Полусонное состояние походило на то, в которое впадаешь между первым и вторым включением будильника: тревожная, вневременная пустота может длиться как секунду, так и десять тысяч лет. В лицо ударил порыв ветра. Сначала я ничего не видел, затем понял, что у меня закрыты глаза, и открыл их. Изображение немедленно расплылось: поток воздуха сдувал жидкость с глазных яблок. Мне показалось, что я падаю. Я напряг зрение и увидел землю – далеко внизу, в сотнях футах от меня. Сочная зеленая трава и крошечные бледные фигурки – вероятно, люди – понемногу увеличивались в размерах.

Я замахал руками, почему-то надеясь, что приобрел способность летать. Ничего подобного. В течение безумно долгого времени я падал и падал – и вдруг перестал падать, запутавшись в чем-то мягком и упругом, подпрыгнул два раза и упал окончательно.

Долю секунды я лежал, ошарашенный, на какой-то сетке, а потом на мое лицо приземлился зад Молли.

Я попытался сесть, увидел, что лежу на куске ткани размером с дом. Ткань висела в воздухе: ее держал, ухватившись за веревки, десяток бескрылых летающих существ.

«Ангелы, – подумал я. – Я попал в рай, и ангелы несут меня на куске брезента».

В воскресной школе нам об этом не рассказывали; с другой стороны, мир устроен совсем не так, как учат в школе.

Мы продолжали снижаться. Сквозь полупрозрачную, словно чулок, ткань виднелась толпа – море телесного цвета с островком свободного пространства в центре. То ли внизу ждут жемчужные врата и судия, то ли на меня набросятся, обольют топленым маслом и сожрут заживо.

Мы опускались все ниже, ниже и ниже. Воздух становился теплее, ветер стихал. Наконец мы резко приземлились; я покатился, замахал руками, вскочил, упал на задницу. Тут мне удалось как следует разглядеть существ, которые несли брезент и до посадки издавали какой-то рычащий звук: голые горбуны в капюшонах, закрывающих голову и складками падающих на грудь. Я старался не обращать внимания на их члены.

Один из горбунов подошел ближе, при каждом шаге его пенис болтался из стороны в сторону. Мужчина протянул мне руку, помогая подняться. На спине у него был не горб, а какой-то аппарат с лямками из твердого пластика.

Голый и волосатый, как Робин Уильямс, мужчина помог мне встать, сделал шаг назад и присоединился к остальным горбунам, образовавшим круг, в центре которого находились я, Джон и собака. За ними стояла толпа примерно из сотни человек, на каждом из которых из одежды был только капюшон. Я ужаснулся, заметив, что многие из них – преклонного возраста. Над одной из групп высилось красочное знамя.

– Та-а-а-ак. Ну что, Эми видишь? – спросил я у Джона.

– Не очень, – ответил он, оглядывая обнаженных мужчин в капюшонах. – Ты понимаешь, что происходит? Мы в параллельной вселенной, и это мир типа «С широко закрытыми глазами».

Молли понюхала прохладный воздух. Зима здесь выдалась теплая. Под ногами зеленела мягкая трава, а вокруг сморщенным зеленым ковром простирались те же самые невысокие холмы, на каких стоял и Неназванный.

– Интересно, чего они ждут? – спросил я. – Может, мы с тобой должны вступить в смертельную схватку?

– В мире «С широко закрытыми глазами» нам сильно повезет, если все ограничится только этим.

Из толпы вышел высокий человек без капюшона, в костюме в тонкую полоску, точнее, в его имитации – в черном костюме с полосами шириной около четверти дюйма. На шее мужчины болтался широкий красный галстук длиной дюймов шесть.

– Добро пожаловать, господа, – сказал человек, раскрывая объятия.

Его лицо походило на человеческое, но оно было странное, как у Майкла Джексона. Когда-то это лицо смотрело на меня с экрана моего телевизора. Незнакомец носил что-то похожее на маску из латекса – получше тех, которые надевают на Хэллоуин, но все-таки заметно, что это маска, а не лицо. Ухо составляло часть маски – за ним виднелись швы, – а на голове, несомненно, был парик.

– Где девушка? – спросил я.

Незнакомец растерянно запнулся.

– Рыжая? Без руки? – добавил я.

– А, Эми Салливан? Она в полной безопасности. Пойдемте.

Человек сделал знак рукой, указывая направление, и толпа расступилась. Один из горбунов сделал движение руками; аппарат спрыгнул с его спины и пополз на шести лапах. Я понял, что это живое существо, похожее на огромного жука. Оно жевало траву и тихонько пускало газы из своей задней части – очевидно, именно они и создавали движущую силу, которая позволяла существу парить в воздухе.

Высокий незнакомец повел нас сквозь толпу обнаженных людей. Я снова увидел большое знамя и на этот раз смог разглядеть рисунок – карикатурное изображение нас троих: я – мускулистый воин с кровоточащей раной на голове, у моих ног лежит Молли, держа во рту кусок плоти убитого врага. Джона изобразили с пригоршней огня и огромной выпуклостью в промежности.

– Только избранным позволено наблюдать за вашим прибытием, – сказал незнакомец. – Наша манера одеваться сильно отличается от того, к чему привыкли вы. Мы не хотели встревожить вас и поэтому решили, что уменьшим ваше беспокойство, если снимем одежду.

Нас провели сквозь строй голых людей, между двух стен из обвисших пенисов, седеющих лобковых волос и ног, покрытых паутиной синих вен. Какой-то высокий человек с огромным членом неуклюже пытался скрыть эрекцию. Головы людей прятались под капюшонами, низко надвинутыми на глаза.

– Зачем капюшоны? – спросил Джон.

Незнакомец либо не услышал, либо не счел нужным ответить.

Мы подошли к зеленому холму – почему-то я решил, что на настоящей Земле здесь стоял бы дом Салливанов. Оказалось, что в холме есть дверь – внутри находилось что-то вроде подземного здания. Эти люди, наверное, все здания строят таким образом, чтобы не повредить природный ландшафт.

Дверь отъехала вбок, и я заметил, что она и открывающий ее механизм сделаны из чего-то плотного и гладкого – возможно, из полированного камня. Может, из гранита. В камнях я не разбираюсь. Свет лился сквозь окна на потолке, и это почему-то успокаивало. Зрители, мимо которых мы проходили, кивали, жестикулировали, подмечали в нас какие-то детали и указывали на них друг другу. Не хватало только одного – звука. Не было слышно ни шепота, ни бормотания. Наверное, им запретили разговаривать. Между собой они наверняка общаются на иностранном языке.

Нас провели в большое круглое помещение, похожее на бальную залу. Мы с Джоном замерли от удивления: в центре стояла пылающая золотая статуя. Нет, не покрашенная в золотой цвет, а сделанная из настоящего золота – двадцатифутовый вариант рисунка на знамени, которое мы видели снаружи: Джон, я и Молли, стоящие плечом к плечу, готовые к бою. В центре композиции, за нашими спинами, бил огненный фонтан.

– Похоже, нас ждали, – заметил я.

Джон кивнул.

– Ты смотри – пламя словно вырывается из наших задниц.

Пройдя по коридору, мы попали в маленькую круглую комнату, стены которой покрывала белая шершавая субстанция, что-то вроде штукатурного гипса. Из мебели в комнате стояли только два больших резных кресла из необработанного дерева: словно ветви совершенно случайно превратились в ножки, ручки и спинку. На полу лежала подушка – вероятно, для собаки.

Высокий указал на кресла, и все мы, в том числе и Молли, сели. Наш провожатый прошел мимо меня, остановился и посмотрел на кровь, которая текла по моей шее.

– Позволь нам заняться твоей раной.

Он выглянул в коридор и сделал кому-то знак.

– Наш мир значительно опережает ваш. Причины этого вам скоро станут ясны.

В комнату вошла костлявая обнаженная женщина с двумя белыми котятами в руках. Одного из них она посадила мне на колени, второго запихнула под рубашку, затем повернулась и ушла.

– Вот так. Котята прогонят твою печаль.

Высокий снова посмотрел в дверной проем, через который мы вошли; из стены, тихо шурша, выехала дверь: шшш-фумп.

Внезапно на меня накатил приступ клаустрофобии: так, наверное, чувствует себя птенец за секунду до того, как начнет пробивать скорлупу яйца. Котенок стал царапать мне грудь, я расстегнул рубашку и позволил ему прыгнуть на колени.

Наш провожатый подошел к стене напротив; маска плохо передавала выражение лица, но, похоже, он волновался.

– Полагаю, вы интересуетесь, куда попали.

Я поднял руку.

– По-моему, мы в параллельной вселенной.

– Верно. Не стоит думать об этом мире, как о некоей физической точке пространства. Нет, представьте себе, что атомы вашей вселенной сложились в другую комбинацию и создали нечто новое. Туча сегодня – это лужа завтра.

– Да, теперь все ясно, – кивнул я.

– Для того чтобы постичь один мир, а затем следующий, – продолжал провожатый, ничуть не смущаясь, – нужна точка соединения или…

– Червоточина? – подсказал Джон, надеясь тем самым немного подстегнуть парня.

– Этот термин мне не знаком. Скажите, на что похож переход?

– Как-то не обратил внимания, – ответил я, пожав плечами.

– Мне не очень понравилось, – признался Джон.

Человек сделал долгую паузу, напрасно надеясь, что мы что-нибудь добавим.

– Как видите, мы ждали вашего прибытия, – наконец сказал он. – Долгие годы мы трудились, претерпевая множество трагедий и неудач, пытаясь установить контакт с таким миром, как ваш. Кое-кто полагал, что путешествия между мирами невозможны, но вы все-таки оказались здесь. Видите ли, наши с вами миры своего рода близнецы, щенки из одного помета.

Провожатый повернулся, сделал знак, и на стене появилась черная буква «Y». Внезапно я понял, что поверхность стен движется и сделана не из гипса или штукатурки, а из насекомых, тесно прижавшихся друг к другу. Каждое насекомое, размером с десятицентовую монету, могло в любую секунду изменить цвет своего панциря, словно хамелеон.

– До сих пор, – провожатый указал в точку, где расходились две ветви буквы «Y», – история двух миров оставалась идентичной. Эта точка обозначает тысяча восемьсот шестьдесят четвертый год, или, как мы его называем, минус шестьдесят второй год. В обоих мирах жил некий Адам Руни из штата Теннеси. В вашем мире он погиб во время Гражданской войны – ему выпустил кишки бык, которого Руни пытался скрестить с лошадью. В нашем мире этот человек выжил.

Ряды насекомых на стене окрасились в черный и оттенки коричневого, превратившись в грубый портрет почтенного старца с седой бородкой, который курил трубку и смотрел на зрителя через толстые стекла очков.

– Мистер Руни, – продолжал провожатый, – был гением. Он занимался наукой, которую называл «скотологией».

– Да, у нас на Юге тоже этим увлекаются, – заметил Джон.

– Так зовут искусство превращения живых существ в формы, которые человек может использовать для улучшения мира. К тысяча восемьсот восемьдесят первому году Руни создал самостригущуюся овцу и змею, способную косить кукурузу. В тысяча восемьсот девяностом году его группа разработала насекомовидную летающую машину. В тысяча девятьсот втором, или в минус двадцать четвертом году по нашему исчислению, Руни создал из мозга свиньи примитивную думающую машину.

Изображение на стене превратилось в цветную картинку: на ней мужчины в белых халатах стояли рядом с чаном, наполненным жидкостью. В чане плавала похожая на мозговую ткань деформированная масса размером с небольшую собачку.

– В течение последних десяти лет я изучал ваш мир, ваш язык, вашу историю. И меня поразил тот факт, что вы приложили столько усилий для создания вычислительных машин из металлических и кремниевых переключателей, когда в ваших собственных черепах находятся гораздо более эффективные устройства. Неужели эта мысль не пришла в голову вашим ученым? В вашем тысяча девятьсот двадцать втором году у нас уже существовали самостоятельно питающиеся, самостоятельно лечащие себя органические компьютеры – примерно в десять раз мощнее тех, которыми вы пользуетесь сейчас.

На стене появилось изображение людей, с гордостью стоящих перед каким-то монстром. Существо напоминало дерево, вырезанное из внутренностей кита, – отвратительный пучок мяса и волокон, который местами расплетался, превращаясь во что-то вроде паутины. Монстр был, наверное, вдвое выше человека.

У меня закружилась голова. Сотрясение мозга? Я закрыл глаза и вцепился в котят, один из них мяукнул. Через несколько секунд мне стало лучше.

– В 1926-м году, который мы называем Первым годом, мистер Руни скончался. В день его смерти произошло чудо: величайшее творение мистера Руни, вычислительная машина, которая помогла ему создать всех остальных существ, стала разумной.

Провожатый сделал паузу. Очевидно, речь он приготовил заранее, и тут мы должны были восхищенно ахнуть. Я вежливо кивнул.

– Это стало невероятным сюрпризом. Машина дала себе имя, продолжила работу Руни и изменила все живые существа во имя прогресса человечества.

Внезапно перед нами возникло изображение огромного раскисшего поля. Вся комната превратилась в широкоэкранный фильм, в головокружительную панораму. Камера наехала на длинный окоп, он уходил вдаль в обе стороны, а на его краю плечом к плечу стояли босые мужчины, женщины и плачущие дети в тонких полосках ткани. На секунду мне померещилось, что людей завернули в ломтики бекона.

Повинуясь беззвучной команде, все сошли в окоп; детей пришлось стаскивать насильно. Внезапно из-под ног поднялись облака грязи, и в окоп хлынул темный поток. Камера дала крупный план, и оказалось, что поток состоит из тысяч и тысяч пауков в черно-желтую полоску – настоящих боевых пауков.

Крики слились в страшный хор. Пауки бросались на жертв, прокусывали кожу, проделывали ходы в мышцах. Один паук выбрался наружу, прорвав чей-то глаз. Полдюжины пауков вылезли из спины другого человека, таща за собой петли кишок. Текла кровь, на землю падали конечности, летали вырванные из тел кости.

А потом пауки исчезли. Камера остановилась на искалеченных, окровавленных жертвах, и я увидел, что никто не погиб. Пауки оставили за собой груды жертв – вопящую, корчащуюся массу. У всех не хватало конечностей; из каждого тела вырвали кусок плоти размером с бейсбольный мяч. Многие ослепли, оглохли, лишись способности передвигаться.

Камера отъехала назад, показав окоп, протянувшийся на много миль в обоих направлениях. Теперь по всей длине он розовел, словно шоссе на карте. Крики становились все громче и громче…

А потом все исчезло. Комната снова стала белой, и провожатый снова высился перед нами, сияя от гордости.

– Всегда находятся те, кто мешает прогрессу, – сказал он.

Мой взгляд запрыгал по комнате. Ни одной двери; черт побери, я даже не нашел бы то место, где находится дверь. Джон, похоже, пытался определить, можно ли использовать кресло как таран, но оно вросло в пол.

– Конечно, зная ваш мир, разумно предположить, что вам тяжело воспринять эту часть. Позвольте привести пример. Разве в вашем мире, как и в моем, не считается дурным взять и использовать без разрешения предмет, который использует – или рассчитывает использовать – другой человек?

– Да, у нас это называется «воровство», – нетерпеливо ответил Джон. – Однако натравливать пауков-убийц на безоружных людей считается более тяжким преступлением. Мы называем это «арахницид».

– Но что если украденный предмет позднее поранил бы или убил этого человека? Выходит, вор спас бы жизнь хозяину вещи. А если владелец собирался использовать этот предмет как оружие против невинного человека? А если оружие убило бы ребенка, который должен был вырасти и создать лекарство от страшной болезни?

Джона, похоже, беседа увлекла. Он почесал подбородок и пожал плечами:

– Ну, этого знать мы не можем, но должны делать все, что в наших…

– А если бы вы могли это знать? – спросил провожатый. – В вашем мире уже есть машины, которые вычисляют и предсказывают различные варианты и сценарии. Они способны обработать температуру воздуха и диаграммы ветров, а затем предсказать погоду. А если бы существовала мыслящая машина, способная вычислить результат любого события? Она действительно знала бы, какой путь выбрать, она стала бы абсолютным источником морали.

– Ну, – сказал я, – в нашем мире есть люди, которые верят в…

– Я говорю не о вере, а о том, что существует в нашем мире – здесь и сейчас. Это можно потрогать, увидеть и понюхать. Это реально. – Нижняя часть маски перекосилась, словно провожатый улыбнулся. – Следуйте за мной.

К счастью, дверь открылась. Мне отчаянно захотелось сбить высокого мужчину с ног и броситься бежать… Куда? Забраться еще дальше от дома было невозможно. Более того, в эту секунду наш мир фактически не существовал.

Провожатый повел нас обратно по опустевшему коридору. Мы пришли к еще одной каменной двери; когда она открылась, перед нами оказалась шахта, примерно такого же размера, как и шахта большого грузового лифта. Она уходила вниз; ряд лампочек исчезал во мгле в сотнях футов под нами.

Над краем шахты появились тонкие черные ноги, каждая длиной с меня. Я отпрыгнул и наступил на котенка, который шел за мной по пятам. Котенок пискнул. Провожатый положил мне руку на плечо, пытаясь успокоить.

Это были ноги паука.

Паука размером с фургон.

Его тело аккуратно заполняло пустое пространство шахты, словно так и было задумано. Огромное выпуклое брюшко паука треснуло и раскрылось, и мы увидели довольно чистую молочно-белую полость. В ней мигал свет.

В этой огромной полости можно было стоять в полный рост. Провожатый зашел в паука и пригласил нас присоединиться к нему. Я тут же решил, что никогда, никогда не сделаю это. Джон полез внутрь, за ним собака, а за ней – пушистые котята, так что у меня не осталось выбора. Я забрался внутрь этой твари, и полость закрылась, отрезав нас от внешнего мира. Секунду спустя паук дернулся, и мы поехали вниз.

– Ты думаешь о том же, что и я? – спросил Джон.

– Если бы это увидел Франц Кафка, то у него бы крышу снесло?

– Ну да.

Провожатый тем временем продолжил лекцию.

– Мы на пороге семьдесят седьмого года новой эры, эры управления и просвещения. Мы добились огромных успехов. Почти все необходимое мы получаем из энергии живых существ – самой мощной силы во вселенной. Жизнь – это энергия, которая управляет остальными видами энергии. Человек может расщепить атом, отправиться к звездам и – уже скоро – будет способен перейти из одной реальности в другую. Однако вселенским двигателем является именно жизнь.

К моему облегчению, через минуту паук раскрылся и выпустил нас в просторную комнату со сводчатым потолком, похожую на предыдущую – или на подземный комплекс из нашего мира. Джон пихнул меня локтем и указал на ряд окон вверху – в больницах такие стоят между операционной и зоной наблюдения. За окнами толпились голые люди в капюшонах; похоже, на нас продавали билеты. Стоявших в первом ряду толпа прижала к окнам так, что мошонки расплющило по стеклу. Я не сомневался, что еще увижу это зрелище в своих кошмарах.

Под окнами, вдоль стен, тянулись ряды прозрачных резервуаров, похожих на гигантские стеклянные банки, наполненные темно-красной жидкостью. Я собирался спросить у провожатого, что это за жидкость, но он исчез за очередной дверью и призвал нас следовать за ним.

И тут меня накрыла вонь. Сильный запах серы застрял в легких. Мы вышли на мостик, висевший над бескрайней тьмой. Я остановился, вытянул шею, посмотрел вверх, вверх и вверх, а затем вниз. У существа, которое выросло передо мной, не было ни конца ни края.

– Господа, – сказал провожатый. – Перед вами находится то, что видели только избранные. Вы смотрите на величайшее творение мистера Руни, которое теперь является источником абсолютной мудрости и силы для всего сущего. Джон, Дэвид, познакомьтесь с Корроком.

Здесь я всегда запинаюсь. Когда я хочу вызвать в памяти образ Коррока, то вижу лишь комок дряни, скопившейся в раковине, массу из жира и волос, через которую много лет текла грязная вода; кто-то вытащил из канализации всю грязь мира, сложил в кучу размером со Статую свободы, а затем оживил с помощью безумной энергии, подпитывающей толпу линчевателей.

Коррок представлял собой беспорядочную груду обнаженных органов, волокон, болтающихся рук и ног, сочащихся отверстий, покрытых слизью шаров и черных наростов, по поверхности которых, словно по нефтяному пятну, плавали радужные разводы. Каждый дюйм тела Коррока находился в движении. Я глазел, глазел и глазел на него, буквально ничего не соображая.

В голове раздался тонкий детский смешок.

Добро пожаловать. – Казалось, говорит какой-то младенец. – Твой крантик вживую даже меньше, чем я думал.

Голос захихикал.

«Это Коррок?» – подумал я.

«Что тебе нужно?» – спросил я мысленно.

Последовал громкий смех, пробравший меня до костей. Джон разговаривал с провожатым; они, похоже, ничего не подозревали.

«Убирайся из моей головы, – подумал я. – Не желаю с тобой разговаривать».

«Да пошел ты! Ты просто тварь, которую вырастили, огромная, дурацкая куча».

Долгий, громкий, детский смех.

Черные фигуры, люди-тени, эти крошечные ничтожества кружились, словно дым на нефтяном пожаре, закрывая собой Коррока. Они двигались по нему и сквозь него, через каждое отверстие и складку кожи. Апостолы тьмы.

Я услышал какой-то звук, понял, что ко мне кто-то обращается, и повернулся к провожатому.

– …величайшее благо для величайшего народа, – заканчивал он свою речь. – Значит, вы понимаете. Если Коррок вынес решение, вопросов быть не может. Разум всех когда-либо живших людей, все ваши мыслители, писатели, философы и учителя – все это не стоит и одного узла нейронной сети Коррока. Мы убедились в этом на горьком опыте.

Я посмотрел на Молли и слегка пихнул ее ногой в живот, пытаясь активизировать процесс выделения дерьма.

– Двадцать лет назад Коррок предсказал ваше прибытие. Коррок открыл линии связи, показал нам дорогу в ваш мир. Однако удача не спешила нам улыбаться… Мы пытались. О, как мы пытались! Видите ли, когда человек переносится в другой мир, на место прибывает только тело, которое бесцельно бродит, словно корова по лугу. Сам человек при переходе… отделяется от тела. Однако мы без устали работали, чтобы создать в вашем мире то, что есть у нас, чтобы подготовиться к славному дню, когда мы, одолев препятствия, собственными глазами увидим ваше солнце.

Провожатый положил руку мне на плечо. Я содрогнулся.

– Ваша подруга, Эми Салливан. Ее здесь знают, потому что она стала первым шагом. Ее успешно переместили из одной точки в другую в вашем мире – без промежуточных остановок и не причинив ей вреда. Это сделали ваши люди. Коррок указал им путь. Тогда мы поняли: цель близка, и занимается новая заря. Господа, с вашим прибытием эта заря настала. Что удалось одному человеку, повторят другие, а вы покажете нам, как перемещаться из одного мира в другой. Это и есть абсолютное благо. По-другому быть не может. Коррок сказал, что это честь для вас, и вы должны гордиться оказанным доверием.

Провожатый вытянул шею, вглядываясь в темноту.

– Вы не в состоянии даже приблизительно оценить его мудрость, ведь в нем объединен миллиард гениев. Видите ли, если в нашем мире рождается человек, обладающий особым умом, он делится им с Корроком, чтобы Коррок стал еще более великим. Смотрите.

Примерно двумя этажами выше нас из стены появилось покатое сооружение, похожее на желоб. По нему, размахивая руками, скатился толстяк, обернутый в такие же коричневые полоски ткани, как и люди в фильме, который нам показали в комнате с насекомыми. Коррок раскрыл нечто, напоминавшее клюв, схватил человека и переломал ему кости. Воздух заволокло кровавым туманом.

В моей голове раздался тоненький смех.

В теле Коррока открылась щель, из нее выглянул синий глаз размером с киноэкран. Тонкий, черный, вертикальный зрачок.

Я бросился бежать.

Выскочив за дверь, я промчался по мостику, миновал другие двери, пробежал по коридору и попал в круглую комнату, где на нас глазели голые зрители. Теперь они ходили взад-вперед, жестикулировали; похоже, безумное поведение чужака сильно их взволновало. Дверь захлопнулась у меня перед носом, и я беспомощно забарабанил по ней ладонями.

Сзади раздался голос провожатого, и я резко обернулся, тяжело дыша. Человек успокаивающе выставил руки.

– Мы понимаем. Уверяю тебя, мы понимаем. Ты же знаешь, я наблюдал за тобой. Ты видел часть того, что мы сделали. Наши работники трудятся день и ночь, мы углубляемся в твой мир с невероятной скоростью. Скоро вас накроет мягкая рука Коррока, и все ваши сомнения и тревоги развеются.

Котенок положил лапу мне на ногу. Я пнул его, отбросив в другой конец комнаты.

– Мы делаем то, что в вашем мире считается чудом. Гляди.

Пол под моими ногами исчез – точнее, стал прозрачным, как стекло. Снизу на меня смотрели десятки испуганных, обнаженных людей, похожих на обитателей моего мира. И в тот момент я понял, что их небритые лица с раскрытыми от ужаса глазами, скорее всего, сильно отличаются от того, что скрыто под маской провожатого. Подо мной находилось нечто вроде тюремной камеры; каждый человек с трудом помещался в шестиугольной стеклянной секции, словно в ячейке сот огромного хрустального улья. Сквозь перекрытие между этажами до меня доносились еле слышные вопли. Джон вошел в комнату и застыл от ужаса.

Провожатый махнул рукой, и из-под пола поднялся один шестиугольник, в котором, словно музейный экспонат, стоял курчавый брюнет лет тридцати. Послышалось тихое шипение подъемных механизмов, и нас окружили шесть стеклянных секций.

– Мы можем управлять самой клеткой, – сказал здоровяк. – Мы способны превратить мышцу в кость, а кость снова сделать мышцей. Мы умеем превращать кожу в панцирь, а пальцы – в когти. Все в нашей власти. Гляди.

Кудрявый брюнет в ужасе смотрел на нас, прижав руки к стеклу. И вдруг он закричал. Одно из его колен выгнулось назад, разорвав плоть. Затем согнулось и второе. Голени стали расти вверх и вскоре оказались на высоте плеч. Голова человека уменьшилась, стала такой, как у насекомого, а кожа расплавилась, посерела и превратилась в нечто, похожее на шкуру аллигатора.

Взвизгнув, Молли отбежала в угол – то ли она перепугалась, то ли наконец подействовали буррито.

Я прошелся по комнате и увидел полдюжины тварей, которые загнали нас сюда, – тварей из подвала Джима. Подвалотварей. Стеклянные стены опустились, и мы оказались в кольце этих существ, молча глядевших на нас.

– А если меняется тело, меняется и мозг. Воспоминания – всего лишь комбинация связей между нейронами, и если эти связи изменить, разум будет в нашей власти. – Провожатый посмотрел на меня из-под маски и добавил: – Тебе это прекрасно известно.

Я шагнул вперед, намереваясь взять его в заложники и потребовать, чтобы нас выпустили. Я полез в карман за пушкой, вспомнил, что у меня ее нет, и швырнул в противника запасную обойму, попав ему в грудь. Провожатый поморщился. Я бросился на него.

Твари двигались чертовски быстро: в одну секунду на моей шее, руках и ногах сомкнулись когти. Два монстра держали меня, словно куклу-Кена. Маска провожатого опечаленно обвисла.

– Мы хотим поручить вам очень важное дело, – сказал он. – Коррок предвидел результат. Все произойдет вне зависимости от того, будете вы сопротивляться или нет, – изменится только ваше личное благополучие. Неужели вы не видите, что мы действуем во имя всеобщего блага?

Казалось, он вот-вот расплачется, потрясенный моей неспособностью понять очевидное. Два монстра вынесли меня из комнаты и потащили спиной вперед по коридору; провожатый последовал за нами. Четверо монстров бросились на Джона, он разразился потоком проклятий; дверь, скользнув, заглушила вопли моего друга о том, что у него припадок и что его нужно отпустить.

– Джон, подожги собаку! Подожги собаку! – крикнул я, но, похоже, двери не пропускали звук в обоих направлениях.

Монстры втащили меня в очередную круглую комнату и там бросили. Дверь за нами захлопнулась. Мы были не одни: к противоположной стене прижалась какая-то фигурка. Рыжеволосая.

– Эми!

Я побежал к ней, получил удар в лицо, упал и сообразил, что нас разделяет барьер из стекла или другого прозрачного материала.

Эми удивленно посмотрела на меня. В ее тусклых глазах ничего не отражалось.

– Наши представители находятся во всех уголках вашего мира, – сказал провожатый. – Мы планировали несколько лет, и наконец все готово. Осталось проложить путь, очистить ваш мир. Представь себе два стакана: ваш с водой, наш с вином. Чтобы наполнить второй стакан вином, воду нужно вылить. Неужели ты не понимаешь, что вино лучше?

В той части комнаты, где находилась Эми, открылась дверь, и вошли двое мужчин – не обнаженные, совсем не обнаженные, а напротив, одетые в несколько слоев кожи полфута толщиной. На их плечах возвышались прокладки из какого-то твердого материала. Эти люди, похожие на команду саперов, несли красный контейнер размером с огромную бочку. На боку контейнера огромными желтыми буквами каких-то эльфийских очертаний была сделана предупреждающая надпись. Люди опустили свою ношу на пол, открыли замок и выбежали из комнаты.

Крышка контейнера поднялась и отъехала в сторону. Я задержал дыхание, перевел взгляд с Эми на контейнер и обратно, пытаясь увидеть, что же появится из темного отверстия. Я прижал ладони к стеклу, кричал, звал ее… Я заметил, что у нее нет левой кисти.

Из контейнера вырвалось крошечное насекомое – тоненькое, бескрылое, однако умеющее летать. Оно помчалось по воздуху в сторону Эми. Девушка подалась назад, следя за полетом насекомого.

– Чудесное существо, – произнес провожатый. – У него, как и у человека, есть разум, есть инстинкты и желания, однако нет конечностей, нервов или органов чувств. Оно умеет лишь летать и размножаться. Как только существо находит хозяина, то за несколько минут производит на свет двадцать тысяч потомков. Они быстро растут в мягких тканях, а затем выбираются наружу, чтобы найти нового хозяина. И так далее.

Это я уже знал. Насекомое жужжало, жужжало и жужжало, нарезая круги по комнате, затем село на плечо Эми. Девушка отмахнулась от существа, как от комара. Я снова закричал, но Эми меня не услышала. Потом закричала Эми. Она отдернула руку и посмотрела нее так, словно ее что-то укололо. Эми трясла рукой, терла ее об стену, делала все, чтобы стряхнуть насекомое… Тщетно: существо забралось ей под кожу.

Я беспомощно забарабанил по стеклу. Эми удивленно посмотрела на руку, на меня – она не понимала, что происходит.

Я повернулся к провожатому.

– Сделай все, как было. Дай ей противоядие, инсектицид – что угодно, лишь бы она избавилась от этих тварей.

– Тогда умрет и она. Нет, исход один. Коррок предвидел его.

Эми сползла по стене и села на пол. Похоже, она отчаялась – или надеялась на то, что сейчас проснется в своей постели.

– Будущее не изменить, – сказал провожатый. – Сознание вашего народа отравлено мифами об одиночках, определяющих ход битвы, небылицами о героях, убегающих от взрыва, – а здесь такие истории запрещены. Ход событий предопределен и изменить его нельзя. Героев не существует, мистер Вонг. Коррок рассчитал все до последнего атома, и случайностям места нет.

Дверь распахнулась, и по комнате широкой дугой пролетело что-то коричневое и мерзкое.

У Джона был план.

Пока меня тащили в комнату, где находилась Эми, Джона, по его словам, держали четыре подвалотвари, а он бился и кричал.

– ПРИПАДОК! У МЕНЯ ПРИПАДОК!

Это вызвало большой шум на галерее; теперь, когда наш провожатый ушел, а праздник по поводу прибытия гостей из другого измерения вышел из-под контроля, наблюдатели не знали, что делать. Молли тявкнула и задрожала. Джон понял, что скоро на сцену выйдут разогретые в микроволновке буррито «Генерал Вальдес».

Открылась дверь, и в комнату вбежала команда «скорой помощи» – четыре женщины в капюшонах и с котятами в руках. За ними вошли другие – очевидно, наблюдатели, которые воспользовались случаем подойти поближе. Наверное, они обладали властью, так как по их знаку четыре стража-монстра отпустили Джона. Он упал на пол, женщины немедленно положили на него котят и захлопотали над ним.

– Мне нужно принять лекарство! – крикнул Джон маленькому бледному человеку, похожему на азиата. Никто в комнате не понял ни слова. – Лекарство от припадка!

Джон сунул руку в карман, и зрители в страхе отпрыгнули. Джон, вытащив табак и бумагу для самокруток, выставил их перед собой, показывая всем, что это не оружие. Затем сел, стряхнул котят, собрался с силами и начал скручивать идеальную сигаретку, которая должна была спасти нашу вселенную. Люди завороженно следили за ним.

Джон распределил табак по бумаге – и получил конусообразный рог с табаком. Мой друг выругался, сделал еще одну попытку – и почти добился успеха. В третий раз самокрутка, наконец, вышла идеальной.

Джон взглянул на Молли и кивнул. Раздался визг, похожий на шум ливня: собака принялась опорожнять кишечник. Из ее зада вылетел поток дерьма и комок, в котором опознавалась половина жевательной кости. Молли не переварила его, ведь он состоял не из рогов и ферментированной коровьей шерсти, как обычно, а из нестабильной мощной взрывчатки.

Джон зажег идеальную самокрутку, затянулся, благодарно кивнул толпе и вскочил.

– Все назад! – крикнул он людям и монстрам, выставив руки.

Затем подошел к луже экскрементов, скривившись, вытащил мокрый кусок взрывчатой жевательной кости, мизинцем сделал в нем небольшое углубление и воткнул в него незажженный конец сигареты. Поставив дымящуюся конструкцию на сухой участок пола, мой друг посмотрел на часы и взглянул на тонкий желтовато-коричневый поток, струившийся из собаки.

– Молли, скажи всем «пока-пока».

Джон поднял испражняющуюся собаку, прижал ее к груди и выбежал из комнаты с криком:

– Уходите! Уходите все! Сейчас рванет!

Первая дверь по коридору была закрыта: ни ручки, ни кнопок, ни механизмов.

– Открывайся, сволочь! – завопил Джон, и дверь послушно открылась.

Джон увидел провожатого, Эми в заточении, меня в ярости – и решил, что целесообразно направить зад Молли на здоровяка, чтобы псина на него насрала. Так она и сделала.

Я прикрыл лицо рукой; собака отчаянно взвизгнула, и по комнате полетел поток теплого дерьма. Провожатый, удивленный таким поворотом событий, бросился на пол. Джон отпустил Молли, вытащил из кармана зажигалку «зиппо», зажег ее и бросил в одну из подвалотварей. Вспыхнув желто-синим огнем, зажигалка ударила монстра по голове, и он взвыл. Тем временем Джон подбежал к провожатому и пнул его по ребрам, но через секунду на моего друга бросились две подвалотвари. Провожатый все твердил, что убивать Джона не нужно и что все в порядке.

Словно в опровержение его слов я заметил на полу сравнительно твердый кусок фекалий, из которого торчал еще один фрагмент жевательной кости. Я схватил бомбу, бросился на пол и подобрал зажигалку. Из коридора в комнату хлынула толпа; четверо подвалотварей расталкивали обнаженных зрителей, пытаясь пробраться к нам. Я поднял собачью какашку и щелкнул зажигалкой. Пламя заплясало в дюйме от взрывчатого экскремента.

– Этого достаточно, чтобы все здесь разрушить. Так что прочь с дороги, мать вашу!

Если у этих людей и были какие-то базовые знания английского, то эти две фразы, очевидно, в него не входили. Никто не двинулся с места. Возникла долгая пауза, которую нарушало лишь влажное попукивание, которое издавал пищеварительный аппарат Молли.

– УБИРАЙТЕСЬ!

Провожатый все понял, с трудом поднялся на ноги и кивнул подвалотварям, стоявшим в дверях. Очевидно, местное население общается между собой с помощью телепатии; позднее надо будет выбрать время и восхититься этим. Подчиняясь безмолвным инструкциям, все покинули комнату. Дверь закрылась. Остались только мы с Джоном и провожатый.

Я повернулся к Эми, она взирала на происходящее с отвращением и любопытством, словно на автомобильную аварию.

– Отойди! Прижмись к стене! – крикнул я.

Мы с Джоном поняли друг друга без слов. Выкопав кусок жевательной кости – примерно четверть – из какашки, с помощью ключей от машины Джона мы откололи небольшой кусочек взрывчатки размером с рисовое зернышко. Затем с помощью тех же какашек прикрепили его к стеклу дюймах в двух от пола. Джон зажег зажигалку и прислонил ее к стеклу, чтобы пламя лизнуло экскременты.

Мы бросились к противоположной стене, закрыв уши руками. Громкое резкое «ПАКК!» гвоздем пронзило барабанные перепонки. Звуков разбивающегося стекла я не услышал и испугался, что у нас ничего не вышло. Обернувшись, я увидел сквозь дым, что прозрачная стена сморщилась, и в ней появилось большое отверстие, словно кто-то пробил дыру в леденце. Эми выбежала из камеры, и я обнял ее.

– Где мы? – спросила Эми. – Я не знаю, как…

– Потом. – Я повернулся к провожатому. – Если не можешь ее вылечить, верни нас в наш мир. Мы сами ее спасем.

– С удовольствием. У нас мало времени, ведь она скоро… даст потомство.

– Сейчас угадаю, – сказал я. – Если она умрет, эти твари немедленно выберутся наружу, так?

Он не ответил, но я знал, что я прав.

– Ладно, значит, у тебя есть веская причина позаботиться о ее безопасности, верно? Давай, отправляй нас отсюда к чертовой матери.

– Да поскорее, – добавил Джон.

Через две комнаты от нас дюйм пепла упал с самокрутки, воткнутой в заляпанную собачьим дерьмом жевательную кость. Тусклый оранжевый уголек пополз вниз по оставшимся двум дюймам.

Джон сказал:

– У нас есть… – Он призадумался. – …Пять минут и тринадцать секунд до того, как лакомство жахнет.

4:48.

Мы выбежали из комнаты. Одной рукой я обхватил провожатого за шею, прижав зажигалку к его щеке.

– Ни с места, или я подожгу ему лицо!

Я не шутил.

Либо люди восприняли угрозу всерьез, либо провожатый велел им расступиться. Мы провели его по коридору, и он показал, где находится лифт.

4:12.

К ужасу Эми, мы забрались в еще одного гигантского паука и мучительно медленно поехали вниз. Эми, с трудом державшаяся на ногах, жмурилась и прижимала руки к животу.

Мы спускались все ниже, ниже и ниже. Эти люди строили небоскребы вверх ногами.

1:32.

Паук остановился; перед нами лежал похожий на трубу коридор с множеством дверей.

0:58.

Мы вошли в огромную комнату, полную живых машин, прозрачных трубок и яйцеобразных капсул, жужжавших от переполнявшей их энергии. Все это я заметил лишь мельком, – мое внимание привлекло гигантское существо в центре помещения, что-то вроде огромной, размером со слона, жабы. Провожатый беззвучно подал команду, и жаба распахнула пасть.

Мрак. Внутри этого существа кружила та же тьма, что и в колонне, которую мы видели в торговом центре. Я прищурился и разглядел свет, какие-то образы, комнату, движущуюся фигуру…

0:36.

Провожатый шагнул в сторону и указал на жабу.

– Идите. Немедленно.

– Куда она ведет? – спросил я. – Ну, то есть, где именно мы окажемся?

– Теоретически вы должны выйти недалеко от того места, где вошли. Но предсказать, где именно, сложно.

– Эми выдержит обратную дорогу?

Нет ответа. Я подошел к темному порталу: по другую сторону находилась небольшая комната. Задержав дыхание, я шагнул в пасть жабы и снова пережил странное ощущение потерянного времени, словно ты задремал, а потом неожиданно проснулся. Что-то толкнуло меня вперед, я «выпал» на паркетный пол коридора, повернулся и увидел приоткрытую дверь с постером группы «VNV Nation».

Я встал и понял, что нахожусь рядом с дверью «ирландского лифта» в доме Салливанов, только на этот раз смотрю не в пустое пространство, а в комнату с жабой. Дверь была открыта, словно она распахнулась, когда я оказался в доме.

0:22.

Затем из портала выскочила Молли. Джон протолкнул к нам Эми, она рухнула на пол и скорчилась. В комнате по другую сторону начался хаос: дюжина подвалотварей крушила все подряд. Там собралась целая толпа обнаженных людей; видимо, распространилась весть о том, что сейчас произойдет что-то страшное.

Провожатый схватил Джона: он либо передумал, либо решил оставить себе моего друга в качестве сувенира. Джон замахал руками и ногами, схватил провожатого за лицо и сорвал с него кожистый комок – маску.

Джон замер. Провожатый стоял ко мне спиной, и поэтому я не знаю, что именно увидел Джон. Глаза моего друга внезапно потускнели. Нет, он не завопил и его не стошнило, – его мозг внезапно «упал», словно «Windows».

В коридоре послышались шаги. По лестнице ко мне бежал Роберт Норт в длинном женском пальто бежевого цвета и огромной шляпе с перьями.

– Эй! – крикнул я. – Все получилось! Она больна, у нее… Слушай, принеси мне… ну там крест, святую воду или… А, принеси картинку с Иисусом! Потрем Эми картинкой.

0:11.

В комнате по ту сторону портала провожатый отобрал маску у Джона и пытался закрепить ее на лице. Я хотел что-то крикнуть Джону, но задумался – пройдет ли звук через портал? Ответ на свой вопрос я получил, когда…

0:00.

…раздалось громкое, тяжелое «БУМ!», похожее на звуковой удар. Взрыв потряс мир, находившийся по другую сторону. В толпе началась паника. Джон, отчаянно лягаясь, вскочил, прыгнул через портал и упал в коридоре.

Я пошел было закрывать дверь, но тут Норт спокойно остановил меня и посмотрел на провожатого. Двое уставились друг на друга; человек по другую сторону произнес что-то похожее на страшное оскорбление. Я не расслышал ни слова и не был знаком ни с одним из этих людей, однако смысл понял.

Кожа Эми пошла волдырями. Я схватил девушку за руку, обнял, прижал к себе, шепнул, что все будет в порядке, что мы ее вылечим, что…

БАМ!

По мне потекла теплая кровь, а в виске Эми появилась дыра с рваными краями.

В двух шагах от меня стоял Норт.

В руке он держал маленький серебряный пистолетик.

Дамский пистолет.

Из дула вылетала струйка дыма.

Все в моей голове превратилось в абсолютный мрак, словно в глубоком космосе. Я сидел – руки и рубашка в пятнах крови – и смотрел на лицо Эми, на ее полуоткрытый рот. Внезапно кто-то забрал ее у меня: Норт потянул тело Эми за ноги, словно куклу. Пока все это происходило, Джон стоял как стоб – не двигался с места, черт побери. Я хотел подняться и понял, что у меня нет сил.

Норт с трудом подтащил тело Эми к двери, забросил в проем ее ноги, затем обошел с другой стороны, поднял девушку за плечи и протолкнул их тоже. Труп, вылезший из портала в комнате с жабой, сбил с толку толпу в другом мире. Провожатый все понял и завопил – так громко, что его услышал даже я. Вскоре в толпе тоже все поняли, и начался хаос.

Поздно – тело Эми пошло трещинами, вышло облако белых насекомых. Летучие паразиты увидели комнату, полную потенциальных хозяев, и ринулись на толпу. Началась давка. Останки Эми взорвались, в коридор полетели капли крови и кусочки костей. Я услышал звон, словно на пол упала монета, и в этот момент Норт захлопнул дверь, потом снова распахнул: за ней открылась ночная панорама Неназванного и снегопад.

Я попытался встать. Норт развернулся и навел на меня пистолет.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он.

– Ошибаешься.

Он попытался что-то ответить, но тут Джон подошел к нему со спины и врезал по почкам.

Норт изогнулся, и внезапно я увидел металлический предмет, который недавно упал на пол, – блестящий, стальной, округлый, покрытый пятнами крови. Такой штукой хирург мог бы закрепить сломанный позвоночник.

Я поднял этот предмет и ударил им по руке, в которой Норт держал пушку. Странная штука прорвала кожу и прошла между костями предплечья. Норт взвизгнул, и пистолет с грохотом полетел на пол.

Схватив пушку, я направил ее в сердце Норта. Внезапно он растаял, растекся лужицей вязкой жидкости, из которой вышло существо, похожее на медузу.

Оно всплыло вверх – так же, как и пару дней назад. Я нажимал на спусковой крючок, посылая в медузу пулю за пулей. От стен полетели щепки. Практически не обращая внимания на выстрелы, тварь поплыла вниз по лестнице. Молли с лаем помчалась следом.

Больше мы эту медузу не видели.

На полу осталась лужа дымящейся, разлагающейся жидкости.

Я сделал шаг вперед и, как Норт, распахнул дверь. В комнату влетел холодный ветер со снегом; внизу, в десяти футах, оказался двор дома Салливанов. С удивлением я обнаружил, что на улице еще светло: все приключение заняло около часа. На лице засыхали капли крови, на коленях таяли снежинки. Я сел на паркет и решил, что останусь здесь навсегда.

Моя машина стояла у торгового центра, примерно в миле от дома. Кроме того, я потерял ключи, а где – забыл, так что мы побрели сквозь буран, точно не зная, можно ли пройти столько по колено в снегу, что-нибудь себе не отморозив. Нам было все равно. День быстро угас, превратился в вечер; что произойдет, когда стемнеет и удлинятся тени, мы не знали. За несколько минут после начала путешествия мы прошли чудовищно мало и утратили чувствительность во всех двадцати пальцах на ногах. Тут мимо нас, хрустя по снегу, проехал пикап и остановился чуть впереди. Водитель – парень в красной кепке-бейсболке – выглянул из окна.

– Йоу! – воскликнул он, разглядывая слой снега на наших пальто. – Как дела? Хотите, подвезу?

Мы хотели.

Джон, не доверяя ковшеобразным сиденьям в машине, залез в кузов. Я спросил у парня, не поедет ли он мимо старого торгового центра. Оказалось, что нет. Я спросил, не едет ли он на юг, мимо моего района. Парень ответил, что едет. Оглядевшись, я понял, что Молли за нами не увязалась, и сел в пикап.

– Офигительный снегопад, йоу! – сказал парень. Под нижней губой подрагивала треугольная бородка-«эспаньолка».

– Ага.

– На дороге черт-те что творится, настоящий ад. Я уже несколько раз застревал. Наверное, другие водилы меня проклинают.

Я уставился на парня.

– Ты Фред Дерст? Из группы «Limp Bizkit»?

Он ухмыльнулся, не сводя глаз с дороги.

– Чертовски темно, – наконец сказал он. – Йоу, когда совсем стемнеет, вам двоим не стоит тут оставаться. Будут бродить разные твари, сосать кровь и ненавидеть. Но ты уже это знаешь, верно?

– Значит, ты не один из них? – спросил я, глядя в зеркало заднего вида. Джон ежился в кузове, пытаясь укрыться от ветра. Интересно, смогу ли я вытолкнуть парня из машины, если он, например, решит меня сожрать.

– Никакой я не Фред Дерст, – сказал Фред Дерст. – Ты видишь то, что хочешь увидеть. Если бы здесь был Джон, он увидел бы кого-нибудь еще. Я вот к чему клоню: да, есть тьма, но есть и свет, так что все в равновесии. Так «инь» и «ян» вечно кусают друг друга за хвост.

Я посмотрел в голубые глаза Фреда Дерста.

– Может, скажешь, кто ты на самом деле, пока не получил по морде?

– Йоу, я же тебе сказал, но ты не слушал. Я на твоей стороне. Я наблюдал за тобой. Более того, я шел за тобой, словно верный пес.

– Я понятия не имею, о чем ты, и не в настроении разгадывать загадки. Говори по существу или заткни варежку. Ты – добрая фея? Ангел? Фред Дерст? Иисус?

– Неважно. Ты выполнил свою задачу, хотя и не знал ни про нее, ни про то, что ты ее выполняешь. Нож, который удаляет опухоль прямой кишки, делает грязную работу, так? Он должен доверять хирургу, должен верить, что все будет нормально, пока врач режет им окровавленную плоть и дерьмо.

– Да пошел ты! Вся эта история – бред от начала до конца. Я не очень-то понимаю, во что я верю, но мне ясно одно: мы убили какую-то страшную тварь. Из-за этого погибла Эми, а ведь она и мухи не обидела. Она родилась на свет, потом ее двадцать лет поливали дерьмом, а теперь она умерла ни за что, а я жив, хотя давным-давно должен погибнуть. Черт побери, я сам несколько раз собирался убить себя – просто чтобы оказать услугу миру.

– Йоу, тяжело, понимаю, – сказал Фред Дерст. – Знаешь, в девяностых был боксер, Эвандер Холифилд. Он стал чемпионом, а потом у него нашли болезнь сердца, которая оборвала его карьеру и должна была оборвать жизнь. И вот он идет к телепроповеднику – к такому, знаешь, чуваку с налаченной прической и в костюме из полиэстера. Чувак молится и пляшет вокруг Холифилда, после чего Эвандер снова идет к доктору, и доктор говорит, что болезни сердца больше нет. Холифилд утверждал, что произошло чудо… а выяснилось, что ему поставили неправильный диагноз.

– Причем тут наш разговор? Знаешь, кто ты, Фред? Джинн из бутылки – в тех историях, где тебе предлагают загадать желание, и ты выбираешь миллион долларов, а потом оказывается, что умер твой лучший друг, и эти деньги тебе заплатит страховая компания.

– Да, – продолжал Фред, будто и не слышал моих слов. – У него никогда не было сердечного заболевания. Жесть, правда? Просто на рентгеновском снимке было пятно. А ты хотел бы умереть вместо Эми? Ну, типа, если бы все можно было вернуть назад?

– Отвали.

– Йоу, я задал тебе вопрос. Хотел бы?

– Да.

– Серьезно?

– Конечно.

– Ты бы обменял ее жизнь на свою? Значит, завтра Дэвид Вонг умрет, а Эми Салливан будет жить?

– Завязывай с вопросами, Фред. У меня от них голова болит.

– Ладно.

– А что ты сделаешь – застрелишь меня и воскресишь Эми? Или, как в том дурацком фильме с Брюсом Уиллисом, скажешь, что я уже давно умер?

– Чувак, ты каждый день ходишь на работу. Как бы ты ходил на работу, если…

– Заткнись, Фред. Приехали.

Мы остановились, и я увидел свой заснеженный домик.

– Не бойся темноты, йоу. Теперь тебя прикрывают. Лады, чувак?

Мне нечего было сказать Фреду, поэтому я выпрыгнул из машины и побрел к тротуару. Я услышал, как отъезжает пикап, услышал звуки шагов Джона. На полдороге к дому я остановился.

Следы. Свежие следы, ведущие от парадного входа за дом – то есть к сараю.

Как ни странно, я совсем забыл про сарай и про то, что в нем лежит труп. Я двинулся по следам и в какой-то момент обнаружил, что шагаю все медленнее и медленнее, словно осужденный, который идет на казнь.

Я слишком долго откладывал. Это нужно было сделать еще два дня назад. Я повернул за угол, увидел сарай и распахнутую дверь. Висячий замок отомкнули. Ничего удивительного – ключ от сарая висит на гвозде у входа на кухню, так что его мог взять любой полицейский с ордером на обыск.

Подойдя к двери, я увидел две вещи, которые не вмещались в моей голове.

Во-первых, Эми.

Она – живая – стояла в сарае, скрестив руки на груди, и в полной растерянности смотрела на труп, лежавший на полу. Я понимал, каково ей сейчас. Эми услышала, как я вошел, подняла глаза, и на ее лице отразился шок – картинка почти смешная. Девушка посмотрела на меня, потом на пол, затем снова на меня.

– Эми, это я.

Она не ответила. Я пошел к ней; хотелось обнять ее, увести в дом и больше никогда не отпускать. Эми попятилась, наткнулась на полку со стеклянными банками. Казалось, она прикидывает, как бы удрать. Это тоже было объяснимо.

На полу лежал мой труп.

Я сразу узнал свое лицо, хотя оно посинело и стало похоже на мясную сосульку, лежащую среди складок брезента. В моей груди зияла огромная кровавая дыра. Джон подошел сзади, посмотрел на тело, затем на Эми; в его голове происходил тот же запутанный мыслительный процесс, что и в моей.

– Покажи мне свои ступни, – сказал Джон Эми.

Она промолчала.

– Пойми, минут двадцать назад мы с Дейвом видели, как тебя убили. Так что нам нужно кое-что прояснить.

Эми кивнула и впервые за все это время заговорила:

– Ладно.

Выйдя из сарая, девушка села на ступеньки у входа в дом, затем, не обращая внимания на снегопад, сняла кожаный сапожок и носок. Джон взял в руки ее ступню, осмотрел и заставил Эми проделать ту же операцию с другой ногой.

– Чистые, – сообщил он, повернувшись ко мне.

Все кусочки мозаики стали на свои места. Если ты уже догадался, иди, получи Нобелевскую премию, мистер Гений.

– Они посылают в наш мир своих агентов, заменяют обычных людей их копиями, существами, которые способны переходить из физического мира в мир духов, – сказал я. – Тени – это пальцы Коррока, ими он двигает мясных марионеток. Вот чем они здесь занимаются – делают тварей похожими на людей. Монстры находятся под их контролем. Под его контролем. Как Дрейк, например. Что стало с настоящим Дрейком? Он умер?

Эми подняла взгляд. Ее глаза расширились; она поняла, куда я клоню.

– Понятия не имею, – ответил Джон. – Может, его и всех остальных держат где-то под замком. Хотя вряд ли. Ты ведь понимаешь, копии должны обладать теми же воспоминаниями, что и настоящие люди.

– Значит, символ на ноге – это их знак, – сказал я. – И если бы мы осмотрели другую Эми…

– То увидели бы знак, похожий на символ «пи». Очевидно, это их логотип.

– То есть, когда они забрали Эми, они создали ее копию, – сказал я. – Сделали новую Эми и заразили…

– Они знали, что мы попытаемся ее вернуть.

– Это был бы конец, – произнес Джон. – Ее потомство заразило бы нас. А затем наше потомство заразило бы всех, кто оказался рядом…

– Выходит, Норт знал, что делает. Он понимал, что поступает правильно, когда застрелил ее. Потому что это была не Эми.

Я встал, сделал шаг к сараю, и тут меня остановили. Рыжеволосая девушка сжала меня в объятиях. Эми уткнулась лицом мне в рубашку, изо всех сил сдавила мои ребра. Она плакала, просила прощения, но я не мог понять, за что. Я погладил ее по волосам и шепнул, что все почти закончилось, что на этот раз все будет хорошо, и что мне нужно разобраться с еще одним делом.

Джон положил Эми руку на плечо и потянул к себе – странный жест, почти защитный. Я высвободился из ее объятий и шагнул к сараю.

У меня за спиной Эми сквозь слезы говорила, что потеряла пистолет, что застрелила монстра в торговом центре, а потом бежала, бежала, бежала и потеряла пушку в снегу. А потом вызвала такси и…

Джон успокоил ее, и она притихла. Я двинулся к сараю, сердце заколотилось, и внезапно я почувствовал себя легче воздуха, словно сбросил груз с плеч. Я посмотрел на снег, падавший с ночного неба, и внезапно мне показалось, что все в порядке.

– Норт знал, что делает, и я тоже – когда застрелил тварь, которая лежит в сарае.

Я подошел к невысокому зданию. Джон остался на месте, однако, похоже, он уже знал, что лежит в сарае. Я откинул брезент, обернутый вокруг ног трупа, и принялся тянуть обледеневшие шнурки черных кожаных туристических ботинок, таких же, как у меня. Даже царапина вдоль большого пальца – такая же, как на моем ботинке. Похитители тел – невероятно дотошные ребята. А как же иначе.

– Я пришел домой, увидел во дворе эту тварь, похожую на меня, схватил пушку и завалил сукиного сына. Скорее всего, он попытался бы убить меня, если…

Я остановился, стащил правый ботинок, снял обледеневший носок, но не увидел на ступне никаких знаков. Почему-то это меня рассмешило. Я стоял и тихо смеялся; в темноту изо рта вылетал пар.

Немного погодя я решил заняться тем, что надо было сделать с самого начала. Я пошел к дому – Джон попятился, увлекая за собой Эми и явно стараясь держаться от меня подальше. Я сел на крыльцо, начал снимать правый ботинок, подумал, затем принялся за левый. Стащив ботинок и носок, я посмотрел на большой палец и расхохотался – так сильно, что едва мог дышать.

На лице Джона не отразилось ничего – ведь он уже все знал и, похоже, знал давно. Эми испуганно смотрела на нас. Я поднял ногу и потер символ «пи» на большом пальце, как будто его можно было оттереть. Но я, конечно, понимал, что этот знак никогда, никогда не исчезнет.