– Все очень просто, – ответил я. – В этой бутылочке находится вещество, которое позволяет нам видеть то, что не видишь ты. Мы не знаем, откуда оно взялось, и как именно оно действует. Но если его принять, то в течение нескольких часов твое сознание обостряется так, что ты и представить себе не можешь. Глаза становятся похожими на телескопы Хаббла, они чувствуют даже тот свет, которого нет в спектре. Можно читать мысли, останавливать время, идеально варить макароны. И видеть существа-тени, которые делят с нами этот мир, тех, кто всегда здесь, но всегда спрятан. Представь себе врача с микроскопами на глазах, чтобы моментально определять болезнь.

– Он еще должен иметь возможность заглянуть в кровеносные сосуды, легкие и тому подобное, – заметила Эми. – Микроскоп не в состоянии…

– У этих микроскопов приспособления с рентгеновскими лучами.

Эми подняла контейнер.

– Ух. Холодный.

– Он всегда такой, – сказал я. – Контейнер охлаждает свое содержимое двадцать четыре часа в сутки. Как – мы не знаем. Никаких батарей, никакого источника энергии. И он работает уже несколько лет. «Соус» нужно держать в холоде, иначе он, э-э, становится нестабильным.

– Хочешь снова принять «соус»?

– Не хочу, однако, похоже, придется. Это уравняет шансы сторон, выведет нас на одну частоту с противником. Если мы до сих пор живы, то только благодаря «соусу».

– Когда я нашел эту бутылочку, она была пустой, как и моя.

Я открыл контейнер и вытряс оттуда содержимое – две капсулы, черные, словно лакрица.

– Наверное, тебе интересно узнать, откуда взялись бутылочки. Мы сами все время голову ломаем. Похоже, эта штука появляется, когда захочет.

– А мне принять не позволишь? – спросила Эми.

– Такого я даже злейшему врагу не пожелаю. Но тебе и не придется – иначе здесь были бы три капсулы.

– Нужно съесть их, пока на нас не напали, – сказал Джон.

Так мы и сделали. И стали ждать.

– Как вы поймете, что эта штука подействовала? – спросила Эми.

– Начинаешь замечать… разное. Сложно объяснить. Как будто сквозь помехи пробивается радиосигнал.

Тут в моей голове вспыхнула мысль – яркая, словно падающая звезда: рестлинг – настоящая борьба, он реален, но не в том смысле, что мы понимаем под словом «реальность»; нет, рестлинг более реален, чем сама реальность. Затем я вычислил число «пи» до четырех тысяч знаков после запятой и понял, что идеальная окружность покажется нам прямой линией. Я посмотрел на серебряную таблетницу и понял, что ей более четырех тысяч лет. Или меньше четырех секунд.

– Если совершить кругосветное путешествие, то твоя шляпа пройдет на тридцать один фут больше, чем твои ботинки. Ты в курсе? – спросил я у Джона.

– Нет, Дейв, не в курсе. Прежде чем заняться бомбой, я должен побрить половину собаки.

Я кивнул. Джон встал и позвал Молли в ванную. Интересно, когда же подействует «соевый соус»…

Чтобы убить время, я пошел в комнату, где стояла стиральная машина, открыл шкаф и шарил в нем до тех пор, пока не нашел водяной пистолет. Вполне себе современная модель – огромный зеленый пистолет с надписью «Большой фонтан» на боку. К нему прилагался бак на два галлона с крючками, чтобы подвешивать его на пояс. В рекламном ролике говорилось, что такой пистолет стреляет струей в четверть дюйма шириной на расстояние в пятьдесят футов, и, в общем, это правда. Пистолет был липким: прошлым летом Джон залил в него пиво.

Пошарив еще, я вытащил рулон изоленты и длинную одноразовую зажигалку, какими зажигают гриль. Потом достал три бутылки химикатов для горючего, сгреб вещи в охапку, вернулся в комнату и вывалил все на стол.

– Будешь делать огнемет? – спросила Эми.

– Надо подготовиться. Кто знает, что нас там ждет – может, сам дьявол.

– Дэвид, какая польза от этой штуки?

– Ты что, не слышишь меня?

Ох уж эти девчонки.

– Но если это какая-то тварь из преисподней, зачем тебе…

Эми остановилась и, похоже, решила тему не развивать.

– А что возьму я? Когда мы отправляемся? У меня будет оружие?

– Ты что, забыла про сурка?

Я занялся водяным пистолетом. Из ванной раздавались собачий рык и гудение моей машинки для подстригания бороды.

Эми положила свою руку на мою.

– Жила-была овца. В Шотландии. Как тебе известно, овец стригут, чтобы получить шерсть, а наша овца сбежала с фермы и семь лет жила на воле, пока ее не нашли в какой-то пещере. Никто овцу не стриг, так что шерсть у нее невероятно отросла – не овца, а ходячая прическа «афро». Животное вернули на ферму, и оно стало одним из многих, однако до самой смерти овца помнила, что когда-то жила на свободе. Никто не мог отобрать у нее эти воспоминания. Понимаешь? Я, как и ты, хочу увидеть эту тварь.

– Поверь, я тебя понимаю. Далеко не каждый может выдумать настолько бредовую историю. Знаешь, у овец шерсть так сильно не растет.

– Дэвид, я о другом.

Я обошел Эми, хотел взять ее за другую руку. Моя рука исчезла, и я понял, что пытаюсь взять Эми за кисть, которой нет. При этом я прекрасно видел тонкие пальцы, сжатые в кулак.

Эми с любопытством посмотрела на стол, пытаясь понять, на что я уставился.

– Кажется, соус подействовал. Надень очки «Скуби-Ду». Хочу провести эксперимент.

Она встала, нашла очки на столе, затем села.

– Теперь сосредоточься. Не знаю…

Заканчивать фразу не пришлось. Эми раскрыла рот от удивления.

– Ой! Вижу! Не может быть!

Она то снимала, то надевала очки, и видела, как появляется и исчезает кисть.

– Смотри, ногти! Они отросли, я собиралась их подстричь перед операцией. Теперь понятно, почему мне больно…

Эми подняла кулак, очень медленно разжала пальцы и положила руку на стол.

– Дэвид, это безумие.

– Сегодня ты еще не такое увидишь.

Распахнулась дверь ванной, и оттуда выскочила Молли. Левая часть ее тела была обрита практически наголо, правая осталась такой же лохматой, как и прежде. За собакой, стряхивая шерсть с одежды, вышел Джон.

– Ну, готово, – сказал он.

– А почему ты… – начала Эми, прежде чем я успел ее остановить.

– По просьбе Молли: она хочет быть похожей на двух разных собак. Считает, что так ей проще воровать еду. – Джон повернулся ко мне. – Молли – непростая собака, Дейв. Ты уже работаешь над бомбой?

– Над чем?

Человечество обречено по одной простой причине: чтобы построить здание, нужны десятки людей и материалы стоимостью несколько миллионов долларов, а чтобы уничтожить – всего один кретин со взрывчаткой. В поисках составных частей для бомбы мы с Джоном перерыли весь дом. До сегодняшнего дня никто из нас не знал, как делать взрывные устройства, но мы изучили химический состав ингредиентов и стали импровизировать. Голова болела адски, пылала словно двигатель, который слишком долго работал на повышенных оборотах. Я задумался – уже не в первый раз, – сколько лет жизни отнимает у меня «соевый соус», и пришел к выводу: скорее всего, неважно.

Итак, из пакетика желе, внутренностей двух детекторов дыма, измельченной колоды карт и охладителя, извлеченного из автомобильного кондиционера, мы сотворили липкую взрывчатую смесь нежно-зеленого цвета. Ее мы налили в форму из фольги, придали ей вид жевательной кости и засунули в холодильник. Нам хотелось сделать бомбу похожей на безобидный предмет, который может лежать в кармане хозяина собаки, не вызывая подозрений. На тот случай, если нас схватят и обыщут.

Я сел за кухонный стол и стал вставлять патроны в купленную мной запасную обойму для пистолета.

– Вот что я думаю, – сказал Джон. – На заводе должна быть система связи. Проберемся в комнату, в которой стоит микрофон, и врубим песню помощнее, например, «November Rain» на автоповторе. Пока все там затыкают уши и молят о прощении, мы находим эту сволочь Коррока и запихиваем бомбу прямо ему в задницу. А если выяснится, что он – огромный пес, заставим его взрывчатку сожрать.

Я кивнул и встал. Настоящий план, невысказанный, спрятанный между слов Джона, заключался в том, что мы умрем – но так, что наша смерть станет самым загадочным и бредовым эпизодом в истории народа Коррока. Пусть знают Гая Фокса!.. В нашу честь устроят праздник. Если уж нам суждено попасть в брюхо Коррока, то он нами подавится.

Мы – это я и Джон. Не Эми.

Я вздохнул, надел пальто и опустил в карман пистолет и запасную обойму. Джон накинул армейскую куртку, наклонился, вытащил из рюкзака цепную пилу и прицепил к ней амортизирующий трос, чтобы ее можно было нести на плече. Затем поднял самодельный огнемет, ни на секунду не усомнившись в том, что это за штука и зачем она нужна. Джон щелкнул зажигалкой, и из ствола вылетел тонкий язычок пламени. Одобрительно кивнув, мой друг задул пламя, поднял с пола боевой топор и протянул Эми. Она сумела удержать его ровно две секунды, после чего топор, звякнув, упал на пол. Эми достала из куртки гигиеническую помаду и смазала губы.

Когда мы садились в машину, Джон напомнил мне про кость-бомбу. Я сбегал домой, вытащил бомбу из фольги и вышел, держа ее в руках.

Наверное, мне следовало бы знать, что произойдет дальше. Молли – наполовину побритая, наполовину лохматая – подбежала ко мне и выхватила «кость».

По просьбе Джона я опущу следующую сцену, в которой мы очень долго гонялись за собакой, пока мой друг, наконец, не повалил псину на землю. Мы разжали Молли пасть, но никаких следов кости не обнаружили.

Я с отвращением пошел прочь, но тут Джон, извалянный в снегу и все еще прижимавший Молли к земле, воскликнул:

– Смотри!

В руке он держал лапу собаки. Только тогда я заметил, что на лапе нет символа, похожего на «пи», который был у взорвавшейся Молли. Собака облизала нос и чихнула, затем вскочила и убежала.

– Что это, по-твоему, означает? – спросил я.

– Не знаю, черт побери. Но бомбу нужно вернуть. Бери пилу и режь собаку.

Эми стала возражать против этого плана и придумала еще более отвратительный: извлечь кость из противоположного конца Молли. Девушка зашла в дом, вытащила из холодильника два замороженных буррито и разогрела их в микроволновке.

Мы скормили оба буррито Молли, однако незамедлительных результатов не получили.

– Ладно, едем, – сказал Джон. – Мы опаздываем к неминуемой гибели.

Белая мгла. В атмосфере больше снега, чем воздуха. По городу мы ехали со скоростью пятнадцать миль в час; все магазины и заведения закрылись из-за снегопада. «Вот он, настоящий буран, – подумал я. – Никогда раньше такого не видел». Примерно на полпути Джон посмотрел в зеркало заднего вида и прищурился.

– Что за черт?

По замерзшему заднему стеклу ползли красные и синие огни. Мы переглянулись и поняли, что можем либо остановиться, либо ехать дальше, устроив самую медленную погоню со времен О-Джея Симпсона. Я свернул на обочину, заехав в сугроб. К дверце водителя подошла огромная синяя фигура. Я опустил стекло, и снежинки обожгли мне щеку. В салон заглянуло чье-то лицо: увидев, кто это, я занервничал и потянулся за пистолетом.

Это был Дрейк. И не Дрейк. В нескольких дюймах от меня застыло его лицо, не выражающее абсолютно никаких эмоций. Лицо набальзамированного трупа. Черные глаза – ни белков, ни зрачков. Я моргнул, и глаза снова стали человеческими, но безжизненными, словно у куклы.

«ВЫЛЕЗАЙ», – сказали губы Дрейка. Он бросил в меня это слово, словно нанес удар. Его дыхание несло какой-то химически сладкий аромат – так пахнет ребенок, который выпил слишком много фруктового напитка. Дрейк распахнул дверцу, схватил меня за куртку и потащил наружу, затем развернул меня за плечи, толкнул к машине.

Открылась вторая дверь. Джон вышел, посмотрел на своего дядю и пришел к тому же выводу, что и я: Дрейка больше нет.

Вытащив из-за пояса дубинку, огромный полицейский хлопнул ей по ладони.

– Ну! – рявкнул он. Человеческое слово этот звук напоминал лишь отчасти. – Большой умник. Куклы, медуза, ночь оживает и идет по Малхолланд-драйв.

Дрейк ударил дубинкой по ладони и раздвинул пухлые губы в ухмылке, показав акульи зубы. Мне хотелось выхватить пистолет, но я понимал, что удар дубинки за полсекунды переломает все кости моего запястья. Не знаю, готовился ли я действовать или замер на месте от страха. В любую секунду эта тварь-Дрейк могла положить конец нашему маленькому приключению еще до того, как оно началось. Я надеялся, что у Джона есть план, но, взглянув на него, понял, что мой друг рассчитывает на меня.

Дрейк был не один: из полицейской машины вылезал мускулистый чернокожий полицейский. Он улыбался, словно человек, который только что спятил.

Дрейк подошел к радиатору моего автомобиля.

– МАЛХОЛЛАНД-ДРАЙВ! СИНИЙ ЯЩИК! СИНИЙ КЛЮЧ! СИНИЙ ГЛАЗ! – крикнул он.

Дрейк взмахнул дубинкой, и одна из фар взорвалась. Он снова улыбнулся, присел, подпрыгнул вверх на шесть футов и с грохотом приземлился на капот машины. От удара «бронко» закачался на рессорах. Эми подскочила на заднем сиденье и стала смотреть то на меня, то на Джона. Молли залаяла, однако помочь нам не пыталась.

Дрейк кинул на меня презрительный взгляд сверху вниз, сунул дубинку в карман, расстегнул молнию на брюках и начал мочиться на ветровое стекло. Моча окрасила желтым снег, набившийся под «дворники».

– ХА! УМНИК, В ПЕРЕУЛКЕ ТЕБЯ ПОДЖИДАЕТ КОРРОК!

Напарник Дрейка стал раздеваться и бросать вещи на дорогу, что-то бормоча себе под нос. Наконец он стянул с себя трусы и, обратив лицо в заснеженное небо, завопил что-то вроде «Трубобифштекс!»

Дрейк застегнул штаны, поднял ногу и стащил с нее ботинок. Затем снял носок и вытянул ногу в мою сторону.

Он долго стоял с поднятой ногой – словно футболист, бьющий по мячу на фотографии. Оглянувшись, я увидел, что второй коп подносит к промежности пригоршни снега.

Я снова посмотрел на Дрейка и наконец понял, что именно он мне показывает. На его большом пальце виднелась крошечная татуировка – символ «пи», как у прежней Молли.

Полицейский опустил ногу, снова вытащил дубинку, поднял ее вверх и второй рукой указал на меня.

– А ТЕПЕРЬ НАГНИСЬ! СНИМИ ШТАНЫ И НАГНИСЬ, УМНИК!

Мы с Джоном одновременно нырнули в машину. Я включил передачу и нажал на газ. Дрейк все еще стоял на крыше.

Машина нырнула вперед, и мы покатились по дороге, но Дрейк остался на своем месте, словно огромное украшение для капота. Ветер сорвал с него шапку и растрепал волосы.

– КУДА ТЫ? ХА-ХА-ХА! ПОЙДЕМ В ПЕРЕУЛОК! ОН ЖДЕТ, УМНИК!

Дрейк замахнулся дубинкой, словно готовясь ударить по ветровому стеклу. Я врезал по тормозам. Машину занесло; Дрейк полетел в сторону и скрылся за миниатюрным горным хребтом из сваленного на обочине снега.

Едва слышный вопль превратился в вой, в звук, который человеческие связки воспроизвести не в состоянии. Мне захотелось помочь копу, но это желание быстро прошло. Я включил заднюю передачу, нажал на газ, затем врубил первую, и машина завиляла по шоссе. Я нервно поглядывал во все зеркала, пытаясь разглядеть Дрейка или его голого напарника с заснеженной промежностью; их автомобиля нигде не было видно. Молли стояла на сиденье и смотрела в окно, дрожа и басовито рыча.

Эми о чем-то спрашивала – что с ним, жив ли он, нужно ли нам вернуться. Мы с Джоном молчали. Я просто вел машину.

В зеркале заднего вида возникла фигура, темный силуэт на снегу… Впрочем, наверное, мне показалось.

Мы разглядели под снегом съезд с трассы, повернули и проползли по стоянке торгового центра. Кроме нас, там никого не было. Быстро стемнело.

Мы вышли из машины, взяли снаряжение и, с Молли во главе, пошли к торговому центру, оглядываясь по сторонам. Граница стоянки уже была не видна, весь мир скрылся за снежным занавесом. В руке я сжимал пистолет, хотя не помнил, когда достал его. У входа Джон вдруг застыл, словно заметил что-то в кружащейся белой массе. Я тоже всмотрелся, прищурившись, но ничего не увидел, и мы списали это на адреналин. А зря.

На полу, там, где в стеклянной крыше зияла дыра, лежал слой снега толщиной в дюйм. В отверстие залетал холодный ветер. Джон щелкнул зажигалкой, которая служила запалом для нашего игрушечного огнемета.

– Что там случилось с ногой Дрейка? Он как будто хотел ударить тебя по голове.

– На ней был значок «пи», как у Молли.

– Думаешь, это какой-то символ?

– Символ чего?

– Зла?

– Если они обязаны носить некий символ, им труднее творить зло, разве не так? – спросила Эми.

– Если они босые и бьют тебя ногами, это уже не важно, – ответил Джон. – Идите за мной.

В центре правой стены комнаты техобслуживания мы с Джоном ясно видели большую, разукрашенную дверь. Для нас она была таким же чужеродным объектом, как и лицо на Марсе. Эми видела только стену – до тех пор, конечно, пока не надела очки «Скуби-Ду».

Молли пробежала мимо меня к двери и обнюхала ее. Любопытно.

– Думаю, нужно искать точку сохранения.

Я тяжело вздохнул и поднял пистолет. Джон вскинул огнемет. Я потянулся к изогнутой дверной ручке; пальцы прошли сквозь нее.

– Черт, она тоже призрачная, – сказал Джон.

Я вздохнул, посмотрел на Джона и собрался предложить, чтобы мы вернулись домой и свернулись клубочком у камина. Неожиданно вперед вышла Эми в намокших помятых очках в картонной оправе.

Она протянула к двери левую руку – ту, у которой в реальности не было кисти. Призрачной кистью – которую я видел – Эми взялась за ручку, которой тоже не существовало. Ручка повернулась.

Раздался грохот – такой звук возникает, когда колешь лед. В стене появилась вертикальная щель и стала расширяться. Мы с Джоном приготовились к бою; я почувствовал, что мой мочевой пузырь немного расслабился. Стена поехала в стороны, словно занавес, и наконец перед нами образовался дверной проем с кусками штукатурки и щепками по краям. За ним виднелась крошечная круглая комната – каким-то образом я понял, что это лифт.

Джон прошел в дверь, посмотрел направо и указал на черное число «10» на стене. Через несколько секунд оно превратилось в «9».

Молли протиснулась мимо меня и побежала в комнатку. Я повернулся и обнял Эми за плечи.

– Уходи.

– Что? Нет.

– У тебя есть деньги от страховки? Когда твои родители…

– Да, ну и…

– Подожди нас в каком-нибудь светлом месте. Если через час мы не вернемся, садись в мою машину и…

– Дэвид, я не умею водить машину.

Я вытащил из кармана мобильник и вложил в ее ладонь.

– Тогда вызови такси. Я серьезно. Если нас не будет через час, беги. Бери такси, поезжай в аэропорт и лети на Аляску. Уезжай отсюда навсегда и забудь о том, что знакома со мной.

– На Аляску? Почему…

– Потому что там всегда день.

– Чушь!

– Дейв, на самом деле там вечная ночь, – поправил Джон.

– Это не важно! – завопила Эми. – Я никуда не по…

– Эми, прошу тебя. Когда открылась эта дверь, я думал только о том, что буду проклят – за то, что позволил убить тебя той твари, которая войдет сюда. Пока ты жива, у меня есть шанс, и поэтому я хочу сделать доброе дело. Хотя бы для того, чтобы перед смертью – а я, черт возьми, уверен, что в течение часа умру, – чтобы перед смертью я мог сказать: я сделал в жизни хотя бы одно доброе дело.

Я попытался вложить пистолет в другую руку Эми, понял, что другой руки у нее нет, и засунул оружие в карман ее пальто.

Возражения Эми были прерваны: металлическая дверь взорвалась, пролетела по комнате и врезалась в противоположную стену. Мы пригнулись. В облаке пыли мелькнуло что-то размером с человека, но совершенно неправильной формы: вывернутые задом наперед суставы, крошечная головка, кожа из крокодильей шкуры. На секунду мой мозг оказался парализован, и я не мог понять, что вижу. С этим существом мне уже доводилось встречаться – в подвале Джима. Только теперь оно двигалось, словно хищник, и заметило нас.

Эми, стоявшая на коленях, открыла рот, чтобы что-то сказать, и в эту секунду мимо ее лица пролетела струя пламени.

– ЛОЖИСЬ! – завопил Джон – на полсекунды позже, чем следовало бы.

Оранжевый огонь облизал существо и стену позади него; запахло моими опаленными волосами. Тварь закрутилась, забилась… Однако, похоже, ее шкура была огнеупорной: когда Джон прекратил стрелять, остались только крошечные язычки пламени на плечах существа.

Чудовище разозлилось.

Джон стал подкачивать в огнемет топливо для следующего выстрела. Я бросился на пол, сунул руку в карман и вспомнил, что десять секунд назад отдал пистолет Эми. Поэтому вместо оружия я вытащил ключи от машины и швырнул их в тварь; они врезались ей в грудь и, зазвенев, отскочили.

Стремительно, словно кто-то включил режим перемотки вперед, монстр пробежал мимо Эми и бросился на меня. Мою шею обхватили когти, а секунду спустя я, пролетев по воздуху, ударился спиной о стену и оказался в маленькой круглой кабине лифта: тварь отшвырнула меня, словно игрушку. Надо мной стоял Джон. Я вскочил, тварь появилась в дверях, перекрыв нам выход, и снова бросилась на меня. Молли, стоявшая рядом со мной, обнюхала лапу монстра и решила, что есть ее не стоит.

Джон что-то закричал, но тут существо вонзило когти в мое плечо, и половину тела накрыла волна боли. Я вытянул шею и завопил:

– ЭЭЭЭЭЭЭМММММИИИИИИИ!!! БЕЕЕЕЕЕГИИИИ!!!

Эми застыла за спиной монстра, словно окаменев. А тот, кажется, замахнулся второй лапой, изготовившись раскроить мне череп. Я почувствовал, как Джон неуклюже пытается вытащить из меня когти монстра. Морда чудовища нависала надо мной, его глазки бегали, а из пасти почему-то пахло «Олд спайсом». Краем глаза я увидел, что число на стене изменилось на «3».

Эми повернулась к выходу, и внезапно у меня появилась новая задача – задержать монстра здесь, до предела увеличить время, которое понадобится чудовищу на то, чтобы сожрать нас.

Там, где была дверь в комнату, возникла еще одна тварь – такая же, как первая. Она пошла на Эми, и в моей голове родилась безумная мысль – к промежности монстра прилип снег.

Число на стене исчезло. Призрачная дверь закрылась.

Все замерло. Стена снова появилась там, где и была всегда – прочная, как… ну, как стена.

Внезапно голова, плечи и когти монстра повисли на стене, словно охотничий трофей. Призрачная дверь прищемила гада: одна его половина осталась с этой стороны, другая – снаружи. Секунду спустя куски тела посыпались на пол, оставляя за собой красные пятна.

– Что за… Интересно, сколько работников завода гибнет подобным образом? – пробормотал Джон.

– Эми! – крикнул я, с отвращением отдирая от стены лапу. Пальцы с когтями еще дергались. Рядом лаяла и взвизгивала Молли. С другой стороны не доносилось ни звука. Я забарабанил по стене ладонями, почувствовал, что поверхность скользит под пальцами.

– ЭМИ!!! ЭЭЭЭЭЭММММИИИИ!!!

Я ударил по стене и, кажется, сломал себе руку. Потом я почувствовал движение и понял, что мы движемся наверх – хотя у торгового центра не было второго этажа. Я снова выругался и положил ладони на колени. В голове промелькнула мысль: все близкие мне люди умирают страшной смертью.

У ног заскулила Молли. Джон сказал что-то вроде «подъезжаем» и «приготовиться». Я встал и, дрожа, взял у него пилу, пытаясь понять принцип ее действия. Более дурацкого оружия в данной ситуации нельзя было и придумать.

Я огляделся и увидел, что магнитофон в лифт не попал. А, какая разница!

Мы поднимались выше, выше и выше. Может, лифт летел по воздуху сам по себе? Джон взял огнемет наизготовку, продолжая что-то говорить – типа, мы ничего не могли поделать, нужно побыстрее закончить с этим делом, мы непременно должны выжить, бла-бла-бла. Неважно.

Подъем занял двадцать чертовых минут. Сотни футов. Наконец, лифт резко остановился, и в стене протаяло отверстие. Перед нами протянулся длинный коридор из гладкого камня – мрамора или полированного гранита с полукруглым потолком, флуоресцентными лампами и надписями о необходимости соблюдать стерильность и носить с собой пропуск.

Я ухватил пластиковую рукоять пилы покрепче и шагнул в коридор. За мной по пятам двинулась Молли, а за ней – Джон. Рядом с дулом игрушечного огнемета плясал огонек. Я шел и думал о том, как громко завоет пила, когда я дерну за шнур. И о том, есть ли в ней бензин.

Пройдя четыре-пять кварталов по городским меркам, мы обнаружили дверь – обычную металлическую дверь с ручкой. Приготовились… Джон распахнул дверь, и мы метнулись внутрь.

Пол превратился в металлическую решетку: мы оказались на мостике. Я посмотрел поверх ограждения и увидел, что под нами – огромное пространство размером с ангар для самолетов, только темное. По этажу вокруг столов и приборов бойко, словно на рынке, расхаживали люди в белом. Шум стоял адский: гудение машин, лязг, шарканье ног.

На мостике, футах в десяти от нас, стоял человек в стеклянной маске и в белом комбинезоне с капюшоном. Его костюм напомнил мне стерильную одежду, которую носят в «чистых помещениях» – в лабораториях, например. В одной руке человек держал бумажный пакет из кафе «Сабвей», а в другой – пачку сигарет. Он ошарашенно посмотрел на нас – на Молли, на пилу, на язычок пламени, вырывающийся из инструмента, который не мог быть ничем иным, как огнеметом.

– Мы из пожарной службы, – сказал Джон.

Человек развернулся и помчался прочь, его ботинки лязгали по металлической решетке. Мы бросились за ним. Он прошмыгнул в дверь, мы побежали следом и очутились на винтовой лестнице, идущей вниз. Все это время Джон кричал, требуя от человека разрешение на работу с горючими материалами.

Мужчина спрыгнул вниз и забежал в еще одну дверь. Мы помчались за ним и попали на первый этаж завода (или что уж там это было). Вокруг сновали люди в белых комбинезонах – совершенно не обращая на нас внимания. Они не носили масок и, похоже, все до единого были абсолютно лысыми.

Темнота, темнота, темнота. Кое-где на незнакомых механизмах горели красные огоньки, но никаких потолочных ламп – ничего, кроме крошечных островков света, тени от которых оказывались перевернутыми вверх ногами. Человек, за которым мы гнались, растворился в темноте.

Слева стояли ряды из сотен синих пластиковых бочек. Две бочки с краю, не закрытые крышками, наполняла багровая жидкость, похожая на масло для коробки передач. Два человека разливали жидкость в пузырьки. Один из них повернулся, и я увидел, что у него нет лица.

Или, скорее, у него была половина лица: закругленный лоб, нависавший над тем местом, где располагаются глаза, и сливавшийся со щеками. Широкие и плоские, как у африканца, ноздри, тонкий безгубый рот и огромные уши. Второй человек выглядел точно так же. Такими же оказались и четверо, стоявшие в том же ряду чуть поодаль. В руках они держали огромные полупрозрачные пластиковые вакуумные упаковки, в которых находилось нечто, похожее на говяжью грудинку.

Я глазел по сторонам, словно малыш на экскурсии. Слева торчали высокие – размером с дом – стеклянные баки, вроде тех, что можно увидеть в городском океанариуме. В баках, наполненных мутно-розовой жидкостью, плавали бледные смутные тени – в прошлом, вероятно, люди, собаки и белки. Я потрясенно шагал мимо баков, моргая, отчаянно пытаясь привыкнуть к темноте и увидеть все. Неудивительно, что они не тратились на освещение. Глаз почти ни у кого не было, так зачем увеличивать счет за электричество?

За спиной вздохнул Джон – то ли от удивления, то ли от отвращения. Я проследил за направлением его взгляда и увидел футах в двадцати проволочную клетку, в которой стоял худой перепуганный мальчик лет десяти. Рядом с клеткой находилось какое-то круглое, высотой футов в пять, устройство с красной лампочкой на боку. Лампочка зажглась зеленым светом, раздался электронный звук.

Мальчик закричал. Его кожа пошла пузырями, сморщилась; один глаз сдулся, превратился в белую жидкость и потек по щеке, будто сперма. Мышцы расплавились и отделились от костей. Мальчик рухнул на пол, превратившись в содрогающийся кровавый комок, закипел и стал принимать новую форму. Появились две крошечные ножки. Копыто. Еще две ноги, округлое тело. За моей спиной заскулила Молли. Через пять секунд в клетке оказалась розовая, упитанная свинья.

– Твою! Мать! – воскликнул Джон.

Свинья спокойно подошла к стенке клетки, понюхала меня, затем поставила на сетку передние ноги – и я разглядел тот самый знак «пи», который когда-то был у Молли и у Дрейка, и… Черт побери, что все это значит?

Я дернул шнур пилы так сильно, что едва не порвал. Пила взревела и ожила.

Джон посмотрел на Молли.

– Давай, высирай бомбу. Взорвем здесь все к чертовой матери.

– БРОСАЙ ЭТУ ШТУКУ!

Мы обернулись: футах в тридцати от нас возник человек в «стерильном костюме», его голос доносился через небольшой динамик на боковой поверхности капюшона. Человек пробирался сквозь толпу работников в белых комбинезонах, целясь в нас из огромной винтовки с невероятным количеством стволов.

Джон, однако не бросил огнемет, а направил его на человека.

– Это ты бросай пушку, урод.

– Делайте, как он говорит, сэр. Мы вне себя от ярости, – добавил я.

– У ВАС ОДНА СЕКУНДА НА ТО, ЧТОБЫ БРОСИТЬ ПИЛУ И ЭТУ… ШТУКУ.

– ТЫ ЗАСТРЕЛИЛ МЕНЯ! ААААААА! – завопил Джон, упав на пол.

Никакого выстрела не было. Я подбежал к Джону.

– Ты застрелил его! А ведь у него четверо детей! Точнее, четверо сирот.

Человек подошел к нам, держа на прицеле Джона. Винтовка – гладкая, обтекаемая, с зеленым электронным прицелом – не иначе как прилетела в наш мир из 2050-го года. Внизу у нее был маленький ствол, а наверху – такой огромный, что наверняка должен стрелять артиллерийскими снарядами.

– ОТОЙДИ И ЛЯГ НА ПОЛ ВОН ТАМ.

– Ты застрелил его, сукин сын! – крикнул я и подался назад.

Человек подошел к Джону и прицелился ему в голову.

– ТЫ НЕ РАНЕН. ВСТАВАЙ.

Во мне боролись два импульса: желание сдаться, избавиться от напряжения и страха, смириться со своей судьбой – и жажда насилия.

Не помню, какой выбор я сделал. Мышцы вспыхнули от хлынувшего в них адреналина, и внезапно я ощутил ярость и страх, поймал самый мощный кайф, который только может испытывать человек. За долю секунды я понял, что силы неравны, но решил, что если уж мне суждено умереть, то пусть я умру именно так. Оставлю этому гаду шрам на память.

Я бросился вперед, размахивая пилой, словно бейсбольной битой. Я целился высоко, намереваясь отхватить плечо, однако промахнулся и попал по кисти, державшей рукоять винтовки. Цепь отскочила от оружия. Отдача заставила меня выронить пилу, и она загромыхала по полу.

Человек завопил от боли и, к моему ужасу, на пол упали два окровавленных пальца. Рядом о бетон с грохотом ударилась винтовка. Я бросился за ней, схватил липкую от крови рукоять. Спусковой крючок был на обычном месте. Джон поднялся, с отвращением глядя на обрубки пальцев.

– Сэр, вам нужно обратиться к врачу, – произнес я.

Мужчина не шелохнулся. Мое сердце забилось. Я понял, что искалечил человека на всю жизнь.

– Сейчас ты должен побежать на поиски аптечки, кретин, – сказал Джон.

Человек заковылял прочь. Вокруг застыли сотни лысых безликих рабочих. Машины отключались.

– Пока что все идет неплохо, – заметил я, пытаясь отдышаться и чувствуя, что вот-вот обмочусь.

В одной из бочек рядом со мной образовалась течь. Секунду мы с Джоном удивленно смотрели на нее и вдруг заметили, что на нас, огибая рабочих-манекенов и опрокидывая оборудование, со всех сторон несется десяток вооруженных людей в белых комбинезонах. Послышались еле слышные хлопки выстрелов.

Совершенно не понимая, что нужно делать, я направил ствол винтовки на один из огромных баков, наполненных розовой жидкостью и бог знает чем еще, и нажал на спусковой крючок. Баки взорвались: полетели осколки, на пол потекла жидкость и вывалились существа, размахивающие конечностями. Безликие рабочие бросились врассыпную.

Началось безумие. Вопли, звон бьющегося стекла, грохот опрокидываемых столов. Существа, выпавшие из баков, извивались, молотя лапами по полу. Я увидел безволосого бабуина с человеческим лицом. Все было как в тумане. Джон бросился бежать, а я за ним.

Мы огибали людей, словно нападающие – защитников. Вокруг нас кипел хаос. Помещение, в котором мы находились, выглядело сумасшедшей пародией на магазин или торговый центр из кошмарного сна. Мы пробежали мимо сотен ходячих манекенов, мимо столов, заваленных одеждой, портняжным инструментом и рулонами ткани. Мимо полки с нижним бельем. Мимо стоматологического отдела, где сверлили зубы, делали вставные челюсти и коронки. Мы опрокидывали стулья, столы и шкафы. Увидели безногую женщину, привязанную к столу, стеллажи с огромными пронумерованными мешками, похожими на тот, который стоял в ванной Эми. Я заметил человека, прикованного цепями к стене: руки-змеи яростно щелкали челюстями, обнажая ядовитые клыки.

Впереди, у пола, струилась медно-рыжая полоска – Молли, – и я с ужасом понял, что Джон бежит за ней. Снова раздались выстрелы. Два человека-манекена рухнули, в их спинах зияли дыры с рваными краями. Я похолодел. Руки еще крепче сжали винтовку, указательный палец прилип к спусковому крючку, залитому потом и кровью. Мы добрались до стены; широкая лестница вела к двойной двери из полированного металла, похожей на дверцу банковского сейфа. Запертого сейфа.

Послышались крики, лязг, на мостике над головой возникли люди, в толпе кружили белые костюмы, со всех сторон доносились какие-то приказы. В динамиках системы громкой связи загрохотал голос, говоривший на гортанном языке, похожем на иврит. Теперь понятно, как чувствовал себя тот сурок.

Я нашел рядом с рукоятью маленький переключатель и сдвинул его, надеясь, что тем самым включил режим стрельбы из второго ствола. Затем поднял пушку к плечу.

Я попытался выбрать цель в светящемся зеленом прицеле, почувствовал, что меня хватают чьи-то руки, и нажал на спуск. Пушка загрохотала, как отбойный молоток, из ствола вылетело пламя. Почти тут же я потерял контроль над оружием, и оно толкало меня в плечо до тех пор, пока ствол не повернуло вертикально вверх. Три секунды спустя я, ослепленный вспышкой, все еще давил на спусковой крючок, хотя боезапас уже был израсходован. В воздухе пахло порохом. Послышался глухой стук: с мостика падали трупы.

Рабочие-клоны – или кто уж они там – снова схватили меня за куртку, вцепились в волосы, вырвали из рук пушку. Раздался свистящий звук, подозрительно похожий на тот, который издает винтовка, рассекающая воздух. В голове взорвалась бомба. Перед глазами вспыхнуло, я рухнул на пол, услышал рычание и лай, почувствовал, как рядом со мной бьется Молли. Это был почти нокаут. Где-то посреди бедлама раздался голос Джона:

– ДЖЕНТЛЬМЕНЫ, Я ХОЧУ ПРОИЗНЕСТИ ТОСТ!

А потом весь мир заполыхал.

Жар, свет и ужасные, нечеловеческие вопли. Я встал на четвереньки и увидел, что Джон поливает всех подряд из огнемета. Фонтан оранжевого пламени сиял во тьме; темные конечности дергались в море огня. Из толпы высунулась рука в огненном рукаве, схватила меня…

…но я пнул ее ногой и высвободился. Джон, стоявший рядом, несколько раз бешено качнул насос, и пламя с шумом, словно порыв ветра, снова вырвалось из огнемета. Меня подняли на ноги, потянули назад, потащили туда, где еще недавно была металлическая дверь. Очевидно, ее открыли, так как мы прошли дальше, в какой-то коридор.

С громким лязгом дверь захлопнулась, внезапно зажегся свет. Рядом, крепко ухватив меня за куртку, стоял Джон. Он повернулся к двери: там, с металлической коробкой, утыканной красными кнопками, возник Роберт Норт.

Он оглядел нас и произнес:

– Невероятно.

В коридоре мы остались одни. Молли посмотрела на стальную дверь, из-за которой доносилась какофония самых разных звуков, и зарычала. Норт сделал шаг назад и пошел по коридору. Мы двинулись за ним. У меня раскалывалась голова. Я прижал руку к больному месту, поднес ее к глазам: пальцы перемазаны кровью.

– Идти можешь? – спросил Джон.

– Да.

Норт вошел в одну дверь, затем в другую, и наконец мы попали в огромную круглую комнату с лестницей, ведущей к какой-то платформе. В центре помещения возвышался десяток арок, образующих две концентрические окружности. Арки напомнили мне Стоунхендж. В комнате стояли пустые кровати и диагностические столы. На маленьком возвышении лежал толстый мешок – такой же, как в ванной Эми (на боку надпись «44.42 кг»), а недалеко от него сидел безжизненный рыжеволосый манекен, которого я видел на диване в доме Салливанов.

Мельком взглянув на Стоунхендж, Норт вывел нас через другую дверь. Мы прошли по еще одному коридору и очутились в очередной большой комнате со сводчатым потолком. В ее центре находился цилиндр из черного стекла, упиравшийся в потолок.

Норт закрыл за нами очередную раздвигающуюся дверь из металла в фут толщиной. Других выходов из комнаты не было, и моя радость по поводу бегства от толпы испарилась. Мы оказались в тупике.

– У меня к вам тысяча вопросов, но нет времени, чтобы задать их.

– Нам надо попасть на первый этаж! – воскликнул я. – В торговый центр. Эми…

Норт отвернулся, будто не слыша меня, и пошел к цилиндру.

Стены комнаты были сделаны из гладкого, словно стекло, камня. Дверь и открывающий ее механизм добавили позднее; по поверхности стен тянулись металлические трубки с проводкой. Что это за место? Мы еще на Земле?

– Выведи нас отсюда, – сказал я, подбежав к Норту. – И скажи, куда лучше всего подложить бомбу.

– Да, наша псина готова взорваться, – заметил Джон.

Он снял с пояса розовый пластмассовый резервуар для горючего, увидел, что тот пуст, задул пламя зажигалки, прикрепленной к игрушечному огнемету, а затем бросил все это добро на пол. Я заметил, что ствол частично расплавился.

– Это тот самый парень, который той ночью забрался ко мне в машину, – сказал я Джону, кивком головы указав на Норта.

– Он может объяснить, где мы находимся? И что за хрень там готовят?

Я нетерпеливо взмахнул рукой.

– Он расскажет нам все, когда мы выберемся отсюда, найдем Эми и взорвем это место к чертовой матери. Если до нас не доберутся раньше.

– Эми в безопасности, – сказал Норт. – И уверяю вас, никто не сможет прорваться сюда. Я прекрасно знаю это здание.

– Откуда тебе известно про Эми? – спросил я. – Ты работаешь на этих людей?

– Я здесь родился, – ответил Норт. – Что же касается того, чем они занимаются… тем же, чем и все живые существа с момента рождения, – пытаются изменить мир в соответствии с собственными взглядами.

Норт указал на черную колонну.

– Что это, по-вашему? Что вы видите?

– Ты сейчас увидишь мой кулак, – пригрозил Джон, – а потом хрен Дейва, и…

– Не спешите, попытайтесь понять, – сказал Норт. – Как только вы поймете, то перестанете сердиться. Гнев затуманивает ваш разум. – Норт оглядел комнату. – Повторяю: здесь я родился. Месяц назад. Ясно?

Глаза Джона расширились. Я повернулся к черной колонне: во тьме что-то двигалось. Кружащиеся фигуры. Полоски света. Жизнь.

– Представьте себе одеяние, сотканное из одной нити, – заговорил Норт. – Теперь представьте, что эта нить выходит за пределы одеяния, и из нее ткут новое, похожее на первое. Таким образом, у вас есть нить, которая одновременно является частью двух одеяний, но в какой-то точке нить перестает быть частью одного одеяния и становится частью второго.

Джон нетерпеливо замахал рукой.

– Что за лабуда?

Норт указал на колонну.

– Вот эта нить.

– Отлично. Джон, вытащи из прямой кишки Молли бомбу и взорви эту хренотень, – скомандовал я.

– Ключ к спасению вашей подруги Эми находится там, – сказал Норт.

– Ты хочешь, чтобы мы отправились туда? – спросил я. – А что там? Ад? Значит, вы, мерзкие твари, вылезли из этой штуки? Так вот почему в городе творится черт знает что!

– Через портал не смог пройти ни один человек, хотя пытались многие.

– Что за пургу ты несешь? – завопил я.

Джон посмотрел на собаку.

– Молли, высри бомбу.

– Сквозь него в состоянии пройти только темные люди, – сказал Норт.

– Черные? – спросил Джон. – Значит, поэтому их нет в [Неназванном]? Их засасывает в портал?

Норт удивился.

– Нет, темные люди – это те, кто был вырван из тела в результате смерти и… э-э, при других обстоятельствах, недоступных вашему воображению, – пояснил он, придя в себя. – Таких людей можно встретить во всех мирах, где есть разумная жизнь. Они не связаны законами материи и поэтому могут существовать в одном измерении, а затем в другом, в одном времени, потом в другом и, наконец, вообще вне времени. Их число бесконечно, они – темный океан, омывающий миры. По мере того как разумные существа рождаются и умирают, ряды темных людей раздуваются, словно река во время паводка.

– Ладно, тогда давайте взорвем эту штуку! – воскликнул Джон, обхватив собаку. – Молли, высирай бомбу. Ну, давай!

Псина и ухом не повела.

– Ну и черт с тобой… Давай ее подожжем, – предложил Джон.

– Портал нельзя уничтожить, – возразил Норт. – Если бы вам это удалось, ваша вселенная исчезла бы.

Я взглянул на него, потом на Молли.

– Сри, Молли! ДАВАЙ! СРИ!

Норт, похоже, начал терять терпение.

– Единственный способ спасти Эми Салливан – пройти через портал, – сказал он.

Я повернулся к нему.

– Ну наконец-то ты расскажешь нам, как это сделать!

– Вы должны пройти через него.

– Но ты только что сказал…

– Мистер Вонг, к вам недаром проявили большой интерес. Те, кто управляет этим зданием, и многие другие потратили невероятное количество времени и ресурсов, чтобы приобрести способность переходить с одной стороны на другую. А вы с Джоном, похоже, умеете это делать. И мы не знаем – почему.

– А я знаю. Но не скажу.

– Если вы не войдете в портал, то куда же вы отправитесь? – спросил Норт.

Тут он был прав. Да и не останавливаться же на полдороге! Я посмотрел на колонну.

– Ладно. Как нам туда забраться?

– Просто решите, что вы хотите попасть туда, вот и все.

Я провел рукой по поверхности колонны – гладкой, словно отшлифованный оникс. Во тьме мелькали какие-то цветные пятна – синие, с белыми полосками. Колонна казалась твердой, как камень, но внезапно мои пальцы провалились в нее, словно она из мягкого воска. Сначала исчезла кисть, затем локоть, – а когда я передумал и попытался вытащить руку, то ничего не получилось. Что ж, придется отрезать. Я повернулся к Джону и хотел попросить, чтобы он нашел что-нибудь острое.

В глазах потемнело.