Зимний лес — удовольствие не для каждого.

Нет, конечно, если ты прогуливаешься с юной барышней по протоптанным сотнями ног дорожкам ясным солнечным утром, а с собой у тебя корзинка с горячим чаем и легкой закуской — это одно дело, но когда ты бредешь по колено в снегу, а за спиной тяжелый ранец, и постепенно смеркается, а где-то неподалеку протяжно завыл волк, и вой этот подхватили еще несколько его соплеменников, то поневоле задумаешься, а какого дьявола ты, собственно, влез в это дело, так ли это было необходимо тебе лично.

Ответ прост — необходимо. Порядочность — такая штука, которую крайне легко потерять. Один раз не помог, когда тебя просили, не выручил друга, не спас девушку от бандитов, отвернулся, сделал вид, что тебя это не касается, всего один раз — и ты обесчещен. Ты стал трусом. А потеря чести — это потеря самоуважения. И потом, позже, ты сотни раз будешь вспоминать тот случай, когда испугался, и в тысячный раз думать, что лучше бы ты тогда умер, погиб героем, чем жить жизнью, в которой отсутствует уважение к себе самому. Мертвый лев, живые шакалы...

Все, что есть у благородного человека, — это его честь.

Этому нас учили с детства родители, книги, друзья, но современные тенденции в обществе с некоторых пор сменились. Все началось с обычной заокеанской моды, пришедшей к нам еще несколько лет назад, когда внезапно провозгласили весьма странный, на мой взгляд, лозунг: человек превыше всего!

Жизнь отдельного человека оценили столь щедро, что ниже оказалось все прочее: интересы страны, государства, честь и совесть, самопожертвование. Служение отечеству, прежде почитаемое за высшую цель жизни, за сам ее смысл, внезапно стало смешным, наивным. И, как следствие, когда одни идеалы уходят, на смену им тут же приходят другие. Деньги и собственное благополучие — вот что получили граждане империи как основу идеологии. Прошлый кайзер-император слишком увлекся заокеанской модой, это его и сгубило. Я очень надеялся, что Константин не повторит его ошибок. У империи должно быть иное будущее, у людей должны найтись иные цели. Иначе грош цена такой империи и таким людям.

К тому моменту, как мы вышли из леса, почти стемнело. Слева светлой коркой льда поблескивала замерзшая река, справа над ней высилась скала, на самой вершине которой в крепостных башнях поблескивали огоньки. Дозорные не спали.

— Пришли, значится, барины. Расплатиться бы не помешало, — тонко намекнул старик, и я вытащил из бумажника несколько купюр.

— Ты пригляди за нашими вещами. Чтобы все было в целости и сохранности. Особенно мехваген. Вернемся — с тебя спросим! — пригрозил я на всякий случай.

Бауэр часто закивал, показывая, что все сделаю, не волнуйтесь, но отчего-то мне казалось, что в голове у него превалирует иная мысль. Вы сначала, мол, вернитесь!..

И не оглядываясь он ушел в лес, быстро потерявшись между вековых стволов деревьев. Я был уверен, что хитрый старик спрячется где-то неподалеку и будет наблюдать за нами сколько сможет, но в том, что он сдаст нас с потрохами охране клиники, я сомневался.

Мы экипировались нужным образом. Грэг решительно шагнул первым к скале, но я придержал его за рукав.

— Давай сразу договоримся, никакого геройства сейчас не требуется! Только осторожность и еще раз осторожность. Заранее просчитывай каждый свой шаг, каждое движение. Иначе придется мне соскребать с камней то, что от тебя останется. Как я потом Элен в глаза посмотрю?

Я пытался шутить, но в то же время говорил крайне серьезные вещи. Горы не любят торопыг, не прощают невнимательности и расхлябанности. Эта скала, взобраться на которую нам предстояло, далеко не самая опасная или сложная, но и тут цена ошибки — мгновенная гибель.

— В общем, делай как я. Не забывай про страховку. И, главное, не спеши и не шуми...

Первые метры дались нам легко, Грэг не отставал, мы постепенно продвигались все выше и выше, страхуя друг друга. Я давно не совершал восхождения и немного подзабыл, какое это непередаваемое ощущение. Ты остаешься наедине с природой, со скалой — ее порождением, и только от крепости твоих мышц, от твоего умения и спокойствия зависит, останешься ли ты жив или горы заберут тебя навсегда, как многих других.

Чем выше мы поднимались, тем круче становился уклон. Приходилось действовать крайне осмотрительно, часто отдыхать, но все же за полтора-два часа мы преодолели половину пути.

Между тем мороз крепчал, и я молился всем богам, чтобы опять не разыгралась метель. Ветер просто сдул бы нас со склона, и никакая страховка не помогла бы. Я видел, как Грэгу тяжело, но он не жаловался, лишь упорно карабкался все выше и выше.

Вторая половина подъема вымотала меня полностью. К счастью, обошлось без происшествий. Никто не играл в героев. Может, поэтому мы все же добрались до цели.

Помогая друг другу, мы поднялись на самую вершину, оказавшись прямиком у задней части крепостной стены, окружавшей больничный комплекс. Строители, к счастью для нас, оставили небольшой карниз у подножия, достаточно широкий, чтобы на нем можно было прилечь и немного отдохнуть. Как видно, на такой способ проникновения никто из строителей замка всерьез не рассчитывал, поэтому и стена здесь была не столь высока, как у главных ворот. Да и патруль по этой части территории ходил гораздо реже, чем в других местах. Право слово, мало кто в здравом рассудке полезет вверх или вниз, рискуя разбиться. Только нас, растерявших остатки разума на полях давних сражений, угораздило ввязаться в эту авантюру. Полагаю, что охранники ограничивались общим обзором из башен, ближайшая из которых находилась в тридцати метрах от нас.

— Ну что, ты доволен? — прошептал я, стараясь привести дыхание в порядок.

— Мы еще не на месте, — разумно возразил репортер. Он был весь мокрый от пота, лицо сильно обветрилось, волосы застыли ледяными сосульками, но решительности Грэг не потерял. Лишь бы не заболел, бедолага, организм у него ослаблен, а ситуация, в которую мы влипли, требует крайнего напряжения. — Надо подняться на стену и осмотреться!..

— Надо не подняться на стену, а перебраться через нее, — сварливо дополнил я. — Но прежде чем мы это сделаем, нужно достать оружие и гоглы.

Идея репортеру понравилась. Уже окончательно стемнело, и если бы не снег, то мы не увидели бы ничего за пару шагов от себя. К счастью, очки профессора Зоммера переплюнули всяческие ожидания. Едва я их надел и закрепил за ушами, как темнота обратилась в зеленоватый свет, все предметы вновь обрели четкие очертания, и я стал видеть пусть не как днем, но вполне отчетливо. Преобладали зелено-серые тона, снег окрасился в изумрудный оттенок, а дозорные башни заиграли яркими огнями в верхних окнах, от которых слепило глаза.

— Грэг, поосторожнее с гоглами. И на яркий свет в них лучше не смотреть...

Поверх стены вилась проволока под напряжением, перерезать которую я не мог — это заставило бы сигнализацию сработать, но резать ее нам и не требовалось, достаточно было лишь перебраться на ту сторону. К счастью, у нас с собой был браслет Зоммера, а в нем — полотно, обладавшее помимо прочего еще и диэлектрическими свойствами — я хорошо помнил объяснения профессора. Все, что нам оставалось, — это накинуть полотно поверх забора, после чего осторожно перебраться на другую сторону.

Через стену мы перелезли в самой отдаленной от дозорной башни точке, надеясь остаться незамеченными.

Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, чтобы не сглазить, но пока все шло по плану. Тревогу никто не поднимал, мы успешно укрылись за одним из подсобных строений, пытаясь сориентироваться и понять, в какой части комплекса мы в данный момент оказались и далеко ли до пресловутого четвертого корпуса.

Грэг расположение корпусов не знал, да и в самом четвертом, о котором столь много говорил, не бывал. Я тоже. Поэтому нам не оставалось ничего иного, как расспросить кого-то из местных. Попросту нам нужен был язык! Но охранники для этой цели не подходили, они всегда передвигались группами и отсутствие одного из них моментально обнаружилось бы. Персонал же клиники к этому часу уже отправился по домам. Разве что ночная смена дежурила в главном корпусе, да ночные санитары время от времени проверяли палаты.

— Придется наведаться в главный корпус, — решил я. — Нам нужен план территории.

— Тут по ночам собак спускают, — осмотрелся по сторонам Грэг, — как бы не учуяли, разорвут!

— Знаю, там такие зверюги, что не отобьемся. Они крайне опасны, держи «дырокол» наготове. Если пес бросится — стреляй сразу, не думая.

Короткими перебежками от пристройки к пристройке мы постепенно продвигались к цели. Пару раз нам навстречу попался патруль, но гоглы ночного зрения заблаговременно предупреждали об опасности, и мы надежно укрывались, пропуская охранников. Те, впрочем, не особо-то оглядывались по сторонам, стремясь поскорее вернуться в теплое помещение.

Собак, к счастью, с ними не было. Видно, местных волкодавов еще не выпустили, либо же те тоже где-то грелись, предпочитая переждать холодные ночи в тепле.

Не так уж и идеально поставил дело начальник охраны Благостаев. Интересно, сам он время от времени проверял охрану или же был уверен в том, что подчиненные несут службу как полагается? Я бы на его месте устраивал частые внезапные проверки, уж больно тут все распустились. Видно, никто из посторонних клинику не тревожит, и ночные дежурства — лишь опостылевшая обязанность, к которой все давно относились спустя рукава.

Перед главным корпусом было слишком много свободного пространства, и наверняка за входом тоже кто-то наблюдал.

— Пора опробовать главный артефакт профессора! — предложил я. — Спрячемся под полотном, его длины должно хватить на нас обоих, и медленно перемещаемся к корпусу. Идти только по тропинке, следов не оставлять. Если попадется патруль, сходим чуть в сторону и пропускаем. И, Грэг, никто не должен пострадать! Ты слышишь? Охранники могут быть вообще ни при чем... да и для начала нужно убедиться, что тут совершаются преступления. Мы не полиция, и мы не будем устраивать самосуд...

Браслет не подвел. Полотно развернулось, укрыв нас обоих невидимым, как я надеялся, покрывалом. К слову сказать, оно оказалось односторонней прозрачности. Находясь внутри, мы прекрасно видели все, что происходит снаружи. В то же время нас никто видеть не мог.

Шикарная штуковина! Полагаю, любая разведка отдала бы годичный бюджет, предложи я браслет на продажу. В коконе невидимости можно проникнуть куда угодно, в самые охраняемые хранилища. И не только в хранилища, можно убить кого-то, хоть самого кайзер-императора, и легко скрыться с места преступления. Это ли не мечта любого криминального гения — идеальное устройство для идеального убийства!..

Лучи прожекторов на башнях время от времени перечеркивали территорию, и один раз даже прошлись прямиком по нам, но полотно не подвело, нас не обнаружили и тревогу не подняли.

Так, короткими перебежками, заранее высматривая место для следующего рывка, мы добрались до главного корпуса, в котором я уже имел удовольствие побывать. Мне казалось, что именно там, в нижнем холле, я видел на стене общий план клиники.

Большинство окон главного корпуса, как и всех прочих корпусов вокруг, были темны и казались совершенно безжизненными, хотя я знал, что во многих палатах спят пациенты кранкенхауса и где-то там бодрствует дежурный персонал и охрана. Даже с полотном нужно было быть осторожным, дабы не поднять шум, при которой скрытое посещение нужного нам корпуса окажется попросту невозможным.

Наверное, в корпусе были и другие входы, но я предпочел пройти через главные двери.

Мы пропустили патруль из трех человек, вооруженных винтовками и револьверами, и я еще раз подумал, как же нам повезло, что с ними нет собак. Вряд ли полотно Зоммера могло глушить и запахи. Скорее всего, я предположил верно, и псы содержались вблизи от ворот — там, где проникновение противника на территорию было наиболее вероятным. Сквозь ворота я бы не прошел даже под полотном, а значит, восхождение было проделано не зря — это был единственный ход внутрь.

Дверь в главную резиденцию была лишь прикрыта, но не заперта, и даже не скрипнула, когда я толкнул створки. На посту за столом дремал дежурный санитар. Если бы он не спал, то явно заметил бы, как двери открылись и вновь закрылись, а так мне даже не пришлось бить его — пусть себе спит спокойно.

Я не ошибся. С левой стороны от входа изрядную часть стены занимала схема больничного комплекса с пояснительными пометками ниже. Главный корпус, он же бывшая резиденция Леопольда, находился прямо по центру плана, от него широким полукругом расходились пристройки-корпуса, каждый помеченный своим номером или же буквой, как, например, конюшни и гаражи. Дозорные башни также были пронумерованы, но латинскими цифрами.

И все бы хорошо, только корпуса номер четыре я на плане не нашел.

Первый, второй, третий — те были, пятый присутствовал, и так вплоть до последнего восьмого, а расположение четвертого корпуса создатель схемы указывать не стал, попросту проигнорировав оный.

— Интересный у них счет, — шепотом прокомментировал я, — местные исключили цифру «четыре». Все же придется разбудить спящего царевича на входе, да расспросить его о пропавшем корпусе...

— Не нужно, — сказал Грэг, внимательно разглядывавший план на стене, — кажется, я знаю, где искать! — Репортер ткнул пальцем в точку в самом углу, находящуюся сразу за парком. — Смотри, Кира, место отмечено как «старые хозяйственные постройки», но вот тут ниже есть другие постройки, обозначены как «новые», гораздо более удобные — они ближе к основным корпусам. Я не думаю, что в дальнюю часть удобно бегать за углем или инвентарем.

— И ты считаешь, что пропавший корпус именно там?

— Ему больше негде быть, или там, или его не существует вовсе. И тогда я — сумасшедший, и меня нужно сдать обратно на лечение.

— Ну это мы всегда успеем, не торопи события, — усмехнулся я, попытавшись немного разрядить напряжение. — А версия отличная, у меня это место на схеме тоже вызывает определенные сомнения... Пойдем поглядим?

Мне очень хотелось для начала заглянуть в кабинет профессора доктора-доктора Моргана и покопаться в документах. Я был уверен, там нашлось бы множество ответов. Счета, выписки, платежные поручения — вот это покажет, на что реально расходуются средства клиники, и секретный четвертый корпус легче найти именно там, ведь какие бы эксперименты в нем ни ставились, они должны оплачиваться из кармана либо самого кранкенхауса, либо из карманов меценатов — заказчиков опытов. В любом случае, финансовый след должен присутствовать, без него никуда, это аксиома расследования почти любого преступления.

Но Грэга было не остановить. Он встал на след и рвался к цели, весь подрагивая от волнения, напоминая охотничью собаку, унюхавшую добычу. Если бы я предложил ему прогуляться на архивный этаж, да покопаться часок-другой в документах, он бы меня попросту не понял.

Поэтому мы выбрались из главного корпуса и направились к парковой зоне, за которой находились те самые «старые хозяйственные постройки», вызвавшие у нас интерес.

Нам встретились по пути две патрульные группы, пунктуально делавшие обход, но мы сумели остаться незамеченными. Полотно профессора в очередной раз сослужило отличную службу, укрыв нас от чужих взоров.

Парковые дорожки за день отлично вычистили от снега и льда. Нам повезло, что этим вечером не было метели, новый слой снега не появился, и наши следы не были столь отчетливо видны.

Идти по парку под полотном было жутко неудобно, поэтому я свернул его, спрятав обратно в браслет, — все равно прожектора сюда не доставали, и мы, чуть пригнувшись, побежали вперед.

Удовольствие, скажу я, ниже среднего — бежать по ночному парку, надеясь, что очередной патруль тебя не заметит, в поисках законспирированного здания, в котором, по словам человека, признанного врачебной комиссией сумасшедшим, проводится некий сверхважный эксперимент. Если бы только это был не Грэг, а кто угодно другой, я бы несомненно послал его в дальнее северное поселение, на кудыкину гору, пешим ходом, проверить, до сих пор ли Макар гоняет там гусей и прочую фауну. Как раз к лету обернулся бы. Но Грэгу я отказать не мог, слишком давняя дружба нас связывала.

Репортер бежал первым, чуть вырвавшись вперед, может, поэтому я успел среагировать, когда стремительная тень метнулась откуда-то из кустов наперерез нам и прыгнула прямо на Грэга. Он даже не заметил опасность и поэтому должен был умереть в следующее мгновение.