Весна

В конце Главной улицы железнодорожные пути сворачивали в направлении лесистой местности, где буйно росли высокие травы и кусты. Рельсы проходили по засыпанной щебнем земляной насыпи, которая рассекала естественный пейзаж и уползала куда-то за горизонт. Гулять вдоль путей было нашим любимым развлечением с детства. Позднее, уже в старшей школе, один участок возле Главной улицы, как раз перед тем, как рельсы исчезали среди зарослей, стал местом наших встреч. Хотя, чтобы дойти до него пешком, требовались считаные секунды, из-за неровной, неухоженной земли большинство взрослых, включая копов, предпочитали туда не соваться, поэтому дети считали этот пятачок отличным прибежищем. Мы не были исключением и часто собирались там, чтобы выкурить сигарету, косяк, может, выпить банку-другую пива или посидеть с девушкой.

За поворотом рядом с путями находилось поле, куда с дальней стороны можно было попасть по узкой грунтовой дороге, пересекавшей лесистый участок. Земля здесь частенько перекапывалась, а затем торопливо укладывалась обратно. Трава росла только редкими пучками, в углу стоял крошечный полуразвалившийся сарайчик. Все знали, что там хранились всякие инструменты, ничего интересного. Кроме мистера Макинтайра, единственного сотрудника службы по контролю за животными в Поттерс-Коув, туда никто не ходил.

В тот день мы решили пропустить часть учебного дня. Бернард чувствовал себя подавленным – прошлой ночью погиб его пес Кудряш. Утром Бернард обнаружил его на заднем дворе, рядом со столом для пикников. Пса, судя по всему, сбила машина, и он как-то сумел доползти до двора, упал рядом со столом и умер. Мистер Макинтайр увез Кудряша в большом мусорном мешке из прочного пластика, но помня, что поле было городским кладбищем для животных, мы знали, где искать могилу пса.

– Отчего вы не похоронили его у себя на дворе? – спросил я.

Бернард сидел на склоне насыпи между путями и раскинувшимся внизу полем, заткнутая между его губами травинка раскачивалась на ветру.

– Я хотел, – тихо сказал он, – но он очень большой, мама сказала, что мы не можем перекопать весь двор, даже ради Кудряша. Она мне что-то втирала о том, как Макинтайр похоронит его как положено и все такое. Да щас. – Он прищурился, по-прежнему глядя на поле. – Наверное, он его закопал вон там. – Он указал на небольшой участок свежеперекопанной земли. – Там явно недавно копали. Наверное, Кудряш именно там.

Я жалел Бернарда. Несколько лет назад у меня умер кот, и, хотя в пятнадцать лет не было ничего важнее, чем сохранять невозмутимый вид, я знал, что Бернард ужасно страдал. Кудряш был с ним с раннего детства. Мы все знали и любили этого пса.

– Каким надо быть козлом, чтобы сбить собаку и поехать дальше? – сказал я, встав позади него и стараясь смотреть куда угодно, только не на поле.

– Мне надо было впустить его, прежде чем уйти спать, – пробормотал Бернард. – Наверное, все случилось среди ночи. Наверное, он пошел через улицу, как обычно, копаться в мусоре миссис Петрилло. – Бернард усмехнулся. – Этот дурак вечно жрал ее мусор. Наверное, когда его сбила машина, он возвращался домой.

– Все равно, этот говнюк должен был остановиться.

– Может, он и остановился. Было поздно, а я нашел Кудряша на заднем дворе. Наверное, он заполз во двор, а кругом было темно. Может, тот, кто его сбил, ничего не нашел и решил, что он в порядке. Не знаю. Может, какой-то козел сбил его и поехал дальше, даже не оглянувшись. – Бернард вытащил травинку изо рта, какое-то время разглядывал изжеваный конец, потом посмотрел на меня. – Кудряш был старый, не мог бегать как раньше. Может, он надеялся перебежать улицу, но не успел. У него из ушей шла кровь. Мистер Макинтайр сказал: это оттого, что машина ударила его по голове. – Я стоял рядом и не знал, что сказать. – Я буду скучать по этой тупой псине.

– Я тоже, – сказал я. – Кудряш был классным.

Бернард снова посмотрел на поле.

– Спасибо, что ушел из школы со мной.

– Да пожалуйста. – Я пнул камешек, и он поскакал, ударяясь о пути. – Пойдешь вечером на вечеринку у Мишель Бреннон?

– Не-а.

– Может, отвлечешься немного.

Травинка снова оказалась у него во рту, подпрыгивая на ветру.

– Ты когда-нибудь видел что-нибудь мертвое, Ал?

Я пожал плечами.

– Ну, наверное.

– Так видел?

– Мой кот, Док, умер.

– Помню. У него был рак.

– Ага. Доктор Хельстром сказал, что ему уже никак не помочь, что у него очень большая опухоль.

– И он убил его для вас.

– Он его усыпил.

– Ага, убил.

– Я не хотел, чтобы Док страдал. Ему было очень плохо.

– И ты видел, как он это сделал, или ушел?

Я стал ходить вдоль путей, не желая размышлять на эту тему.

– Мы вышли из комнаты до того, как он начал что-то делать. Но Доку было уже очень плохо, он вообще не чувствовал, что происходит. Потом мама разрешила мне его забрать, и мы похоронили его во дворе.

– Я помню, – сказал Бернард. – Херово видеть мертвецов.

– Угу.

– Особенно если это кто-то, кого ты знал живым. – Бернард кивнул, как будто соглашался с собственными словами. – Вроде как, если вот лежит что-то мертвое у дороги, и ты никогда прежде его не видел и не знал, и тебе наплевать, потому что ты даже не видел его, пока он был живым, то это не особо-то важно. Ну, противно, наверное, и можно подумать о том, что это вроде как печально и, может быть, немного интересно, но это просто что-то мертвое. Просто мертвый… предмет. Но если ты знал его раньше, если ты видел его живым, а потом он умер – это полная херня.

– Ты когда-нибудь видел мертвого человека? – спросил я.

Он кивнул.

– Пару раз был на поминках.

– Я видел бабушку после того, как она умерла, – сказал ему я. – Она так странно выглядела, когда лежала в гробу, лицо такое бледное… Она даже не особенно была на себя похожа.

– Потому что это была уже не она, – сказал Бернард. – Ее больше не было.

– Все говорили, как хорошо она выглядит, такая умиротворенная, а я был тогда совсем маленький, но все равно понимал, что все это вранье. Она выглядела ужасно. Она выглядела мертвой, вот как она выглядела.

– Как думаешь, как они выглядят там, внизу? – Бернард указал подбородком на поле. – Что там, подо всей этой землей и травой?

– Наверное, сплошные кости.

Бернард вынул изо рта травинку и бросил ее в направлении поля. Ветер подхватил ее, и травинка улетела, крутясь и пританцовывая в воздушном потоке. Бернард снял очки, протер толстые стекла подолом рубашки и надел их обратно.

– Хуже всего, что нас всех ждет то же самое. Что бы ты ни сделал за свою жизнь – или не сделал, кем бы ты ни был и куда бы ни поехал, ты все равно сдохнешь. Все в конце концов умирают, и их хоронят. Если только тебя не сожгут и не развеют пепел. У мамы был двоюродный брат, с которым так сделали, высыпали его пепел в океан.

– Думаю, это уже не важно, после того, как ты умер.

– Думаю, нет, – согласился он. – Но все равно это дерьмово. Мы живем и знаем, что рано или поздно все равно окажемся в земле. Какой-то наш день окажется последним.

– Никто и ничто не живет вечно, Бернард.

Он рассеянно кивнул.

– Но мы должны.

– Почему?

– Потому что иначе будет слишком жестоко. Выходит, что с самого рождения мы начинаем стареть, понимаешь? Выходит, что с самого рождения мы вроде как начинаем умирать. Какой смысл в жизни, если она просто закончится, и ты умрешь, а мир продолжит существовать, как будто тебя никогда и не было? Вчера Кудряш играл во дворе, жевал свой мячик, ел обед, пил из унитаза, был живой собакой. А потом – бах, и все. Вот так просто. Как будто его никогда не было.

– Для этого у нас есть воспоминания, – сказал я.

– От воспоминаний нет никакого толку.

Я спрыгнул с путей и сел рядом с ним. Из-за дальних деревьев через поле подул холодный ветер. Небо становилось свинцовым, с океана приближалась гроза. Мы сидели молча, прислушиваясь к своим мыслям.

– Ал, ты веришь в Бога? – спросил Бернард.

– Конечно, а ты веришь?

– Ага. Ты когда-нибудь о Нем размышляешь?

– О чем, как Он выглядит, что ли?

– Нет, почему Он делает то, что делает?

– Ну, иногда.

– Я думаю, отчего Бог меня ненавидит.

– Бернард, Бог никого не ненавидит. Он же Бог.

Бернард подтянул колени к груди, оперся о них подбородком и обхватил их руками.

– Ты веришь в Дьявола?

– Не знаю даже. Наверное.

– Если существует Бог, то должен быть и Дьявол.

– Ну, наверное.

– Не наверное, а точно. У всего есть противоположность.

– Конечно.

– Иногда я так ужасно злюсь, что просто хочется сойти с ума, понимаешь? – Бернард посмотрел на меня и покачал головой, как будто его самого эти слова беспокоили больше, чем могли обеспокоить меня. – Хочется послать все к черту и просто все разнести, всех разнести, потому что все равно ничто не имеет значения. Если жить как живешь, мир просто существует, не останавливаясь. Если бы что-то имело значение, если бы в нем был какой-то смысл, он бы остановился. Остановился и что-нибудь заметил бы. Но он не останавливается.

Я положил руку ему на плечо и пожал, потом легонько, в шутку потряс и отпустил.

– Все так иногда себя чувствуют, не беспокойся.

Бернард медленно моргнул, его глаза казались немного искаженными из-за толстых стекол очков.

– Я не беспокоюсь, – сказал он. – Однажды я сорвусь, Ал, и тогда кому-нибудь не поздоровится. – Обычно я бы поддразнил его за такие слова, но на этот раз сдержался и промолчал, как будто поверил. – Здорово не поздоровится.

Обычная болтовня Бернарда. Он совсем не умел драться, никого не мог напугать. Он хорохорился, но никогда не мог подкрепить свои слова делом. Он был зол и расстроен и грустил из-за своего пса, так что я решил оставить его в покое. Я оставлю его в покое, кем бы он себя ни объявил.

– Тебе никогда не приходило в голову, что Бог просто издевается над нами?

– У Него определенно извращенное чувство юмора. – Я натужно рассмеялся.

– Я серьезно.

– Просто иногда жизнь вот так дерьмово складывается, только и всего.

– Думаю, Дьявол мне нравится больше.

– Это ты заливаешь.

– Но это правда.

– А вот и нет.

Бернард пожал плечами.

– По крайней мере, с ним-то все ясно.

– Правда? – Я толкнул его локтем, изо всех сил стараясь разрядить обстановку. – Как давно ты с ним разговаривал в последний раз?

– Иногда мне кажется, что он говорит со мной.

– Врешь! – Я отогнал пробравший меня холодок еще одним принужденным смешком. – Ты просто псих.

Бернард слабо улыбнулся и поднялся на ноги.

– Будет гроза.

Я встал, стряхнул землю с брюк.

– Как думаешь, после того, как мы умрем, мы встретим людей, которые умерли до нас? – спросил он.

– Думаю, да.

– И животных?

– Конечно. Бог сотворил их так же, как и людей, с чего бы им не иметь души?

Бернард какое-то время размышлял над моими словами, снова обратив взгляд на свежераскопанное место на поле.

– Думаю, ты прав.

– Готов поспорить, что Кудряш сейчас носится по Раю, опрокидывает помойные ведра и ест мусор.

– Может быть, мы все понимаем неправильно, – негромко сказал он. – Может, мы начинаем жить… только после смерти.

Вдалеке зарокотал гром.

– Ладно, – сказал я. – Пошли отсюда.

Когда мы уходили, начался легкий дождик.

Я не мог припомнить, когда в последний раз доходил до той части путей, но теперь, столько лет спустя, сидел в машине напротив кладбища животных и наблюдал за тем, что происходило за желтой полицейской лентой. На сиденье рядом со мной лежала вчерашняя вечерняя газета, ее заголовок описывал ужасную находку, сделанную поутру городским рабочим. На поле, среди костей нескольких поколений животных, в неглубокой могиле, которая провалилась с наступлением тепла, обнаружилось нагое, изувеченное и частично разложившееся тело. Работник заметил торчавший из земли предмет и не сразу определил, что это такое. Приглядевшись получше, он понял, что перед ним человеческая лодыжка и ступня. Впоследствии из статей и телевизионных репортажей стало известно, что тело принадлежало молодой женщине, умершей много недель назад, но ее личность установить пока не удалось. К местным полицейским присоединилась полиция штата, прочесывавшая теперь округу, и поток журналистов, прибывавших в Поттерс-Коув для освещения событий.

За последние двадцать лет в городе было только три убийства. Подросток застрелил бывшего лучшего друга из отцовской винтовки. Годами сносившая побои женщина приласкала своего мужа молотком по голове после того, как он напился и вырубился, и мужчину, которого полиция знала как продавца наркотиков, застрелили в аллее в центре города, в духе гангстерских казней. До сих пор это были самые страшные убийства в Поттерс-Коув. Все они были ясными и легкоразрешимыми. Новое убийство было иным.

И оно было только началом.

Хотя тело уже увезли, прилегающие улицы заполняла толпа людей, крутившихся за полицейским заграждением, словно поклонники, которые собираются у служебного выхода в надежде увидеть вблизи рок-звезду. Чуть поодаль, смешавшись с толпой, у самой обочины стоял, нахмурившись и скрестив руки на груди, Дональд. За последние две недели я не виделся ни с ним, ни с Риком, только несколько раз говорил по телефону. Сейчас нам проще было держаться подальше друг от друга.

Хотя в пузырьке оставалось несколько капсул прописанного лекарства, я прекратил принимать его несколько дней назад, и теперь у меня в голове прояснялось, чувства снова обострялись. Тони держалась на расстоянии, и, по совести, мне не в чем было ее винить, потому что я даже не пытался искать работу и отказывался обсуждать встречу с психиатром и вообще говорить о той ночи. Последнее время я проводил большую часть дня, размышляя, вспоминая, копаясь в памяти в поисках чего-либо, что направило бы меня в нужную сторону. И подолгу бесцельно ездил по городу, как будто надеялся отыскать ответы на обочине дороги. Теперь я гадал, сколько раз за последние недели я проехал в десятке ярдов от места, где нашли труп. Какая, в самом деле, жестокая насмешка.

Повторяющийся кошмар возвращался уже реже, но мрачные мысли и стробоскопические проблески воспоминаний о ночи на заброшенной фабрике продолжали преследовать меня с яростным постоянством. Я вышел из машины, облокотился о капот и глядел на Дональда до тех пор, пока он меня не заметил. Он был одет как на работу, в пиджаке, но развязанный галстук висел, придавая ему необычно взъерошенный вид. Увидев меня, он тут же перешел улицу и подошел к моей машине.

– Ты как? – спросил он.

– А как ты?

День был ясный и приятный, но не очень солнечный. Дональд снял черные очки, чтобы яростно потереть темные мешки под глазами, потом вернул их на место, спрятавшись за темными стеклами.

– Я проснулся, побрился, принял душ, оделся, чтобы идти на работу, а потом позвонил, сказавшись больным, и приехал сюда. Даже не знаю, зачем.

– Конечно, знаешь.

Он прислонился к боку машины рядом со мной и достал сигареты и зажигалку из кармана рубашки.

– О жертве пока не очень много известно.

– Только что это молодая женщина.

Он сунул сигарету в угол рта, оставил ее там и убрал пачку в карман.

– Да. – Прикрыв огонь ладонью, он зажег сигарету, защелкнул зажигалку, как будто придавая особое значение каждому движению. – И что она умерла много недель назад.

– Тебе еще снится тот же кошмар? – спросил я.

Он едва заметно кивнул.

– А тебе?

– Не так часто, как раньше.

– Рик тебе не звонил? – спросил он.

– Уже какое-то время ничего от него не слышал.

– Он хочет встретиться сегодня вечером в ресторане Браннигана. В пять.

Я пожалел, что не вижу его глаз.

– Я приду.

Он несколько раз затянулся, прежде чем заговорить снова, медленно выпуская дым из ноздрей.

– Дальше будет только хуже, Алан.

– Разумеется, – сказал я. – Мы прокляты.

С застывшим лицом он выбросил сигарету.

– Ты так думаешь?

– А ты нет?

Ничего не ответив, Дональд ободряюще хлопнул меня по руке, перешел дорогу и растворился в толпе.