы и тем убила образец. Перевела все в спящий режим. Она рассказывала, что при этом вроде как выключилась.

— Выключилась? Потеряла сознание? — спросил Син. — Или потеряла время?

— Что–то в этом роде, — ответил Холден. — Не знаю. Я сквозь него не проходил. Но видел ту штуку на станции. И видел, что с ними произошло.

Син поймал себя на том, что склонился к Холдену. Кровь звенела в сосудах. И, больше того, он заметил отражение того же чувства на избитом лице Холдена.

— На Илосе была станция? — спросил он.

— Нет, на этой станции — той, что контролирует пространство Кольца. В первый раз, как люди прошли в Кольцо, тот же покойник отвел меня на станцию. Отчасти это требовалось для включения колец. Но я там кое–что видел. Вроде летописи древней цивилизации. Мой друг, тот покойник, что–то в них искал, а поскольку использовал для поиска меня, я тоже все видел. Создателей этого… всего этого. Их уничтожили задолго до того, как я и вы попали сюда. Может, за миллиарды лет. Я видел, как гаснут целые системы. Я видел, как они пытались остановить врага, выжигая целые солнца с планетами. Не получилось. То, что они делали, не помогло, и их всех просто повымело, остались только дороги и старые механизмы, валяющиеся у нас под ногами. Эта штука на вашем корабле? Это они. Те, другие. Те, кто убили все до того, как Земля и Марс стали частью сети врат.

— Почему же она появилась теперь?

Холден подавился смешком.

— Ну, не знаю. Вы, люди, ничего необычного в последнее время не делали?

Син смутился. Холден попал в точку. «Буря» впервые задействовала генератор магнитного поля в неконтролируемых условиях — и здесь, и в системе Сол. У генератора, возможно, имелся побочный эффект. Или у чего–то другого, выстроенного на платформах. Или…

— Слушайте, — прервал его мысли Холден. — Мы с вами не друзья и друзьями не будем. Я до последнего вздоха буду бороться с вами и вашей империей. Но сейчас все это неважно. Создатели врат, протомолекулы, тех руин, на которых мы живем? Их смели. И то, что их смело, только что сделало выстрел по вам.

В эту ночь Син не уснул. Он был измотан, но стоило сомкнуть веки, появлялся Холден, щурил отекшие глаза, указывал разбитыми руками. И загадочная пуля, угроза и тайна. Они лишили Сина сна.

В конце сонной вахты он сдался, накинул халат и заказал чаю из общей столовой. Когда чай принесли, он уже рылся в отчетах станции в поисках новых документов о подвигах Холдена. Надеялся узнать, что этот человек безумец или ведет игру, чтобы отвлечь внимание от террористов. Но файл за файлом, доклад за докладом подтверждали слова Холдена. Даже там, где не было свидетелей, находились факты, доказывающие его правдивость.

Насколько было бы легче, окажись Джеймс Холден сумасшедшим.

«Руки вашей империи выглядят много чище, когда вы решаете, с какого места отсчитывать ее историю, а какие части не в счет».

Син знал историю Лаконии. Он присутствовал при основании колонии, хоть и был тогда ребенком. Распахнулись врата тринадцати сотен миров, в них ринулись зонды. Они доставили сведения о различных системах, о звездах, планетах и более странных вещах. Перспективы, открытые новыми землями, новыми мирами для заселения, видели все, но один только Уинстон Дуарте распознал страшную опасность, которую несла экспансия. Хаос, кровопролитие при продвижении человечества за пределы цивилизации. Удавка медленной зоны и бесконечные войны за нее. Непредвиденные экологические катастрофы, усиленные отсутствием централизованного ответа. Только у Дуарте нашлась воля для решения проблемы.

Из всех планет по ту сторону врат он выбрал Лаконию — ради обращавшихся на ее орбите строительных платформ. Он нашел живую культуру протомолекулы и сумел использовать ее, чтобы взять силы Лаконии в свои руки. Он нашел доктора Кортасара, который возглавил службу исследования и развития. И он захватил с собой треть марсианского флота — как семя, из которого должно было вырасти мировое древо. Малую долю человечества, которой предстояло отстроиться на Лаконии и вернуться, чтобы привнести порядок в людской хаос. Чтобы установить вечный мир. Покончить с войнами. Син ни минуты не сомневался в этой истории. Версия Холдена ей не противоречила, даже если по–другому расставляла акценты. Холден и сам на Илосе использовал протомолекулу — или был ею использован — для включения древних механизмов. Только он действовал наугад и с ужасными последствиями. Дуарте действовал обдуманно и с блестящими результатами.

Син отхлебнул из чашки. Чай не совсем остыл, но оказался холоднее, чем он ожидал. Холден представлял собой проблему. Он — ключ к террористической организации Медины. И он же — ключ к тайне появившегося на «Буре» объекта. Только ему открылись видения на станции Кольца. Во всем человечестве не найдется уникума, которого бы столько раз заносило в нужное место в нужное время. А если история Лаконии чему и учила, так это власти нужного человека в нужное время.

Син всегда знал, что история Лаконии связана с историей системы Сол. Но впервые он так глубоко прочувствовал общие корни. Он ощутил, что его мир и мир Холдена — участники единой великой пьесы. И создатели протомолекулы были фрагментом той же великой картины. И то, что убило их, чтобы затем исчезнуть…

И вернуться.