Глава, в которой кто-то теряет душу, а Шарлотта ее находит

Джейн принимает решение.

Что, если исчезновение Шарлотты – ключ к разгадке?

– Хорошо, Киран, – говорит Джейн, пока они спускаются по лестнице. – Я пройдусь с тобой, и ты сможешь рассказать мне о Шарлотте.

Но Киран отвечает не сразу. Она будто к чему-то прислушивается и хмурится, пытаясь различить явные лишь ей звуки.

– Ты это слышала?

– Я не слышу ничего, кроме самой надоедливой собаки, – отвечает Джейн, которая как раз добралась до любимого лестничного пролета Джаспера. Пес, поскуливая, тычется в ее ботинки. Она наклоняется и чешет ему шею в том месте, куда он не дотягивается своими короткими лапами. Джаспер пытается забраться к ней на колени и едва не валит с ног.

– Пойдем с нами, Джаспер, – приглашает Джейн, сталкивая с себя собаку. Все еще поскуливая, пес плетется рядом, путаясь под ногами.

Киран ведет Джейн через венецианский дворик и восточную галерею.

– Все эти комнаты связаны с Шарлоттой, – говорит она. – В конце мы окажемся в зимнем саду и сыграем в шахматы, если захотим.

Затем они заходят в комнату с зелеными обоями в цветочек, парчовыми диванами и вычурным зеленым ковром.

– Хочу показать тебе зеленую гостиную, – продолжает Киран. – Шарлотта переделала ее под стиль эпохи Регентства. Это времена Джейн Остин, – добавляет она, видя, как Джейн наморщила лоб.

– Ах, – отзывчиво восклицает Джейн. Держась за руку Киран и кружась по комнате, она представляет, что они – Элизабет Беннет и Кэролайн Бингли. Если бы мистер Дарси сочинял письмо за элегантным письменным столом, он пришел бы в ужас от ее полосатых штанов и майки с морским драконом. – Больше всего в этом доме мне нравятся комнаты, где все гармонирует друг с другом. Как, например, эта или венецианский дворик, где сочетаются керамика и мрамор. Да здесь можно сочинить целую историю. В коридорах чувствую себя некомфортно, там нет такого совершенства.

– Да, – говорит Киран, увлекая Джейн к двери. – Это все заслуга Шарлотты. У нее были странные мысли – будто Дом страдает оттого, что построен из кусков, вырванных из других домов.

– В каком смысле страдает?

– Ох, знаешь, – протягивает Киран. – Из-за своего неблагополучного происхождения.

– Шарлотта думала, что дома страдают?

– Она всегда говорила так, словно дома – это люди, – объясняет Киран. – У них есть души или, по крайней мере, должны быть.

– Звучит забавно, – усмехается Джейн. – Но это лишь фантазия. Хочешь сказать, она действительно в это верила?

Киран пожимает плечами:

– Она думала, что Ту-Ревьенс был лишен души из-за своего происхождения. «Его части кровоточат, – говорила она. – Разве ты не видишь?»

– Гм, – задумывается Джейн, сделав паузу. – И ты видишь?

Киран улыбается:

– Понимаю, звучит странно. Но она так считала. Знаешь, хоть я не обязана любить женщину, которая заняла место моей матери, даже если она – светловолосая, стройная, молодая белая леди, но мне действительно нравится Шарлотта, несмотря на ее навязчивые идеи о Доме. Она из Вегаса, но ненавидит этот город. Мачеха говорила, что у него потерянная душа и что она слышит голоса вековых страданий.

– Получается, у городов тоже есть души.

Киран тянет Джейн во что-то вроде комнаты отдыха в нежно-голубых тонах, с круговыми диванами, встроенными полками и шкафами и гигантским аквариумом. На огромной картине во всю стену изображена старая ночная гавань с двумя лунами, мерцающими в небе. Ощущение двойного сияния возникает благодаря отражению в морской глади.

Своим фиолетовым небом, серебристыми лунами и свечами, отливающими золотом в окнах башен, картина напоминает Джейн «Пальто тети Магнолии». Кажется, Джасперу она нравится. Плюхнувшись на живот и опустив голову на передние лапы, он устремляет на картину взор, полный благоговения.

– Шарлотта очень чувствительна, – поясняет Киран. – Она подходит Октавиану гораздо больше, чем мама. Он человек, которому нужен преданный компаньон, и Шарлотта действительно любила – или любит – быть рядом с ним. Дошло до того, что Шарлотта начала уделять Дому больше времени, чем Октавиану, но даже тогда она делилась с ним всеми своими идеями. Он пытался помочь Шарлотте отыскать душу для Дома.

– Как? – спрашивает Джейн, рассеянно высвобождая руку. Ей хочется дернуть себя за мочки, чтобы нормализовать давление. Уши заложены, вдобавок набухли.

– Шарлотта утверждала, что Дом сделан из осиротевших частей, – говорит Киран.

– Осиротевших частей? – «Я тоже – осиротевшая часть?»

– Да. По мнению Шарлотты, единственное, что объединяет все части Дома, – боль. Дом испытывает постоянную агонию. Шарлотта хотела найти другой способ объединить его. Тогда Дом сможет отдохнуть.

– Отдохнуть? – удивляется Джейн. – Что это вообще значит?

– Понятия не имею, – отвечает Киран, подхватывает Джейн и ведет в маленькую комнату с роскошными стульями и столами, инкрустированными золотыми филигранями и вычурными золотисто-гранатовыми тканями на стенах. Это еще один уединенный маленький мир – чайная в стиле бозар, но Киран уводит ее в следующую комнату, прежде чем Джейн успевает что-либо спросить. Она начинает теряться в пространстве. Это своего рода помутнение рассудка. Все потому, что каждая комната – новый мир, новая эпоха. По крайней мере, Джейн думает именно так.

– Такое впечатление, – добавляет Киран, – что Шарлотта считала, будто Дому нужно что-то связующее, вроде клея, что могло бы объединить все его части, что-то позитивное и исцеляющее – это и станет его душой.

– Звучит заманчиво, – говорит Джейн. – И она попыталась объединить каждую из отдельных комнат? Или что-то в этом роде?

– Это было только начало, – продолжает Киран. – Дизайн каждой комнаты в отдельности не играет никакой роли для несочетающихся частей основного устройства Дома, понимаешь? Фундамент, каркас. Октавиан радовался за жену, наблюдая, как она декорировала комнаты, но не одобрял, когда Шарлотта избавлялась от вещей. Например, они спорили о стеллажах в библиотеке, которые прибыли из библиотек множества разных домов со всего мира. Шарлотта хотела заменить все полки на сделанные из древесины местных лесов. Октавиану это показалось диким. Он пытался убедить Шарлотту в том, что разношерстное происхождение составляет немалую часть очарования Дома и, следовательно, является частицей его души. Шарлотта продолжала настаивать: «Этого не может быть, этого не может быть», – а затем просто перестала об этом говорить. «Я сама создам душу», – заявила она.

– Из чего? Из скотча? Или… стекла, – добавляет Джейн с удивлением, когда Киран затаскивает ее в помещение, полное света. Это огромный зимний сад в виде перевернутой буквы «Г». В короткой части устроена великолепная оранжерея, а удлиненная создает отдельное пространство с креслами и карточными столами, залитое дневным светом, пробивающимся сквозь зеленую листву. Джейн понимает, что здесь разводят висячие настурции, сирень и нарциссы. Какая-то женщина протирает тряпкой лепнину.

– Я думаю, она пыталась создать душу разными способами. – Киран остановилась у маленького квадратного стола с шахматной доской, на которой уже расставлены фигуры.

– Твой ход, – говорит Джейн.

Киран наклоняется и двигает пешку. Джейн подходит к доске с другой стороны и проделывает то же самое, ощущая, насколько просторна доска и как плавно перемещаются фигуры – не то что в крошечном магнитном наборе тети Магнолии. Солнечные лучи пробиваются сквозь стеклянные стены и пригревают ей спину.

Киран двигает другую пешку. В течение двух минут каждая из девушек пристально разглядывает доску, продумывая дальнейшие ходы. Киран играет сильнее, чем Джейн. Цугцванг – она внезапно вспоминает слово. Положение в шахматной партии, при котором соперник вынужден сделать невыгодный ход. Айви это понравится; Джейн должна рассказать ей.

– Думаю, нам лучше сесть, – предлагает Киран, – раз уж мы собрались играть.

Ощущение легкого дуновения ветра не позволяло Джейн присесть. На инстинктивном уровне что-то словно заставляет ее продолжать движение и найти более удобное место.

– Почему бы и нет, – отвечает она с некоторым сомнением и двигает одного из своих коней. – Как Шарлотта пыталась создать душу для Дома?

– Она стала более чувствительной, – рассказывает Киран. – Прислушивалась к каждой комнате, чтобы позволить той рассказать, чего ей хочется. Она работала усердно, днем и ночью, и изнуряла себя этим. А потом исчезла.

– Да, я слышала.

Ветер пытается прорваться сквозь стекло, создавая гул вокруг девушек; каменная облицовка стойко противостоит его напору. Затем возникает другой звук, похожий на смех – едва уловимый, как гудок уходящего поезда. Когда в комнату входят Люси Сент-Джордж и Фиби Окада, Джейн чувствует пощипывания на коже. Она беспокоится, не воспалилось ли у нее ухо. Похоже, давление поднимается.

– Там, – говорит Люси, поджав губы. – Ребята, вы слышали?

– Что именно? – спрашивает Фиби. – Я ничего не слышала.

– В доме какие-то звуки. Кажется, кто-то сказал «ищейка».

– Мне послышалось «исчезла», – отвечает Джейн.

– Вы обе чокнутые, – заявляет Киран, съедая ферзем слона Джейн. – Я сказала «исчезла», а сейчас ты, Дженни, повторила то же самое. Шарлотта исчезла однажды ночью, около месяца тому назад. Она просто… ушла. Октавиан был последним, кто видел ее. Она спала на диване в библиотеке. Насколько он мог судить, она ничего с собой не взяла: ни запасную одежду, ни даже свой дневник. Оставила записку: «Дорогой, мне нужно кое-что проверить. Пожалуйста, не беспокойся. Если сработает, я вернусь за тобой».

– Что это значит? – удивляется Джейн. – Что ей нужно было проверить?

– Понятия не имею.

– Если сработает, я вернусь за тобой, – повторяет Джейн. – Как она могла уехать? Это же остров.

– Видимо, кто-то забрал ее, – предполагает Киран. – Потому что никаких лодок не пропадало. Она заранее все спланировала, и это ранило Октавиана – она доверилась не ему, а кому-то другому.

– Люди обсуждали это за завтраком, – вспоминает Джейн. – Колин сказал, что Октавиан нанял следователей и все такое.

– Да, – протягивает Киран. – Это были настоящие ищейки; им удалось нарыть кучу всякого о семье Шарлотты. Например, про судимость ее матери. Но Октавиан сказал, что для него это не новость и не имеет отношения к делу.

– Думаю, он действительно верит, что она вернется за ним. Кажется, он будет ждать всю жизнь, пока она не добьется своего.

Джейн задумалась о том, как умерла ее тетя: в полном одиночестве. К счастью, на исследовательской станции знали, куда она отправилась. Если люди иногда пропадают и никто не может этого подтвердить, как потом живут их близкие? В постоянном ожидании, не зная, что же произошло…

– Шарлотта переделала это крыло перед тем, как исчезнуть. – Киран обводит рукой вокруг. – Зеленая комната отдыха, синяя гостиная, чайная комната, этот зимний сад, лужайка для боулинга, бассейн, оружейная комната, и почти закончила с библиотекой. Октавиан определенно волновался, но он понятия не имел, что она собирается уехать. Она не говорила ни о чем, кроме системы каталогизации.

– Система каталогизации?

– Шарлотта хотела, чтобы книги в библиотеке были расставлены по цвету, – говорит Киран. – Совсем непрактично. Невозможно ничего найти.

– По цвету? Как это?

– По цвету корешка, – поясняет Киран. – Библиотека находится в задней части Дома и занимает два этажа. По теории Шарлотты, это позвоночник – нервный центр, место сосредоточения высших сил. Потом она и другие помещения стала представлять в виде частей тела: мол, венецианский дворик – сердце, кухня – желудок, приемный зал – рот, восточная башня, где живет мама, – мозг, а аллея для боулинга – влагалище. Звучит жутковато. А если изобразить на бумаге, выйдет плохая пародия на Пикассо.

– Однако что касается библиотеки – это потрясающе, – задумывается Джейн. – Расставить книги по цветам. Никогда не слышала о таком раньше.

– Я больше не хожу туда, – говорит Киран. – Это убежище Октавиана. Только тоску нагоняет.

– Ты не хочешь сейчас туда пойти? – спрашивает Джейн. – Я бы посмотрела.

– Я там только что была, – перебивает Люси, показав книгу «В доме веселья». – Взяла вот эту. Там действительно прекрасно – эти переливы цветов. Похоже на подводный мир. Словно океан, а мы его морские обитатели.

В груди Джейн волной разливается печаль.

– Пойдем в библиотеку? – просит она.

На клочке бумаги кто-то нацарапал «Вход воспрещен» и подвесил на толстую бархатную веревку, перекрывающую дверь в библиотеку.

– Это в стиле Октавиана, – говорит Киран. – Промолчу про его тонкую работу. Он, должно быть, пытается защитить таким образом свое драгоценное убежище от уборщиков.

– Значит, мы не сможем войти? – спрашивает Люси Сент-Джордж.

– Конечно нет, – отвечает Киран с сарказмом. – Только потому, что Октавиан этого не хочет.

– Гм. Но это его Дом, – отзывается Фиби Окада.

Джейн кажется забавным, что Фиби оправдывает стремление Октавиана уберечь свое затворничество, хотя прошлой ночью она сама проскользнула через комнаты слуг вместе с вооруженным мужем. Но Джейн быстро теряет ход мыслей, потому что это уже не имеет значения – ей необходимо попасть внутрь и увидеть мириады цветовых оттенков. Если она не попадет туда с Киран, Люси, Фиби и Джаспером, то прокрадется позже.

– Когда-нибудь Октавиан отдаст концы. Тогда этот дом станет моим, – восклицает Киран. – И эта дурацкая библиотека. Он не может держать книги в заложниках. Если ты хочешь войти, входи.

Последняя фраза сказана для Джейн, которая тянет шею, с широко распахнутыми глазами уставившись в открытую дверь.

Джейн отстегивает один конец бархатной веревки и входит в комнату.

Буйство красок.

Книги с разноцветными переплетами есть во всех библиотеках. Однако эти двигаются и пульсируют. Непростая задача – добиться плавного перехода синего в фиолетовый, а затем в красный.

Есть секция с насыщенными оттенками, где оранжевое и зеленое превращаются в красное и коричневое. А вот умиротворяющая часть с холодными желтыми, переходящими в холодные зеленые и холодные синие оттенки, и обладающая сильной энергией с глубокими, яркими тонами каждого из них. Секции переходят одна в другую, яркие книги – к более приглушенным, закономерно перемежаясь мерцающими оттенками, и так далее. Помещение как живое, словно находишься внутри какого-то существа. И каждая книга, каждый яркий переплет являет собой хранилище историй. Это напоминает Джейн сказочный подводной мир, в котором работала тетя Магнолия, и наталкивает на мысли о том, как должны выглядеть будущие зонтики. Да, думает Джейн, если у этого дома есть душа, то она находится именно здесь, в библиотеке.

Джейн оглядывается вокруг в поисках Октавиана, в надежде увидеть его в каком-нибудь закутке, но хозяина нигде нет. Она вспоминает, как Рави называл его полуночником.

Стеклянные двери выходят на террасу, Джаспер просится наружу. Джейн распахивает их и слышит шум моря. Пес выскакивает на волю, но снова подбегает к Джейн, нетерпеливо подрыгивает и преданно заглядывает в глаза. Но ведь она ведь только добралась до библиотеки, а на террасе нет ничего интересного!

– Веселись, медвежонок. – Она закрывает двери перед самым его носом и возвращается в библиотеку. Тетя Магнолия? Ты так же чувствовала себя в своей подводной вселенной? Жаль, что ты этого не видишь.

– А что, если не знаешь цвета книги, которую ищешь? – интересуется Джейн.

– Каталог, – объясняет Киран, кивая на стоящий у входа темный деревянный шкаф с маленькими ящиками. – Как в старые добрые времена.

Джейн подходит к картотеке, выдвигает ящик с литерой «В» и ищет первую книгу, которая приходит на ум: «Винни-Пух (Милн, А. А.), – указано в карточке. – Мерцающая секция. Багрово-красный. Тиснение: золото».

– Мерцающая секция, – говорит Джейн, с любопытством поворачиваясь к стеллажам. Напротив нее багровая секция с отнюдь не мягкими цветами. Она яркая и кричащая, а не мерцающая. Джейн снова идет к середине помещения, выписывая круги.

На втором этаже маленькая секция книг на северной стене над стеклянными дверями излучает багровые, серебристые и золотистые цвета.

Джейн поднимается по винтовой лестнице на верхний уровень. Когда она попадает в эту светящуюся обитель, то представляет себе зонтик, похожий на эту библиотеку. Она уже почти не замечает своего давления.

Джейн поражена тем, как быстро смогла найти Милна.

– Здорово придумано, Шарлотта, – говорит она и тянется за книгой. Томик ложится в ее руку с приятной вибрацией, словно она приложила ладонь к спине мурлычащей кошки. Книга сразу раскрылась на главе, где Винни-Пух идет в гости и застревает. Пух навещает Кролика, а затем съедает так много меда, что не может пролезть в дверь. Он застревает, как пробка, и ему не удается выбраться. Снаружи Кристофер Робин сидит у головы Пуха и читает ему истории. Внутри суетится Кролик, повесив полотенце на толстые ноги Винни.

Есть что-то странное в этой книге. Джейн знает, или она думает, что знает, как должна заканчиваться эта история. Это одна из ее любимых сказок, она читала ее много раз, усевшись в кресло с тетей Магнолией: Пух перестает есть, худеет, а через неделю Кристофер Робин, Кролик и прочие друзья наконец выталкивают его из проема.

В этой же версии все по-другому. Пока длится неделя, тело Пуха постепенно сливается с земляной норой. Ему больно. Пух плачет.

Джейн встревоженно захлопывает книгу, сердясь на то, что писатель по каким-то причинам счел забавным переписать сюжет подобным образом. Появилось невероятное ощущение, будто она сама застряла в какой-то щели, а миссис Вандерс как ни в чем не бывало вешает полотенца ей на ноги, приняв их за новую сушилку. «Ох, – причитает миссис Вандерс в ее фантазиях, – кажется, дождь собирается!»

Джейн стряхивает с себя морок. Она не часть стены, а человек в библиотеке. С ее ушами творится что-то непонятное: раньше такого еще не бывало.

– Одержимость Шарлотты достигла своего апогея именно во время работы над библиотекой, – говорит Киран с нижнего этажа. – Октавиану пришлось практически переехать сюда, чтобы быть рядом с ней. Похоже, он так и не выехал обратно.

Взглянув поверх перил, Джейн видит Киран в темном углу комнаты, позади одной из металлических винтовых лестниц. Тома́ в этой части – черные, коричневые и темно-фиолетовые. В помещении, где все пестрит, легко не заметить диван, заваленный одеялами, книгами, пепельницами с обломками от курительных трубок. Джейн теперь понимает, откуда был запах, который она почувствовала, как только вошла в комнату. У изголовья дивана на низком столике стоит старинный проигрыватель.

Джейн безучастна. Она хочет уйти.

– Судя по всему, это его ночное убежище. – Киран пренебрежительно морщит нос и переставляет битком набитую пепельницу с бугорка смятого одеяла на край стола. – Что за времяпрепровождение? Тьфу. Вы когда-нибудь чувствовали неизбежность исхода любой версии вашей жизни?

– Что ты имеешь в виду? – не понимает Фиби.

– Взять, к примеру, его жизнь, – продолжает Киран. – Разве в этой версии Октавиан собирался впадать в уныние? Имеет ли какое-то значение то, как именно мы поступаем?

– Не понимаю, – перебивает Фиби. – Конечно имеет.

– Я больше не хочу разговаривать о Шарлотте, – перебивает их Джейн.

– А я и не говорю о Шарлотте, – возражает Киран. – Я говорю про Октавиана. Тебе неприятно слушать?

Джейн чувствует, что ее раздувает, как воздушный шар.

– Но Октавиан не оставляет эту комнату, потому что тоскует по Шарлотте, – продолжает она стоять на своем, – разве не так? Получается, все дело в Шарлотте.

Люси Сент-Джордж, все еще держа «Обитель радости», пересекла комнату и теперь задумчиво поглаживает глянцевую поверхность одного из шкафов. Джейн синхронно водит пальцем по перилу в мезонине. Это необъяснимое возбуждение. Отдернув руку, она произносит:

– Да, меня беспокоят мои уши. Мне нужно поработать. Я возвращаюсь в свою комнату.

– Чем ты занимаешься? – спрашивает Люси.

– Я делаю зонтики.

– Правда? Ты их ремонтируешь? У меня есть сломанный, он не открывается.

– Можешь принести, – с досадой говорит Джейн, направляясь к винтовой лестнице. – Восточное крыло, третий этаж, в конце. Заходи. Я посмотрю, что можно сделать.

– Спасибо, – благодарит Люси и тут же вскрикивает, одергивая руку от книжного шкафа.

– Что случилось? – спрашивает Фиби.

– Ничего, – отвечает Люси, осматривая ладонь. – Просто заноза, а может электрический удар или что-то в этом роде.

– Как может книжный шкаф ударить током? – удивляется Фиби.

Волосы на теле Джейн встают дыбом. «Уходи, – говорит она себе, спускаясь вниз по лестнице. – Уходи немедленно». Джаспер тычется носом в стеклянную дверь террасы, тревожно поскуливая. Джейн впускает его, и они вместе двигаются к выходу, стараясь сделать это как можно быстрее. Джейн выходит в атриум, даже не попрощавшись. Невежливо с ее стороны.

– Джаспер. – Джейн останавливается и переводит дух. – Там очень жутко.

Джаспер склоняет голову к ее лодыжкам и толкается, поскуливая.

– Тебе тоже это не нравится? – говорит она. – Пойдем.

Она почти доходит до своей комнаты, когда понимает, что все еще держит «Винни-Пуха».

Комната залита ярким и теплым светом. Джейн надеется, что работа поможет ей привести мысли в порядок. В последний раз она работала над зонтом для самообороны в коричневом и золотом цветах. Ей по-прежнему нравится эта идея. Все же у нее появляется смутное ощущение, что она должна защитить себя от чего-то, что витает в воздухе и пытается опутать ее разум. «Глупая, – корит она себя. – Тебе просто нужен кофе. Как только я его выпью, сразу лягу на пол и тогда уже смогу начать думать о зонтах». Она кладет книгу про Винни-Пуха под голову. Утреннее солнце пробивается в комнату; на полу мягкий коврик; Джаспер вытянулся во всю длину рядом с ней.

Когда Люси Сент-Джордж появляется в дверном проеме с зонтом синего цвета, Джейн уже успевает вздремнуть.

– Ух ты, – восклицает Люси, осматривая комнату, полную красочных зонтиков.

– Уф, – усаживается Джейн, пытаясь сосредоточиться. Она потерялась в странном сне, который не может уловить; он уже вымывается из ее памяти. Сзади похрапывает Джаспер.

– Извини. Солнечные блики.

– Мне даже неудобно показывать тебе свой зонт, после того как я увидела твои. По сравнению с ними, мой – скука смертная.

А, Джейн и забыла о ремонте зонтика Люси.

– Ай! – воскликнула Люси, тряся от боли свободной рукой.

– Ты в порядке?

– Да, моя рука все еще горит, не пойму от чего. Держи. – Она протягивает зонт Джейн. – Смотри, как нелепо он открывается.

Зонтик Люси действительно плохо открывается, но Джейн замечает, что это просто потому, что одно из металлических ребер согнуто. Нужно всего лишь вернуть ему прежнюю форму и закрепить.

– Здесь все просто, – говорит она. – Слушай, сейчас у меня нет нужных красок, но на этом нейлоне можно изобразить удивительные вещи, если взять подходящий клей и подобрать блестки.

Люси Сент-Джордж кусает губу, чтобы не усмехнуться.

– То есть ты хочешь придать яркости моему невзрачному зонтику? Дерзай!

– Правда? – удивляется Джейн. – Возможно, он не будет выглядеть так уж хорошо.

– Делай хоть левой ногой, – говорит Люси. – Все равно выйдет лучше, чем есть.

– Ух ты, – удивленно восклицает Джейн с улыбкой. – Благодарю.

– Как думаешь, у этого Дома есть душа? – спрашивает Люси.

– Что?

– Характер, – повторяет она. – Эмоции, намерения, цели.

– У Дома?

– Ага.

– Гм, – задумчиво произносит Джейн. – Разве это не звучит абсурдно?

– Значит, нет? – слабо улыбается Люси.

– Значит – нет, – категорично отвечает Джейн, удивляясь собственному пылу. – Я имею в виду, что это Шарлотта так думала, но звучит так, будто она… не от мира сего. Ты когда-нибудь говорила с Киран о Шарлотте?

– Нет, не говорила, я сама так чувствую, – отвечает Люси. – Сообщи мне, если твое мнение изменится. Больше никто так не считает.

Когда Люси уходит, Джейн внезапно замечает зонт для самозащиты, который собиралась доделать. В закрытом виде он словно шпага в ее руке, им можно рассекать воздух. А затем зонтик раскроется с громким треском, разгоняя прочь все дурные мысли. «Да, – думает она, – я просто останусь здесь, на ковре, и буду созерцать», – но, когда она ложится обратно, ее сознание продолжает воскрешать образ маленького угрюмого уголка Октавиана в библиотеке. Какой зонт из этого получится?

Джейн встает, чтобы выпустить Джаспера, и снова ложится. Трубы гудят, создавая неритмичный шум, похожий на череду печальных вздохов. Джейн поглаживает коврик, словно успокаивая – себя или кого-то другого.

Мягкие звуки дома смешиваются со звуками токарного станка Джейн, жужжанием дрели, визгом циркулярной пилы, стуком швейной машины и ее собственным невнятным пением. Стеклянная стена поглощает тепло и свет, направляя их к рабочему месту, – это помогает ей сконцентрироваться. Энергетика комнаты отсеивает все остальное: зонт, который она создает, и есть мир.

Как и у Джейн, у него есть ребра. У него длинная нога, на которой держится все остальное; как и у Джейн, у него есть движущиеся и сгибающиеся суставы, есть кожа, обтягивающая скелет. Девушка будет рисовать на этой коже, как тату-мастер, оставивший метку на ее собственном теле. Как хорошо, когда твоя кожа устойчива к погодным условиям, а тело может трепетать от напряжения или пребывать в покое. Как приятно иметь рабочие части, созданные с любовью.

Дождь – музыкальный шепот в воображении Джейн. Каждый зонт знает этот звук с самого рождения, душа зонтика вожделеет его, терпеливо проживает день за днем в ожидании, когда капли дождя заиграют на его коже.

Джейн покачивается в недоумении. Она задается вопросом: это действительно ее мысли? Почему ей кажется, что они – чужие? Девушка утомлена, ей с трудом удается вспомнить, чем она занималась в последнее время. Она смутно припоминает, что это как-то связано с зонтиком, над которым она трудится. Уши все еще ее беспокоят, она слышит, как кто-то напевает. Это песня «Битлз» об одиночестве – «Eleonor Rigby».

Джейн хватается за край рабочего стола, делая дыхание медузы, чередуя медленные и глубокие вдохи. Затем обнаруживает под пальцами резное изображение мирной китовой акулы, плавающей со своими детенышами. Узор состоит из мельчайших деталей и тянется вдоль всего края. Должно быть, этот стол сделала Айви. «Айви, – ее разум постепенно проясняется. – Тетя Магнолия. Я».

Почему от Джейн пахнет краской?

Внезапно повернувшись к своему творению, она обнаруживает на куполе зонтика незаконченный набросок. Похоже на темно-коричневые и черные книги из библиотеки и пятно – диван Октавиана. Это совсем не по плану: зонтик должен был стать ее средством самозащиты. Когда она сошла с намеченного пути?

Джейн отбрасывает краски. Ей нужен воздух, надо отворить окно.

У стены она обнаруживает, что одна из нижних стеклянных панелей открывается. Шарнир оказывается тугим, и Джейн использует свои инструменты для смазки. Применив силу, ей удается немного приоткрыть панель. Слабый поток холодного воздуха прорывается сквозь щель.

Джейн откладывает зонт в сторону. Это слишком тяжело. Сбивает с толку. Лучше она починит и украсит зонтик Люси.

Ремонт изогнутого ребра занимает всего несколько минут. Что касается украшения, то Джейн кажется, что Люси предпочтет что-то спокойное и со вкусом. Крошечные, мерцающие звезды в ночном небе, – возможно, самое банальное решение, когда в твоем распоряжении есть купол темно-синего цвета, клей и блестки.

Джейн наносит ровную полоску клея на один из клиньев, составляющих купол. Несколько простых линий. Она начнет с малого, стараясь быть сдержанной, и посмотрит, к чему это приведет.

Некоторое время спустя до Джейн доносится шум, будто кто-то вскрикнул. Она пропускает высокую ноту в песне, которую напевала, и диссонанс сбивает ее с толку. Это еще одно произведение «Битлз», «She’s Leaving Home», – о девушке, которая убегает из дома, оставляет своих доброжелательных, но суровых родителей, заставляя их пребывать в глубокой печали и смятении. Джейн и не подозревала, что знает песню наизусть. Она переделала текст. Она заменила все имена и местоимения на «Шарлотту», как если бы всех людей в песне – девушку, мать и отца – звали Шарлоттой. «Шарлотта уходит из дома, до свидания».

Джейн обнаруживает, что отошла от стола Айви, хотя даже не помнит, как собирала свои принадлежности и носила их по комнате. Она работает на полу, скрестив ноги, сгорбленная спина болит. Джейн выпрямляется и вытягивает шею. Затем смотрит на зонтик Люси и приходит в ужас.

Полосы, с которых она начинала работу, вдруг оказываются решетками тюремной камеры. За ними на койке сидит, опираясь на одну ногу, женщина: голова запрокинута назад, к стене, глаза смотрят пристально, лицо угрюмое. Изображение изобилует тенями и глубокими мрачными тонами. Зонт щедро смазан клеем и присыпан блестками. Впечатляющее достижение, учитывая несуразность материалов. Женщина даже одета в блестящий оранжевый комбинезон. На бедре у нее лежит книга.

Плавная линия волос делает узницу похожей на Люси.

«Ах, черт возьми! – думает Джейн. – Как это у меня вышло?»

Вдруг где-то поблизости раздается гневный мужской крик. Другой, тоже мужской, с яростью ему отвечает, и Джейн это кажется знакомым: она уже слышала эти голоса в похожей ситуации. Рави и Октавиан снова спорят. Все еще с зонтиком в руках, Джейн заходит в свою спальню, обнаружив, что под дверью скулит и скребется желающий попасть внутрь Джаспер. Как долго он тут сидит? Все в этом Доме несчастны. Когда Джейн открывает дверь, Джаспер вбегает и начинает носиться вокруг нее с громким лаем.

Не обращая внимания на пса и все еще держа раскрытый зонтик, Джейн идет по коридору на голоса, которые доносятся откуда-то со стороны атриума. «Да, да», – невнятно произносит она, почти спотыкаясь о Капитана Полярные Штаны.

Шум идет из спальни Октавиана. Он сидит на огромной высокой кровати, по пояс укутанный в шелковое покрывало, в футболке с надписью «All You Need is Love». Устало потирает бледное лицо и щурится от света, проникающего сквозь открытые занавески.

Возле кровати стоит Айви, рядом – Рави, который кричит и размахивает руками.

– Тебе все равно, папа! – возмущается он. – Ты словно капсула, внутри которой ничего нет. Ты превращаешься в привидение. Скоро ты сможешь проходить сквозь стены!

– Возможно, – цедит Октавиан сквозь зубы. – Но я запрещаю, категорически запрещаю тебе обыскивать владения персонала или гостей моего Дома в поисках ответов на свои дурацкие вопросы.

У Айви за ухом торчит маленький желтый нарцисс. Люси Сент-Джордж застыла в дверях и удивленно смотрит на Рави. Киран прислонилась к стене, надменно скрестив руки, словно бунтующий подросток.

Джейн появляется в дверном проеме, спрятав усовершенствованный зонтик Люси за спину: так невысохший клей и блестки защищены от удара о косяк. Джаспер постоянно тычется ей в ноги, ей это уже порядком поднадоело.

Ее замечает Айви. Она подходит к Джейн, засовывает нарцисс ей в волосы и расплывается в улыбке. Рави продолжает ругать отца.

– Привет, Дженни, – говорит она, замечая чокнутую собаку и открытый зонтик. Затем она бросает взгляд на другую руку Джейн, в которой та держит книгу про Винни-Пуха. А Джейн ведь даже не помнит, зачем потащила ее с собой.

– Послушай. – Айви протягивает слегка измятый цветок. – Они украсили доспехи жонкилями для праздничного вечера. Семь букв, через «ж» и «к».

– Чем? – удивляется Джейн.

– Жонкилями, – уточняет Айви. – Это разновидность нарцисса.

– Хорошо, – отвечает Джейн. – Спасибо, но мои руки заняты. Почему Рави и Октавиан ругаются на этот раз?

Айви выглядит немного приунывшей.

– В доме есть мраморная скульптура рыбы, стоящая на деревянном пьедестале. Это творение известного скульптора Бранкузи, установленное на столе в приемном зале. Рави обнаружил, что скульптуры нет. Рыба пропала. Кто-то снял рыбу с пьедестала и забрал, и, по мнению Рави, отец не слишком расстраивается по этому поводу.

– О, – протягивает Джейн, все еще ничего не понимая.

Айви пытается рассмотреть поближе зонт позади Джейн. Она протискивается мимо нее в коридор, и та протягивает ей свою работу. Джейн хочет знать, что Айви думает о нем.

– Подожди, – говорит Айви. – Это Люси Сент-Джордж на этом зонтике?

– Похожа?

– В тюрьме? – восклицает Айви. – Ты изобразила Люси в тюрьме, используя блестки?

– Пальцы соскользнули.

– Это потрясающий рисунок, – восклицает Айви. – Очень необычный. Но зачем ты нарисовала ее за решеткой?

– Я не знаю, – честно признается Джейн. – Я ничего не хотела сказать.

Айви вглядывается в ее лицо.

– Джейн, ты в порядке? – спрашивает она. – Ты выглядишь… растерянной.

Раз уж Айви об этом спрашивает, Джейн понимает, что так есть.

– Знаешь, – объясняет она, – я и правда весь день сама не своя. Как будто мошки летают перед глазами.

Айви протягивает руку и обхватывает Джейн за плечо, где щупальца медузы. От прикосновения коридор приобретает четкие очертания, а непрекращающееся давление в ушах спадает. От Айви пахнет хлоркой. Ее рука теплая, а улыбка нежная.

– О, – протягивает Джейн, размышляя, насколько странно это будет выглядеть, если она обнимет Айви.

– Спасибо. Жонкили. Я оставлю их. Прости. Сегодня действительно странный день.

Не выпуская ее руки, Айви засовывает нарцисс за ухо Джейн. Щекотно. Джейн краснеет.

– Может, ты слишком много работаешь? – предполагает Айви.

– Не знаю, – отвечает Джейн. – Сегодня в воздухе что-то витает.

– Что ж, будь осторожна. Люси в тюрьме, – говорит Айви. – Ты же не хочешь, чтобы она увидела этот зонтик.

– Нет, – уверяет Джейн. – Я не думала, что так получится. Нужно убрать лишнее.

– Ох, черт, ты уверена? Это великолепный зонтик. Просто… правда, он вряд ли подойдет для Люси. Я имею в виду, ты считаешь ее мошенницей?

– Конечно нет!

– Разве она не частный сыщик? Кажется, она сама сажает людей в тюрьму.

– Мне очень стыдно, что так вышло, – говорит Джейн.

– Не надо. Но пожалуй, стоит вернуть его в комнату до того, как она увидит. Давай мне. – Айви тянется к ручке зонта. Когда Айви отпускает руку Джейн, неразбериха воцаряется снова.

– Люси идет, – шепчет Айви. Она дергает зонт. – Отдай. Я отнесу его в твою комнату.

Ей приходится буквально вырвать зонтик из пальцев Джейн. С озадаченным видом девушка уходит прочь по коридору к комнатам Джейн.

Люси Сент-Джордж оказывается позади Джейн.

– Прости.

– Извини. – Джейн отходит в сторону.

Бледная и напуганная, Люси шагает по коридору и натыкается на Джейн. Та спрашивает:

– Что случилось?

– Ничего, – отвечает Люси и бросается вперед как ошпаренная.

– Как ты себя чувствуешься сегодня? – кричит Джейн ей вдогонку. – Я, например, странно!

Люси останавливается. Оборачивается, напряженная и, кажется, озадаченная. Она тоже держит книгу.

– Ты когда-нибудь любила кого-то, – задумчиво начинает Люси, – зная, что и тебя тоже любят, вы находите друг друга привлекательными и между вами так много хорошего, но это уже не имеет значения, потому что есть и такое дерьмо, которое напрочь перекрывает все остальное?

– Ты говоришь о Рави? – уточняет Джейн.

– Я сделала неправильный выбор, – заключает Люси и сдавливает виски. – Голова раскалывается. У тебя тоже?

– Что ты имеешь в виду под неправильным выбором? Ты о Рави?

– Ох, их сотни. О Рави не может быть и речи. Поверить не могу, что я говорю тебе об этом. Не обращай внимания.

– Произошло что-то криминальное? – беспокоится Джейн, вспоминая про зонт.

Глаза Люси расширяются.

– Почему ты спрашиваешь об этом именно меня?

– Извини, – смущается Джейн. – Сама не знаю, с чего вдруг. Паршиво себя чувствую.

В этот момент разгоряченный Рави выбегает из спальни Октавиана, обхватает Джейн за талию и грубо отодвигает, освобождая себе путь. Он шагает через зал к своим комнатам, его лицо мокрое от слез. Он даже не взглянул на Люси, провожающую его тоскливым взглядом.

Телефон Люси начинает звонить, но она не реагирует. Она все еще смотрит в сторону Рави.

– Телефон звонит, – говорит Джейн.

– Что? Ах да. – Люси охлопывает сначала передние карманы, потом задние и наконец достает телефон, медленно двигаясь к центру Дома.

– Да. Что случилось, пап?

Джейн остается в дверях с неугомонным псом, который бьется о ее лодыжки с такой силой, словно намеревается лишиться сознания.

Октавиан и Киран все еще в комнате, старательно избегают смотреть друг другу в глаза.

– Значит, только пропажа скульптуры может вас заставить навестить пожилого отца? – вздыхает Октавиан, устало потирая лицо.

– Ты тоже не искал со мной встречи, папа, – говорит Киран. – Хотя знал, что я дома.

– Почему я должен навязываться, когда мне не рады?

– Если бы Шарлотта вернулась домой, – замечает дочь, – ты не сидел бы вот так, ожидая, когда она решит зайти.

– Это совсем другое, – возражает Октавиан. – Шарлотта ушла без предупреждения. Я понятия не имею, куда она делась и почему.

– Если бы я так ушла, – говорит Киран, – ты обвинил бы меня в эгоизме и инфантильности. А после исчезновения Шарлотты ты совсем скис. Слишком много куришь, перестал принимать душ и постоянно спишь. Ты знал вчера, что я приеду, и даже не проснулся.

– Киран, – с укором вздыхает Октавиан. – Ты хочешь сказать, что я люблю свою жену больше, чем родную дочь? Что я не был бы обеспокоен твоим исчезновением? Ты действительно в это веришь?

– Я лишь говорю, что пора возвращаться к жизни, – начинает сердиться Киран. – С каких это пор ты спишь целыми днями? Почему тебя совсем не волнует, что наша скульптура пропала?

– Итак, – говорит Октавиан, повышая голос. – Ты злишься на меня, потому что я подавлен? Должен ли я злиться на тебя, потому что подавлена ты?

– Да! – кричит Киран. – Ты должен! Ты должен выводить меня на долгие скучные разговоры о том, как мне нужна работа, или о том, что я выбрала не того парня и рушу свою жизнь!

– Ты выбрала не того парня! – почти кричит Октавиан. – Ты разрушаешь свою жизнь!

– Так и говори! – Киран начинает рыдать. – Не нужно слоняться тут в своих тапочках, страдая по Шарлотте, и плевать на все, что происходит вокруг!

– Мне не плевать! – оправдывается Октавиан. – Я просто…

Он останавливается и снова потирает глаза:

– Я просто устал.

– Так выйди прогуляйся! Поплавай! Съезди в Нью-Йорк и купи картину! Конечно, ты устал, ты же никогда ничего не делаешь!

– Я не мог мыслить разумно еще до того, как Шарлотта ушла.

– Я понимаю, что тебе больно, папа!

– Нет, – говорит Октавиан. – Нет! Дело не только в этом. Она как будто забрала часть моего сознания с собой, когда исчезла. Я запутался, и единственное, чего я хочу, – оставаться в библиотеке. Меня постоянно клонит в сон.

– Это неправильно, папа, – возражает Киран. – Ты должен выйти в город и сходить к врачу.

– Я не могу уйти.

– О чем ты? Конечно можешь.

– Я нужен Шарлотте, ей меня не хватает, – продолжен гнуть свое Октавиан.

– Шарлотты здесь нет.

– Она рядом. Если я останусь здесь и буду продолжать добиваться своего, я смогу вернуть ее.

– Папа, – умоляет Киран. – Ты ничего не сможешь изменить. Откуда ее вернуть? Из подземелья? Как в мифе об Орфее и Эвридике? Шарлотта исчезла! Она ушла!

– Она разговаривает со мной, – говорит Октавиан. – Она поет. Она хочет, чтобы я был с ней.

– Ну что ж, – сдается Киран. – Все ясно. Ты бредишь. После Праздника мы с Рави посадим тебя в лодку и отвезем к доктору, хочешь ты того или нет.

Джейн замечает в комнате нечто странное: воздух кажется необычным и вибрирующим, словно в нем присутствует что-то потустороннее. Этот волнующий трепет исходит от Октавиана. «Если бы то, что я чувствую, можно было увидеть, – думает Джейн. – Тогда образ Октавиана стал бы расплывчатым. Как будто он существует в другом измерении».

– Держу пари, вы растворитесь в библиотеке, – говорит Джейн вслух Октавиану.

Киран и Октавиан вздрагивают и смотрят на нее. Джаспер слегка покусывает Джейн, а затем раскрывает пасть, хватает за голень и кусает сильнее.

– Ой! – вскрикивает Джейн. Комната снова приобретает резкие очертания, морок рассеивается. – Джаспер! Ты садист!

Вреднюга прокусил дыру в ее черно-белых полосатых штанах. Она хочет выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха. Ей нужен воздух – отчаянная, насущная необходимость.

– Пойду прогуляюсь, – обращается Джейн к Киран и Октавиану. – До встречи.

Джаспер поворачивается и выбегает в коридор, возбужденно подпрыгивая. Джейн следует за ним.

Джаспер ведет Джейн вниз по лестнице. На этот раз он не путается под ногами. В приемном зале пес подводит ее к женщине, собирающей с пола осколки стекла и сирень. Джейн не сразу ее замечает, и, расстроенная этим фактом, едва не врезается в другого человека. «Тетя Магнолия, – повторяет она. – Тетя Магнолия, тетя Магнолия».

Ее взгляд падает на фотографию в рамке на краю стола. На фотографии довольно молодая светловолосая женщина в окружении незнакомых людей. На лице у нее застыла одержимая улыбка; Джейн понимает, что это Шарлотта. Джейн вытягивает шею, чтобы лучше рассмотреть снимок, но Джаспер упорно толкает ее в другую сторону, к двери.

Оказавшись на улице, Джейн потихоньку приходит в себя. Она чувствует на коже струящийся солнечный свет, слышит шум моря и завывание ветра. Звуки обычные, естественные. Нет привычного давления на уши. Она стоит во дворе, обдаваемая ветром и светом, и дышит, как медуза. Ах, тетя Магнолия!

Джейн внезапно вспоминает, как умерла ее тетушка. Она замерзла во время снежного бурана. Позже Джейн узнала от своего врача некоторые детали произошедшего. Умирая, тетя Магнолия боролась с помутнением рассудка. То же самое Джейн испытывает сегодня. Забывчивость, отсутствие гармонии и целостности. Она бы боролось за прояснение сознания, но считала это невозможным и наконец отдалась помутнению. У нее не было выбора.

Тетушка Магнолия? Почему ты отправила меня в этот странный, очень странный Дом? Ты знала, что здесь я буду чувствовать подобное? Она поднимает глаза. Ту-Ревьенс простирается перед ней – огромный и бездушный, с множеством окон, сложенный из разнородных камней. Он похож на старого дракона, защищающего свои сокровища. У него не хватает некоторых чешуек, зато много круглых стеклянных глаз. Он кажется… одиноким. И голодным.

Инстинкт подсказывает ей, что будет разумным держаться подальше от библиотеки.

Джаспер прокладывает путь по траве, достающей ему до шеи, через передний двор к восточной части Дома, откуда видна часть сада. Медленно дыша, Джейн ступает по мокрой траве.

Завернув за угол, она чувствует запах свежей, студеной грязи и видит тюльпаны с нарциссами. «Жонкили», – думает она, дотрагиваясь до цветка у себя за ухом. А вот и дерево магнолии, цветы которого вот-вот распустятся.

Рядом с восточной лужайкой на странной, изогнутой скамейке сидит мистер Вандерс. Кажется, эта причудливая скамья предназначена для медитации, а вовсе не для садовых работ. А может, все дело в его медленной, медитативной манере копать. Сад и двор покрыты неровными, хаотичными лунками и грудами грязи.

– Добрый день, – приветствует Джейн, не желая его прерывать, но все же сочтя, что лучше дать о себе знать.

Он пытается что-то сказать, но вместо этого чихает.

– Будьте здоровы.

– Спасибо, – благодарит он, вытаскивая из кармана носовой платок. – Извини. У меня аллергия на весеннюю пыльцу. Гуляешь?

– Мне нужно проветрить мозги, – поясняет Джейн, помахав книгой. – Я почувствовала помутнение рассудка. Поэтому вышла подышать свежим воздухом. Разве вам можно работать в саду с аллергией?

– Мы не должны запускать сад, – говорит мистер Вандерс. Он снова шумно чихает, затем тяжело вздыхает и выпрямляет спину.

Прохладный воздух действует на Джейн исцеляюще. Джаспер радостно обнюхивает лунки, которые выкопал мистер Вандерс, и начинает рыть сам. Джейн внезапно захотела пробежать по двору и метнуть книгу, словно топор.

Мистер Вандерс прикрывает слезящиеся глаза и направляет смуглое лицо к солнцу. Джейн видит каждую тонкую морщинку, избороздившую его кожу, и спрашивает себя, настанет ли когда-нибудь день, когда случайные детали перестанут внезапно напоминать ей о тете Магнолии, лица пожилых людей уже не будут вызывать мысли о том, что тетя Магнолия никогда не будет такой старой.

Она вздрогнула, вспомнив, что мистер Вандерс был знаком с тетушкой. Ей хочется разузнать подробности прежде, чем она почувствует очередное помутнение.

– Мне еще не удалось поговорить с миссис Вандерс, – говорит она, – о моей тете.

– Мм, – протягивает мистер Вандерс, не открывая глаз. – Может быть, после Праздника. Она сама найдет тебя, как только все закончится.

Джейн вспоминает про Праздник. Он ведь уже завтра. Детали происходящего постепенно возвращаются. Она делает глубокий вдох и твердо решает, что больше никогда не войдет в библиотеку.

– Похоже, что-то произошло со скульптурой Бранкузи? – спрашивает она. – С рыбой?

Мистер Вандерс открывает глаза и вздыхает:

– Похоже.

– Нам повезло, что Люси Сент-Джордж здесь и что она арт-детектив, – говорит Джейн, вспоминая зонт с криминальными наклонностями. – Жутковато, не так ли? Если кто-то и правда украл эту статую?

– Да, – отвечает мистер Вандерс. В его голосе не чувствуется страха, скорее интерес. Джейн разглядывает изуродованный сад. Непонятно, что он тут делает, – только копает ямы?

– Вам нравится садоводство?

– Я бы не сказал, – отвечает он, хватаясь за спину. – У меня сильные боли в пояснице, и я не смог бы даже отличить цветок от сорняка, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я занимаюсь этим для духовного очищения.

– Помогает?

– Не особо, – устало признается он.

Джейн наблюдает, с каким восторгом Джаспер обнюхивает свою ямку. Затем она задерживает взгляд на Ту-Ревьенс.

– Вы всегда жили здесь?

– Не считая обучения в школе и колледже и еще нескольких поездок, – отвечает мистер Вандерс. – Мои родители работали на Трэшей. Я вырос здесь и присматривал за Октавианом. Мой сын, а потом и Патрик, и Айви тоже выросли в этом странном, удивительном Доме вместе с Рави и Киран.

Джейн рассматривает зимний сад.

– Даже стекло похоже на лоскутное одеяло, – указывает она на отделку дома.

– Всего лишь очарование покосившейся развалюхи.

– Неужели? По словам Киран, Шарлотта была уверена, что Дом страдает из-за своего происхождения.

– Что ж, – говорит мистер Вандерс. – Мы все, так или иначе, страдаем из-за своего происхождения, не так ли?

Джейн вспоминает свою историю. Ее отец был учителем естественных наук в средней школе. Мать почти защитила диссертацию по новой метеорологической трактовке причин града из лягушек. Ее пригласили выступить на конференции в Барселоне, и родители Джейн, любящие своего полуторогодовалого ребенка, но до крайности им измученные, решили что-то предпринять. Они оставили Джейн младшей сестре ее матери – Магнолии. Это был тяжелый выбор, особенно для матери Джейн, которая только отняла ее от груди. Сначала она в последний момент чуть не отменила поездку, потом почти решилась взять Джейн с собой. Но Магнолия сказала им: «Нет уж, поезжайте. Посмотрите церкви, поешьте паэлью, насладитесь солнечным светом, побудьте наедине друг с другом». А потом в самолет ударила молния, повредившая двигатель, и он разбился при посадке. Джейн совсем не помнит родителей. Помнит только, как тетушка порой плакала во время града из лягушек.

Непросто скучать по тому, чего не помнишь. Или какая-то ее часть все же скучает? Возможно, эта часть невидима и скрыта от нее самой, но при этом является важной составляющей ее личности, как фундамент здания?

– А как насчет Дома? – спрашивает Джейн мистера Вандерса. – Может ли Дом страдать из-за своего происхождения?

Мистер Вандерс поджимает губы.

– Я думаю, если бы этот дом был человеком, он был бы одним из первых, кто испытал личностный кризис. Бедный Дом! – восклицает мистер Вандерс, внезапно вытягивая руки, словно собирается обнять все строение. Он искренне произносит: – Ты наш Ту-Ревьенс!

– Вы думаете, это ему поможет? – удивляется Джейн.

– Что ж, – отвечает мистер Вандерс. – Чем больше мы признаем отсутствие целостности в себе, тем лучше становимся.

– Что вы имеете в виду?

– Освободись от иллюзии ограниченности и сдержанности! – изрекает он, раскинув руки.

– Боже мой. – Джейн пытается представить, как мистер и миссис Вандерс ведут такие беседы ночью в постели.

– Если Дом и страдает от отсутствия целостности, – говорит мистер Вандерс, – то только из-за безрассудных стремлений общества к воссоединению.

– Я понимаю, – говорит Джейн, ничего не понимая.

– Дом также может страдать от психологического расстройства, – продолжает он. – Почему у Дома не может быть диссоциативного или даже тяжелого нарциссического расстройства? В другой вселенной мы позвонили бы домному психологу и попросили его помочь. Хотя, вероятно, Дом, будучи просто домом, не страдает вообще, если не считать забитых водоотводов.

– Что вы изучали в школе? – спрашивает Джейн.

– О, всякую всячину, – отмахивается мистер Вандерс.

Французские двери задней террасы распахнуты: выходит Киран. Она направляется к Джейн, пробираясь через высокую траву, затем огибает груды земли в северной части сада.

Она выглядит расстроенной и замкнутой, взгляд устремлен куда-то вдаль. Тем временем Джаспер скачет вокруг своей персональной ямки, что-то облизывает и в исступлении скулит. Кажется, он пытается привлечь внимание Джейн. Она приседает, сжимая книгу между колен, и пытается отряхнуть его от грязи.

– Привет, мистер Ви, – роняет Киран. – Как поживаете?

– Пыльца меня доканает, – говорит мистер Вандерс, оценивая ее быстрым взглядом. – Киран, дорогая, как ты себя чувствуешь?

– Чудесно. – Киран явно кривит душой. – Пойдем играть в бридж? – приглашает она Джейн.

– Я не умею, – сопротивляется Джейн, все еще пытаясь стряхнуть с Джаспера грязь. – К тому же у меня руки грязные.

– Я научу. Давай, Фиби нужен партнер.

Фиби. Джейн видела ее в крыле для слуг прошлой ночью, с Патриком и Филиппом, державшим пистолет. Она уже почти забыла. Надо ли кому-то рассказать об этом? Что, если это Фиби украла скульптуру?

Джаспер отбегает от своей ямки, катается по траве и начинает лаять. Он снова подскакивает, встряхивается и становится на удивление чистым.

– Хорошо, – говорит Джейн, вытирая руки о влажную траву. – Попробую.

Она бережно зажимает «Винни-Пуха» между влажными пальцами и встает на ноги. Возможно, время, проведенное с Фиби, прояснит ситуацию.

Заглянув в яму Джаспера, Джейн замечает внутри что-то длинное, светлое и переливающееся.

– Было приятно пообщаться, мистер Вандерс, – говорит она. – Кстати, Джаспер, похоже, раскопал любопытный продолговатый белый камень.

Брови мистера Вандерса медленно поднимаются. Он смотрит на Киран, Джейн и Джаспера, которые пробираются к Дому через сад.

Киран ведет Джейн к маленькой двери в задней части дома. Они проходят сквозь темный коридор, затем через помещение, залитое мерцающим светом. Джейн никогда раньше не была здесь. Это крытый бассейн с золотой плиткой на полу и массивными стеклянными стенами, одна из которых представляет собой огромный аквариум. Мурена лимонно-зеленого цвета смотрит через стекло прямо на Джейн почти человеческим взглядом.

– Аквариум для акулы, – протягивает Киран скучным голосом, затем идет по краю бассейна к дверям в дальнем конце комнаты. – Задумка Шарлотты.

– Для акулы? – удивляется Джейн, затаив дыхание при виде проплывающей серой бычьей акулы. Эти акулы – хищники. Джейн снились кошмары, где одна из них съедает тетушку Магнолию. Акула доплывает до конца аквариума, затем разворачивается и движется в обратную сторону. Мурена все еще разглядывает Джейн, словно ужасного, обезумевшего клоуна, а ее соседка даже не подозревает о существовании девушки.

Джаспер подталкивает Джейн, призывая не стоять на месте. Она идет за Киран в полной уверенности, что мурена все еще смотрит ей вслед. Это существо напоминает ей женщину на фото в приемном зале: то же выражение глаз. Шарлотта. Джейн решает, что она больше не будет говорить или думать о Шарлотте. Все это действует угнетающе.

Киран огибает бассейн, подходит к двери в узкой стене и проводит Джейн через небольшую раздевалку, отделанную досками из тика – комнатка блестит отполированной древесиной. Тик – дерево не из дешевых. Джейн лишь однажды делала зонтик с тиковыми спицами. Конечно, может, Октавиан Трэш Первый украл его из монастыря в Бирме, тогда получается значительная экономия.

Другая дверь без всякого предупреждения приводит Джейн в библиотеку.

В западной части библиотеки Джейн сидит за карточным столом напротив своего партнера – загадочной Фиби Окада. Джаспер лежит, уткнувшись ей в ноги. Киран и Колин составляют другую пару, а Люси Сент-Джордж, свернувшись калачиком, расположилась в соседнем кресле. Джейн где-то потеряла нарцисс, его больше нет у нее за ухом.

– Я не могу здесь долго оставаться, – говорит она, потому что пообещала себе не появляться в библиотеке. Но переливы цветов неожиданно заглушают ее беспокойство. Когда Джейн вошла, синева, зелень и золото увлекли ее за собой. Это помещение похоже на подводный мир – разве может она чувствовать себя здесь некомфортно?

К удивлению Джейн, Фиби оказывается чутким учителем. Она предугадывает вопросы Джейн, а затем вразумительно и без всякого снобизма отвечает на них.

– Это довольно простая игра, если поймешь, что к чему. Здорово, – восклицает она, когда Джейн бьет туза пик червонной тройкой. – Ты схватываешь на лету.

Внезапно сквозь открытую дверь в другом конце комнаты вбегает малыш и тут же скрывается в раздевалке. Джейн не успевает разглядеть его, замечая только копну темных волос и быстрые крепкие ножки. Мужчина средних лет, довольно светлый для афроамериканца, бежит за ним, на секунду помедлив, чтобы глянуть через плечо на сидящих в библиотеке. Он и Фиби обмениваются многозначительным, таинственным взглядом. На смуглом мужчине поварской колпак и клетчатые брюки. Затем он исчезает.

– У вашего повара есть ребенок? – обращается Джейн к Киран.

– Да брось, – отвечает Фиби с раздражением. – Сосредоточься на игре.

– У кого? – спрашивает Киран. – У повара? У меня болит голова. У тебя тоже?

– Ваш повар, – говорит Джейн. – Тот мужчина в клетчатых штанах и шляпе повара.

– Кок иногда так одевается, – говорит Киран. – Хотя мне кажется, он делает это только смеха ради.

– Смеха ради? – переспрашивает Джейн. – Что ты имеешь в виду?

– Сама не знаю, – вздыхает Киран. – Какая разница? То же самое с его именем. Все зовут его Коком, и мы тоже. На самом деле его зовут Коркоран, но Кок – гораздо короче. Может, он и любит готовить, но сомневаюсь, что он когда-либо этим занимался. Одному Богу известно, чем он вечно занят. Играет на своем чертовом саксофоне. Ухаживает за родителями. Кок – сын мистера и миссис Вандерс. А готовит в основном Патрик. Все чем-то заняты, кроме меня.

Так удивительно слышать это от скучающих миллионеров – особенно касательно их собственных слуг, что Джейн на какое-то время погружается в молчание.

– Киран, – мягко говорит Колин, не отрывая глаз от карт. – Ты знаешь полдюжины языков, и у тебя такой острый политический ум, какого я не встречал ни у кого из знакомых. Ты найдешь работу, как только придет время. Не торопись.

В молчании Киран есть характерная черта. Джейн уже начинает ее узнавать – своего рода раздражение вместо благодарности. Как будто речь Колина полна угодливости и корысти.

Рядом, в кресле, Люси Сент-Джордж вздыхает над «Обителью радости».

– Я думала, что помню сюжет, – говорит она. – Оказывается, нет.

Джейн смотрит на Люси с тревогой. У Люси перевязана рука, явный перебор для какой-то занозы. Кожа вокруг ее глаз выглядит воспаленной: такую болезненность Джейн видит в собственном отражении после недосыпа.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она. – Сюжет значительно отличается?

– Все играют в бридж больше, чем мне помнится, – отвечает Люси. – Лили Барт сидит в кресле в библиотеке, читает книгу и наблюдает, как ее друзья играют в бридж без остановки, но я этого не помню. Разве она сама не играла в бридж? Разве это не привело ее к денежным убыткам? И разве она не вела всякие занимательные беседы с господами?

– Я тоже не помню, – признается Джейн. – Я просто помню, что особой радости там не было. Твоя рука в порядке?

– Ее клонит в сон, пока ее друзья играют в бридж, – продолжает Люси. – От этого я сама засыпаю.

Их собственная игра в бридж приостанавливается, потому что Киран вглядывается куда-то в пространство.

– Шарлотта выбрала интересный дизайн для потолка, – подмечает Киран.

– Я не хочу говорить о ней, – машинально произносит Джейн.

– Смотрится очень просто, правда? – продолжает Киран. – Дизайн потолка, придуманный Шарлоттой?

– Не произноси ее имя, – просит Джейн. – Она может услышать и проснуться.

– Что? О чем ты, Дженни? Взгляни на него!

Джейн поднимает глаза. Потолок разделен на две половины, окрашенные в белый цвет, которые сходятся посередине. Что-то вроде раскрытой книги. Половинки покрыты миниатюрными фресками, расположенными тонкими линиями по контуру каждой «страницы». Джейн не может разобрать, что именно там изображено. Что-то симметричное, легко складывающееся в слова. Но это не буквы алфавита, а скорее ряды прямоугольников и квадратов. Маленькие окна или двери, нарисованные на потолке? Книжные обложки?

Люси, задремавшая в своем кресле, начинает громко похрапывать. Звук пугает Джейн, как выстрел. Она снова делает глубокий вдох.

– Люси! – кричит она. – Просыпайся! У нас будет серьезный разговор.

– Что? – бурчит Люси сквозь сон. – Лили Барт спит.

– Ты не Лили Барт!

Побуждаемая невесть откуда взявшимся чувством необходимости, Джейн встает, крепко хватает ее за руку и начинает трясти, напугав Джаспера.

– Вставай.

– Я хочу больше узнать о Шарлотте и ее потолке, – сонно бормочет Люси.

– Нет, – отрезает Джейн. – Мы больше не будем говорить…

Джейн хочет закончить: «…об этом». Ее губы сложены так, чтобы выговорить «об этом», но каким-то образом она вдруг произносит «о Шарлотте» – имя мачехи Киран неуклюже зарождается в ее мыслях и с силой вырывается из уст.

– Шарлотте, – повторяет Джейн. Испугавшись, она пытается снова, но ее губам опять не удается принять ту форму, которую она хочет. Они подаются вперед.

– Шар… – выдыхает Джейн. – Шар…

– Шаарк! – восклицает Фиби, крепко сжимая карты и глядя на Джейн широко распахнутыми, испуганными глазами.

– «Акула» на хинди. Шаарк, – торжествующе повторяет Фиби. – Попробуй. Ты можешь превратить это имя в слово «шаарк».

Джейн вспоминает о серой бычьей акуле в аквариуме. Она воображает, что это существо произносит слово «шаарк», плавая туда-сюда.

– Шарлотта, – всхлипывая, выдавливает Джейн.

– Шаарк, – повторяет Фиби. – Попробуй еще раз!

Джейн мысленно обращается к чему-то более могущественному – мирной китовой акуле, вырезанной Айви по краю рабочего стола. Она вытягивает руку и представляет, что дотрагивается до нее.

Джейн под водой, касается нижней части брюха безобидной акулы. Акула скользит над ней и движется дальше. Вокруг тихо и спокойно, как на душе у Джейн.

– Шаарк. – Она чувствует, как напряжение постепенно уходит в темноту. – Шаарк!

Надо же, какое замечательное слово!

– Это было странно, – замечает Фиби. – Тебе не показалось?

– Что с вами, ребята? – вмешивается Колин, по очереди глядя на присутствующих. – С вами и правда что-то неладное. У вас какие-то не такие лица. И что случилось с собакой?

Джаспер ухватил зубами шнурки Джейн.

– Не знаю, – отвечает Джейн. – Но я хочу уйти.

– Вы все ведете себя забавно, – замечает Колин.

У Люси звонит мобильник.

– Мой телефон! – вскрикивает она, охлопывая себя по карманам, пока не находит заветную трубку.

– Привет! – кричит она. – Папа!.. Нет… Еще нет… Не волнуйся, он в безопасности! Он за…

– Люси! – перебивает Колин. – Никто не хочет слушать, как ты кричишь на дядю Бакли.

– Ничего страшного! – продолжает кричать Люси. – Я не скажу вам, где я храню его! И Колину тоже!

– Хорошо. – Колин вскакивает и стремительно уводит Люси, мягко, как ребенка, уговаривая ее быть потише.

– Что ж, – говорит Фиби. – Мы не можем играть без Колина, и мне нужно кое-что сделать. – Она встает очень осторожно, словно не уверена, что ее конечности станут слушаться. Затем проходит через комнату и исчезает.

Джейн осталась наедине с Киран. Та больше не смотрит на потолок, и Джейн это радует – никакого желания снова его разглядывать. Она пытается представить, что потолка вообще не существует, но это сложно – Джейн чувствует его над собой, он словно давит на нее. Он издает какие-то звуки, которые действуют на нервы, и девушка чувствует: стоит ей только поднять глаза, как они зазвучат еще более зловеще. Тетя Магнолия? Тетушка… Что?

– Киран, – говорит она. – Давай выбираться отсюда.

– Хорошо, – соглашается Киран, все еще держа в руках карты, но уже не глядя на них.

Люси оставила «Обитель радости» в своем кресле.

Быстро и импульсивно Джейн хватает книгу, несет к стеклянным дверям, ведущим на террасу, распахивает их и со всей силы швыряет как можно дальше. Когда она возвращается к Киран, та недоуменно смотрит на нее.

– Как странно, – говорит Киран. – Что ты имеешь против Люси?

– Ничего, – оправдывается Джейн. – Наоборот. Я пытаюсь помочь. Эта книга не так уж хороша.

– Ты чудна́я, – говорит Киран. – Ты знала об этом?

Собака тихонько скулит у ног Джейн.

– Да, – отвечает Джейн. – Я знаю. Пошли, ладно?

– Идем.

Она выбросила книгу Люси, но, не раздумывая ни секунды, снова берет «Винни-Пуха» и уносит к себе.

Айви заботливо положила зонтик на рабочий стол. Джейн входит в комнату. «Блестящая Люси» ловит блики света, которые словно оживляют ее.

Зонтик будто манит ее к себе. Что-то напевает. Джейн чувствует этот напев. Она подходит и прижимает ладонь к изображению «Блестящей Люси». Мелодия возносит ее руку вверх. Клей уже высох, но когда Джейн смотрит на свою ладонь, то видит на коже маленькие частицы, похожие на драгоценные камни.

Она берет зонтик за ручку и несет к дивану, где только сегодня утром спал Рави. Джейн усаживается под зонтиком и открывает книгу. Джаспер начинает скулить, она поднимает его к себе на диван. Пес прижимается к ее ноге, продолжая поскуливать.

На этот раз Джейн открывает главу, в которой Иа теряет хвост, а Пух находит. Серый ослик Иа потерял хвост в лесу. Пух идет к Сове, чтобы спросить, что делать. Как обычно, Сова не говорит ничего полезного, а лишь бахвалится, но внимание Пуха привлекает ее новый колокольчик.

– Ах это? Я нашла его в лесу, – оправдывается Сова.

Пух понимает, что новый колокольчик Совы и есть хвост Иа.

Джейн вспоминает: они читали с тетушкой Магнолией, как Винни победоносно возвращает хвост Иа, Кристофер Робин со всей чуткостью прикрепляет его на место и ослик счастлив. Конец истории.

В рассказе, который читает Джейн, Сова отрывает нос Пуха и подвешивает вместо дверного звонка. Затем берет уши Кролика и делает из них занавески на окна. Потом вешает на стену голову Пятачка вместо часов, хотя он жутко напуган, все время плачет и хочет, чтобы ему вернули его туловище. Эта история завораживает Джейн. Джаспер пытается взобраться к ней на колени и выбить книгу из рук или вытолкнуть из-под нее зонт. Пес крутится, словно создавая воронку, и, когда он пытается схватить руку Джейн зубами, она грозно на него кричит:

– Джаспер! Если ты еще раз меня укусишь, я запру тебя в чулане!

Джаспер продолжает держать ее руку в зубах, но не кусает. Он смотрит на нее укоризненно. Затем, с выражением глубокой обиды, уходит в спальню и забивается в угол, где можно скулить в полном одиночестве.

Что-то начинает терзать Джейн. Ей становится стыдно за свою грубость. Она поднимается и чуть не теряет равновесие. Джейн слышит, как скулит собака. Боже мой, как же хочется спать.

Ей, по-прежнему с книгой в руках, удается добраться до постели. Бледно-красные лоскутки краски отслаиваются от стены за изголовьем, обнажившаяся стена пурпурная и кажется израненной.

– Отвратительно, – говорит Джейн. Джаспер выходит из своего угла и танцует вокруг ее ног, требуя, чтобы его подняли. Она тянется вниз, хватает собаку и укладывает на одеяла.

– Прости, что сказала про чулан, пушистик, – извиняется она.

Затем опускает голову на подушку и засыпает.

Ей снится Дом с глубокой раной, как у циркача, который проглотил меч и проколол себе живот. Рана ведет в другой мир. Всякий раз, когда кто-либо проходит туда, растягивая и разрывая края, Дом истошно кричит.

Эти крики будят ее. Джейн, застрявшая между сном и явью, не может разобрать слов. Она вспотела, ее бьет озноб. Джейн случайно пинает Джаспера – он лежит в ее ногах под одеялом. Пес начинает рычать и подползает поближе к ней.

– Джаспер, – шепчет она в момент прояснения. – Мне не нравится этот Дом.

Что ж. Она проснулась. Часы показывают 5:08, но она не видит смысла пытаться уснуть снова. Перспектива дрожать в постели до рассвета совсем ее не прельщает, тем более что Дом, кажется, над ней издевается. Кто-то где-то хохочет – кажется, прямо внутри стен. Ей нужно кое-что сделать.

– Я ненавижу этот Дом, – жестко произносит Джейн.

Проклятая тетушка Магнолия, взявшая с нее обещание приехать в этот дом. Зачем ей это нужно было? Джейн недоумевает. Черт бы побрал тетушку Магнолию с ее непринужденной отвагой. Ничто ее не пугало. Ни серые бычьи акулы, ни ядовитые кальмары, ни гигантские моллюски. Ни толща давящего на нее океана, ни цепенеющий холод. Черт бы побрал тетушку Магнолию за то, что вышла в холод, не испугавшись неизвестности. Кто в здравом уме отправится в Антарктиду? Джейн барахтается в постели в поисках колючей шерстяной шапки тетушки Магнолии, находит ее и натягивает на лицо, пытается держать себя в руках, лишь бы не расплакаться. Ее колено касается кошмарной книги. Она отталкивает ее к краю кровати, та падает на пол.

После нескольких вдохов и выдохов в стиле медузы Джейн натягивает заветную шапку на голову.

– Джаспер? Пойдем гулять?

Джейн выходит в холодный коридор, в толстовке поверх пижамы «Доктор Кто», довольная своими тапочками и шапкой тети Магнолии. Она дергает длинные кисточки на шапке – это ее успокаивает. Для верности она потуже затягивает капюшон. Крошечные огоньки на стенах освещают картины, вспыхивая и затухая по мере ее продвижения, отбрасывая причудливые суетливые тени. Разумеется, она забывает про Капитана Полярные Штаны и едва не сворачивает себе шею.

Когда уже прекратятся эти шуршащие звуки! Тут Джейн решает, что по ним можно определить источник шума. Ей кажется, что этот источник – она сама.

Джаспер бросает на девушку беспокойные, измученные взгляды, но Джейн этого не замечает. Ноги несут ее на второй этаж, затем вокруг атриума и через вход, ведущий прямо на второй этаж библиотеки.

Джейн вздрагивает, услышав внизу тихие голоса Октавиана и Рави. Они разговаривают прямо под балконом, где стоит Джейн, поэтому их не видно, но по их голосам ясно, что на этот раз они не спорят. Она чувствует запах трубки Октавиана. Джейн пытается распознать этот странный, скрипучий звук и наконец понимает, что это проигрыватель остановился и ждет, пока его переключат.

– Думаю, книги меняют цвета, пока я не вижу, – говорит Октавиан.

– А я думаю, что тебе нужно выходить во двор хотя бы раз в день и гулять на солнце, дышать свежим воздухом, – с деланой бодростью говорит Рави, но, как показалось Джейн, в его голосе слышится тоска. – Помнишь, как ты путешествовал, папа? Ты любил путешествовать.

– Я попрошу Айви фотографировать книги каждый час, – продолжает Октавиан. – Я докажу тебе. Вот увидишь. Формы на потолке тоже меняются.

– Да, хорошо, – не спорит Рави. – Никогда не думал, что скажу что-то подобное, но сейчас мне кажется, что мама – единственный член семьи с чувством реальности.

– Может, послушаем еще раз?

– Ты хочешь меня уничтожить?

– Я пытаюсь вернуть Шарлотту, – упрямо повторяет Октавиан.

– Объясни мне, как ты сможешь вернуть ее с помощью любимой музыки?

– Я не могу это объяснить, – говорит Октавиан. – Разве ты никогда не чувствовал что-то такое нутром?

– Мое нутро пробуждает только Дженни, подруга Киран.

– Это совсем не то, – отрезает Октавиан. – И не будь грубым, сынок.

– Господи, отец, – вздыхает Рави. – Ты всегда был набожным козлом.

– Следи за языком!

– Кхе-кхе. Набожным.

Раздражающие звуки прекратились. Спустя мгновение Джейн слышит гитарное вступление к песне «Битлз» «You’ve Got to Hide Your Love Away».

Неожиданно рядом появляется Фиби Окада.

Джейн охватывает паника. В течение тридцати секунд она держится за перила и пытается перевести дух.

– Я тебя напугала? – шепчет Фиби. – Прости.

Без макияжа она выглядит уставшей, беззащитной и довольно милой. На ней плотно запахнутый шелковый халат. Она стоит босиком, ногти на ногах покрыты бирюзовым лаком – ей идет.

– Что ты здесь делаешь? – шепчет Джейн в ответ.

– Я услышала музыку.

– Музыку Шарлотты? Ты услышала музыку Шарлотты из своей комнаты?

– Музыка Шарлотты, – повторяет Фиби. – Я шла и услышала музыку. Плохо сплю, когда мужа нет рядом. Переживаю за него.

Джейн вспоминает, что однажды ночью, давным-давно… – нет! это было вчера, просто удивительно, – Джейн видела, как Фиби и ее муж, доктор Филипп, куда-то крались. С ними был Патрик. В руках Филиппа сверкал пистолет. А потом супруг Фиби ушел.

– Почему ты переживаешь? – интересуется Джейн. – Работа твоего мужа настольно опасна?

– Я расшифровываю коды, – говорит Фиби. – Для Британии. Криптография – моя специализация. Я немного гений. Боже, храни королеву.

Джейн кажется, что она не спрашивала Фиби о ее профессии, уровне интеллекта или королеве, но теперь она в этом уже не уверена. После «You’ve Got to Hide Your Love Away» Октавиан переключает запись. Играет «I’m Looking Through You», затем «Norwegian Wood». Потом он что-то бормочет о Шарлотте и Эбби Роуд. Джейн слышит вступление «Come Together».

Джейн плотнее натягивает шапку.

– Вроде я собиралась идти спать, но точно не помню, – шепчет она Фиби.

Кажется, Фиби тоже задумалась.

– Мы с мужем британцы, но помогаем пропавшим детям. Помнишь? Маленький ребенок с Коком? – Она растерялась. – Имею в виду… нет. Не важно.

– О чем ты?

Фиби не успевает ответить – Октавиан снова начинает говорить. Из-за музыки его голос кажется резким и хриплым.

– Перед исчезновением Шарлотта читала «Франкенштейна», – рассказывает Октавиан. – Я храню его здесь, вместе с ее закладкой.

– Знаю.

– Я перечитал дневники Шарлотты от и до. Не могу понять, куда она ушла.

– Я знаю, папа, – мягко прерывает его Рави. – Ты уже говорил.

– Шарлотта писала, что дом, состоящий из разнородных частей, – микрокосм. Как думаешь, жизнь на острове, в этом большом старом доме, заставляла Шарлотту грустить?

– Не знаю, папа. Может, поговорим о Киран? Она здесь. Нам нужно помочь ей, она кажется подавленной. Я переживаю за нее.

– Я бы никогда не удерживал Шарлотту, если бы она хотела путешествовать, – продолжает Октавиан. – Мы могли бы отправиться куда угодно.

Их голоса снова смолкают. Играет музыка.

Джейн думает о Доме как о микрокосме. Мысленно она рассматривает его со всех сторон, пытаясь понять, что он ей напоминает. На то, чтобы вспомнить, уходит очень много времени.

– Моя тетя говорила, – шепчет она Фиби, – что мое тело было микрокосмом моря.

– Мой массажист всегда говорит, – шепчет Фиби, – что мое тело – микрокосмос вселенной.

– Или мультивселенная. – Шепот неожиданно появившейся сзади Люси Сент-Джордж заставляет Джейн подпрыгнуть. – Извини. Напугала? Я гуляла рядом. А когда вошла, услышала музыку.

– Музыку Шарлотты. Шарлотта. Ах, черт, – шепчет Джейн, остервенело растирая уши, потому что это происходит снова – необъяснимое желание произносить ее имя. Люси Сент-Джордж одета во все черное – от черной трикотажной шляпы до черных туфель, – и от нее веет холодом. Она выглядит непроницаемой и безжизненной, словно заряженная пуля; Джейн это чувствует. Джейн изучает Люси, пытаясь сосредоточиться на ней, а не на удушающих цветах библиотеки и Шарлотте. Из слов Люси ясно, что она только что вошла. Люси менее сбивчива и запутанна, чем она, потому что была снаружи, на свежем воздухе.

– Что означает «мультивселенная»? – спрашивает Джейн.

– О, – шепчет Люси, снимая шляпу. Ее гладкие волосы падают на плечи. – Это теория, о которой любит говорить Рави. Знаешь, его мама – физик-теоретик. Его настоящая мама, не Шарлотта.

– Шарлотта, – шепчет Фиби.

– Да, – вторит ей Люси. – Шарлотта.

– Мультивселенная? – говорит Джейн, чтобы не сказать: «Шарлотта». Опять болит голова.

– Концепция мультивселенной, – шепчет Люси, – происходит из теории, что каждый раз, когда что-то происходит, все остальное, что могло произойти в этот момент, все равно происходит, тем самым порождая новые и новые вселенные. Таким образом, существует несколько версий нас, проживающих разные жизни в разных вселенных, проживая каждый выбор, который мы могли бы сделать. Есть жизни, которые нам бы не понравились, а некоторые из них мы едва бы узнали.

Джейн это что-то напоминает, но она не может понять, что именно. Беседы о различных реальностях и версиях жизни. Все это говорили Киран и Рави. Тогда это не имело смысла, а сейчас приводит в замешательство. Джейн чувствует, что ее собственный запутанный и напряженный разум может быть микрокосмом мультивселенной. Потолок начинает давить.

– Боже, я ощущаю все вокруг, – шепчет Фиби. – Как будто я заполонила пространство.

– Ага, – участливо протягивает Джейн.

– Умираю, как хочу поговорить с мистером Вандерсом, – говорит Фиби. – Он мог бы помочь.

– Я разговаривала с ним сегодня, – вспоминает Джейн. – Он говорит: чем лучше мы осознаем отсутствие целостности, тем лучше становимся.

– В стиле мистера Вандерса, – задумчиво произносит Фиби.

– Но это другое, правда? – говорит Джейн. – Странное чувство. Тебе не кажется, что оно возникает извне? Словно из стен и потолка?

Люси Сент-Джордж наматывает и разматывает повязку на руке.

– Знаешь, – шепчет она, – такое чувство, будто Дом меня не любит.

– Гм, – протягивает Фиби. – А у тебя нет чувства, что Дом наблюдает за всеми нашими действиями?

Люси делает паузу.

– Если это правда, – тихо говорит она, – то у меня проблемы.

– Почему? – удивляется Фиби. – Ты сделала что-то, что может ему не понравиться?

Люси не отвечает, продолжая разматывать повязку. Похоже, список композиций Октавиана подошел к концу, потому что следующая песня, которую слышит Джейн, – опять «You’ve Got to Hide Your Love Away».

– Послушай, отец, – умоляет Рави. – Я знаю, ты ее любишь, и понимаю, как ужасно то, что она пропала. Я все прекрасно понимаю, и мне очень жаль. Но мне уже надоело об этом говорить. Я хочу поговорить о том, как достучаться до Киран. Может, найти ей работу, которая могла бы ей понравиться?

– Как насчет собственных проблем, сынок? – говорит Октавиан. – Почему ты сейчас не в постели со своей предполагаемой девушкой?

Рави вздыхает:

– Люси снова со мной рассталась. К тому же, если я буду спать ночью, когда мне видеться с отцом? Знаешь, я беспокоюсь и о тебе тоже. Как бы мне хотелось, чтобы ты оделся и вышел на улицу прогуляться. Может, выйдем вместе?

– Ты хороший мальчик, Рави, – отвечает Октавиан. – Ты никогда не показываешь своих проблем. Мне жаль тебя и Люси.

– Ничего, – мрачно сказал Рави. – Я еще слишком молод, чтобы завязывать серьезные отношения.

– Вы разузнали что-нибудь о пропавшем Бранкузи?

– Нет, Ванни только все усугубляет, – говорит Рави. – Только и слышно: «Праздник то, Праздник се…» Я даже не уверен, что полиция в курсе.

– Тогда сообщи сам, – говорит Октавиан, – утром. Это твой дом, твой и Киран.

– Это твой дом, отец.

– Будет твоим, когда меня не станет.

Рани тяжело вздыхает:

– Вы, депрессивные, все время все драматизируете. Это утомительно. Пойдем прогуляемся.

Люси смотрит на свою освободившуюся от повязки руку. У Джейн встает ком в горле. На месте занозы (или что там у нее было?) появился синяк и гнойная рана, все это – зелено-желто-серое и необычной формы. При тусклом свете это напоминает Джейн что-то знакомое – человека, сидящего на подобии раскладной кровати. Тонкие вены выделяются на фоне человека, подобно решеткам тюремной камеры. У него странные волосы багрового цвета, большие ботинки и свежая капля крови у носа.

Люси поворачивается к Джейн. Ее лицо полно печали. Она подпевает песне, которая играет внизу: «Gather round, all you clowns».

Джейн возвращается к себе в поисках зонтика Люси.

Брезжит рассвет. Джейн проходит мимо кровати и слышит шелест лежащего на полу «Винни-Пуха». Краска на стене спальни продолжает осыпаться, обнажая красные, как будто влажные пятна. Она заходит в гостиную и останавливается в ее центре, рассматривая зонтик Люси на диване.

Купол зонта скрыт от Джейн, поэтому она не может видеть Люси, сидящую за решеткой. Зонтик манит Джейн. Она чувствует его притяжение. Зонтик хочет, чтобы она взяла его и оценила, с каким мастерством он сделан. Ее озадачивает это: ведь зонтик – ее рук дело, разве нет? Джейн создала зонтик таким, какой он есть. Этот зонт – часть ее самой. Джейн задается вопросом: если она восхищается им, значит восхищается собой? Может быть, это ее отражение? Увидит ли она в нем себя, если как следует присмотрится?

Когда Джейн приближается к зонтику, Джаспер скулит и преграждает ей путь.

– Джаспер, – напускает она строгости в голос. – Не забывай, что я говорила про чулан.

Джаспер отходит.

Джейн раскрывает зонт и смотрит на свое творение. Оно прекрасно. Оно совершенно. Похоже, Люси совершила что-то плохое, – задумывается Джейн.

Ее одолевают сомнения. Плохо так думать. Ей ведь нравится Люси. Чтобы защитить Люси, Джейн выбросила прочь странную книгу, от которой ее клонило в сон, как Лили Барт. Еще Джейн нравится Джаспер, она любит этого бассета и сейчас смотрит на бедного малого – напуганного, опечаленного, но все так же преданно заглядывающего ей в глаза.

– Джаспер, – восклицает она, – хочешь, пойдем и вместе отнесем этот зонтик Люси?

Откуда-то Джейн знает, что Люси обитает в западном коридоре второго этажа. К ее удивлению, возле комнаты Люси висит увеличенная фотография, снятая тетей Магнолией.

Снимок сразу же пробуждает Джейн ото сна. Она не только удивилась, но и почувствовала мгновенную гордость за то, что работа тети Магнолии находится вместе с другими шедеврами на стенах этого дома. Маленькая желтая рыбка выглядывает из открытой пасти огромной серой рыбы. Тетя Магнолия сделала этот снимок в Японии. Фотография тетушки Магнолии кажется нереальной, своим существованием она обязана безграничному тетушкиному терпению и счастливому случаю. С камерой под водой она ждала чего-то удивительного. И дождалась.

Джейн, делая медленные и глубокие вдохи, напоминающие движение медузы, отходит к противоположной стене, чтобы лучше рассмотреть изображение. Кто-то неудачно поместил фотографию в рамку, или же под снимком тетушки Магнолии имеется еще несколько изображений. Джейн замечает прямоугольный контур. Нужно сказать об этом миссис Вандерс: так фотография может помяться.

Внезапно Джейн слышит чьи-то голоса за стеной. Она прикладывает ухо и узнает приглушенные голоса: это кузены, Люси Сент-Джордж и Колин Мак. Рыбы, маленькая желтая и большая серая, наблюдают, как Джейн шпионит.

– Это как раз то, что мог сделать именно ты, – говорит Люси.

– Но не сделал, – уверяет Колин.

– Тогда почему первое, что произнес отец, узнав о краже, было твое имя?

– Потому что вы оба дураки.

– О, тут ты прав, – продолжает Люси. – Отец, может, и не дурак, но я-то – полнейшая дура! Меня уже достало то, как безжалостно ты выполняешь мою работу. Теперь все кончено.

– Кончено? Что ты собираешься делать?

– Увидишь.

– О, брось, Люси.

– Да-да, увидишь!

– Когда ты поймешь, что я взял эту проклятую рыбу, твой маленький бунт будет того стоить?

– О, – смеется Люси. – Дорогой Колин. Этот бунт будет стоить больше, чем ты можешь себе представить.

– И еще Вермеер, – говорит Колин. – Что тебя связывает с Вермеером?

– Ничего из того, что тебя касается.

– Мм, – протягивает Колин. – Ты блефуешь. Ты не пойдешь против семьи.

– Проваливай из моей комнаты. Води за нос свою подружку, а не меня.

– Ха. Мои отношения с этой глупой потаскухой ничем не отличаются от твоих с Рави. Мы и здесь похожи.

– Отвали, Колин, – внезапно раздражается Люси. – Держись от меня подальше.

– Я тоже тебя люблю, святоша.

Дверь открывается и закрывается. Колин выходит в коридор и видит Джейн, которая в сопровождении полоумной собаки пялится на фотографию.

– О! Привет, – встревоженно произносит он, пытаясь держаться естественно. – Почему ты прячешься в коридоре?

– Я починила зонтик Люси, – отвечает Джейн.

– Круто! – Колин уставился на зонт. – Уверен, моя дорогая кузина будет в восторге.

Он уходит.

Через мгновение в коридоре появляется Люси Сент-Джордж, опешившая при виде Джейн. Она держит забинтованную руку на боку. Люси бросает тревожный взгляд на фотографию тетушки Магнолии, затем снова на Джейн.

– Это всего лишь я, – успокаивает ее Джейн. – И Джаспер. Извини, что напугала. Я принесла твой зонт.

Она протягивает его Люси, словно скромное подаяние.

Люси видит блестящий рисунок. На ее лице появилось восхищение, которое вскоре сменилось ужасом.

– Ты сделала это сейчас? – спрашивает она.

– Вчера.

– Не может быть!

– Согласна, – говорит Джейн. – Но для тебя. Можешь забирать.

– Да. Хорошо.

Люси говорит странным, смиренным голосом. Она протягивает обе руки и бережно принимает зонт. Затем идет по коридору, держа его крепко, но не прижимая к себе.

Она попадет туда. Джейн уверена, что Люси обязательно попадет внутрь и воссоединится со своим изображением, окунется в эту историю и станет душой зонта. Шарлотта отомстит Люси. Какая-то часть Джейн уверена в этом, и с нездоровым любопытством она задумывается, как это будет выглядеть. На самом деле это не имеет значения. Как может человек попасть в вымысел?

Когда человек отдает кого-нибудь на растерзание Шарлотте, как это только что сделала Джейн, это сближает его с Шарлоттой. Джейн чувствует. Вероятно, поэтому, вернувшись к себе, она психует и запирает в чулане вечно скулящую собаку.

Весь день потоки людей перемещаются по дому, готовясь к празднику. Уборщики, декораторы, постановщики, музыканты. Время от времени Джейн замечает вдалеке то Айви, то Патрика, то кого-нибудь из Вандерсов. Джейн уверена, что они готовятся к Празднику.

В какой-то момент она спускается в приемный зал, пробирается через людей и берет фотографию Шарлотты. Шарлотта кажется больше, чем раньше; на остальных людей падает тень. Ее лицо торжествует: Джейн понимает – это из-за Люси. Оно страдает от голода: Джейн знает – это из-за всех, из-за каждого.

Теплая волна мгновенно проходит по всему телу Джейн. Даже не оглядываясь, она понимает: это Айви. Еще она знает, что Шарлотте это не нравится. Шарлотта хочет, чтобы Джейн солгала Айви и та ушла.

– Дженни? С тобой все хорошо? – спрашивает Айви. – У тебя такое странное выражение лица.

– Я в порядке. – Джейн поворачивается к Айви, которая держит ее за татуированную руку. Легкая и цветная одежда, темные волосы и голубые глаза, жасмин и хлор – Джейн чувствует прояснение. Она обнимает Айви всем телом, ошарашенная Айви обнимает ее в ответ.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – шепчет Айви ей на ухо.

– Да, – отвечает Джейн. Ей хорошо в этих объятиях.

Айви высвобождается, оправдываясь, что ее зовет миссис Вандерс, но она переживает за Дженни и обязательно вернется, как только сможет, хорошо?

– Хорошо.

Джейн наблюдает, как Айви исчезает в толпе. С уходом Айви ее окутывает чувство пустоты. Для Джейн она – волшебница, колдунья и священник в одном лице. Но Айви ушла.

Джейн находит комнату с бассейном и садится в шезлонг напротив аквариума с акулой, вдыхая запах хлора.

Наконец к ней присоединяется Киран, а затем и Фиби. Втроем они сидят довольно долго. Воздух здесь теплый и влажный. Им не о чем говорить. Они знают, что их впечатление от Праздника весны значительно отличается от того, которое сложилось у остальных присутствующих в Доме, поэтому им неинтересно. Акула размеренно плавает туда-сюда, это завораживает. У них на глазах она что-то съедает, и Джейн задумывается о мечущейся яркой рыбке. Какова ее цель? Быть съеденной? Устрашающая неоновая мурена искоса смотрит на Джейн, вытянувшись на дне аквариума, почти не шевелясь. Джейн знает, что Шарлотта может вселяться в любую часть Дома. Возможно, сейчас она смотрит глазами этого существа. Мурена ухмыляется, слегка ударяя хвостом.

Закрытая книга лежит на коленях Джейн, удовлетворенно мурлыча.

– Я переживаю за Октавиана, – говорит Киран.

– Почему? – спрашивает Джейн.

– Он такой странный, такой подавленный… Я говорила, что ему нужно показаться врачу. Похоже, и психолог не помешал бы.

– Пусть пообщается с мистером Вандерсом, – советует Фиби. – Мистер Вандерс может ему помочь.

– Мистер Вандерс? – удивляется Киран.

Фиби выпрямляется в своем шезлонге, ее лицо растерянно.

– Погоди, – говорит она. – Черт. Мне нужно идти.

Она сползает на золотые плитки, встает и выбегает из комнаты.

Джейн и Киран остаются вдвоем в полной тишине.

Спустя некоторое время в комнату просовывается голова Рави.

– Вот вы где! – говорит он. – Милая, ты вообще смотришь на время?

Киран оборачивается:

– Что?

– Праздник начался, – объявляет Рави. – Тебе нужно подготовиться, близняшка! – Рави встает перед шезлонгом Киран, затем присаживается, обеспокоенно уставившись на нее. Он одет во все черное. Его движения стремительны, как всегда. Пряди волос блестят. Джейн это умиляет.

– Ты в порядке? – говорит Рави. – Люди спрашивают о тебе.

– Я беспокоюсь об Октавиане, – отвечает Киран.

– Так поделись со мной. Пойдем поднимемся вместе. Ты уже выбрала, что наденешь? Подожди, скоро увидишь горячих парней из ФБР.

– Парней из ФБР? – удивляется Киран, в то время как брат вытягивает ее из шезлонга.

– Специальные агенты ФБР, – уточняет Рави. – Они вооружены. Я пригласил всех копов на вечеринку, чтобы расследовать кражу Бранкузи. Ванни в ярости, и ты должна помочь мне развлекать гостей, чтобы никто не заметил, что на вечеринке полно полицейских.

– Ладно, – с сомнением говорит Киран.

Рави продолжает болтать, выталкивая Киран из комнаты.

– Ты какая-то странная, – говорит он. – Как полусонная. Сначала выйдем из дому и посмотрим на море.

– Выйдем? – удивленно переспрашивает Киран.

– Там холодно и дождь, – предупреждает Рави. – Тебе это явно не понравится, зато взбодрит.

Он что, всегда пытается вытащить подавленных людей на прогулку? Джейн уверена, что Рави думает в последнюю очередь о Шарлотте. Просто жизнь бьет из него ключом, чего не скажешь обо всех остальных. Возможно, Джейн только что упустила еще один шанс. К сожалению, Рави выбрал свою близняшку.

Джейн остается одна, устремив взгляд на лимонно-зеленую мурену. Она хочет в свой подводный мир, где сможет почувствовать себя ближе к тетушке Магнолии. Наконец она встает, идет к западному концу комнаты и заходит в раздевалку, ведущую в библиотеку.

Кто-то, скорее всего Октавиан, установил новые веревочные ограждения с предупреждающими надписями у каждого входа в библиотеку. Звуки праздника, радости и смеха, музыкальные и звонкие, не доходят сюда. В тускло освещенной библиотеке, залитой мягкими цветами, пусто. От нее исходит мощная энергия. Джейн перешагивает веревку.

В библиотеке стоят несколько бархатных кресел, несколько стульев с твердыми спинками вокруг карточного стола, но самое удобное место, с которого Джейн может лучше всего рассмотреть потолок, – диван Октавиана. Смятые одеяла пропахли дымом курительных трубок. Джейн расправляет постель и ложится. Потолок кажется ближе, чем раньше, и она может лучше разглядеть рисунок, проходящий через его «листы». Клетки для птиц? Некоторые из них напоминают птичьи клетки. Джейн видит запертого Гензеля, которого кормит ведьма. Нана, собака из «Питера Пэна», в своей конуре. Крыса в клетке, прикрепленной на лице мужчины: «1984», Оруэлл. Джульетта, просыпающаяся на каменном ложе, за прутьями усыпальницы. Человек, замуровавший другого человека заживо: рассказ Эдгара Алана По. Дикая женщина за решетчатым окном на чердаке: «Джейн Эйр».

Есть и сцены без клеток. Например, Кристофер Робин, Винни-Пух, Пятачок, Иа, Кенга и Крошка Ру, идущие вереницей.

Джейн открывает книгу.

Это глава, в которой Кристофер Робин организует «искпедицию» к Северному полюсу. Джейн вспоминает, как читала ее с тетушкой Магнолией. Это была одна из любимых тетушкиных глав, поскольку она сама обожала подобные путешествия. В ней герои отправляются на поиски Северного полюса. По дороге Крошка Ру падает в реку, а Пух находит длинное бревно, направляет его против течения и спасает малыша. После этого Кристофер Робин задумчиво размышляет о полюсе Пуха.

– Экспедиция окончена, – торжественно заявляет он Пуху. – Ты нашел Северный полюс!

Но Джейн знает, что сейчас будет история Шарлотты.

Группа, выстроившись в колонну, отправляется в путь. Впереди идут Кристофер Робин и Кролик, следом Пятачок и Пух, за ними Кенга с Крошкой Ру в сумке и Сова, после плетется ослик Иа, а в самом конце длиной вереницей – родственники и друзья Кролика. Позади них кто-то еще.

– Я не собирался участвовать в этой «искпедиции», – говорит Иа. – Я всего лишь хотел помочь. У меня замерзает хвост. Я не жалуюсь, но это так. Мой хвост замерз.

У Кролика мерзнут уши. У Винни-Пуха мерзнет брюхо. Пятачок начинает визжать оттого, что холод обжигает его ножки и рыльце.

– Холод способен обжигать, – говорит человек в конце шеренги. – Но не волнуйтесь.

– Почему бы нам не волноваться? – спрашивает Пятачок.

– После этого, – говорит человек в конце шеренги, – вас начнет трясти. Затем вы перестанете дрожать, начнете ощущать тепло, вас будет клонить в сон, а потом почувствуете себя легко.

– Откуда тебе это известно? – Пятачок начинает дрожать.

– То же самое случилось с моей тетушкой Магнолией, – говорит человек в конце шеренги.

– Тетя Магнолия вернулась и рассказала вам об этом? – спрашивает Пятачок, которого начинает трясти еще больше.

– Не совсем, – отвечает Джейн.

– Тогда откуда ты об этом знаешь? – устало спрашивает Пятачок.

– Это называется гипотермией, – объясняет Джейн. – Это случается со всеми, кто отправляется на Северный полюс без специального снаряжения.

– Тетушка Магнолия поступила так же?

– Нет, – говорит Джейн. – Она отправилась на Южный полюс, взяв все необходимое. Разве не славно сделать подобное, но при этом наоборот? Точно так же, как тетя Магнолия, но по-другому.

– Но почему произошло переохлаждение, если у нее было все необходимое, – удивляется Пятачок.

– Она попала в снежную бурю.

Непрерывно падает снег. Поднимается ветер, снег начинает валить еще интенсивнее. Снега уже очень много, он словно цветки вишни – хрупкие, нежные и ароматные, но, когда к ним прикасаешься, они колются, как булавки.

– Ой! – вскрикивает Пятачок. – Ой-ой-ой! Как больно!

– Держись, Пятачок, – подбадривает Джейн, пока жалящие снежинки падают на ее ступни, лодыжки и голени. Ее татуировка начинает гореть, пламя в форме медузы обжигает руку.

– Именно так и должно происходить, – говорит Джейн, начиная беспокоиться. – Скоро мы почувствуем тепло, потом сонливость – и наступит блаженство.

Снежные хлопья находят щели в одежде Джейн и вонзаются в кожу, обжигая, как кислота. Это происходит молниеносно. Кристофер Робин кричит. «Как странно», – думает Джейн, наблюдая за его корчами. На нем совсем нет кожи. Снег разъел кожу на его лице, на руках, на ногах выше ботинок. Он весь красный и израненный, словно вывернут наизнанку. Это напоминает одну из тех жутких сцен фильма, во время которых мы отворачиваемся от экрана, чтобы отгородиться от ужаса происходящего. Именно так выглядят тела под кожей. Пух кричит. Пятачок кричит. Кролик кричит.

Джейн тоже кричит, но при этом не издает никаких звуков. Она лежит на диване в библиотеке. На ее коленях раскрыта книга про Винни-Пуха, спина изогнута, губы растянуты в безмолвном крике. Джейн борется с Октавианом, который незаметно вошел и обнаружил ее здесь. На нем халат. Она извивается так, словно с нее содрали кожу. Внешне это не заметно, но чувствует она себя именно так, и Октавиан это понимает.

– Она приняла тебя, – говорит Октавиан. – Почему она выбрала тебя, а не меня?

Благодаря Шарлотте Джейн знает почему. Теперь между ними нет границ.

Шарлотта приняла Джейн потому, что именно она первой пришла в эту комнату в тот вечер, когда Шарлотта была полна энергии, как никогда прежде. Шарлотта могущественна, потому что не только Октавиан, но и Джейн, и Люси, и Фиби, и Киран подпитывают ее тем, что говорят о ней, произносят ее имя, сидят в ее библиотеке. Джейн оказалась здесь первой, потому что Октавиан спал. Она попала сюда, потому что закрыла Джаспера в чулане. Она здесь, пока Фиби пытается взять себя в руки и заниматься своей работой, а Киран старается прийти в себя и выйти на вечеринку. А еще именно Джейн отправила Люси на корм Шарлотте.

Как только Джейн впервые ступила на порог библиотеки, она открыла Шарлотте множество возможностей. Осиротевшая часть, ищущая свое место. Раны Джейн стали для Шарлотты дверьми, ее способами проявиться.

Джейн заинтересовалась библиотекой, потому что Киран и Люси описывали ее как подводное царство тетушки Магнолии. Разговор о библиотеке зашел, потому что перед этим они говорили о Шарлотте. И это произошло потому, что в то мгновение, когда Джейн могла пойти за миссис Вандерс, за девочкой, за Рави или за Джаспером, она предпочла Киран.

Кстати, самой Киран это не помогло. Ей предстоит худшая ночь в жизни. И связано это не с тем, что случилось с Джейн (хотя и это причинит ей боль), а с происходящим где-то на другой стороне острова.

Киран, в отличие от Джейн, еще не знает об этом. В настоящий момент она слоняется по бальному залу, развлекая гостей, пока Рави совершает прогулку к секретной бухте в компании двух агентов ФБР. Там с ними случается странное происшествие с участием Айви, Патрика, Кока и пропавших детей Панзавекки. Помните нашумевшую историю пропавших детей Панзавекки? Спецагенты ФБР, само собой, вооружены, но оружие есть и у Патрика, Айви и Кока. На улице темно, а когда вооруженные люди что-то путают, происходят ужасные вещи. Вместо того чтобы защищать детей, Патрик выходит на линию огня во время перестрелки.

Если бы все пошло иначе, Джейн, или Киран, или они обе были бы там и смогли бы предотвратить беду. Вместо этого Киран получает ужасное известие, а Айви стоит на коленях, дрожа над истекающим кровью братом на берегу секретной бухты. Это худшая ночь и в жизни Айви тоже.

Но вернемся в библиотеку.

Раньше Джейн было интересно, как именно Люси сольется с зонтиком.

Теперь она знает. Не только как это выглядит, но и какие ощущения испытываешь при этом.

Да?

Это похоже на… пустоту. Ничто. Это похоже на Джейн: яркую, живую, боевую, прекрасную Джейн, которая в одиночестве мучается от боли. Такую боль может облегчить только Шарлотта – на диване, пока Октавиан пытается ее удержать. И тут, в одно мгновение, она исчезает. Октавиан держит пустоту. Он издает отчаянный протяжный звук, от которого сводит горло и зубы, но поднимает глаза вверх, к потолку, и видит Кристофера Робина, Пуха, прочих лесных жителей, идущих друг за другом. Он замечает, как высокая фигура пристраивается в хвост шеренги.

Каково это?

Кислотный снег сжигает Джейн заживо. Снег не просто теплый, он горит; ощущение сильного холода похоже на жжение. Где же обещанное оцепенение? Где сонливость и отсутствие боли? Теперь Джейн понимает, насколько напугана была тетушка Магнолия.

Тетушка Магнолия?

Но тетушка Магнолия не слышит Джейн. И Джейн идет совсем не туда, куда отправилась ее тетя.

Последний крик Джейн – это нестройный шум, который Октавиан слышит какой-то частью своего существа. Он вновь смотрит в потолок.

Джейн прилипла к процессии, укутанной бурей из кислотного снега. Ее физическое восприятие ограниченно. Одним глазом она видит дальние закоулки библиотеки. Джейн знает все, что знает Шарлотта. Темнота в комнате не вызывает страха. Все затихло, но она продолжает чувствовать боль. Джейн горит. Она понимает, что сейчас она и есть Дом. Правда, не совсем так: Дом – Шарлотта, а Джейн – ее страдающая часть. Шарлотта – темница, Джейн – ее пленница.

Шарлотта пытается использовать Джейн вместо клея.

Будет больно, но этого недостаточно. Это не заполнит Шарлотту настолько, чтобы она могла почувствовать себя целостной. Что же будет дальше? Это зависит от того, будут ли Киран, Октавиан, Фиби и прочие продолжать говорить о Шарлотте, произносить ее имя в библиотеке, придавая ей сил. Если они это сделают, Шарлотта поглотит их одного за другим.

Сколько прошло времени? Сколько дней? Недель?

Праздник еще не закончился.

«Октавиан расскажет, что он видел, и кто-нибудь спасет меня, – думает Джейн. – Или будет молчать и ждать своей очереди?

Или Айви найдет мою книгу открытой на диване. Но догадается ли она поднять глаза? И если да, то сможет ли когда-нибудь понять, что именно увидела, хватит ли у нее волшебной силы и мощи? Не будет ли ей все равно теперь, когда ее брат мертв? Усопший, покойный, изможденный, угасший… Нет, эти слова не годятся для скраббла.

Шарлотта иногда беспокоится насчет Айви. Айви может встать на ее пути. Еще ее беспокоят Джаспер, Рави, мать Рави и мистер Вандерс. Они нравятся ей меньше всех. Но сейчас, когда Джаспер остервенело бьется головой о дверь чулана, рискуя заработать сотрясение, он представляет наименьшую опасность.

Шарлотта беспокоится, но не сильно. Она знает, что у нее все хорошо. Она только начала».