Во вторник, 1 ноября 1994 года, Джордж Лукас начал день как обычно: спустился на кухню своего дома в Сан-Ансельмо – те, кто помнил, все еще называли его Паркхаузом или Парк-Уэйем, – чтобы позавтракать со своими детьми. Он не выспался, провел на ногах почти всю ночь, ухаживая за простудившейся Амандой, и утро наступило слишком быстро. Лукас всегда считал отцовство главным своим достижением, а в 2015 году даже пожелал, чтобы его эпитафией стала фраза «Я был замечательным папой». Утро с детьми перед школой было самым любимым временем дня Лукаса: он дурачился, закидывал кого-нибудь из ребятишек на плечо или шутливо спорил о расписании уроков. После завтрака он, как обычно, отвез Аманду и шестилетнюю Кэти в школу, но на этот раз не поехал на ранчо, а вернулся домой в Паркхауз, поднялся по лестнице в свой кабинет, сел за стол и приготовился писать сценарий для следующего фильма по «Звездным войнам».

Лукас знал, что дело серьезное; до того, как написать хотя бы слово, он нашел время на видеоинтервью, во время которого излучал невозмутимую уверенность и готовность решать сложную задачу. «Все готово, – сказал он журналисту и откинулся в кресле. – Теперь мне только нужна идея». Лукасу исполнилось пятьдесят, но его предпочтения в одежде мало изменились за прошедшие три десятилетия: сегодня он был в джинсах, кроссовках и расстегнутой у ворота рубашке в зелено-голубую клетку. Его борода совсем поседела. Густые волосы, которыми он всегда гордился, теперь уже с сильной проседью, он зачесал назад в привычный «помпадур». Голос по-прежнему был высокий, но в глазах появился новый огонь, особенно яркий, когда разговор зашел о писательской работе («она требует большой сосредоточенности») в своих надеждах на то, что благодаря цифровым технологиям наконец можно воссоздать на экране любой придуманный им мир. «Я не хотел возвращаться к этой истории и сочинять сценарий еще одного фильма, пока не существовало технологий, которые помогли бы мне рассказать историю именно так, как надо, – объяснил он позднее. – Я хочу исследовать созданный мною мир полностью, до пределов. Так что я ждал, когда, наконец, появятся подходящие для этого инструменты».

Но технологии не помогают написать сценарий. Здесь все осталось почти так, как и прежде: Лукас писал синопсис от руки на линованной тетрадной бумаге, как в 1972 году. Садясь за стол в том ноябре, он планировал написать сразу три фильма – амбициозная цель, особенно для того, кому написание сценария доставляет такие муки. Но он решил подойти к безумной затее организованно: «Я потрачу год на сценарий, год на подготовку и год на съемки. А потом сниму все три фильма сразу». Единственное, чего он точно не планировал, так это режиссировать их – сказал, что «разберется с этим вопросом во время подготовительного периода». Он не собирался садиться в режиссерское кресло; каким бы сложным ни было сочинение сценария, больше всего он теперь ненавидел режиссуру – в основном потому, что пришлось бы надолго уезжать от детей.

Коппола всегда с теплотой называл Лукаса «матерью-одиночкой», но это звание Лукас носил с гордостью. «Никем я не восхищаюсь больше, чем матерями-одиночками, – говорил он «Нью-Йорк таймс». – Они настоящие героини». В своей компании Лукас внедрил практику поддержки семей, и журнал «Уоркин Мазер» в 1994 году даже назвал Лукаса «Защитником семьи»: этот титул дают генеральным директорам, которые следят, чтобы на рабочем месте внимательно относились к нуждам работающих родителей. В том же журнале «Лукасфильм» признали одной из лучших компаний для работающих матерей, упомянули два детских сада на ранчо, гибкий рабочий график и другие прогрессивные методы – сотрудникам предоставлялся оплачиваемый отпуск по уходу за больными членами семьи, а также страховые полисы для партнеров и иждивенцев. «Мы поняли, что качество жизни – актив более ценный, чем высокие зарплаты, – сказал Лукас. – [Мы] просто делаем то, что все должны делать». И не забыл напомнить, что он сам – одинокий отец троих детей. «Думаю, меня тоже можно считать работающей матерью», – добавил он к очевидному удовольствию Копполы.

«Надеюсь, что компания в моем лице старается с сопереживанием относиться к сотрудникам и к тому, что мы все делаем, – говорил Лукас журналу «Тайм» в другом интервью. – Я управляю компанией в соответствии с желаниями людей, которые работают на меня».

Он управлял уже без Дага Норби, который без всяких раздумий уволился с должности президента и генерального директора «Лукасфильм» в 1992 году, чтобы вернуться в совет директоров. Лукас сделал сдержанное заявление на этот счет, пожелав Норби всего хорошего, а затем без шума повысил своего вице-президента по коммерческим делам, Гордона Рэдли, до поста президента и исполнительного директора; на этой позиции Рэдли продержался почти десять лет в основном из-за своей способности не вмешиваться в дела Лукаса. Эта перестановка удивила Уолл-стрит, где начали подумывать о том, не собирается ли Лукас выпустить в продажу акции компании. Но Лукас, единственный акционер компании, конечно же, не собирался ослаблять контроль.

Лукасовская форма благожелательной диктатуры, очевидно, работала: моральный дух был высок, увольнения – редки. «У меня есть маленькая страна, – говорил Лукас. – В ней около двух тысяч жителей, и все они люди непростые. Некоторые – лояльные и верные, некоторые – всегда недовольны… [Н]ужно, чтобы механизм работал. Конечно, это нелегко. Прежде всего нужно сделать так, чтобы людей не использовали и не обижали. Вы должны выслушивать их жалобы и поступать по справедливости». Сотрудникам «Лукасфильм» предоставлялись на выбор всевозможные льготы и привилегии; на ранчо Скайуокер для них работали три ресторана и множество групп по интересам, в том числе йога, балет и тайцзи.

Лукас по-прежнему работал над тем, чтобы одновременно расширить и сплотить свою империю. В последние несколько лет он приобретал землю, прилегающую к ранчо, как и раньше, на имя своего бухгалтера и расширил Скайуокер почти до двух тысяч гектаров. В итоге он получил разрешение на строительство трех новых административных зданий на прилегающем ранчо Большой Камень. Но ILM пока ютилась в складских помещениях в Сан-Рафаэле – жители округа Марин противостояли Лукасу и не хотели принимать на веру его слова о новых рабочих местах и охраняемой незастроенной территории.

Лукас сетовал, что ILM находится далеко от ранчо Скайуокер, а компания между тем продолжала выигрывать «Оскары». После головокружительного успеха «Парка Юрского периода» в 1993-м кудесники из ILM поразили зрителей в следующем году еще более хитрыми и убедительными спецэффектами для «Форреста Гампа» Земекиса: вставили актера Тома Хэнкса в историческую хронику с президентом Кеннеди, создали толпу на митинге в Вашингтоне, и с помощью цифрового композитинга наложили перо на вступительные титры. Благодаря ILM Лукаса считали пророком цифрового кинематографа, и все пытались его догнать. Стивен Спилберг, теперь уже с «Оскаром», последовавшим за успехом «Списка Шиндлера», наблюдал за работой ILM с восхищением. «У ILM нет конкурентов, никто даже близко не подошел», – говорил Спилберг. Он только что основал свою продюсерскую компанию «Дримворкс» в партнерстве с музыкальным магнатом Дэвидом Геффеном и бывшим сотрудником «Дисней» Джеффри Катценбергом. Журналисты, решив раздуть разногласия между Лукасом и Спилбергом, предположили, что «Дримворкс» затмит «Лукасфильм» в области цифровых спецэффектов. Услышав эту явную чепуху, Лукас только пожал плечами. «Я хочу видеть успех Стивена. Не думаю, что это… может как-то мне навредить, – сказал он «Лос-Анджелес таймс» и добавил: – Мы давно договорились не ставить друг другу палки в колеса».

Чем крупнее и успешнее становилась «Лукасфильм», тем яростнее ее основатель бушевал и жаловался на голливудскую машину. Даже во главе компании с миллиардными оборотами Лукас по-прежнему чувствовал себя непонятым маленьким человеком. Он твердил, что его компания – всего лишь «небольшая хижина за стенами замка». Студийная система мертва, объявлял он. «Она умерла… когда повсюду стали править корпорации. Главы студий внезапно превратились в исполнителей, юристов и бухгалтеров», людей, которых «больше интересует положение на бирже, чем хорошие фильмы». Как Люк Скайуокер и повстанцы, которые бросили вызов империи, Лукас стал лидером маленькой группы революционеров, выступившей против безликой и бездушной голливудской машины. «Для них мы – отщепенцы, странные парни с севера, которые мешают жить, потому что хотят творческой свободы», – сказал он однажды корреспонденту «Нью-Йорк таймс». «Здесь у нас нет акционеров и дивидендов. Все, что я зарабатываю, отправляется обратно в компанию. Если мы ошибемся, то погибнем». В итоге, сказал Лукас, перенимая тон радикального хиппи (а именно таким его многие и считали), «мы вынесли из шестидесятых единственное правило: “захватывай средства производства”».

Все это звучало более чем революционно, но Кэрри Фишер лучше знала истинное положение вещей: «На [ранчо] Скайуокер, – шутливо заметила она как-то, – правила устанавливает Джордж, и только Джордж».

Задолго до того как засесть в кабинете над синопсисом для первого эпизода, Лукас отправил Рика Маккаллума, своего продюсера из «Молодого Индианы Джонса», на поиски локаций для съемок. Все его путешествия он оплатил со счета новой продюсерской компании, которую создал для новой трилогии, «Джак Продакшен» – он назвал ее в честь детей: Джетта, Аманды и Кэти. Тогда же он назначил художника ILM Дага Чианга художником-постановщиком приквелов, так что Чианг заменил Ральфа Маккуорри. «Едва начав писать, – говорил Лукас, – я сразу понял, что придется сделать некоторые вещи», например, звездолеты и планеты. Другим художникам из ILM он поручил работу над дизайном персонажей, чьи характеры очень кратко расписал на бумаге. Лукас дал художникам лишь смутные описания вроде: «этот персонаж труслив и не уверен в себе» – и велел работать. Это касалось и концептуального дизайна земноводного Джа-Джа Бинкса, на которого Лукас возлагал большие надежды. Дизайн этого персонажа занял почти полтора года.

Позади остались двадцать редакций, и 13 января 1995 года наконец появился грубый черновик «Эпизода I» – тогда он назывался просто «Начало». Сценарий так никогда и не был окончен; основываясь на стратегии, выработанной в «Молодом Индиане Джонсе», Лукас переделывал сценарий в ходе съемок и даже во время постпродакшена. Но у него не было сомнений в некоторых элементах истории, поэтому он попросил руководителя отдела спецэффектов Дэвида Дозорца и Бена Бертта, одного из самых опытных монтажеров компании, смонтировать несколько грубо анимированных раскадровок – так называемых аниматиков: они помогали команде компьютерной графики точно так же, как пленка с воздушными боями Второй мировой, которую Лукас записал для команды по спецэффектам для первых «Звездных войн». «Единственный способ точно понять, какие спецэффекты вам понадобятся, – временно вмонтировать сцены боев, – говорил Лукас. – В «Эпизоде I» я впервые прибег к помощи аниматиков, чтобы визуализировать фильм еще до начала съемок». Первым делом Бертт и Дозорец смонтировали сцену с гонками на подах: Лукас представлял, что победа в этой высокотехнологичной гонке станет билетом юного Энакина Скайуокера на свободу. Быстрые машины всегда были любимым способом побега у Лукаса, будь то автомобиль из «THX», «Форд» Джона Милнера из «Американских граффити» или даже «Тысячелетний сокол». Неудивительно, что Лукас включил этот эпизод в сценарий с самого начала.

Лукас хранил работу над «Эпизодом I» в строгом секрете. Но одни лишь слухи о том, что грядет следующий фильм, безумно взбудоражили поклонников «Звездных войн». «Отчасти я пошел на это потому, что меня все время спрашивают, когда будут новые «Войны», – объяснял Лукас. – Мне кажется, многие люди хотят их увидеть». Очевидно, так оно и было, если судить по вновь возросшему влиянию «Звездных войн» на массовую культуру – в телерекламе Кролик Энерджайзер сражался с Дартом Вейдером – и возродившемуся интересу к товарам с символикой «Звездных войн». В августе 1995 года Лукас перевыпустил «Звездные войны» на видеокассетах с новым звуком в формате THX и оцифрованным изображением. К его удивлению и удовольствию, было продано 28 миллионов кассет, что принесло «Лукасфильм» прибыль в 100 миллионов долларов.

В тот же год «Хасбро», которая поглотила «Кернер» несколькими годами ранее, вновь воспользовалась своим правом на производство фигурок и выпустила новую серию игрушек «Звездные войны» под заголовком «Мощь Силы» (The Power of the Force). Управляющий магазином игрушек «FAO Шварц» в Нью-Йорке удивился, обнаружив, что фигурки из новой серии покупают в основном не дети, а взрослые: именно из-за этого игрушки в тот год стали одними из самых продаваемых. Все отделы маркетинга учли это. Стало ясно, что игрушки нужны теперь не только детям. Особенно игрушки по «Звездным войнам».

Кстати, Лукас очень предусмотрительно созвал «Саммит по “Звездным войнам”» на ранчо Скайуокер для лицензиатов и международных агентов, где кратко рассказал о своих планах на будущее франшизы. За два дня презентаций Лукас убедился в необходимости поддерживать контроль качества, особенно в области книг и комиксов, где некоторые персонажи – например Люк Скайуокер, которому приписали партнершу, рыжеволосую контрабандистку Мару Джейд, – жили своими жизнями далеко за пределами событий, включенных автором в оригинальную трилогию. На втором саммите в апреле 1995 года Лукас поддразнил публику, намекнув, что думает срежиссировать первый из трех приквелов сам. Перед публикой он появился со слипающимися глазами и пошутил, что его притащили сюда прямо из-за письменного стола.

По мере медленной подготовки к съемкам – к началу 1996 года художественный отдел готовил покадровый план фильма, у которого пока даже не было рабочего сценария, – Лукас все больше и больше убеждался, что цифровые технологии помогут ему снять «Эпизод I» быстро и дешево. «Для телесериала [“Молодой Индиана Джонс”] мы создали ряд особых техник и теперь применяем их в художественных картинах. Это модно назвать переворотом в подходе к съемкам», – объявил Лукас. Пожалуй, самой важной из этих техник стало «размытие границ» между съемками и постпродакшеном – теперь можно было добавлять новые сцены, переснимать или даже полностью переделывать старые сцены даже во время монтажа. «Это не конвейер. У меня нет четкого порядка для написания сцен и съемок. Я делаю все одновременно», – сказал он репортеру. Собираясь воспользоваться компьютером для создания или дорисовки большей части декораций, Лукас предсказывал значительную экономию бюджета. «Не думаю, что фильм обойдется дорого, – говорил он. – Я не намерен тратить больше 50 миллионов долларов».

Это предсказание оказалось весьма неточным. Итоговая стоимость «Эпизода I» поднялась почти до 115 миллионов. И почти все эти деньги Лукас взял из своего кармана.

Продюсер Рик Маккаллум провел почти год в поисках подходящих локаций и студий для съемок все еще неоконченного сценария и наконец нашел основное место для работы. Некоторое время он как вариант, рассматривал студию «Элстри» в Лондоне, но скорее из ностальгических чувств, ведь начиная с 1976 года все «Звездные войны» снимали там. Но после продажи части помещений в конце восьмидесятых студия потеряла прежний размах и едва ли вместила бы те масштабные съемки, которые запланировал Лукас, даже если дорисовывать декорации на компьютере. В итоге Маккаллум нашел подходящие павильоны в шестнадцати километрах на северо-запад от «Элстри», на аэродроме Ливсден – гигантское помещение бывшего завода «Роллс-Ройс», которое недавно переоборудовали для съемок одного из фильмов бондианы – «Золотой глаз».

Летом 1996 года Лукас попросил Маккаллума забронировать всю студию – в том числе открытый задний двор в сорок гектаров – на два с половиной года, так что она оказалась в его полном распоряжении почти до дня премьеры фильма, как он, собственно, и хотел. Лукас тут же отправил туда команду художественного отдела во главе с художником-оформителем Гэвином Боке, чтобы начать возводить декорации во всех девяти павильонах Ливсдена. Даже на таком раннем этапе была важна координация с ILM, художественный отдел и команда оформителей должны были точно знать, какие части декораций построить, а какие оставить незаконченными для мастеров спецэффектов. Большинство декораций выглядели гибридами из наполовину законченных предметов – платформы, участка стены, двери, стола – и синего или зеленого экрана, на который позднее предполагались цифровые декорации. Лукас и остальные начали называть это слияние продвинутых и старых технологий «цифровой задний двор». К декабрю в павильонах Ливсдена выросли почти шестьдесят декораций на семидесяти четырех тысячах квадратных метров.

Читая регулярные отчеты из Лондона и продолжая редактировать сценарий, Лукас, к своему немалому удивлению, осознал, что начинает получать удовольствие от новой игры в песочнице «Звездных войн». Его особенно будоражили почти бесконечные возможности цифрового кинематографа, и перед тем, как применить компьютерные технологии в полную мощь в «Эпизоде I», он хотел потренироваться на еще одном фильме, настолько кошмарном, что, как говорил сам Лукас, «каждый раз, как я его смотрю, говорю себе: “Господи, он так ужасен, глаза бы не глядели!”».

Речь шла о «Звездных войнах».

«С точки зрения технологий оригинальные “Звездные войны” просто смешны», – говорил Лукас. «Мы сделали многое, но больше всего я бы хотел вернуться назад и переделать все спецэффекты, было б только время». Он, конечно, не собирался возвращаться назад настолько далеко и переделывать все спецэффекты, но все же надеялся «исправить некоторые вещи, которыми я всегда был недоволен. Мне приходилось идти на компромисс, и многое получилось не таким, как я задумывал».

Лукас начал планировать цифровые изменения в «Звездных войнах» несколькими годами ранее, в 1993-м, на встрече с Маккаллумом и командой ILM под руководством Денниса Мюрена. В то время Лукаса больше всего раздражала сцена в кантине, которой он был недоволен и двадцать лет спустя, возлагая всю вину на прижимистых руководителей «Фокс», не желавших выделить деньги на завершение образов инопланетян. Теперь он собирался вырезать самых «резиновых» монстров, которых пришлось вставить из-за нехватки бюджета, и населить кантину экзотическими существами, которых он представлял себе с самого начала. Он все еще сожалел, что не получилось вставить разговор Хана Соло с Джаббой Хаттом в доке 94, и теперь надеялся ввести компьютерного Джаббу в вырезанную сцену. Мюрен согласился и предложил подчистить или даже переделать несколько других кадров со спецэффектами, внести небольшие изменения в космические бои, вставить более эффектные взрывы. Лукас одобрил и эти решения – а затем с энтузиазмом предложил пойти еще дальше и вставить новые цифровые сцены и в «Империю», и в «Джедая». Он надеялся, что изменения удастся внести достаточно быстро, чтобы выпустить новое издание трилогии к двадцатилетию «Звездных войн» в 1997 году.

Все оказалось сложнее, чем он предполагал: когда в 1994-м пленку достали из хранилища, Лукас с ужасом обнаружил, что негативы серьезно пострадали за прошедшие пятнадцать лет. В особенно плачевном состоянии были «Звездные войны»: выцветшая пленка вся в грязи и с глубокими царапинами. Лукас вздохнул. Перед началом работы предстояло восстановить оригинальный негатив. ILM чистила негатив почти год, постоянно пользуясь компьютером, чтобы заполнять царапины и выравнивать цвет кадр за кадром. Затем на пленку накладывались новые цифровые спецэффекты, которые часто врезали прямо в оригинальный негатив. «Мы называли это экспериментом по освоению новой технологии и надеялись, что кинопрокат окупит проделанную работу, – говорил Лукас. – По сути же, это был способ наконец вытащить занозу из моего сердца и сделать все так, как я изначально хотел». Реставрация четырех с половиной минут нового или переработанного материала обошлась почти в 5 миллионов долларов.

Многие поклонники оригинальных «Звездных войн» посчитали, что эти четыре с половиной минуты – явно лишние. Лукас выпустил «Звездные войны: Специальное издание» в кинотеатрах в январе 1997-го (специздания «Империи» и «Джедая» последовали в феврале и марте, соответственно) под гигантский интерес и впечатляющие сборы: фильм собрал 35 миллионов в первые четыре дня проката. Но многие поклонники, выросшие на фильмах в их оригинальном виде, разозлились на Лукаса: он все испортил, утверждали они. ILM переделала не только эпизод в кантине, она вставила компьютерных персонажей и в другие сцены: больше штурмовиков преследовали Хана Соло на Звезде Смерти; больше дроидов, рососпинников, джавов и других существ ходили по улицам Мос-Эйсли. Цифровой хаос отвлекал от базовой истории и не добавлял ничего нового. То же самое, пожалуй, можно было сказать и о новом эпизоде с Ханом и Джаббой, который немного прояснял истоки их соперничества, но в итоге никак не менял обоих персонажей.

Корректировку, которую Лукас считал мизерной, поклонники объявили непростительной переделкой характера одного из самых популярных персонажей трилогии. По просьбе Лукаса ILM изменила перебранку Хана Соло и охотника за головами Гридо в кантине. Раньше Хан сразу убивал незадачливого Гридо, теперь же зрители увидели, что Гридо выстрелил первым. Таким образом, агрессивная выходка Хана превратилась в самооборону.

Поклонники взбесились. Для многих этот единственный выстрел Гридо коренным образом изменил природу Хана Соло, лишил его возможности вырасти из эгоистичного пирата с сомнительной моралью в героя, готового идти на жертвы. «ХАН ВЫСТРЕЛИЛ ПЕРВЫМ!» – настаивали фанаты, и этот сплоченный выкрик вскоре был запечатлен на футболках, наклейках, а затем и в Интернете как открытое напоминание о последствиях вмешательства в мифологию.

Сначала Лукас пытался неубедительно объяснять, что Гридо всегда стрелял первым и настоящие события перестрелки оказались неясными из-за неаккуратного монтажа. «Я просто попытался убрать путаницу, – терпеливо повторял Лукас. – Все снято в крупных планах, и было непонятно, кто что с кем сотворил. Я вставил туда более общий план, и тогда стало ясно: Гридо выстрелил первым, хотя все хотели думать, что первым выстрелил Хан и прикончил Гридо на ровном месте».

Но Лукас на всякий случай еще раз пересмотрел прошлое: и в его собственном сценарии «Звездных войн», датированном 15 мая 1976 года, четко значилось, что у Гридо попросту не было времени, чтобы выстрелить:

ХАН: Извини за беспорядок.

Но Лукас по-прежнему стоял на своем, повторяя, что хочет придерживаться изначальной истории, что все детали саги «Звездные войны» он продумал с самого начала. «Хан Соло должен был жениться на Лее, – настаивал он, – и вот я смотрю на это и спрашиваю себя: “Стоит ли ему быть хладнокровным убийцей?” Я размышлял об этом с точки зрения мифологии: должен ли он быть ковбоем, должен ли быть Джоном Уэйном? И я сказал себе: “Ага, он должен быть Джоном Уэйном”. А если вы Джон Уэйн, вы не убиваете людей сразу – вы даете им шанс на первый выстрел. Это мифологическая реальность, и мы надеемся, что сообщество относится к ней с уважением».

Хорошая попытка, но поклонники на нее не купились и не купятся. Лукас никогда не пожалел об этом изменении и никогда полностью не мог понять возражений фанатов. Он не признал ошибку и уходил от прямого ответа на вопросы об этой сцене все следующие двадцать лет. «Специальное издание вышло таким, каким я хотел его видеть, – объявил он в 2004-м, взмахнув руками в раздражении. – Я хотел, чтобы фильм получился именно таким! Уж простите, что вы сначала увидели неоконченный вариант и влюбились в него». Однако разозлились не только поклонники; Гэри Керц, который продюсировал и «Звездные войны», и «Империю», настаивал, что цифровые изменения оказались «возможно, ложной философией… Изначально все было по-другому. Изначально все было так, как мы выпустили в первый раз». Лукас игнорировал такие претензии; по его мнению, как создатель произведения искусства, он, и только он, имеет право делать с ним все, что захочет. И все же интересно, что бы он сказал, если бы, скажем, Куросава решил изменить на компьютере хотя бы один кадр «Скрытой крепости»? Но надо отдать Лукасу должное: он не закрыл глаза на полемику с фанатами и даже носил футболку с надписью «Хан выстрелил первым» на съемках «Мести ситхов».

Если отвлечься от этих противоречий, специальные издания доказали, что он «действительно может осилить то, что хотел осилить». И в целом воодушевленный прием старых и новых поклонников подтвердил, что зрители по-прежнему страстно желают увидеть «Звездные войны» в кинотеатре. «Праздник кинотеатров», – назвал это Лукас. Той зимой он еще больше подогрел всеобщее воодушевление, публично объявив о решении, которое принял некоторое время назад: после двадцати счастливых лет вне режиссерского кресла он собирается режиссировать все три приквела «Звездных войн» самостоятельно.

Это решение далось ему нелегко. «[Лукас] на самом деле не хотел режиссировать», – говорил Рон Ховард. И правда, Лукас обращался к Ховарду, Спилбергу и Роберту Земекису с предложением взять на себя съемки одного или нескольких приквелов, но всегда встречал отказ: «Джордж, это ты должен снять их». «Не думаю, что кто-то хотел продолжить его дело, – сказал как-то Ховард. – Это честь, но уж слишком это страшно». Не все поддерживали Лукаса. Коппола, чью карьеру определил и поглотил «Крестный отец», считал, что преданность Лукаса «Звездным войнам» отвлекает его от небольших необычных фильмов, которые когда-то были его страстью. «Жаль, что он занимается “Звездными войнами”, – сказал Коппола, – Джордж был таким отвязным, безумным парнем, но затерялся в больших проектах, да так и не выбрался из них». Марша Лукас сравнила это решение с горошиной под перевернутой пирамидой «Лукасфильм», с семенем, из которого проросла огромная душащая все лиана. Однако для Лукаса это был опять-таки вопрос контроля. «Мы собираемся попробовать кое-какие новые штуки; и, если честно, я не вполне понимаю, как мы будем их делать, – сказал он. – Поэтому я понял, что мне придется встать у руля».

Присутствовала и доля фатализма. «Мне понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к “Звездным войнам”, – признался Лукас. – Я наконец привык и возвращаюсь к ним. “Звездные войны” – моя судьба».

Лукас по-новому подошел к подбору актеров для «Эпизода I», передав основную часть кастинга Робину Герлэнду. Тот провел два года за составлением списков, сбором фотографий, встречами с актерами и агентами; он представил кандидатов Лукасу только когда их число стало приемлемым. Полного сценария все еще не было, но большинство актеров все равно хотели встретиться с Лукасом, поскольку мечтали появиться в «Звездных войнах». Как в случае с Сэмюэлем Л. Джексоном, который публично воззвал к Лукасу на британском ток-шоу «TFI Фрайдей» в декабре 1996 года, умоляя взять его хоть на какую-нибудь роль. «Меня пригласили на ранчо, чтобы узнать, серьезно ли я, – вспоминал Джексон позднее. – [Я сказал]: «Еще бы! Вы можете одеть меня штурмовиком, если захотите, мне все равно, главное, чтобы я оказался в фильме, и не важно, узнает ли меня кто-нибудь или нет». Джексон в итоге получил очень заметную роль мастера-джедая Мейса Винду – это имя Лукас выудил из первой строчки своего первого черновика 1973 года «Журнала Уиллов».

Раньше Лукас откровенно не любил работать со звездами. «Я не думаю, что Джорджу интересно общаться с актерами», – говорил Рон Ховард. – Он попросту не хочет ни с кем возиться». Но в случае «Эпизода I» у него таких предрассудков не было. Помимо Джексона Лукас пригласил ирландского актера Лиама Нисона, который взлетел в список лучших актеров Голливуда после главной роли в оскароносном «Списке Шиндлера» Стивена Спилберга. Во время первой встречи они с Лукасом в основном обменивались историями о своих семьях. Лукасу сразу же понравился Нисон – он решил, что тот привнесет в «Эпизод I» ту же солидность, что и Алек Гиннесс в оригинальные «Звездные войны» – и пригласил его на роль проницательного мастера-джедая Квай-Гона Джинна, который своим образом как будто скрепил фильм.

Некоторое – совсем недолгое – время Лукас подумывал пригласить еще более яркую звезду: ему позвонил Майкл Джексон, который хотел сыграть Джа-Джа Бинкса в полном пластическом гриме, и тогда бы Лукасу не пришлось использовать компьютерную графику. Лукас вежливо отказал суперзвезде – танцор Ахмед Бест, который в итоге получил эту роль, думал, что знает причину. «Майкл Джексон затмил бы собой фильм, – сказал Бест. – Лукас точно не хотел этого». Так что роль досталась Бесту: во время съемок он стоял на месте Джа-Джа в ободке, на котором держались глаза персонажа, чтобы актеры могли сориентироваться, куда обращаться, и в костюме, части которого имитировали жабры, чтобы компьютерные аниматоры могли потом повторить, как от них отражается свет. Лукасу понравилось, как Бест двигается и говорит, поэтому он разрешил Бесту наделить Бинкса своим голосом (он подражал западноиндийскому говору) и размашистой пружинистой походкой, которую позднее добавили на компьютере. «Джордж сказал мне тогда, что мы по-настоящему рискуем», – вспоминал Бест. Это было еще мягко сказано.

Съемки «Эпизода I» – он все еще назывался «Начало» – начались 26 июня 1997 года в Ливсдене. Все проходило в условиях строжайшей секретности; содержание сценария – Лукас закончил его в последний момент – держали в тайне, и даже Лукас должен был носить бейдж с именем на съемочной площадке: на его бейдже было написано «Йода». Лукас не режиссировал фильмы почти два десятилетия, но обнаружил, что «не так уж и сложно» вернуться в знакомый темп. «Как только Лиам Нисон в одеянии джедая вошел на съемочную площадку, я сказал себе: “Кажется, я вернулся”, – говорил позже Лукас. – Как будто этих двадцати лет никогда и не было».

Все же между 1977-м и 1997-м были значительные различия. Двадцать лет назад, на съемках первых «Звездных войн», Лукас приходил на площадку каждое утро и обходил декорации, вымеряя ракурсы камер пальцами и проводя руками по все еще невысохшей краске. В 1997 году большинство декораций были полупустыми – обычно просто платформа, пролет ступеней или часть скульптуры на фоне гигантского синего экрана. «Мы строили минимально, насколько это возможно, а затем ставили синие экраны», – рассказывал продюсер Рик Маккаллум. Лукас, правда, все равно каждый день обходил весь съемочный отдел, вертел в руках маски и тыкал в них пальцами, подробно проверял костюмы и теребил реквизит. В первый раз с 1982 года собрали новую куклу Йоды: ее полностью перепроектировали, и Йода не только помолодел, но и стал весить меньше, к радости Фрэнка Оза – тот всегда жаловался, что первый Йода был «чертовски тяжелым». Собрали и несколько дроидов серии R2: теперь они работали гораздо лучше и надежнее, чем неуправляемые дроиды из оригинальной трилогии. Трипио – его конструкция с обнаженными проводами из «Эпизода I» – тоже стал полноразмерной тростевой куклой, и ею управлял кукловод, которого потом вырезали из кадра. Однако верный Энтони Дэниелс по-прежнему говорил за него.

Некоторые вещи вообще не изменились: Лукас никак не хотел работать с артистами. На этот раз у него снимались несколько известных актеров, но даже теперь он не собирался глубоко вникать в персонажей или в нудные приемы актерской игры. «Смысл не в том, чтобы найти обоснование для каждого действия, – настаивал он. – Я не из тех режиссеров, которые сидят целыми днями и анализируют происходящее». Лукасу, кажется, было все равно, что цифровой кинематограф в новинку не только ему, но и актерам, которым приходится работать в недостроенных декорациях и реагировать на несуществующих персонажей. «Прошло дней десять или две недели, прежде чем все привыкли к синим экранам», – вспоминал Маккаллум. Лукас при этом обращал мало внимания на исполнителей. «Иногда я говорю: стоп, снято, – пожимал он плечами, – [а] иногда забываю это сказать».

Сначала Лукас хотел снять фильм на цифровую камеру, но, к сожалению, узнал, что технологии пока не позволяют снять весь фильм в необходимом широкоэкранном формате. Лукас все равно снял несколько эпизодов на цифровую камеру для пробы, записал их на магнитную ленту высокой четкости, которую затем пришлось переписать обратно на пленку, чтобы показывать фильм в кинотеатрах. Посмотрев эту запись, Лукас понял, что больше никогда не будет использовать пленку. Однако, несмотря на прежние заявления о том, что благодаря цифровым технологиям фильм будет стоить не больше 50 миллионов долларов, бюджет невероятно быстро рос еще на подготовительном этапе и продолжил ползти вверх во время съемок. Лукас, которому в прошлом приходилось умолять руководителей студий выдать необходимые деньги на завершение фильма, поклялся больше ни за что не экономить на собственных картинах, и не важно, какой будет цена. В итоге теперь он вливал в трубу под названием «Эпизод I» все свои деньги, вновь рискуя всем, как с «Империей». «Когда снимаешь фильм за 100 миллионов долларов, и это твои деньги – по сути, все твои деньги, – это огромный риск, – говорил Лукас. – Студии могут пойти на такой риск, а потом заработать на чем-нибудь еще. У меня больше ничего не было… Я снова поставил на кон все, что имел». «Эпизод I» быстро становился самым дорогим независимым фильмом в истории – и за него платил один человек.

Лукас окружил себя теми же людьми, с которыми работал над «Молодым Индианой Джонсом», от костюмеров до оператора; они были знакомы с его стилем работы и «знали, какие ходы будут задействованы в этом фильме». Кроме того, «за время совместной работы у нас развился собственный язык, – рассказывал Лукас, – [и] я хотел говорить на нем, а не обучать ему новую группу людей». Он особенно полагался на Маккаллума, который считал своей обязанностью «обеспечивать режиссера всем, чтобы он достиг всего, что только возможно». Но даже Маккаллум был подчиненным, а не соавтором. «Самое замечательное в Рике то, что он не знает слова “нет”», – говорил Лукас. И отчасти это было проблемой. В отличие от первой трилогии, когда Лукасу могли возразить Гэри Керц, Ирвин Кершнер, Лоуренс Каздан и Марша Лукас, у которых всегда были разные взгляды на съемки, режиссуру, сценарий и монтаж, приквелы создавались полностью в соответствии с видением Лукаса, без всяких компромиссов. Его контроль был абсолютным.

Хотя не совсем. Когда они снимали на натуре в Тунисе – он опять выступал фоном для пустынной планеты Татуин, – сильная гроза прошла через регион. Вновь повторился 1976 год – нежданный ливень смыл большую часть с трудом возведенных декораций для «Звездных войн». «Эта гроза будто бы скрывалась двадцать лет и поджидала нашего возвращения», – заметил Лукас, продолжая снимать на фоне уцелевших декораций, пока съемочная группа с помощью военных, предоставленных мэром Таузара, все расчищала и перестраивала.

К окончанию съемок Лукас вернулся в Ливсден. Работа завершилась 30 сентября. Последние три месяца он провел в бодром темпе, лично отснял больше двух с половиной тысяч дублей, а на этапе постпродакшена работа еще сильнее ускорилась, и руководитель ILM Деннис Мюрен не был уверен, что его команда сможет поддерживать такую скорость. «Джордж хотел, чтобы мы выпустили две тысячи двести кадров за полтора года, – говорил он. – Ты думаешь: нет, это никак не возможно. А он говорит, как обычно: “Ну, подумайте, как решить этот вопрос”, – и выходит».

Пока Мюрен и его команда в ILM начинали спецэффекты, Лукас вместе с монтажерами Полом Мартином Смитом – еще одним коллегой из «Молодого Индианы Джонса» – и Беном Берттом работал над первым черновиком фильма, вставляя аниматики на места будущих спецэффектов. Монтаж по-прежнему оставался любимой работой Лукаса, а теперь у него был полный контроль почти над каждым элементом фильма: от расположения актеров и реквизита до цвета штор и плащей. «Благодаря технологии, которую мы использовали при монтаже, у нас появилась возможность изменять все в каждом кадре, – говорил Бертт. – Мы могли сразу же получить то, что хотел видеть Джордж». Как и в «Молодом Индиане Джонсе», Лукас мгновенно указывал на дыры в сюжете, которые нужно заполнить, или на необходимость дополнительных съемок для ясности. Кстати, несколько раз он возвращался в Ливсден – где декорации стояли нетронутыми, – чтобы доснять необходимые сцены, в том числе короткий эпизод, где Энакин прощается со служанкой Падме, которая пропала без всяких объяснений в первом варианте фильма. Следующие полтора года Лукас, Бертт и Смит продолжали сокращать и улучшать историю, которую Лукас не считал оконченной вплоть до самой премьеры. «Сценарий – всего лишь грубый набросок того, что я собираюсь сделать, – объяснял он, – а съемки – всего лишь сбор материала; финальный вариант рождается при монтаже».

Остальную часть фильма все еще готовили в ILM. Обычно по вторникам Лукас приезжал туда – компания по-прежнему размещалась в складских помещениях «Кернер» в Сан-Рафаэле, – чтобы просмотреть кадры, созданные за прошедшую неделю. В те дни в ILM больше программировали на компьютерах, чем строили модели; звук циркулярного станка и запах клея вытеснили гудение серверов и редкие дуновения озона. В некоторых сценах использовали и старые, и новые технологии – например, в нескольких космических боях объединили компьютерные и «настоящие» звездолеты, – но большинство спецэффектов были исключительно цифровыми. «Конечно, не хочется попадаться в ловушку технологий, которые могут начать полностью определять наше видение», – предупреждал руководитель отдела компьютерной графики Джон Бертон, но Лукас наслаждался инновациями и просил ILM наполнять экран головокружительным количеством звездолетов и боевых дроидов. Вставка виртуальных декораций и больших толп стала пустячным делом; теперь все чаще и чаще команду ILM просили создавать правдоподобных персонажей, которые носят правдоподобную одежду и пользуются правдоподобным реквизитом и оружием. Если Лукасу казалось, что персонаж выглядит неубедительно или двигается нереалистично, он отправлял кадры в утиль и просил ILM попытаться снова. «[Лукас] всегда говорил, что во время съемок режиссирует лишь половину фильма, – сказал руководитель ILM Джон Нолл. – Остальное он режиссировал потом, здесь, в ILM».

Однако на этапе постпродакшена Лукасу предстояло не только завершить фильм. Необходимо было подписать договоры о лицензиях: Лукас обнаружил, что компании по выпуску игрушек лезут из кожи вон, чтобы ухватить хотя бы кусочек новой вселенной «Звездных войн». И «Хасбро», и «Галуб» анонсировали гигантские сделки по выпуску на рынок игрушек и фигурок, из-за чего акционерная стоимость «Лукасфильм» подскочила до 225 миллионов долларов. «Лего груп» впервые попробовала получить лицензию и приобрела право выпускать невероятно популярные наборы лего по «Звездным войнам», благодаря которым к 2012 году стала самой дорогой компанией в области. Также были заключены привычные сделки с сетями фастфуда и производителями сладостей, появились «Хэппи Мил» на тему первого эпизода, конфетные дозаторы PEZ с Джа-Джа Бинксом и соглашение с «Пепси» на миллиард долларов: почти каждый персонаж появился на банках с газировкой.

Еще одним призом, достойным борьбы, стали права на прокат кинофильма. Однако «Лукасфильм» оплатила всю картину сама, поэтому права на прокат были скорее вопросом престижа, а не прибыли («Его не так уж просто завлечь, – сказал один из руководителей студий. – До него не так уж просто добраться»). Права купила «Фокс», заплатив за них 80 миллионов долларов, даже не взглянув на фильм. Сделка была логичной – все-таки «Фокс» управляла прокатом оригинальной трилогии, – но Лукас воспользовался возможностью вырвать у студии еще кусок и потребовал передать все права, которые еще оставались у «Фокс» на оригинальные «Звездные войны», обратно «Лукасфильм» – его компания уже владела всеми правами на «Империю» и «Джедая». Вот так Лукас вернул себе все «Звездные войны». Как сказал Вейдер, круг замкнулся.

Несмотря на участие «Фокс», Лукас полностью контролировал рекламу и прокат фильма; каждое действие и каждое решение требовали его одобрения. Мастерски поддерживая напряжение поклонников – и умно используя недавно распространившийся Интернет, чтобы разносить новости, – Лукас выдавал информацию скудными дозами на новом веб-сайте starwars.com. В сентябре 1998 года было объявлено, что официальное название будущего фильма не «Тени Империи», как думали поклонники, а «Звездные войны. Эпизод I: Скрытая угроза»: чаты по всему Интернету переполнились спорами и домыслами.

Затем в конце ноября 1998 года – в точности за шесть месяцев до премьеры фильма – Лукас ловко выпустил трейлер длительностью две минуты и десять секунд всего в двадцати шести городах, и таким образом создал, согласно «Нью-Йорк таймс», «беспрецедентное кинособытие». Билеты на показы фильмов «Знакомьтесь, Джо Блэк» и «Маменькин сыночек» внезапно были распроданы: их выкупали поклонники «Звездных войн», готовые заплатить полную стоимость лишь для того, чтобы увидеть трейлер «Призрачной угрозы», поаплодировать и покричать три минуты, а затем уйти до начала основной картины. Несколько дней спустя трейлер появился на starwars.com, откуда его скачали более десяти миллионов раз, и это в ту эпоху, когда поклонники полагались на мучительно медленное соединение по дайл-апу. Второй трейлер появился на сайте в марте 1999-го, и нетерпеливые поклонники начали его скачивать так активно – каждую секунду начиналось почти триста сорок загрузок, – что сайт упал. Не возмутившись, энтузиасты разбирали каждый трейлер кадр за кадром, пытаясь разгадать сюжет. Другие, как сообщали, открыто плакали при просмотре трейлеров. «Звездные войны» возвращались – и поклонники были уверены, что они получатся еще лучше, чем раньше.

«Что я могу сказать? – сказал один почитатель после просмотра трейлера. – Джордж Лукас – это, должно быть, высшая форма жизни!»

У Лукаса было хорошее предчувствие по поводу «Скрытой угрозы». В первый раз за всю жизнь он чувствовал, что у него получилось сделать фильм именно таким, каким он его себе представлял. Заключительные штрихи – музыка Джона Уильямса, звуковые спецэффекты Бена Бертта – все еще наносили в марте 1999-го, но Лукас был настолько доволен увиденным, что обнял одну из руководителей ILM, Крисси Инглэнд, которая работала с ним со времен Паркхауза, и поблагодарил за тяжелую работу. «[Он] меня крепко обнял, – вспоминала Инглэнд, – и сказал: “Ты проделала огромную работу. Я очень тобой горжусь”. Таких слов он никогда не говорил Марше.

За несколько недель до премьеры «Скрытой угрозы» Лукас все же старался умерить свои ожидания. «На каждого человека, которому понравится первый эпизод, придутся двое или трое, которые его возненавидят, – сказал он. – Все, что я могу сейчас сделать, – отправить фильм в реальный мир и ждать реакции». Публичное одобрение Стивена Спилберга – «Боже мой! У вас челюсть отвиснет на неделю!» – лишь сильнее подогрело ожидания, и поклонники вставали в очереди за билетами за месяц до премьеры.

При таком раскладе было неудивительно, что премьера «Скрытой угрозы» принесла огромные деньги. В первый день показа, 19 мая 1999 года, она заработала 28,5 миллиона долларов, побив все рекорды; рекордным был и заработок в 132,4 миллиона за первую неделю проката по всему миру; большая часть заработанного отправлялась обратно в закрома «Лукасфильм».

Хотя успех в прокате был скорее всего неизбежен – даже самые случайные поклонники «Звездных войн» собирались сходить на фильм, – большинство критиков не испытывали восторга. «Этот фильм – разочарование. Причем большое, – писал Дэвид Энсен в «Ньюсуик». – Чувство ритма [Лукаса] сбилось… Он, кажется, вообще не пытается развивать персонажей». Энсена впечатлили дизайн и спецэффекты, и это чувство разделял Роджер Эберт, который превознес «Скрытую угрозу», как «визуальный прорыв». И хотя сначала поклонники бросились на защиту фильма – критики сжигали храм «Звездных войн»! – затем они тоже сочли «Эпизод I» заурядным, со слишком долгой предысторией и бесконечными разговорами о торговле и налогах. А из-за чрезмерного расчета на спецэффекты – «бесчисленные сцены с компьютерными говорящими лягушками, которые сражаются с компьютерными роботами» – фильм получился стерильным, ему недоставало настоящих эмоций. Даже Юэн Макгрегор, исполнивший роль молодого Оби-Вана, в итоге признал, что фильм вышел «разочаровывающим» и «неглубоким».

Лукас поставил многое на персонажа Джа-Джа Бинкса и серьезно проиграл. Несмотря на все попытки раскрутить этого героя – он даже появился на обложке «Роллинг Стоун» под заголовком «Джа-Джа – суперзвезда», – поклонники сразу же посчитали его скорее раздражающим, чем милым. К тому же из-за суржика Бинкса и его комически ленивого поведения сразу же последовали обвинения в поддержке негативных стереотипов и расизма; особенно на Лукаса накинулся Джо Моргенштерн из «Уолл-Стрит Джорнал», который называл Джа-Джа «растафарским Степиным Фетчитом  на платформах, скрещенным с Баттерфлай МакКуин ». Хотя представительница «Лукасфильм» Линн Хейл называла все подобные обвинения «абсурдными», они укололи актера Ахмеда Беста, который сыграл и озвучил Джа-Джа и сам при этом был афроамериканцем. «Конечно, ты играешь персонажа, но при этом вкладываешь в него многое от себя, ты эмоционально и лично включаешься в работу, это твоя работа, и ты гордишься ею, – сказал Бест. – И когда твою работу критикуют, это больно».

Лукас внес в мифологию «Звездных войн» небольшое изменение, которое многие посчитали таким же непростительным, как первый выстрел Гридо: Сила обрела биологическую основу. Чтобы объяснить уникальный статус Энакина, как «Избранного», который принесет Силе баланс, Лукас ввел концепцию мидихлориан, разумных микроскопических форм жизни, которые симбиотически существуют в клетках живых существ и помогают им ощущать Силу. Из-за этого опрометчивого объяснения Сила потеряла ореол таинственности и трепета, стала просто наследственным фактором вроде голубых глаз. Гэри Керц, духовные взгляды которого частично легли в концепцию Силы двумя десятилетиями ранее, сказал, что эта идея «разрушает духовную основу Силы, сводит [ее] к ДНК и составу крови». Однако Керц также быстро отметил, что «Джордж очень ясно представляет, чего хочет. И согласишься ты или нет, он все равно сделает по-своему».

Отношения Лукаса со зрителями по итогам фильма тоже изменились. Картина стала величайшим хитом, но искренние приверженцы «Звездных войн» теряли веру во франшизу и в Лукаса, а с распространением Интернета эти поклонники могли громко и широко заявить о себе так, как это было невозможно пятнадцать лет назад, когда вышел «Джедай» и все возмущались по поводу эвоков. Хотя Лукас с умом использовал Интернет для рекламы фильма, он оказался не готов к тому, что та же технология и те же поклонники смогут столь же быстро обернуться против него. Лукас всегда уверял, что нападки в Интернете его не волнуют, и сводил их до «одного человека, который печатает свое мнение», но насмешки и издевательства явно раздражали его и напоминали о руководителях студий, которые жаловались на его фильмы и требовали их перемонтировать. Когда поклонники ругали мидихлорианы или досадовали, что Энакин собрал C-3PO, Лукас – опрометчиво клюнув на провокацию – назвал их «придирами». «Сожалею, что им не понравилось, – сказал он с ощутимым раздражением. – Пусть сходят на «Матрицу» или еще что-то в этом роде».

Критика его сильно задела, до такой степени, что он боялся сходить на еще одну промоакцию или дать еще одно интервью. В итоге он совсем перестал пользоваться Интернетом. «Я хочу, чтобы людям нравилось то, что я делаю. Все хотят, чтобы их принимал хоть кто-нибудь, – говорил он. – Но мы живем в мире, где тебя вынуждают становиться частью большой корпоративной сущности под названием медиа… Раз я делаю фильмы сам, у меня нет такой обязанности. Лучше пусть мои фильмы умрут, я не собираюсь продвигать их по Сети. Я делаю тот минимум, который должен делать, чтобы чувствовать себя ответственным».

Но такой флегматичный подход не устраивал лицензиатов, которые потратили огромные деньги на права, перенасытили рынок товарами и ожидали, что Лукас со всем справится. «Хасбро», заплатившая 650 миллионов долларов за права на игрушки по всем трем приквелам, внезапно увидела, что ее акционерная стоимость падает на 25 % из-за огромных запасов непроданных фигурок персонажей и звездолетов. Между собой руководство «Лукасфильм» согласилось, что товары по фильму, возможно, слишком агрессивно предлагали – правда ли кто-то хочет галстук с Квай-Гоном Джинном? – а затем признало перед «Хасбро» и другими, что фильм «не оправдал ожиданий».

Однако к тому времени Лукас уже с нетерпением ждал начала работы над вторым эпизодом – и положил глаз на место с потрясающим видом у моста Золотые Ворота в Сан-Франциско.

В 1776-м испанцы разместили гарнизон – кстати, это был их самый северный аванпост в Америке – на кончике полуострова Сан-Франциско: он охранял устье залива. К 1822 году этот форт в сильно запущенном состоянии перешел в руки мексиканцев, и оставался у них до 1846 года, когда его захватила маленькая группа американцев в рамках Восстания Медвежьего флага. Американская армия немедленно обосновалась в форте и устроила там постоянный форпост, однако сохранила оригинальное испанское название, «Президио». Армия занимала Президио следующие сто сорок восемь лет, построила в нем госпитали и жилые помещения, пока базу не закрыла федеральная Комиссия по сокращению и закрытию военных баз, постановившая, что здания больше не пригодны для военных нужд. С уходом армии Президио шестьсот семь гектаров первоклассной земли на берегу, буквально в тени моста Золотые Ворота передали администрации Службы национальных парков в 1994 году.

Однако содержание участка оказалось дорогостоящим удовольствием для государства. Так что в 1996-м конгресс создал новое федеральное агентство, трастовый фонд «Президио», для охраны и поддержки парка и – уникальное требование для национального парка – работы по привлечению негосударственных ресурсов, благодаря которым можно было бы содержать парк без необходимости ежегодно выделять средства из федерального бюджета. Требование шло с ультиматумом: если к 2013 году «Президио» не сможет себя содержать, то его продадут, как излишек собственности. Неудивительно, что с такой угрозой над головой фонд активно предлагал использование собственности частным лицам.

Лукас заинтересовался. Он уже больше десяти лет пытался перевезти ILM на ранчо Скайуокер, но теперь изменил решение – и свои планы. Он собирался построить отдельный комплекс цифровых искусств – в котором разместились бы ILM, THX, «ЛукасАртс» и главные офисы «Лукасфильм» – на открытом месте, на территории Президио, вместо списанного военного медицинского центра имени Леттермана. Или по крайней мере таков был план. «Лукасфильм» была, возможно, одной из самых узнаваемых и самых успешных компаний в мире, но в переговорах с соседями по округу Марин Лукас узнал, что далеко не все хотят жить и работать рядом с ним или его бизнесом. Несколькими годами ранее в Модесто даже вели споры о предложении поставить статую в честь Лукаса, и некоторые городские чиновники скрывали свое неприятие за аргументом о том, что нельзя использовать городской бюджет для возведения статуи в честь вообще кого-либо – даже самого знаменитого жителя города. В итоге деньги собрали частным образом и поставили скульптуру, изображающую двух подростков, опирающихся на «Шевроле» 1957 года, – отсылка к тем дням, когда Лукас ездил по улицам Модесто, и к «Американским граффити». Большого скандала не случилось, но посыл был ясен: не все любят Джорджа Лукаса.

Лукас представил проект цифрового комплекса доверительному фонду «Президио» в 1998 году, и он оказался среди предложений от нескольких других местных инвесторов, в том числе могущественной компании «Шоренштайн». Генеральный директор «Лукасфильм» Гордон Рэдли активно продвигал проект, уверяя скептиков, что «речь идет совсем не о «Звездных войнах», и сравнивая его с коммуной художников. Хотя Лукас планировал оставлять как можно меньше следов и построить все с учетом особенностей окружающей среды, многие местные жители не вполне верили этому. «Я не верю, что передача земли в аренду Лукасу послужит интересам общества, – заявил один критик, но тут же признал: – И все же будет лучше, если придет Лукас, а не куча венчурных инвесторов».

Возражения были громкими, однако оставались в меньшинстве. 14 июня 1999 года доверительный фонд «Президио» одобрил план Лукаса по превращению медицинского центра имени Леттермана в комплекс цифровых искусств. Здесь, у подножия моста Золотые Ворота, недалеко от складского помещения, в котором Лукас и Коппола открыли «Зоотроп» сорок лет назад, Лукас соорудил финальную часть своей киноимперии.

Наконец, как он сказал, у него «получится создать организацию, которая будет делать такие фильмы, какие [он] хочет делать».

Но сначала – еще «Звездные войны».