Привлекательность количественных показателей в немалой мере объясняется предположением, что институты будут нечувствительными к запросам людей при отсутствии прозрачности и менее эффективными при отсутствии внешнего контроля. Анализ, проведенный с помощью Google Ngram, показывает резкий рост в 1980-х гг. частоты упоминания «показателей результативности» и «прозрачности», причем более или менее одновременно. Для нашей культуры характерно одновременное использование слов «результативность» и «прозрачность». Однако это ошибочное или как минимум некорректное обобщение. Пределы разумности применения существуют как у количественных оценок результативности, так и у прозрачности. В некоторых случаях эффективность работы наших институтов зависит не от прозрачности. Речь идет не о количественных показателях, а об эффективности в самом широком смысле. Чтобы оценить обратную сторону прозрачности, начнем с обсуждения не организаций, а межличностных отношений.

Само чувство собственного «Я» возможно лишь потому, что наши мысли и желания непрозрачны для других. Возможность личной жизни зависит от нашей способности раскрываться перед одними сильнее, чем перед другими. По словам современного философа Моше Халберталя, «если бы мысли человека были написаны у него на лбу и открыты всем, различие внутреннего и внешнего исчезло бы, а вместе с ним исчезла бы и индивидуальность. Тайна внутреннего мира, реализующаяся в возможности его сокрытия, защищает саму способность человека определять себя как личность. Более того, человек может входить в особые отношения, демонстрируя разную степень доверия и близости. Он существует в социальном пространстве, меняя уровни открытости и закрытости, дистанцируясь и сближаясь».

В межличностных отношениях, даже самых близких, успех зависит от степени неопределенности и непрозрачности, а не от знания всего, что делает и тем более думает другой человек.

Известная степень непрозрачности еще более необходима в политике, где намного больше игроков, а следовательно, больше интересов и пристрастий. Одна из главных ролей политиков – посредничество в представлении разнообразных интересов и пристрастий и построение схем, устраняющих противоречия. Это предполагает переговоры и уступки в поисках компромисса, приемлемого для разных сторон, хотя и редко полностью удовлетворяющего их. Иными словами, политика сопряжена с принесением в жертву множества позиций, по крайней мере с точки зрения заинтересованных сторон. По большей части это возможно только тогда, когда переговоры ведутся без доступа различных претендентов, которые могут заблокировать любой компромисс, ущемляющий их публично заявленную, «прозрачную» позицию. То, что политики называют «творческим компромиссом», идеологи или представители особых интересов называют «предательством». Вот почему переговоры по чувствительным вопросам наиболее эффективны, когда ведутся за закрытыми дверями. Как заметил бывший лидер демократического большинства в сенате США Том Дэшл, «идея о том, что Вашингтон будет работать лучше, если все дискуссии в правительстве будут проходить под прицелом телекамер, совершенно ошибочна… Отсутствие возможностей для честного диалога и творческого компромисса – вот первопричина современных проблем». Это также причина, по которой эффективные политики должны быть в определенной мере двуличными, допускающими большую гибкость на закрытых переговорах, чем в публичных декларациях. Сделку можно представить публике, то есть придать ей прозрачность, только тогда, когда принято множество компромиссов и достигнуто согласие.

То же самое верно и в отношении государственного управления. Здесь также эффективность функционирования зачастую зависит не от выставления внутренних дискуссий на всеобщее обозрение, а скорее от сохранения непрозрачности. Необходимо различать элементы деятельности, которые должны быть открытыми, и элементы, которые не следует раскрывать. Касс Санстейн, ученый с широкими интересами, работающий на правительство, проводит полезное различие между правительственным вкладом и достигнутыми результатами. Результаты включают правительственные данные о социальных и экономических тенденциях, а также о предпринятых действиях, таких как меры по регулированию. Результаты, по мнению Санстейна, должны быть публично доступными. Под вкладом понимаются обсуждения в процессе принятия решений, дискуссии между законодателями и госслужащими. В последнее время усиливаются требования сделать их открытыми. Этого можно добиться законными средствами, например через запросы в соответствии с законом о свободе информации или запросы конгресса, как это было при расследовании событий в Бенгази, когда комитеты конгресса затребовали электронную переписку бывшего государственного секретаря Хиллари Клинтон. Можно также пойти незаконными путями, например осуществить взлом электронной почты и распространить внутренние правительственные документы, как в случае WikiLeaks. Раскрытие дебатов, происходящих в правительстве, то есть обеспечение их прозрачности, как считает Санстейн, нежелательно, поскольку оглашение высказываний и мнений может повредить открытости, непредвзятости и доверию к официальным сообщениям. Предсказуемым результатом будет еще большая скрытность государственных служащих, которые станут давать еще меньше информации в письменной форме. Они будут ограничиваться устным обсуждением важных вопросов. Но это уменьшает возможность четкого формулирования мнения. У любой политики есть издержки: если внутренние обсуждения становятся прозрачными, то невозможно выступить против политических рецептов, которые могут быть популярными, но неблагоразумными или желательными, но раздражающими ту или иную группу избирателей. Таким образом, прозрачность вклада становится врагом хорошего управления.

Прозрачность вредна также в дипломатии и фатальна при сборе разведывательной информации. В 2010 г. Брэдли Мэннинг, специалист по анализу разведывательной информации в армии США, взял на себя ответственность за раскрытие сотен тысяч секретных документов Министерства обороны и Госдепартамента через WikiLeaks. Одним из результатов его поступка стало обнародование имен информаторов, в том числе политических диссидентов, контактировавших с американскими дипломатами в Иране, Китае, Афганистане, в странах арабского мира и в других местах. Вследствие разоблачения некоторых из этих людей пришлось прятать ради спасения их жизни. Более того, разоблачения затруднили американским дипломатам дальнейший сбор данных, поскольку конфиденциальность контактов больше не гарантировалась.

Затем в 2013 г. Эдвард Сноуден, специалист по компьютерной безопасности, ранее работавший на ЦРУ, а потом на Агентство национальной безопасности на Гавайях, стал систематически копировать секретные документы разных правительственных агентств для того, чтобы раскрыть программы слежки американского правительства. В числе множества конфиденциальных документов, переданных Сноуденом в СМИ, был и 18-страничный текст президентской директивы по кибероперациям с указанием всех зарубежных компьютерных систем, являющихся потенциальной целью атаки. Английская газета The Guardian опубликовала этот документ полностью. Публикация украденных Сноуденом документов в ведущих СМИ была не только самым серьезным нарушением секретности в истории, но и мощным ударом по национальной безопасности США, их друзей и союзников. И все же часть общественности в США и Европе сочла Сноудена героем. В сущности, в основе устроенной Сноуденом катастрофы лежит уверенность в том, что прозрачность всегда желательна.

В процветающем государстве, как и в счастливом браке, некоторые вещи остаются в тени. В международных и межличностных отношениях многие механизмы выполняют свою роль до тех пор, пока сохраняют непрозрачность. Прозрачность и публичность убивают. Для ведения переговоров между супругами или государствами часто необходимы формулы, позволяющие обеим сторонам сохранить лицо или самоуважение, а это требует уступок в принципиальных вопросах или неоднозначности. В правительстве прекрасно знают, что союзники шпионят друг за другом для определения намерений, возможностей и уязвимых мест. Но публично признать это нельзя, поскольку можно уязвить чувство собственного достоинства других государств. Более того, во внутренней политике, как и в международных и межличностных отношениях, толика лицемерия не повредит делам, которые приемлемы и полезны, но не соответствуют международному праву и нормам.

Приведу снова слова Моше Халберталя: «Законное сокрытие в определенной мере необходимо для сохранения государства и его демократических институтов. Военные тайны, методы борьбы с преступностью, сбор разведывательной информации и даже дипломатические переговоры рассыплются в прах, если будут раскрыты. Эти сферы должны оставаться окутанными тайной для того, чтобы обеспечить прозрачность в других институтах государства. Наш прозрачный, открытый диалог опирается на обширную темную и скрытую сферу, обеспечивающую его возможность».

Мы живем в мире, где тайна личной жизни размывается технологиями (интернетом) и культурой, превозносящей добродетель откровенности и отвергающей необходимость стыда. В таком обществе люди склонны упускать из виду ценность тайны. Иначе говоря, сила «прозрачности» как магической формулы такова, что ее вредные последствия нередко игнорируются. Лозунг «Солнечный свет – лучшее дезинфицирующее средство» стал символом новой веры, викилизма, веры в то, что раскрытие внутренних дискуссий, происходящих во всех организациях и правительствах, сделает наш мир лучше.

Однако чаще результатом чрезмерной открытости становится паралич. Политики, вынужденные раскрывать каждое действие, не могут достичь компромиссов, которые делают возможной законодательную деятельность. Должностные лица, которые опасаются обнародования внутренних дискуссий, не могут проводить эффективную публичную политику. Разведывательные ведомства, которым секретность нужна для сбора информации о врагах страны, наталкиваются на непреодолимое препятствие. В каждом из этих случаев прозрачность становится врагом результативности.