Эти серебряные карманные часы с порванной цепочкой принадлежат Шону. Вот что мне о них известно. Шон всегда ходит с ними. Их цепочка негромко позвякивает, как медальон на ошейнике кошки, возвещая о приходе Шона даже прежде его зычного голоса.

«Слушай свою маму, Калеб…» «Прими на себя часть ответственности за семью…»

Я на это фыркала, Калеб же напрягался всем телом, и я прямо чувствовала, как он внутренне ощетинивался. Как там он говорил Шону? «Куда ты деваешь деньги, Шон?» «Ты мне не отец». Что-то крылось за их выпадами друг против друга – весомое и серьезное, – но я не понимала, что именно. И правда в том, что даже не пыталась понять. Я позволяла Калебу отмалчиваться. «Просто не бери в голову, Джесса», – говорил он. Я и не брала.

У Шона была привычка открывать и закрывать часы в ладони, когда он раздумывал, что сказать. Он часто так делал, разговаривая с Калебом. Словно взвешивал возможные варианты: сказать, отстать, уколоть побольнее, слегка задеть. Наверное, однажды это привело к драке с Калебом. Потому как все сходится: порванная цепочка, лицо Калеба, последующие события.

Калеб должен был встретиться со мной и нашими друзьями из команды по бегу. Мы собирались поужинать в пятничный вечер в конце июля. Он не появился.

И не отвечал на звонки. Но мы были всего в миле от его дома, поэтому пока остальные после ужина лакомились мороженым, я отправилась к Калебу.

Первое, что я отметила, добравшись до его дома: все машины семьи стоят тут. А затем увидела самого Калеба, рассеянно спускающегося с крыльца с мусорным пакетом в руке. У ступеней он остановился и повернул голову в сторону. Слишком поздно. Я увидела синяк на его скуле. Свежий тонкий порез и вокруг него покрасневшую и опухшую кожу.

– Что случилось? – В другой раз я бы не обратила на это внимания. Калеб мог ушибиться, играя на улице в футбол, или Мия могла нечаянно стукнуть его головой. Но он попытался скрыть от меня синяк, и это было странно.

– Что ты здесь делаешь, Джесса?

– Мы сегодня собирались вместе поужинать, – напомнила я.

Калеб побледнел и отпрянул, когда я протянула руку к его кровоподтеку.

– Подрался, – слабым голосом сказал он. Я такого никогда от него не слышала. Он бросил взгляд через плечо: в дом, в приоткрытую дверь. Там, в темноте, маячила чья-то тень.

– С Шоном? – тихо спросила я, потрясенно вытаращившись. И снова уставилась в приоткрытую дверь. Тень исчезла.

Калеб медленно выдохнул, взял меня за руку и потянул в сторону.

– Я кое-чего наговорил.

– И он ударил тебя?

Калеб промолчал, стиснув челюсти.

– Твоя мама знает об этом?

Он снова кинул взгляд на дверь. Послышался тихий плач Мии.

– Она его выгнала.

«Наконец-то!» – подумала я. Но машина Шона еще стояла у дома.

– Не надо тебе находиться здесь, Джесса. Не сегодня.

– Он уезжает?

– Да, уезжает.

– Идем со мной, – взмолилась я.

Мне показалось, Калеб на секунду задумался, но потом закрыл глаза и отстранился.

– Не могу. Я должен быть здесь.

– Можно вызвать полицию.

– Нет. Пожалуйста, Джесса. Не звони в полицию. Не привлекай к нам внимания. Все закончилось. Точка.

– А если он вернется? Если он еще что-нибудь…

– Далеко не у всех идеальная жизнь с идеальными семьями, – осадил меня Калеб, и я вздрогнула от его слов.

Он словно видел во мне героиню из пьесы. Мой дом – декорации. Моя семья – действующие лица. Калеб сделал долгий успокаивающий вздох.

– Пожалуйста, не лезь в это, Джесса, – услышала я.

И я послушно ушла. Посмотрела в окно кафе-мороженого на Хейли, на улыбающиеся лица друзей, на их веселье и не вошла внутрь. Все мы для Калеба – персонажи из пьесы. Он не удосуживался даже заглянуть за внешнюю сторону нашей жизни.

Я позвонила брату и попросила его заехать за мной. Хейли в сообщении написала, что остаюсь у Калеба. Я сохранила его секрет, стала частью его. Позже я звонила узнать, в порядке ли он. Калеб не ответил на звонок, но поздним вечером прислал сообщение, что Шон уехал, а они с семьей собираются отдохнуть в горы Поконо – им нужно прийти в себя, – и он даст мне знать, когда вернется домой.

– Это часы Шона, – шепотом говорю я Максу во тьме гаража.

Забираю их из его руки и подношу к лицу. Между звеньями цепочки видны пятнышки ржавого цвета. Скорее всего, это кровь. Кровь Калеба? Спекшаяся и высохшая. Единственное, что от него осталось. И эти часы лежат тут, в гараже, наряду с собранными мной вещами, словно Ив и их собирается продать.

Я снова оглядываю притащенные сюда вещи – стоящие в темноте, за закрытыми окнами и запертой дверью. Одежда Шона все еще тут, в чемоданах. Тут и его карманные часы с обручальным кольцом. Рядом – коробки с вещами Калеба. Ковры свернуты и подготовлены на выброс. На часах кровь Калеба. Ив оголяет дом, обдирает его кусок за куском. И внезапно произошедшие события предстают перед глазами в другом ракурсе, под другим углом.

«Она его выгнала». «Да, он уезжает».

«Все закончилось. Точка».

А если все было совсем не так, как мне описал это Калеб?

«Не звони в полицию. Не привлекай к нам внимания».

У меня перехватывает дыхание, голова идет кругом. Я столько вещей перелопатила, столько мыслей передумала, пытаясь отыскать Калеба, которого, как я думала, знаю лучше всех. А в итоге обнаружила нечто ужасное, нечто такое, что и представлять себе не хочу. Калеб, что же ты натворил?

Ив в кухне отвечает на телефонный звонок:

– Спасибо, что перезвонили. Да, у меня есть крупногабаритные вещи, которые бы мне хотелось продать.

Слышно, как она что-то записывает. Нам нужно выбираться из гаража. Я насколько возможно тихо отодвигаю рулонную штору, но окна здесь только для вида, они не открываются. Их, конечно, можно разбить. Кинуть чем-нибудь в стекло и дать деру. Но Ив меня и со спины узнает.

Я вспоминаю, где находится электрощиток, и, направляясь к нему, ощущаю рядом с собой Калеба. Так же, как и он, одним движением ладони отрубаю электричество во всем доме. Затем возвращаю все выключатели в первоначальное положение и открываю гаражную дверь. Надеюсь, Ив решит, что произошел неожиданный и необъяснимый скачок напряжения.

Макс берет меня за руку и тянет за угол гаража, где нас не будет видно из дома. Под мышкой у него зажата коробка с фотографиями. Раздается звук открываемой гаражной двери, но мы бежим, не оглядываясь. И только завернув за угол и скрывшись из виду, согнувшись и пытаясь отдышаться, я осознаю: в моей ладони все еще зажаты карманные часы Шона.