Мы поехали обратно к дому. Хейзел сидела спереди, с дядей Джоком, я – сзади, с Пикселем и пакетами. Из-за Пикселя «Форд-Т» двигался бесшумно, словно призрак. (Действительно ли призраки двигаются бесшумно? Откуда вообще берутся эти клише?) Ворота открылись на голос дяди Джока, смертоносная защита не сработала – если она существовала. Зная дядю Джока, я подозревал, что защита была, но не та, что значилась на табличке.

На веранде нас встретили тетя Тил и тетя Сисси. Дядя Джок прошел в дом, а тетушки в это время приветствовали вхождение моей жены в Семейство с гостеприимством сельских жителей. Затем я передал котенка Хейзел, и меня расцеловали так же горячо, как Хейзел – моего дядю, но теперь нас не сбивала с толку временнáя петля. Господи, как же хорошо оказаться дома! Несмотря на бурную – временами – юность, с этим старым домом были связаны самые счастливые воспоминания в моей жизни.

Тетя Сисси выглядела сегодня, в 2177 году, старше, чем я ее запомнил при последней встрече – кажется, в 2183-м? Может, именно поэтому тетя Тил всегда выглядела одинаково? Периодические путешествия в Бундок могли творить чудеса.

Что, если все трое – нет, четверо, включая тетю Белден, – несли пятидесятилетнюю службу, одним из преимуществ которой являлся доступ к Фонтану молодости?

Что, если дяде Джоку было лишь около тридцати в физиологическом смысле и он сохранял лицо, шею и руки старика только для поддержания маскировки? (Не твое дело, Ричард!)

– Где тетя Белден?

– Уехала на день в Де-Мойн, – ответила тетя Тил. – Вернется к ужину. Ричард, я думала, ты на Марсе.

Я сверился с календарем у себя в голове.

– Если подумать, так оно и есть.

Тетя Тил проницательно посмотрела на меня.

– Ты что, в петле? Зациклился?

– Хватит! – бросил вышедший на крыльцо дядя Джок. – Такие разговоры запрещены, и вы все это знаете, поскольку соблюдаете Кодекс.

– Я не подпадаю под действие Кодекса, – быстро сказал я. – Что бы это ни значило. Да, тетя Тил, я зациклился. Вернулся из две тысячи сто восемьдесят восьмого года.

Дядя Джок метнул в меня тот грозный взгляд, который пугал меня лет в десять или двенадцать.

– Ричард Колин, что это значит? Доктор Хьюберт дал мне понять, что тебе приказано доложить о прибытии в штаб Корпуса времени. Я только что заходил в дом и позвонил ему, что ты уже здесь. Никто не может попасть в штаб, если не принес присягу и не соблюдает Кодекс. А если все же попадет, то обратно уже не выйдет! Раньше ты говорил, что у тебя нет проблем, но теперь можешь больше не врать и рассказать мне обо всем. Если смогу – помогу; кровь родная – не водица, так что давай, я слушаю.

– У меня и в самом деле нет проблем, дядя, но доктор Хьюберт все время пытается их создать. Ты всерьез полагаешь, что если я окажусь в штабе Корпуса времени, то могу не выйти оттуда живым? Я не приносил присягу Корпусу времени и не соблюдаю его Кодекс. Если ты говоришь серьезно, мне не следует являться в штаб Корпуса времени. Тетя Тил, можно нам переночевать? Или это стеснит тебя? Или дядю Джока?

Даже не взглянув в сторону дяди Джока, тетя Тил ответила:

– Конечно, ты можешь остаться здесь, Ричард, со своей очаровательной женой, на ночь и дольше, сколько захотите. Приезжай сюда, когда хочешь. Это твой дом, и он всегда останется твоим домом.

Дядя лишь молча пожал плечами.

– Спасибо! Где мне бросить эти пакеты? В моей комнате? И еще: нужно где-то устроить этого злобного представителя семейства кошачьих. Не осталось ли у вас ящика с песком от последнего помета котят? Пиксель уже завтракал, но, думаю, он с удовольствием выпьет немного молочка.

Тетя Сисси шагнула вперед.

– Тил, я позабочусь о котенке. Какой симпатичный!

Она протянула руку, и Хейзел передала ей Пикселя.

– Ричард, – сказала тетя Тил, – мы поселили в твоей комнате гостя, мистера Дэвиса. Гм… сейчас июль, и северная комната на третьем этаже, наверное, подойдет для вас с Хейзел…

– Хейзел! – вмешался дядя Джок. – Вот пароль, который сообщил доктор Хьюберт. Майор Сэди, это одно из твоих имен?

– Да. Хейзел Дэвис Стоун. Теперь – Хейзел Стоун Кэмпбелл.

– Хейзел Дэвис Стоун? – переспросила тетя Тил. – Ты не дочь мистера Дэвиса?

Моя жена внезапно оживилась:

– Возможно. Давным-давно меня звали Хейзел Дэвис. Это Мануэль Дэвис? Мануэль Гарсия О’Келли Дэвис?

– Да.

– Мой папа! Он здесь?

– Будет к ужину, надеюсь. Но… в общем, у него дела.

– Знаю. Я провела в Корпусе сорок шесть субъективных лет. Папа, думаю, примерно столько же. Мы почти не виделись – Корпус есть Корпус. Господи! Ричард, я сейчас расплачусь. Сделай так, чтобы я перестала!

– Я? Дамочка, я просто жду автобуса. Но можешь взять мой носовой платок.

Я протянул ей платок, и она промокнула глаза.

– Грубиян. Тетя Тил, надо было почаще его шлепать.

– Ты ошиблась с тетей, дорогая. То была тетя Эбигейл, которая уже покинула нас.

– Тетя Эбби грубо обращалась со мной, – заметил я. – Лупила меня персиковой розгой. И получала удовольствие.

– Лучше бы дубинкой. Тетя Тил, смертельно хочу увидеть папу Манни. Столько времени прошло…

– Хейзел, ты же видела его прямо здесь… вон там. – Я указал место на полпути к старому амбару. – Всего три дня назад. – Я поколебался. – Или тридцать семь дней? Тридцать девять?

– Нет-нет, Ричард! Ни то ни другое. По моему субъективному времени прошло больше двух лет. – Хейзел повернулась к остальным. – Для Ричарда все это в новинку. Он был завербован по его субъективному времени лишь на прошлой неделе.

– Меня никто не вербовал, – возразил я. – Поэтому мы здесь.

– Посмотрим, дорогой. Дядя Джок, я хочу кое-что тебе рассказать, но придется слегка нарушить Кодекс. Меня это не слишком беспокоит: я лунарка и не соблюдаю законы, которые мне не нравятся. А ты – поклонник строгой дисциплины и не станешь слушать разговоры о веселье, которое нас ждет?

– Ну… – медленно протянул дядя Джок. Тетя Тил фыркнула. Дядя Джок повернулся к ней. – Что ты смеешься, женщина?

– Я? Нет, я не смеюсь.

– Грррм. Майор Сэди, мои обязанности и мой долг подразумевают определенную свободу в толковании Кодекса. Я действительно должен это знать?

– По моему мнению, да.

– Это твое официальное мнение?

– Ну, если вопрос стоит так…

– Не важно. Пожалуй, лучше все рассказать, предоставив мне судить самому.

– Да, сэр. В субботу пятого июля, одиннадцать лет тому вперед, в две тысячи сто восемьдесят восьмом, ШКВ переместится в Нью-Харбор на временнóй линии номер пять. И ты тоже. Думаю, со всем семейством.

– Та самая информация, распространение которой должен запрещать Кодекс, – кивнул дядя Джок. – Она легко может создать положительную обратную связь, вызвав смешение сигналов и, возможно, панику. Но я могу спокойно воспринять ее и применить с пользой. Гм… можно поинтересоваться, с чем связано перемещение? Дело в том, что я вряд ли отправлюсь вместе с штабом, а мое семейство – тем более. У нас тут работающая ферма, и не важно, что за ней скрывается.

– Дядя, – прервал я его, – я не подчиняюсь никакому дурацкому Кодексу. Активисты с Западного побережья наконец прекратили болтовню и отделились.

Брови дяди взлетели вверх.

– Что… правда? Не думал, что они перейдут от слов к делу.

– И тем не менее перешли. Первого мая восемьдесят восьмого. Мы с Хейзел побывали здесь пятого июля, в субботу: отряды калифорнийцев только что захватили Де-Мойн. Повсюду падали бомбы. Может, сегодня ты думаешь, что не уехал бы отсюда, но тогда собирался поступить именно так – я знаю, я здесь был. Я здесь буду. Спроси доктора Хьюберта – Лазаруса Лонга. Это он считал, что тут опасно оставаться. Спроси его.

– Полковник Кэмпбелл!

Голос был мне знаком. Я обернулся.

– Привет, Лазарус.

– Такие разговоры строго запрещены. Вы меня поняли?

– Он никогда ничему не научится, – со вздохом сказал я Хейзел, после чего снова обратился к Лазарусу: – Док, вы пытаетесь заставить меня стоять по стойке смирно с первого дня нашего знакомства. Не выйдет. До вас так и не дошло?

Где-то когда-то Лазарус Лонг наверняка прошел подготовку, позволявшую контролировать свои чувства, и я видел, что он призывает на помощь свой прежний опыт. Ему потребовалось на это секунды три, после чего он проговорил – спокойно, на пониженных тонах:

– Попробую объяснить. Такие разговоры опасны прежде всего для вашего собеседника. Я имею в виду предсказания на основе сведений, полученных из временнóй петли. Неоспоримо, что приоткрывать человеку его будущее, о котором вы узнали в своем прошлом, значит оказывать ему дурную услугу. Что касается истинности моих слов, предлагаю спросить у математиков, работающих с временем, – доктора Джейкоба Берроуза, или доктора Элизабет Лонг, или любого из математиков Корпуса. Кроме того, справьтесь у совета историков насчет вреда, наносимого такими действиями. Можете также поискать в библиотеке нашего штаба: для начала посмотрите файлы «Кассандра» и «Мартовские иды», а потом загляните в файл «Нострадамус». – Лонг повернулся к дяде Джоку. – Джок, мне очень жаль. Надеюсь, проблемы восемьдесят восьмого года не омрачили последующую жизнь твоего семейства. Я никогда не хотел, чтобы твой племянник, еще не обученный строгой дисциплине Времени, оказался здесь. Я вообще не собирался его сюда приводить. Он действительно нужен нам, но мы предполагали завербовать его в Бундоке и не собирались доставлять в штаб. Но он отказался поступать к нам на службу. Попробуешь его переубедить?

– Лейф, не думаю, что я могу повлиять на него. Что скажешь, Дикки? Хочешь узнать, какую карьеру можно сделать в Корпусе времени? Корпус, можно сказать, постоянно поддерживал тебя в детстве. Да, это правда. Шериф уже собирался выставить нашу ферму на аукцион… и тут я поступил в Корпус. Ты был еще малышом… но, может быть, ты помнишь времена, когда мы почти ничего не ели, кроме кукурузного хлеба? Потом дела шли все лучше и лучше – помнишь? Тебе было лет шесть.

Я надолго задумался.

– Да, помню… кажется. Дядя, я вовсе не против поступления в Корпус. Ты служишь в нем, и моя жена тоже, и несколько моих друзей. Но Лазарус собрался продать мне кота в мешке. Мне нужно точно знать, чего от меня хотят и зачем. Говорят, что я нужен им для какой-то работы, при которой шансы остаться в живых составляют всего пятьдесят на пятьдесят. С такими шансами бессмысленно говорить о привилегиях после отставки. Я не хочу, чтобы какой-то протирщик штанов в штабе так небрежно относился к моей шкуре. Прежде чем согласиться на такое, я должен убедиться в том, что все это имеет хоть какой-то смысл.

– Лейф, что за работу ты хочешь поручить моему мальчику?

– Миссия «Адам Селен» в рамках операции «Властелин Галактики».

– Кажется, я никогда не слышал о ней.

– А теперь вообще забудь об этом. Твое участие в ней не предусмотрено, и к тому же она еще не началась.

– Тогда мне сложно что-то посоветовать племяннику. Может, все-таки введешь меня в курс дела?

– Лазарус! – вмешалась Хейзел. – Прекрати!

– Майор, я обсуждаю официальные вопросы со смотрителем базы ШКВ.

– Чушь собачья! Опять ты уговариваешь Ричарда рискнуть своей жизнью ради чего-то непонятного. Когда я согласилась на это, я еще не была с ним знакома. Теперь я его знаю и восхищаюсь им. Он – рыцарь sans peur et sans reproche, и мне стыдно, что я попыталась так поступить с ним. Но все же я попыталась, и у меня почти получилось. А тут влез ты… и все испортил, как и следовало ожидать. Я говорила тебе, что Круг убедил бы его, говорила! А теперь ты хочешь, чтобы ближайший родственник Ричарда – по сути, его отец – надавил на него вместо тебя. Тебе не стыдно? Представь Ричарда Кругу. Пусть они все ему объяснят… или отпустят его домой! Хватит тянуть! Сделай это!

Каморка за рабочим кабинетом дяди, которую я всегда принимал за чулан, оказалась чем-то вроде кабины лифта. Мы с Лазарусом вошли в нее, он закрыл дверь, и я увидел, что вместо привычных кнопок с номерами этажей здесь установлен дисплей со светящимися символами. Сперва я решил, что это знаки зодиака, но потом передумал, поскольку в зодиаке нет летучей мыши, паука «черная вдова», и уж точно – стегозавра.

Внизу, отдельно от других символов, виднелась змея, пожирающая собственный хвост, – мировой змей Уроборос. Отвратительный символ – мягко говоря.

Лазарус коснулся змеи, и чулан – или кабина лифта, или маленькая комната – изменился. Трудно сказать, как именно: просто мигнул и стал другим.

– Сюда, – сказал Лазарус, открывая дверь в дальнем конце.

За дверью тянулся длинный коридор, который ни за что не поместился бы в дядином доме. За окнами, по обеим его сторонам, простирался пейзаж, нисколько не походивший на виды нашей фермы. Да, местность напоминала Айову, только не тронутую плугом и не расчищенную под сельскохозяйственные угодья.

Мы шагнули в коридор и тут же оказались в противоположном его конце.

– Туда, – показал Лазарус. В каменной стене появилась арка, за которой царил полумрак. Я оглянулся, но Лазарус куда-то исчез.

«Лазарус, – мысленно сказал я, – я же говорил тебе: не играй со мной в игры»

Я повернулся, намереваясь двинуться назад по длинному коридору, пройти через кабинет дяди Джока, разыскать Хейзел и уйти. Я был сыт по горло всеми этими забавами.

Но позади меня не оказалось никакого коридора.

Пообещав себе как следует настучать Лазарусу по башке, я двинулся по единственному доступному маршруту. Все по-прежнему было погружено в полумрак, но чуть впереди все время виднелось светлое пятно. Вскоре, минут через пять, я очутился в маленькой уютной гостиной, залитой светом, который падал неизвестно откуда.

– Прошу садиться, – произнес бесстрастный металлический голос. – Вас вызовут.

Я опустился в удобное кресло, положив рядом с собой трость. На маленьком столике лежали несколько журналов и одна газета. Я проглядел их в поисках анахронизмов, но ничего не обнаружил. Вся эта периодика, насколько я помнил, встречалась в Айове в семидесятые годы – самая поздняя дата относилась к июлю 2177 года. Газета «Гриннел геральд-роджистер» вышла 27 июня 2177 года, в пятницу.

Я уже собрался отложить ее в сторону: «Геральд-реджистер» – не самое увлекательное чтение. Дядя выписывал ежедневную распечатку новостей из Де-Мойна и, конечно, «Канзас-Сити стар». А в нашей местной газете печатали лишь заметки из жизни университета, местные объявления, а также «новости» и «светскую хронику» – лишь ради того, чтобы поместить как можно больше местных имен. Но тут мое внимание привлекло одно из объявлений: «В воскресенье, двадцатого июля, театр балета „Галифакс“ представит в городской опере Де-Мойна „Сон в летнюю ночь“ с потрясающей новой звездой Луанной Полин в роли Титании».

Прочитав объявление дважды, я пообещал себе, что обязательно свожу туда Хейзел. Это будет особая годовщина: я познакомился с госпожой Гвендолин Новак в «Золотом правиле» на балу в честь Первого дня, в день Нила Армстронга, двадцатого июля, год назад (и плевать на дурацкую временну´ю петлю). Теперь появилась возможность повторить чудесный вечер накануне нашей свадьбы (на этот раз без невоспитанного болвана, который испортил нам вечеринку, вздумав умереть прямо за нашим столиком).

Разочарует ли нас выступление при земной силе тяжести после того, как мы видели Царицу Фей, порхавшую высоко в воздухе? Нет, это было лишь сентиментальное путешествие, так что не важно. К тому же Луанна Полин заработала (заработает) свою репутацию, танцуя при земной гравитации, и нас ждал бы захватывающий контраст. Мы могли бы отправиться за кулисы и сказать ей, что видели, как она танцевала Титанию при втрое меньшей силе тяжести, в Круглом зале «Золотого правила». Ах да, точно – «Золотое правило» появится только через три года! Я начал понимать, почему Кодекс не поощряет праздную болтовню.

Не важно. В день Нила Армстронга я подарю своей прекрасной жене этот сентиментальный праздник.

Пока я просматривал «Геральд-реджистер», абстрактное изображение на стене сменилось светящейся надписью:

На моих глазах она сменилась другой:

И потом:

Далее:

Пока я осмыслял эту фразу, она внезапно уступила место новой – «Что ты таращишься на пустую стену?». Стена действительно опустела, на ней появился громадный Мировой змей с хвостом во рту, и внутри этой тошнотворной пищевой цепочки замелькали буквы, которые затем выстроились в линию:

И ниже:

Надпись сменилась еще одной аркой, и все тот же металлический голос произнес:

– Пожалуйста, пройдите внутрь.

Схватив трость, я шагнул в арку и очутился в самом центре большого круглого зала. Иногда сервис бывает чересчур навязчивым.

На возвышении высотой около метра я увидел с дюжину человек – зрителей представления, где главную роль играл я… если насекомое на булавке, разглядываемое под микроскопом, может считать себя звездой шоу.

– Назовите свое полное имя, – произнес металлический голос.

– Ричард Колин Эймс Кэмпбелл. Что это? Суд?

– Да, в каком-то смысле.

– Можете отложить его – меня не за что судить. Если кого-то и нужно судить, так это всех вас. Мне ничего от вас не нужно, зато вам, похоже, что-то нужно от меня. Это вы должны убедить меня, а не наоборот. Имейте это в виду.

Я медленно повернулся, окинув взглядом «судей». Обнаружив знакомое лицо – Хильду Берроуз, – я почувствовал себя намного лучше. Она послала мне воздушный поцелуй, я сделал вид, что поймал его и съел. А еще я сильно удивился. Я мог представить эту миниатюрную красавицу среди тех, кто наделен изяществом и грацией… но не в составе самого могущественного совета во всей истории и во всех вселенных.

Еще одно знакомое лицо. Лазарус. Он кивнул, я сделал то же самое.

– Пожалуйста, будьте терпеливы, полковник, – сказал он. – Давайте следовать протоколу.

– Если от протокола нет пользы, его нужно отменить, – возразил я. – Я стою, а вы все сидите. Протокол призван подчеркнуть ваше превосходство. Так что можете засунуть его куда хотите. Если через десять секунд мне не дадут кресло, я ухожу. Ваше вполне подойдет.

Невидимый робот с металлическим голосом пододвинул ко мне сзади мягкое кресло так быстро, что уйти было уже невозможно. Опустившись в него, я положил трость на колени.

– Ну как, удобно? – спросил Лазарус.

– Да, спасибо.

– Хорошо. Следующий пункт протокола – представление участников. Думаю, вы не станете возражать.

Металлический голос принялся перечислять членов, или «кавалеров», Круга Уробороса, высшего руководящего органа панвселенского Корпуса времени. Когда называлось очередное имя, мое кресло поворачивалось в сторону этого кавалера, но никакого движения я не чувствовал.

– Господин Мобиас Торас, с Барсума, временнáя линия номер один, код «Джон Картер».

С Барсума? Что за вздор? Но я вдруг понял, что встаю и кланяюсь в ответ на мягкую улыбку и благословляющий жест. Торас был очень стар – сплошь кожа да кости. На боку у него висел меч, но я не сомневался, что он уже много поколений не держал оружия в руках. Тяжелая шелковая мантия походила на ту, что носят буддийские монахи. Кожа напоминала отполированное красное дерево, намного более насыщенного оттенка, чем у любого «краснокожего» Северной Америки, – в общем, вылитый персонаж легенд о Барсуме. Но этого нетрудно было добиться с помощью грима, пары метров ткани и бутафорского меча.

Почему же я встал?

(Потому что тетя Эбби порола меня каждый раз, когда я проявлял неуважение к старшим? Чушь. Я понял, что он настоящий, с первого взгляда, пусть это и кажется нелепым.)

– Ее Мудрость Стар, Арбитр Девяноста вселенных, объединенные временные линии, код «Сирано».

Ее Мудрость улыбнулась мне, и я завилял хвостом, словно щенок. Не мне судить насчет мудрости, но уверен, что мужчинам с высоким кровяным давлением, проблемами с сердцем или ишемической болезнью не стоит близко к ней подходить. Стар – госпожа Гордон – была не ниже меня или даже выше, весила больше меня и вся состояла из мышц, не считая грудей и той тонкой прослойки, которая смягчает очертания женского тела. Одежды на ней было маловато для округа Пауэшик, но довольно-таки много для Бундока.

Пожалуй, Стар – не самая красивая женщина в своих многочисленных вселенных, но, наверное, самая сексуальная, на манер чувственной девушки-герлскаута. Стоит мальчику просто пройти через комнату, где находится Стар, как он превратится в мужчину.

– Вудро Вильсон Смит, Старейший семейства Говардов, временнáя линия номер два, код «Лесли Лекруа».

Мы с Лазарусом вновь кивнули друг другу.

– Доктор Джубал Харшоу, временнáя линия номер три, код «Нил Армстронг».

Доктор Харшоу поднял руку в полуприветствии и улыбнулся. Я ответил тем же, отметив про себя, что стоит расспросить его – возможно, уже в Бундоке – насчет множества легенд о «Человеке с Марса». Сколько в них правды и сколько вымысла?

– Доктор Хильда Мэй Берроуз, временнáя линия номер четыре, код «Бэллокс О’Мэлли».

Мы с Хильдой обменялись улыбками.

– Командор Тед Смит, временнáя линия номер пять, код «Дюкейн».

Командор Смит, атлет с квадратной челюстью и голубыми как лед глазами, был одет в серую форму без знаков различия. На боку висел пистолет в кобуре, руку украшал тяжелый браслет с драгоценными камнями.

– Капитан Джон Стерлинг, временная линия номер шесть, код «Нил Армстронг, альтернативная временнáя линия».

Я смотрел на героя моего детства, и мне казалось, будто я вижу необычайно яркий сон. Хейзел не раз говорила мне, что герой ее космической оперы – реальная личность… но даже повторение фразы «Операция „Властелин Галактики“» не убедило меня. А теперь я видел перед собой его – врага Властелина.

Но он ли это? Где доказательства?

– Небесный маршал Сэмюэль Бо, временнáя линия номер семь, код «Фэйракр».

Маршал Бо, ростом два с лишним метра, весил не меньше ста десяти кило и состоял сплошь из мускулов, обтянутых носорожьей шкурой. Одетый в черную как ночь форму, он был великолепен, словно черная пантера. Мрачно хмуря брови, маршал смотрел на меня хищным взглядом.

– Кворум наличествует, – объявил Лазарус. – Круг замкнут. От имени Круга слово предоставляется доктору Хильде Берроуз.

– Полковник Кэмпбелл, – с улыбкой начала Хильда, – мне поручили разъяснить вам наши цели и в какой-то мере, методы, чтобы вы поняли, как ваша работа соотносится с генеральным планом и почему она необходима. Если нужно, перебивайте меня, возражайте, требуйте подробностей. Мы можем обсуждать все это до обеда, или в ближайшие десять лет, или как угодно долго. Столько, сколько понадобится.

– Говорите за себя, госпожа Берроуз, – вмешался небесный маршал Бо. – Я ухожу через полчаса.

– Самбо, – ответила Хильда, – обратись к председателю. Я не вправе дать тебе уйти, пока ты не выступишь, но если ты должен покинуть нас, можешь высказаться прямо сейчас. Объясни, чем ты занимаешься и почему.

– Чего с ним нянчиться? Меня никогда еще не просили рассказывать о своих обязанностях зеленому новобранцу. Смешно!

– И все же я тебя прошу.

Небесный маршал вновь опустился в кресло, не сказав ни слова.

– Самбо, – сказал Лазарус, – я знаю, что прецедентов не было, но все кавалеры Круга, включая трех отсутствующих, согласны с тем, что миссия «Адам Селен» крайне важна для операции «Властелин Галактики», что «Властелин» крайне важен для кампании «Боскон», что «Боскон» крайне важен для нашего плана «Дальняя перспектива»… и что полковник Кэмпбелл крайне важен для выполнения миссии «Адам Селен». В Круге все едины, никто не высказался против. Нам требуются услуги Кэмпбелла, оказанные в полном объеме и без принуждения. Поэтому надо его убедить. Тебе незачем выступать первым… но если ты хочешь покинуть Круг через полчаса, лучше выскажись сейчас.

– А если я не захочу?

– Твоя проблема. Имеешь полное право подать в отставку, как и любой из нас. А Круг имеет полное право покончить с тобой.

– Угрожаешь?

– Нет. – Лазарус взглянул на запястье. – Ты тянешь уже четыре минуты вопреки единогласному решению Круга. Если ты намерен ему подчиниться, тебе может не хватить времени.

– Что ж, ладно. Кэмпбелл, я главнокомандующий вооруженными силами Корпуса времени…

– Поправка, – вмешался Лазарус Лонг. – Небесный маршал Бо – начальник штаба…

– Это одно и то же!

– Это не одно и то же, и я точно знал, что делаю, когда устанавливал такой порядок. Полковник Кэмпбелл, Корпус времени иногда вмешивается в ключевые сражения истории. Истории разных миров. Совет историков Корпуса пытается определить поворотные моменты, когда разумное применение силы может изменить ход истории в лучшую сторону для человечества – по крайней мере, в нашем ограниченном понимании. Добавлю также, что эта политика в немалой степени влияет на миссию «Адам Селен» и, в свою очередь, зависит от ее результатов. Если Круг соглашается с рекомендацией историков, то объявляется начало военных действий и Круг избирает главнокомандующего. – Лазарус повернулся и посмотрел прямо на Бо. – Небесный маршал Бо – опытный военный командир, возможно, лучший в истории. Обычно командующим выбирают именно его. Но Круг также выбирает командира каждой оперативной группы, чтобы главные решения не зависели от военных. Уточню: начальник штаба не имеет права голоса, он не кавалер Круга. Самбо, есть что добавить?

– Похоже, ты все сказал за меня.

– Потому что ты тормозишь. Можешь что-нибудь поправить, изменить или изложить подробнее.

– Ладно, не важно. Тебе надо давать уроки ораторского искусства.

– Хочешь, чтобы тебя отпустили?

– Ты приказываешь мне уйти?

– Нет.

– Побуду еще немного – хочу посмотреть, как ты поступишь с этим клоуном. Почему бы попросту не призвать его на службу и приписать к миссии «Адам Селен»? Он же преступник: взгляни на его череп, обрати внимание на его отношение к властям. На моей родной планете мы никогда не набираем добровольцев – на них нельзя положиться… и у нас нет преступников как класса, поскольку мы берем их в армию, стоит им поднять голову. Из прирожденных преступников получаются лучшие бойцы, если отлавливать их в молодости, прививать им железную дисциплину и внушать страх перед сержантом, которого они должны бояться сильнее врага.

– Достаточно, Самбо. Прошу не высказывать свое личное мнение без приглашения.

– Я думал, ты ярый поборник свободы слова.

– Так и есть. Но дармовой закуски не бывает. Если хочешь выступить с речью, можешь снять собственный зал, а за это помещение платит Круг. Хильда, дорогая, тебе слово.

– Хорошо. Ричард, наши историки и математики обычно рекомендуют не грубое вмешательство, а более утонченные приемы в исполнении отдельных оперативников… таких, как твоя подружка Хейзел. Когда надо обнести курятник, она превращается в настоящую лису. Ты знаешь, в чем суть миссии «Адам Селен», но, наверное, не знаешь, зачем она нужна. Наш метод прогнозирования последствий исправления истории далек от совершенства. Не важно, о чем идет речь – о том, чтобы поддержать одну из сторон в решающем сражении, или о том, чтобы в полночь подсунуть презерватив какому-нибудь студенту и не дать родиться Гитлеру или Наполеону. Мы не в состоянии предсказать результат с нужной точностью. Обычно приходится посылать оперативника на новую временну´ю линию, чтобы тот сообщил об изменениях.

– Хильда, – можно мне привести один страшный пример? – спросил Лазарус.

– Конечно, Вуди. Только побыстрее. Я собираюсь закончить до обеда.

– Полковник Кэмпбелл, я родом из мира, который совпадал с вашим примерно до тысяча девятьсот тридцать девятого года. Расхождения, как обычно, начали проявляться в основном после первых космических полетов. И в вашем мире, и в моем люди были склонны к религиозной истерии. У нас ее апогеем стали выступления телепроповедника Неемии Скаддера. Он призывал адские муки на головы грешников, и его охота на козлов отпущения – ими, естественно, оказались евреи, ничего нового, – стала особенно ожесточенной на пике безработицы, когда государственный долг и инфляция вышли из-под контроля. Итогом стала религиозная диктатура, самое жестокое тоталитарное правление за всю историю моего мира.

И тогда Круг организовал операцию по устранению Неемии Скаддера. Никаких грубых методов вроде убийства – применили особый способ, из тех, о которых говорила Хильда. Один из оперативников снабдил резинкой парня, и маленький ублюдок, Неемия Скаддер, не родился. Временнáя линия номер два – моя – разделилась, и возникла линия номер одиннадцать, точно такая же, но без Неемии Скаддера, Пророка. По идее, должно стать лучше.

Не лучше. На моей временнóй линии Третья мировая война – ядерная война, известная и под другими названиями, – причинила серьезный ущерб Европе, но не распространилась дальше; Северная Америка под властью Пророка устранилась от международных дел. На временнóй линии номер одиннадцать война началась чуть раньше, на Ближнем Востоке, охватив за одну ночь весь мир… и сто лет спустя одни тараканы оставались самыми высокоразвитыми существами там, где некогда возвышались зеленые холмы Земли. Продолжай, Хильда.

– Огромное спасибо! История вспыхнувшей во тьме планеты, которую рассказал Лазарус, объясняет, почему нужно усовершенствовать методы прогнозирования. Мы рассчитываем на Адама Селена, он же управляющий компьютер Холмс Четвертый, известный также как Майк, с уникальными программами и памятью, чтобы связать лучшие компьютеры Терциуса и других планет в гигантскую логическую сеть. Тогда мы сможем верно предсказывать результаты определенных изменений в истории… чтобы не променять Неемию Скаддера, к которому можно приспособиться, на разрушенную планету, к которой приспособиться нельзя. Лазарус, надо ли упоминать о суперноктовизоре?

– Ты только что о нем упомянула, так что продолжай.

– Ричард, мне не хватает опыта – я всего лишь простая домохозяйка…

В зале послышался стон. Возможно, первым был Лазарус, но потом, похоже, застонали все.

– …которой недостает технических знаний. Но мне известно, что технический прогресс зависит от точности приборов, и что точность приборов, начиная с двадцатого века – моего века, – зависела от успехов электроники. Мой муж номер один Джейк Берроуз, а также доктор Либби Лонг и доктор Дити Картер разрабатывают небольшое устройство, сочетающее искривитель пространства-времени Джейка с телевизором и обычным ноктовизором. Он позволит не только узнать, что делает жена, когда тебя нет дома, но и что она будет делать через десять лет. Или пятьдесят. Или пятьсот. А еще с его помощью Круг Уробороса сможет, например, оценить результат вмешательства, пока его еще можно отменить. Возможно. С непревзойденной мощностью Холмса Четвертого это «возможно» превратится в «почти наверняка». Посмотрим. Но мы уверены, насколько можно быть уверенным в этом неустойчивом мире, что Майк Холмс Четвертый во много раз увеличит возможности Круга Уробороса даже если суперноктовизор так и не будет разработан. И поскольку мы изо всех сил стараемся сделать жизнь каждого лучше, достойнее и счастливее, я надеюсь, ты поймешь, что над миссией «Адам Селен» стоит поработать. Вопросы есть?

– У меня есть вопрос, Хильда.

– Да, Джубал?

– Наш друг Ричард посвящен в концепцию «Мир как миф»?

– Я упомянула о ней лишь однажды, когда рассказывала, как нас четверых – Зеба, Дити, Джейка и меня – изгнали с нашей планеты и вычеркнули из рукописи. Думаю, у Хейзел вышло лучше. Ричард?

– Увы, я ничего не понял. Прости меня, Хильда, но в твою историю трудно поверить.

– Конечно, дорогой, я сама в нее не верю. Разве что поздно ночью. Джубал, давай ты.

– Хорошо, – ответил доктор Харшоу. – «Мир как миф» – весьма утонченная концепция. Иногда ее называют мультисубъектным солипсизмом, несмотря на внутреннюю нелогичность этого определения. Но возможно, без нелогичности не обойтись, ведь концепция отрицает логику. Столетиями для объяснения сущности вселенной – или мультиверсума – служила религия. Авраамические религии сильно отличались деталями, но суть всегда была одна: высоко на небесах, или глубоко под землей, или внутри вулкана, в общем, где-то в недоступном месте, сидит старик в ночной сорочке, всеведущий и всемогущий, который создал все сущее, награждает и карает… и его можно подкупить. Иногда это была женщина, но нечасто, так как человеческие самцы обычно крупнее, сильнее и воинственнее. Бог создан по образу и подобию отца.

Идея всемогущего Бога подвергалась нападкам, поскольку ничего не объясняла: все объяснения переадресовывались выше. В девятнадцатом веке среди тех немногих, кто регулярно принимал ванну, идею всемогущего Бога начал сменять атеистический позитивизм. Атеизм, однако, имел ограниченный успех – он тоже ничего не объяснял, будучи лишь вывернутой наизнанку верой в Бога. Логический позитивизм основывался на достижениях физики девятнадцатого века; ученые того времени искренне верили, что вселенную можно объяснить, уподобив ее часовому механизму.

Физики двадцатого века быстро разделались с этой идеей. Квантовая механика и кот Шредингера выкинули механический мир образца тысяча восемьсот девяностого года на свалку, заменив его облаком вероятностей, в котором может случиться что угодно. Конечно, интеллектуалы не замечали этого еще несколько десятилетий, потому что высокообразованные люди неспособны сосчитать шнурки на ботинках и гордятся этим. И все же после смерти позитивизма теизм и креационизм вновь стали сильны как никогда.

В конце двадцатого века – поправь меня, Хильда, если я ошибаюсь, – Хильду и ее родных изгнал с Земли дьявол, которого они назвали Зверем. Они бежали в знакомой тебе машине, Гэй-Плутовке, посетив в поисках безопасного места множество измерений, множество вселенных… и Хильда сделала величайшее философское открытие всех времен.

– Могу поспорить, ты говоришь это всем девушкам!

– Спокойно, дорогая. Помимо нескольких, вполне обыденных миров, они побывали в Стране Оз…

Я вздрогнул и поднял голову. Прошлой ночью я почти не спал, а лекция доктора Харшоу вгоняла в сон.

– Вы сказали – Оз?

– Повторяю трижды: Оз, Оз, Оз. Да, они побывали в волшебной стране, придуманной Лайменом Фрэнком Баумом. И в Стране чудес, которую придумал преподобный мистер Доджсон, чтобы доставить удовольствие Алисе. И в других местах, известных только по художественной литературе. Хильда обнаружила то, чего никто из нас не замечал, находясь внутри этого мира: мир есть миф. Мы создаем его сами, и сами же меняем. По-настоящему сильный мифотворец, такой как Гомер, Баум или автор «Тарзана», создает прочные, устойчивые миры, а лишенные воображения лжецы и фантазеры не творят ничего нового, и их скучные выдумки уходят в небытие. Вот этот объективный факт, Ричард, – не религия, а факт, поддающийся проверке, – и лежит в основе деятельности Круга Уробороса. Хильда?

– До перерыва осталось совсем немного. Ричард, у тебя есть замечания?

– Тебе не понравится.

– Выкладывай, парень, – бросил Лазарус.

– Я не стану рисковать жизнью из-за вашей многословной ерунды, и даже больше – сделаю все возможное, чтобы Хейзел тоже не ввязалась в это. Если вам действительно нужны программы и память устаревшего лунного компьютера, можно заполучить их более надежным способом. И таких как минимум два.

– Продолжай.

– Первый способ: использовать деньги. Создайте для прикрытия научную организацию, завалите грантами университет Галилео, а потом зайдите в компьютерный зал с парадного входа и забирайте что хотите. Второй способ: использовать силу. Примените адекватные силы, чтобы выполнить эту работу. Зачем назначать пожилых супругов на роль взломщиков? Нет, космические благодетели, вы меня не убедили.

– А ну-ка, предъяви лицензию!

Это оказался Черный Малыш Самбо, небесный маршал.

– Какую лицензию?

– На право постигать непостижимое. Ну-ка, покажи! Да ты всего лишь жалкий трус, которому не хватает духу исполнить свой долг.

– Да неужто? И кто же назначил тебя богом? Слушай, парень, я воистину рад, что мы с тобой одного цвета кожи.

– Это еще почему?

– Иначе меня назвали бы расистом за то, что я тебя презираю.

Я увидел, как он вытаскивает пистолет, но моя трость – черт бы ее побрал! – свалилась на пол. Я потянулся за ней, и в мой левый бок угодил заряд.

В него тут же выстрелили с трех сторон: двое в сердце, один – в голову: Джон Стерлинг, Лазарус и командор Смит – трое крутых стрелков, хотя хватило бы и одного.

Я еще не чувствовал боли, но знал, что ранен в живот: будет плохо, смертельно плохо, если мне сразу же не помогут.

Но с Сэмюэлем Бо происходило что-то странное. Наклонившись вперед, он свалился с кресла, мертвый как король Карл, – и его тело начало исчезать. Нет, он не растворился в воздухе, а принялся сходить полосами, словно кто-то стирал его тряпкой с доски: сначала туловище, потом лицо… И наконец полностью исчез, не оставив после себя даже крови. Исчезло даже его кресло.

А вместе с ним – и рана в моем животе.