Часть вторая
Пазл

Звенит будильник, но я и так не спала всю ночь. Папа ушел на работу еще до рассвета. К этому времени я уже бросила попытки уснуть.

– Мне нездоровится, – говорю я маме в кухне.

Она допивает из кружки апельсиновый сок. Мне даже не нужно притворяться больной. Меня подташнивает, и выгляжу я, судя по отражению в окне, как бледная моль. Мама кладет ладонь мне на лоб.

– Записать тебя на прием к врачу?

Я качаю головой.

– Похоже, у меня расстройство желудка. – Расстройство у меня от предательства. Лжи. Собственных заблуждений.

Мама переводит взгляд с меня на часы, словно раздумывая, не остаться ли дома со мной. Я, затаив дыхание, жду. К моему облегчению, она закидывает на плечо сумочку и берет ключи.

– Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, хорошо?

Я киваю, и она застывает в дверях, будто почувствовав что-то. Но в конце концов решает не давить на меня, машет мне на прощание рукой и закрывает за собой входную дверь. Я тут же ее запираю.

Калеб все-таки кое-что мне оставил. Разделил со мной воспоминание. Показал дом, в котором вырос. Если бы у меня был адрес, я бы порылась в открытых источниках и разузнала, кто владел этим домом, когда Калеб был маленьким. А я едва помню название города.

Приходится лезть в электронную карту и вспоминать, где проходила игра Макса. Названия городов кажутся одинаково незнакомыми. Помню, там была платная дорога. А потом мы свернули с пути. Наверное, я смогу найти этот дом, если воспроизведу наш маршрут, воображая сидящего рядом Калеба.

По-быстрому приняв душ, чтобы проснуться, направляюсь к машине. На подъездной дорожке встречаюсь с идущим навстречу Максом. Он встает как вкопанный.

– Тебя не было в школе.

Макс пришел за мной, как я пришла за ним. Я бросаю взгляд на дорогу – убедиться, что за мной не следит Ив. Макс оглядывает мою сумку и ключи в руке.

– Куда собралась?

– Отыскать дом, в котором рос Калеб. Он возил меня туда один раз. По дороге на одну из твоих игр. Там произошел какой-то несчастный случай. Пожар, может быть. Если я узнаю адрес, то смогу узнать и нужные мне имена, а потом – ответы на свои вопросы.

Макс не приближается ко мне. Его слова преодолевают расстояние между нами.

– Составить тебе компанию? – спрашивает он.

– Мне бы не помешала помощь с маршрутом. Я толком не знаю, куда еду.

– Что это была за игра?

– Из серии плей-офф. Ваши противники были в черной форме. Вы обошли их на одно очко. Ты еще сделал хоум-ран.

Макс приподнимает бровь, и мне вспоминается наш последний разговор о бейсболе: в метро, где я сказала ему, что больше не слежу за играми. Ну да, слегка покривила душой.

– Я помню ее, – с улыбкой говорит Макс. – И знаю дорогу.

Мы едем по нужному шоссе, и я начинаю рыться в сумочке в поисках мелочи. Достаю монеты одновременно с тем, как Макс видит предупреждающий знак.

– Черт, платная дорога.

У меня прямо дежавю. Губы сами собой расплываются в улыбке. Я протягиваю Максу мелочь.

– Ну, это-то я запомнила.

К сожалению, это последнее, что я помню хорошо. Помню, как мы ушли с шоссе возле ромбовидного знака, и поэтому мы с Максом несколько раз поворачиваем не туда, возвращаемся на главную дорогу и едем дальше, ища нужный съезд.

– Тут! – восклицаю я, когда мы проезжаем мимо кукурузного поля и густеющего леса. – Сворачивай направо.

После этого я направляю Макса по наитию, по запомнившимся ощущениям, что местность становилась все менее населенной, оставленной и заброшенной. Вот та самая проселочная дорога, я уверена в этом. По моей указке Макс сворачивает на нее, и я вижу дом – отчетливее, чем в прошлый раз.

Покосившийся над крыльцом карниз. Опаленные, расщепленные по краям ступени. Трава, словно выжженная солнцем. Заколоченные окна и заросшая подъездная дорожка без почтового ящика, на котором был бы указан адрес.

Я иду в дом, словно во сне. Цифр, когда-то прибитых к адресной дощечке у двери, нет. Но они оставили отпечаток – он светлее остального дерева, потемневшего от времени. Семьсот тридцать четыре. Начало положено. Макс открывает электронную карту и читает название улицы:

– Брайер-Рок-роуд.

Тернисто-каменная дорога. Подходящее название. Его будто дали ей после всего случившегося здесь. Я толкаю дверь и становлюсь на том месте, где стояла с Калебом несколько месяцев назад. Но за это время я изменилась и поэтому решительно направляюсь к лестнице на второй этаж.

– Джесса, – зовет меня от входной двери Макс.

– Калеб был наверху, а я – нет. Мне нужно все увидеть самой.

Ступени скрипят и проседают под моим весом. Выдержат ли меня? Упираясь ладонями в стены с остатками цветочных обоев, дохожу до второго этажа. Передо мной темный коридор без дверей и половина обгоревшей стены. Наверху две комнаты в разных концах коридора. И ванная посередине, впереди меня. Дом пострадал не только от пожара, но и от дождя. В первой комнате я нахожу предметы мебели – обгоревшей, разбухшей от воды, испорченной. Остов кровати, полуразвалившийся комод. В комнате на другом конце коридора кое-где на обугленных обоях проглядывает синий цвет. Здесь остался каркас от лошадки-качалки и от детской кроватки.

Я представляю, как Калеб смотрит в комнату, стоя на этом же самом месте. Что он видел? Что понял? Мне пока недоступно. Неожиданно я ощущаю позади себя человека.

– Ух ты, – говорит Макс. – Ничего себе тут все запущено.

Я неопределенно хмыкаю. На что смотрел Калеб? Что искал? Я снова осматриваю комнату, пытаясь увидеть ее его глазами. Он сказал, что не знает, что здесь случилось. Сказал, что его отец мертв. Ложь, кругом ложь. И все же он привез меня сюда. Зачем? Непонятно. Он и сближался со мной, и держал меня на расстоянии.

– Ты это слышала? – спрашивает Макс.

Нет. А потом – звук шагов на крыльце. Из горла так и рвется: Калеб! Только это не Калеб. Я знаю его поступь, размах шагов. Это не он. Не он. Мы с Максом оба задерживаем дыхание. Звук шагов смолкает, но мы по-прежнему боимся вздохнуть. В отдалении слышится урчание заведенного двигателя, затем машина уезжает.

Я стремглав бегу вниз, за работающим двигателем, словно могу поймать призрака. На полпути к машине меня догоняет Макс.

– Ты видела, кто это? – спрашивает он, тяжело дыша.

Я мотаю головой, уставившись на дорогу.

– Здесь кто-то был, – шепчу я. – Говорила же, за мной следит Ив.

– Я не видел, чтобы за нами следовала машина.

– Это не значит, что я не права.

– Ив не видела, как мы уехали. Вряд ли это она.

Меня не оставляет в покое мысль о слежке Ив. Я не понимаю, что ей от меня нужно. Зачем она следила за тем, куда я иду и с кем говорю, и все это записывала? Даже Хейли села на хвост. И почему она перестала это делать? Мне вспоминается, как она попросила мой мобильный – посмотреть, с кем я переписываюсь. Словно хотела подловить меня на чем-то. Только я не знаю, на чем. Я не знаю, что такого совершила.

Мы возвращаемся к машине. Утро кажется жутковато тихим. Я привыкла жить недалеко от океана и временами слышать в отдалении крики чаек. Здесь стоит мертвая тишина. Холодно, поэтому нет ни стрекотанья насекомых, ни чириканья птиц. Лишь ветер шелестит листвой и раскачивает ветви деревьев – словно мир тихонько вздыхает. Заведя мотор, мы ждем, не вернется ли кто-нибудь. Через какое-то время Макс трогается с места, и мы уезжаем. По молчаливому согласию придерживаемся проселочных дорог. Я беспрестанно бросаю взгляды в зеркала. Ничего. Никого.

– Это ведь мог быть кто угодно, – замечает Макс. – Кто-нибудь не туда повернул и заехал в тупик. А вокруг дома могло бродить животное.

– Ты прав, – отзываюсь я.

Но мы оба в это не верим. В душе растет тревожное, мучительное чувство. Возможно, нам очень не понравится то, что мы найдем, и, возможно, не одни мы ведем поиски.