Хотя складной нож держит Макс, я почти ощущаю его в своей руке. На одной его стороне есть бороздки – остались после попыток Калеба выковырнуть камни из протектора автомобильных шин, но в этой неравной борьбе одержали победу камни.

Был август, и Калеб вернулся из семейной поездки домой. Вечером сообщил о своем приезде и на следующий день обещал быть свободным, но утром не отвечал на звонки. Я решила, что после возвращения он поставил мобильный на подзарядку. Джулиан ехал к своим друзьям, и я попросила его по дороге подбросить меня к дому Калеба. Я вздохнула с облегчением, увидев Калеба на подъездной дорожке. Он возился с машиной. Рядом лежал электрический насос, шланг которого тянулся за угол. Если Калеб все это время был на улице, то, вероятно, не слышал звонка телефона.

Брат остановил машину у тротуара, но Калеб даже не поднял на нас взгляда.

– Ты уверена, что он тебя ждет? – спросил Джулиан.

Я ни в чем не была уверена. В последнее время Калеб сам на себя не походил. Но я не собиралась признаваться в этом брату, поэтому с независимым видом вышла из машины. Калеб сидел на корточках у задней шины, орудуя ножом.

– Привет, – поздоровалась я.

Он не обернулся. Увидев, что он в наушниках, я похлопала его по плечу. Калеб подпрыгнул, резко развернулся и выронил красный швейцарский нож. Он поспешно вытащил из ушей наушники и поднялся, опершись ладонью о машину.

– Господи, Джесса, со мной чуть инфаркт не случился.

Калеб подобрал нож, заметил наблюдавшего за нами Джулиана и поднял в приветствии руку. Его плечи окаменели. Громко работал двигатель. В воздухе явно ощущалось напряжение.

После ухода Шона на Калеба свалилось много проблем, и я почувствовала укол вины за проведенное с Максом время. Мне хотелось признаться Калебу в том, что случилось – или почти случилось, – но я не хотела втягивать в это Макса. Что бы ни происходило между Калебом и мной, к Максу это не имело никакого отношения.

Глядя Калебу в лицо, я поняла: сейчас не время для подобных признаний.

– Проблема с машиной? – спросила я, пытаясь разрядить напряженную обстановку.

– Проблема с колесом, – ответил Калеб, ткнув кроссовкой по испорченной шине. Затем передернул плечами и отвернулся. – Не важно. Это может подождать. – Положив ладонь мне на талию, он мягко, но настойчиво повел меня в дом.

Джулиан уехал, только когда мы зашли внутрь. Калеб все еще сжимал в руке складной нож.

– Ого, ты прям как бойскаут. – Я изображала излишние оживление и радость, стараясь загладить вину за чуть не совершенную ошибку, о которой Калеб понятия не имел.

– Как говорится, всегда будь готов, – отозвался он, кинув мне сложенный нож. Сам он в привычной манере понесся наверх, перепрыгивая разом через две ступеньки.

Я засмеялась.

– Сейчас вернусь, – крикнул сверху Калеб.

Только тогда я заметила оставленные им на паркете следы – мокрые и чумазые, как грязь на колесах его машины.

– Бу! – выпрыгнула из кухни Мия, и я реально подпрыгнула от испуга. У меня даже сердце зашлось.

– Мия, ты меня до смерти напугала.

Она улыбнулась и сморщила носик.

– Это невозможно. Нельзя никого напугать до смерти. Для этого нужно причинить боль.

Я вздрогнула. Слова девочки резко контрастировали с легкой улыбкой на губах.

– Мия, – позвал сестру переодевшийся Калеб, спускаясь по лестнице, – хватит страх на людей нагонять.

Он одним ловким движением поднял сестренку, забросил себе на плечо, перевернул и снова поставил на ноги. Мия взвизгнула и засмеялась. Затем Калеб повернулся ко мне.

– Хочешь на самом деле до смерти напугаться? Тогда пусть этот ребенок расскажет тебе о людях, выходящих по ночам из стен.

– О боже, не надо, – взмолилась я.

Калеб смеялся, а у меня мурашки по рукам бежали. Он забрал у меня свой складной ножик и сунул в передний карман шортов.

– Хочешь сходить в парк с Джессой, Мия? – спросил Калеб сестру.

– Ты же собирался красить. – Мия в замешательстве нахмурила бровки.

– Это может подождать.

– Ты что-то красишь? – удивилась я.

– Нашел банки с краской в гараже. Решил, что настало время перемен.

– Я могу тебе помочь, – обрадовалась я выпавшей возможности.

Он замешкался, словно придумывая причину для отказа, но потом пожал плечами.

– Если хочешь.

Калеб пересек кухню, и я последовала за ним в гараж, где он вытащил из-под подставки с инструментами две банки с краской. Одна была закрытой, оттенка яичной скорлупы, другая – темно-синей.

– «Бурное море», – прочитал на этикетке второй банки Калеб.

– Темновата для стен, – заметила я.

– Это да. Но кто говорил о том, чтобы красить стены?

В тот день мы покрасили дверь в бункер – целиком.

В руке у Макса тот самый нож, и я все никак не вспомню, что еще говорил Калеб в тот день. Объяснял ли он наличие камней в шинах и мокрую подошву кроссовок? По словам Макса, у Калеба были неполадки с машиной, и я предположила, что ему нужно сменить шины. Остаток августа Калеб никуда не возил меня на автомобиле. Но приехал на праздничный ужин в честь моего дня рождения (на выходных в День труда) и возил меня в школу первую неделю сентября. О проблемах с машиной он не упоминал.

Макс переворачивает ножик в ладони и приподнимает в улыбке уголок губ.

– Мы познакомились с Калебом, когда нам было одиннадцать. У него с собой был этот ножик. – Макс понижает голос. – Я знал, что в соседний дом заселилась семья с моим ровесником. Мама постоянно об этом говорила. Днем я несколько раз видел его во дворе и вышел на улицу примерно в то же самое время. Калеб вырезал ножиком табличку. Буквы на дощечке.

– «Бункер», – говорю я, и Макс впивается в меня взглядом.

– Откуда ты знаешь?

– Я ее нашла.

– Да ладно!

– Она теперь в коробке с его личными вещами.

Макс подносит ножик к глазам.

– В общем, так мы впервые с ним встретились. Так наша дружба и завязалась.

Я увлечена историей Макса, столь отличной от моей собственной. Это фрагменты не только потерянной жизни, но и мгновения, принадлежащие мне, Максу и всем, кто знал Калеба. Мы ими связаны. Ножик в руке Макса когда-то был в руке Калеба и моей. Все взаимосвязано.

– Значит, в какой-то момент он оказался здесь, – киваю я на нож.

Мне душно и тесно на чердаке, словно я страдаю клаустрофобией. И кажется, что здесь обитают призраки. Макс хмурится, открывает рот и сразу его закрывает – мы слышим у дома тарахтение двигателя, но на чердаке нет окон и мы не видим, кто приехал.

– Иди, – говорит Макс. Его глаза широко раскрыты.

Я спешу к двери, ведущей в комнату Калеба. Макс вылезает в шкаф сразу за мной, возвращает книжную полку на место, и мы направляемся к синей двери.

– Подожди, – прошу я.

Поворачиваюсь и, опустившись на колени, вытаскиваю из-под кровати коробку с фотографиями отца Калеба – чуть не позабыла о ней. Они были дороги Калебу, и он неспроста их спрятал. Макс ждет меня у двери, затянув монотонное «быстрее, быстрее, быстрее», которое не обрывает, даже когда мы выходим на лестницу. Сделав несколько шагов вниз, я оборачиваюсь к Максу и шепчу:

– Закрой дверь.

Со второго на первый этаж я спускаюсь медленно и на цыпочках, прислушиваясь. Это Ив. Я понимаю это по ритму ее шагов за входной дверью. Так и вижу, как она к ней подходит. Макс хватает меня за руку и дергает в кухню. В ту же секунду Ив вставляет ключ в замочную скважину. Слава богу, Макс запер за нами дверь, как будто в дом никто не входил. Мы идем к гаражной двери, отпираем ее и открываем одновременно с тем, как Ив открывает входную.

Я тихонько прикрываю гаражную дверь, не убирая ладони с ручки, и внимательно слушаю. Мы стоим в кромешной темноте, рулонные шторы на окнах опущены. Слышно, как Ив кидает ключи на столик в прихожей. Я решаю: сейчас или никогда. Вставляю ключ в замок и очень медленно запираю дверь. Прикладываю к ней ухо и слышу пересекающие кухню шаги. Я задерживаю дыхание. Макс задерживает дыхание.

Ив открывает ящик, потом еще один, и еще. Открывает холодильник. Собирается готовить обед? Мы в ловушке. Не можем выбраться из гаража, пока она в кухне. Я молча стою в середине гаража. Глаза медленно привыкают к темноте. Единственный источник света – тонкие полоски сбоку штор и под гаражной дверью. Макс сидит на скатанном в рулон ковре, опустив лицо в ладони. Мы ждем. Мое внимание приковывает ковер, бордовые края которого высвечивает тоненький луч, падающий из угла окна.

Здесь целый ряд свернутых ковров, и все они замотаны в полиэтилен. Я обвожу взглядом загроможденное помещение, наконец видя полную картину. Коробки. Коробки с вещами Калеба. Словно ждущие грузовик для переезда или мусоровоз. Я столько вещей рассортировала и подписала. Ради чего? Они все теперь убраны в гараж, подальше от глаз, распиханы по углам. За коробками стоят несколько чемоданов, но я их раньше не видела. Может, в них вещи Мии или Ив? Я осторожно расстегиваю молнию на ближайшем чемодане и нахожу внутри мужскую одежду. Однако это одежда не Калеба. Это вещи Шона? Он не стал брать с собой все свое, и Ив, подобно мне, пришлось собирать фрагменты оставленной им позади жизни?

Позади Макса на подставке для инструментов лежат предметы, когда-то принадлежавшие либо Калебу, либо Шону, – позабытые и брошенные, наравне с оставленными здесь людьми. Некоторые из них мне знакомы: канцелярский нож, разные электронные устройства. Они вытащены из упакованных мной коробок, перебраны и переложены. По большей части это личные вещи Калеба.

Однако некоторые предметы я вижу впервые. Наверное, они принадлежали Шону. Похоже, тут собраны вещи, представляющие хоть какую-то ценность, которые можно продать. Мобильный без задней крышки. Мужское обручальное кольцо. Возможно, Шон оставил его, когда уходил, на прикроватной тумбочке в качестве последнего «прощай». Или в ярости бросил под ноги Ив, когда она выкинула его из дома.

Внизу лежит еще один предмет. Он плохо виден в темноте, и я ощупываю его – круглый, с цепочкой, – пока он не издает тихий звук. Я резко выпрямляюсь и отшатываюсь назад. Макс поднимается, словно почувствовав что-то в воздухе, в атмосфере гаража. Я ощущаю его приближение и выпускаю из руки круглый предмет. Макс берет его и подносит к свету. Это карманные часы. Очень знакомые. Они принадлежат мужчине, но не Калебу. Я видела их раньше, слышала позвякивание цепочки каждый раз, когда этот человек входил в комнату. Порванная цепочка скользит между пальцев Макса, ее тихое звяканье подобно музыке. Я точно знаю, чья эта вещь.