– Странно, – Арлетта тронула новенький футляр с пластающимися в неистовом беге гончими, – граф писал мне совсем недавно. Что-то случилось?

Оказалось, нет. Бертрам всего-навсего переправлял наследнику послание пока еще не объявленной невесты и не мог не прислать «своей невозможной Арлетте» пару сундуков мелочей, облегчающих суровую северную жизнь. Было и письмо, как всегда, умное и деловое, но в каждой строчке его сквозила радость. Заново научившийся ходить Проэмперадор носился по провинции, гонял балбесов, выискивал чахнущих в глуши умниц и копался в чужих тайнах, даже самых незначительных.

«Мне удалось, – хвастался напоследок Бертрам, – отыскать перчаточника Форе, имевшего сомнительное счастье числиться родичем столь омерзительного субъекта, как ментор Шабли. Этот человек покинул столицу вместе с Вашим приемышем и собирался осесть в Старой Эпинэ, однако его изделия оказались для этого слишком хороши, и я забрал мастера в Валмон. Перчатку Сузы-Музы в самом деле изготовил Форе, но куда занятней, что нашелся приемный отец нашего бесноватого умника. Тайны из происхождения приемыша этот добрый человек делать не стал, признавшись, что взял в дом сына своего старшего брата, согрешившего со служанкой собственной супруги. Когда подобное случается с королями и принцами, люди умиляются, а поэты пишут трагедии, но кому интересен грех трактирщика или виноторговца? Только Вам, но Вы – исключение во всем. За сим прощаюсь и настоятельно напоминаю о том, что Ваших писем ждет не только исцеленный греховодник, но и Проэмперадор Юга, которому важно всё, что происходит на севере…»

Упрек был заслужен. Письма Арлетта писала быстро и почти без помарок, но складывались в голове они подолгу, бывало, что и неделями. Графиня занималась обычными делами, принимала гостей, отдавала визиты, глядела сквозь окно в очередную ночь и при этом словно бы говорила с мужем, братцем, Бертрамом, а потом с Жермоном и сыновьями.

Как же неторопливо они, в сущности, жили прежде, даже воюя, даже умирая. Неторопливо и на ощупь… Излом словно крышу сорвал, и ворвавшийся в темный дом свет позволил разглядеть все портреты, всех кошек, всех мышей и змей… Сейчас буря затихает, хозяева латают дыры, в продутых четырьмя ветрами комнатах пока еще чисто, но снизу уже скребутся и грызут. Особенно если кошки ушли и не возвращаются, а как вернешься, когда в Олларии дуксия и скверна? И в Эйнрехте скверна, и в Агарии, а в Паоне в придачу к ней еще и зегинские мориски… Кто бы мог подумать, что о Дивине с его коллегиями захочется чуть ли не всплакнуть. Как и о Готфриде, агарисском конклаве, собственных, понятных до перьев на шляпе гадинах, хотя без Штанцлера с Гамбрином в Талиге определенно станет лучше. Вот бы еще гадкие яйца перебить прежде, чем из них полезут змееныши с кукушатами. Перебить, а не высиживать!

Соблазн немедленно написать о курице, собравшейся с помощью высиженной дряни стать птичьей королевой, был велик, но Бертраму требовались не сказочки, а новости. Впрочем, с письмом тоже не вышло: явился Придд.

– Если вы потеряли моего сына, – предупредила графиня, – то я тем более.

– Арно повел собаку к виконту Валме, – спокойно объяснил Спрут, – после чего собирается промять Кана. Не исключаю, что в обществе маркизы Ноймар и младшей баронессы Хейл.

– Значит ли это, что Соберано захромал?

– Никоим образом, сударыня. Просто я счел своим долгом нанести вам визит.

– Что-то случилось?

– Насколько мне известно, нет, но регент предоставил мне двухмесячный отпуск для устройства семейных дел. Я думаю выехать через два дня и буду рад принять в Васспарде вас и моего друга Арно.

– Неожиданно. – В самом деле неожиданно, хотя с Росио станется подыскать замену цветущим гранатам. – Вы не разовьете свою мысль? У вас настолько своеобразная репутация, что я просто обязана найти в вашем приглашении скрытый смысл, пока его не нашли другие.

– Сударыня, – Придд внезапно улыбнулся, – герцогиня Ноймаринен, вне всякого сомнения, объяснит ваш отъезд наилучшим для всех образом.

– О да, – не улыбнуться в ответ было бы просто глупо, – свидетельница моей юности весьма… наблюдательна.

– Моя мать считала, что у герцогини хорошая память и бурное, хоть и ординарное воображение. Третьего дня я был удостоен приватной беседы и склонен с этим согласиться.

– Ее величество Алиса любила разговоры наедине. Признаться, у меня мелькала мысль просить вас взять отпуск для завершения домашних дел и пригласить в Васспард друга, но материнское присутствие молодых людей, как правило, сковывает. Вы уверены, что столь вежливая мысль не принадлежит регенту?

– Уверен, поскольку эта мысль пришла мне в голову прежде, чем я переговорил с герцогом Алва. Он в самом деле к вам очень привязан.

– Я знаю, но любой жизни требуется смысл, в Старой Придде он у меня имеется. Простите, запамятовала, были ли в арсенале графа Медузы натянутые бечевки?

– На моей памяти – нет. Вы полагаете это упущением?

– Не берусь судить. Арно поделился со мной вашим рассуждением о лестнице, по которой после победы спускаются герои и поднимаются озабоченные исключительно своими делишками мерзавцы. Надо ли вам объяснять, что нижняя ступенька сейчас находится здесь, а верхняя… Вы слишком дружны с моим сыном, чтобы я называла при вас Рокэ регентом…

– Благодарю.

– Пустое. Рокэ здесь и сейчас почему-то нужна тишина. Не берусь обсуждать причину, но до его возвращения – именно до возвращения! – лучше не вмешиваться в происходящее, хотя бечевкой и маслом запастись не помешает. Возможно, кардинал скажет нам больше.

– Вы хорошо знаете его высокопреосвященство?

– Я знаю о нем. Полагаю, Бонифаций не обманет ничьих ожиданий. Вот что меня в самом деле удивит, так это здравые мысли о его женитьбе на урожденной Мекчеи, о которой следует спрашивать у вас.

– Герцогиня Ноймаринен меня уже спрашивала. – Ябедничал Придд просто изумительно – ничего лишнего! – Я сумел вспомнить лишь то, что ее высочество выглядела удрученной и что ее влияние на внука, как это ни прискорбно, было незначительным. Герцогиня не могла скрыть своего сочувствия, она не верит слухам о привязанности Матильды Алатской к витязю, сопровождавшему свою госпожу.

– Гицу, – поправила Арлетта. – Алаты говорят именно так. Меня бы на месте герцогини в большей степени занимала дружба принцессы с кардиналом Левием, впрочем, я пристрастна, а Георгия не имела… счастья знать этого человека.

– Мне жаль, что я не успел узнать его ближе, – признался Валентин. – Мы разговаривали трижды. Его высокопреосвященство пытался подвести меня к чему-то важному, но я оказался слишком непонятлив.

– Скорее вам, как и прочим… собеседникам Левия, не хватило времени: Шар Судеб оказался быстрей и тяжелей, чем думалось. Так как вы находите герцогиню Ноймаринен?

– Мне не всегда удавалось ее понимать. Должен признаться, что я начинаю верить в существование женской логики.

– В ряде случаев, – уточнила Арлетта, – она в самом деле существует. Герцогиня озабочена чувствами своей младшей дочери?

– Она не сомневается в благоразумии Арно. Я тоже. Вы согласны посетить Васспард?

– Немного погодя. – Юридический фортель, который велено выкинуть мэтру Инголсу – задел на будущее. На будущее! Бертрам пишет завещания с юности, и ничего, жив и будет жив еще долго, так что хватит трястись… «Долгое отсутствие» – это что-то простое и милое. Вроде прогулки с Вальдесом за Бирюзовые земли.

Росио не железный и не каменный, ему после всего захочется отдохнуть, а значит – сбежать. Когда регент придет в себя, удрать сможет уже Ли, и почему бы ей не присоединиться к сыну? Она так ни разу и не видела Сакаци, хотя сколько раз собиралась. Решено, мальчишки всех побеждают, Рокэ отдыхает первым, потом доходит черед и до них с Ли…

– Сударыня, я могу вам чем-то помочь?

– Какой неожиданный вопрос. Еще немного, и я поверю в существование мужской логики.

– Мне показалось, вы забыли о моем существовании. Со мной, и не только со мной, подобное тоже происходит. Настоящее словно бы истончается, зато мы начинаем сквозь него что-то или кого-то вспоминать. Довольно неприятное чувство, к счастью, оно отнюдь не является пресловутым «чувством беды».

У подножия придорожного то ли холма, то ли кургана топталось не меньше эскадрона разномастной кавалерии, а вершину украшали талигойский маршал при полном параде, свободный дукс инкогнито, зато с сумкой, и трое взволнованных полковников. Коломан крутил в предвкушении драки усы, а Лагаши молодым застоявшимся жеребцом косился на Шарли, с минуты на минуту уходящего в бой. Барон же, в свою очередь, то и дело хватался за зрительную трубу, вглядываясь в проступившую из серенькой сырой мглы окраину Дарвиля, где еще вчера стоял Заль.

– Утро у тебя какое-то неуютное, – Салиган с осуждением уставился в низкое серое небо, – ветер, и тот мокрый.

– Видимо, – предположил Ли, – природа пытается испортить господам военным и их гостю настроение.

– Не очень-то у нее выходит! Сейчас главное – заяц, а он скачет, как надо.

Заль в самом деле оказался молодцом: оставил «против Эмиля Савиньяка» не слишком большой заслон, а сам еще затемно выступил на восток, к Кольцу. Что ж, счастливого пути и бурной радости в конце.

– Уже достаточно светло, – Шарли в очередной раз опустил трубу. – На мой взгляд, пора.

– На мой – тоже. – Напоминать, что после без малого сорока лет отставки в первые ряды не лезут, Савиньяк нужным не счел.

– Берегите себя, – шмыгнул носом Салиган. – Помните, у вас собаки. На кого вы хоть их оставили?

– На Дейгарта, домоправителя… Маршал, каков будет приказ?

– Вы его уже получили.

– За завтраком, – уточнил дукс-маркиз. – Мы с Раймоном свидетели. Вас на прощание поцеловать?

– Чего?.. – Шарли выпучил глаза и внезапно расхохотался. – Да ну вас к кошкам! Я могу начинать?

– Да.

– Удачи, полковник, – Лагаши с намеком посмотрел на Лионеля, тот не понял. Барон наклонил голову и не медленно, но и не быстро спустился к лошадям. С кургана перекрестье трех дорог и удаляющиеся от него всадники выглядели картинно, хоть сейчас в сказку, не хватало разве что обелиска и заката с соответствующей тварью.

– Пока нас, в смысле дуксию, не погнали, надо наставить побольше обелисков, – Салиган погладил больше не таящую загадок сумку, но та не ответила: наевшийся кот бессовестно дрых.

– Обелиски? – не понял замечтавшийся о драке Коломан. – Зачем?

– Для закатных тварей, надо же им обо что-то чесаться, ну и для истории. Кроме того, дуксия должна хотя бы часть краденого пустить на что-то вечное! Проэмперадор, ты меня слышишь?

– Слышу, свободный данарий!

– Вы ведь не приметесь валить обелиски, которые мы понатыкаем? Изваяний я не допущу, это долго, мы столько не просидим.

– Если не допустишь, ничего с твоими обелисками не станется.

– Тогда, как вернусь, подкину Краклу мыслишку. Он деньги на похорошение лучше всех требует, а дуксы согласятся, дельце наваристое… Ты что, совсем не волнуешься?

– Нет, просто хочу, чтобы с Дарвилем прошло побыстрее и без ненужных осложнений.

Теперь осталось лишь стоять и смотреть, как с северо-запада к городу подступает кавалерия. Шарли не торопился, вынуждая «зайцев» гадать, то ли командир «вороных» поджидает отставшую пехоту, то ли опасается засады, только ее не будет, зачем? Возвращаться Заль не собирается, а за Кольцом его не тронут. Нет, с городом трудностей ждать не приходится, они начнутся потом, и главным будет угадать со скоростью преследования.

Сильно отстанешь, дашь «зайцам» перевести дух, и Заль, чего доброго, засомневается, так ли велика опасность. Если поганец не получит подтверждения подхода сильной армии, может выйти по-всякому; задержится, чего доброго, а потом и вовсе решит, что переговоры с дуксией вести лучше «у себя». Раймон его, конечно, уболтает, но «зелень» всё это время будет расползаться. Слишком приблизишься – а ну как Заль от отчаянья развернет армию для боя, ожидая, что вот-вот на него навалится злобный Савиньяк. Не дождется и опять же засомневается. Нет, заяц-то он, конечно, заяц, пусть и шляпный, но в соблазн остановиться и подумать его лучше не вводить, пусть более-менее безопасно и при этом шустро скачет, куда назначено. Значит, заслон в городке надо раздавить побыстрее, а вот потом не слишком наседать.

– О, подходят!

– Они подходят, – старший витязь смотрит с намеком, – а у нас сабли мерзнут.

– Да, – подхватывает тоскующий младший. – Везет же некоторым!

– Везение, – назидательно объясняет свободный дукс, – явление спорное. Возьмите хотя бы ветер, нам он мешает слышать, а «зайцам» – стрелять.

Ветер дует в сторону города, и звук выстрелов в самом деле не доносится, зато клубы порохового дыма накрывают окраину. В трубу хорошо видно, как передовой эскадрон «вороных» разворачивается по обеим сторонам дороги широкой цепью. Потом подтягиваются и остальные, труба играет атаку – самого зова не расслышать, но попробуй не вообразить памятный с юности сигнал – и черная гривастая туча, набирая ход, устремляется к Дарвилю. Удержать и даже просто замедлить атаку кирасир заслону не удается, и «вороные» врываются в дымные улочки. Есть, начало увлекательного действа «гоним зайца за Кольцо» прошло успешно!

На сей раз графиня Креденьи позволила себе аж три чашечки шадди. Еще бы, ведь она уезжала.

– Я буду уж-жасно скучать, – заверяла она между глоточками, – уж-жасно, но мой супруг хочет, чтобы я приняла пригла-ашение.

– Вы поступаете совершенно правильно, – заверила Арлетта, любуясь платьицем, в котором Селина была бы неотразима. – Маркиз Фарнэби – надежный человек, он не только не предал Фердинанда, но и говорил ему правду.

– А я уж-жасно, – не преминула подхватить гостья, – уж-жасно правдива.

– О да, – от души согласилась Арлетта, припоминая выдержанные Аглаей бои. – Я рада, что граф Креденьи и маркиз Фарнэби стали союзниками. Маркус мой давнишний друг, и ему в последнее время пришлось трудно.

– Гогенлоэ на редкость гнусная семейка! Регент указал этой швали их место, но он так быстро уехал, мы даже не попроща-ались…

– У герцога Алва были дела. Давайте я закажу еще шадди.

– Не-ет, – прелестница качнула кучерявой головкой, – мне пора, ведь до Фа-арны так до-олго ехать.

– Вы будете там через три дня, Фарнэби всегда держали отличных рысаков. Не сомневаюсь, вы проведете время отлично, маркиза – чудесная женщина, к тому же она вам обязана.

– Я ей ниче-ем не помога-ала, – подтвердила делом свою правдивость Аглая, – но она-а мне понра-авилась.

– Фарнэби, как вы понимаете, в сложном положении, – принялась объяснять Арлетта. – Регент им верит, но вокруг назначения геренция слишком много слухов, причем дамские гостиные пока на стороне Гогенлоэ. Увы, супруга Маркуса исключительно ранима, в Старой Придде ей приходилось очень тяжело, но отъезд в имение недоброжелатели восприняли бы как бегство. Ваше согласие моих друзей просто спасло.

– Я об этом не поду-умала, – выщипанные бровки сошлись в ниточку. – Но, дорога-ая… Почему бы вам не поеха-ать с на-ами? Мы подожде-ем, пока вы собере-етесь.

– Увы, – Арлетта подняла чашечку, пряча лезущую на лицо ухмылку. – Я не хочу оставлять младшего сына. Надеюсь, вы понимаете…

Графиня Креденьи понимала! Мало того, она понимала заметно больше самой Арлетты. Прекрасная тесёмочница, обитая на улице Хромого Цыпленка, перессорилась с бывшими ей ровней соседями. Выйдя, наконец, замуж за графа, она сцепилась с новой родней и не принявшей выскочку знатью. Здравого смысла, однако, Аглае было не занимать, и этот здравый смысл заставил ее прикармливать дворцовую челядь, благо горничные и истопники говорили с новоявленной графиней на одном языке. Знатные дуры не слишком обращают внимание на тех, кто подкалывает им юбки и подает сласти, и продолжают при них болтать. Порой это кончается плохо, на сей раз было просто смешно. Пока.

– Это же неприли-ично, – пела гостья, шевеля орешки. – Но они таки-и-е навя-а-зчивые.

До визита Аглаи графиня Савиньяк полагала, что ее младший слопал три сердечка, оказалось – вдвое больше; впрочем, девицы склонны называть любовью охоту за миражом, особенно если подруги во главе с августейшей особой бегут в ту же сторону. Морис Эпинэ был хорош, кто спорит, но всеобщей мечтой его сделали принцессы Оллар.

– Увы, – согласилась Арлетта, понимая, что ей предстоит парад маменек. – Но теперь вы видите, что я не могу ехать?

– Еще бы! У некоторых ни стыда ни совести… Но нам будет вас та-ак не хватать!

Зато дражайшая Геора пригорюнится; она и так изошла на намеки, скоро дойдет до откровений. Бедный Арно, мало ему влюбленных дев, из него еще и повод для материнского отъезда лепят. Герцогине Ноймаринен в бою за супругу кардинала соперницы не нужны, но не может же графиня Савиньяк отправиться туда, где гостит «эта кошмарная» Аглая?

– …сами хороши! Еще к другим цепляются, из ума выжили, а туда же!

– Простите, кто выжил из ума?

– Фукианиха! Вчера получила по заслугам от собственного сынка, Создатель-то справедлив, каждому воздаст!

– Старая маркиза Фукиано поссорилась с сыном?

– Вы что, не слышали еще? Эта… наглая особа ворвалась к герцогу, когда он сидел с кардиналом, и устроила скандал. Кардинал уезжает в эту… церковную Академию, и правильно! Пусть некоторые решают: или его высокопреосвященство, или старая ведьма!

– Ужа-асно! – не выдержала Арлетта, о самом скандале узнавшая от бесценного буфетчика еще за завтраком, но последствия оказались куда любопытней.

Старуха Фукиано, несомненно, явила себя во всей красе, однако унять маменьку выбранный Рокэ кардинал был явно способен. А он предпочел удрать, причем туда, где светским интриганам придется труднее всего. Если Бонифаций успел встретиться с Алвой, бегство из Старой Придды означает затягивание игры до возвращения регента. Что и требовалось доказать.

– Да-арагая, мне пора-а, – Аглая расправила оборочки и поднялась. – Зимний день так недо-олог.

– Но он растет, – утешила графиня, подставляя щеки для поцелуйчиков. – Старая Придда будет вас ждать. По крайней мере в моем лице.

– Мы вернее-емся к большо-ому приему, но герцогиня Ноймаринен выбрала дурной день. В Октавианскую ночь было та-ак стра-ашно, зачем ее вспоминать? Я напи-ишу регенту, пусть поменяет.

А ведь в самом деле! Конечно, те, кто выбирал дату приема, погромов не видели, а принцессу зовут Октавия, и все равно лучше б назначили другой день.

– Вы правы! Наверное, дело в том, что герцогиня не пережила того, что пережили вы.

– Мы читали жития, – все еще голубенькие глазки закатились к потолку, – и ждали рассвета. Все было ужа-асно, но я верила, что нас спасут, ведь у меня быва-ают озарения.

– Невероятно!

– Но это та-ак. Я зна-ала, что все обойдется, и я зна-аю, что графиня Тристрам несет чушь про ваших старших.

– Графиня Тристрам говорит про моих сыновей?

– Про ти-итул. Что ваш Арно – настоящий Савиньяк, и если что-то случится с братьями, он ста-анет досто-ойным графом!

– С ними ничего не случится!

– Я так и сказа-ала, а вот с Октавианскими днями у меня дурные предчу-увствия.