Книга вторая

55 Наука и паранормальное Доктор Альберт Маркони

За концепцию зомби мы можем благодарить две стороны: муравьев и собаку, которая, вероятно, умерла больше десяти тысяч лет назад. Давайте начнем с собаки.

Во-первых, вы должны представить себе древнее человечество. Сельское хозяйство было новой радикальной практикой и казалось чуть ли не магией. Поселения постепенно становились больше. Люди в них пытались приспособиться после перехода от жизни в небольших бродячих племенах, охотившихся на газелей и собиравших ягоды в густых лесах, к повседневной жизни в близком соседстве с десятками чужих людей, живущих в чем-то, что можно назвать деревней.

Для наших предков это было поразительное и в высшей степени тяжелое изменение. Да, с одной стороны, внезапно стало больше еды

56 Наука и паранормальное Доктор Альберт Маркони

и свободного времени, чем наш вид когда-либо имел. Но, с другой стороны, за каждым поворотом возникала очередная безумная проблема. Язык буквально взорвался. Человек развил в себе способность думать словами, по существу сотворив совершенно новые принципы работы мозга, благодаря которым он впервые создал абстрактное мышление. И вместе со всем этим возникли вопросы. Человек должен был понять свое место во вселенной и связь с создателем. Но так появилась вовсе не наука. Так родилось суеверие. То, что человек не понимал, он наполнял свеженайденной когнитивной силой. И из этой удивительной новой силы родилась Вселенная, называемая «воображением».

Уже в эту эпоху должны были появиться суеверия о встающих из земли мертвецах, потому что разлагающаяся плоть – великолепная площадка для инфекционных болезней и бактерий, и люди давно заметили, что слишком много времени вместе с мертвыми для них самих означает болезнь или даже смерть. При этом обнаружили, что этому препятствует сжигание или погребение мертвого в особом месте, подальше от самих себя.

Итак. Однажды некий безымянный и давно забытый человек умер. Друзья похоронили его в неглубокой могиле, согласно своему обычаю. И тут появилась собака или волчица, которая

57 Наука и паранормальное Доктор Альберт Маркони

учуяла под не утрамбованной землей неотразимый запах слегка подгнившего мяса. Собака стала рыть и нашла руку. Вытащила ее из земли, но потом что-то отвлекло ее, и она убежала. Друзья умершего человека пришли на могилу и… что они нашли? Бледную мертвую руку, высунувшуюся из земли и как будто царапающую небо. Значит, их друг, безусловно мертвый, пытался убежать из могилы и пойти погулять! Вот таким образом ожившие мертвецы вошли в культурную память человечества раз и навсегда. Этот образ – бледная гниющая рука, высунувшаяся из могилы, – все еще можно найти на бесконечном числе постеров и в романах ужасов. Именно из этого первобытного страха родилась мифология зомби, вампиров и бесконечного числа других воплощений той же идеи во всех временах и культурах.

Но почему это так сильно мучит нас, не дает покоя? В конце концов, неуклюже бредущий и гниющий человек представляет значительно меньшую опасность, чем быстрый и сильный бандит, желающий причинить нам зло. В любом случае от такого человека легче убежать, его легче перехитрить и со временем уничтожить. Почему же человечество провело сотни столетий, поглощенное мыслью о таком легко побеждаемом оппоненте?

Для ответа мы должны поглядеть на муравьев.

58 Наука и паранормальное Доктор Альберт Маркони

Я уже упоминал, что еще до того, как цивилизация начала развиваться, сельское хозяйство должно было казаться первым людям невероятно дерзкой попыткой сыграть в бога. Почему надо отказаться от орехов, ягод и охоты, которые провидение поставило перед нами, и вместо этого самим сажать и выращивать растения? Какой-то древний эквивалент нынешнего безумного ученого, обещающего вырастить ребенка в колбе. Этот ожесточенный конфликт среди первобытных людей проник в нашу мифологию как история об Адаме и Еве – решение бросить растущий сам по себе сад ради еды, неохотно вырастающей из земли после работы «в поте лица своего». Но эта бесшабашная атака на природу – не предпринимавшаяся ни одним из других земных созданий – требовала, чтобы человек принял (или поверил, если вы предпочитаете этот термин), что он уникальный феномен. Благословенный. Божественный. Ему дана планета, и он обязан поверить, что его судьба – подчинить ее себе. Таким образом, человечество идентифицировало себя как вечное творение, сущность выше и за пределами физического мира. Сущность, способную выбирать, в то время как остальные звери и рыбы функционируют согласно простой арифметике животного инстинкта. Поступки медведя сводятся к голоду или страху. Но человек способен на

59 Наука и паранормальное Доктор Альберт Маркони

решение, поскольку у него есть не поддающаяся определению, но всемогущая искра. Та, которая делает его человеком.

Но потом человек заметил муравья.

Очевидно, не личность и не обладающий той же самой искрой. Ни один муравей никогда не создаст произведение искусства, не почувствует любви или преданности. Ни один муравей никогда не примет решения – они бездумно следуют по феромоновым путям в одну точку; и если бы первый из них описал круг, вся колония ходила бы по нему раз за разом, бесконечно, пока все не умерли бы от истощения.

Тем не менее муравьи строят обширные колонии с отдельными помещениями для яиц, туалетами и кладовыми. Для пропитания выращивают грибы и собирают урожай. Их туннели снабжены вентиляцией, и они тщательно регулируют температуру и качество воздуха. Человеку нужны годы обучения, чтобы постигнуть различные принципы и умения, чтобы создать столь сложные структуры; однако «безмозглые» муравьи создают их без всякого обучения.

Тогда встает вопрос, что же делает людей особыми? Или что за польза в том взрывном чуде, которое мы называем воображением? Или внутреннем монологе, который мы называем нашим «сознанием» или «личностью»? И чего стоит эта самая божественная «искра», которая, как

60 Наука и паранормальное Доктор Альберт Маркони

мы верим, позволяет нам доминировать над всеми, включая этих муравьев? Похоже, все наши самые великие достижения вполне могут быть продублированы и без нее.

Вот почему мы боимся зомби. Зомби выглядят как люди, ходят как люди, едят и действуют как люди, но лишены искры. Они олицетворяют неотступное сомнение, которое лежит глубоко в сердце каждого самого ревностного верующего: фасад из красивых песен и витражей скрывает то, кем мы являемся на самом деле. Ковыляющее мясо. Мы боимся вовсе не того, что они укусят нас и превратят в себе подобных. Мы боимся, что мы уже зомби.

Джон заметил, что кто-нибудь мог бы составить график распространения паники и беспорядков, хлынувших из Неназываемого, в милях в час.

Они съехали с хайвея, чтобы заправиться примерно через час к северу от города; в этом месте все казалось почти нормальным, за исключением пары блох. Круглосуточный магазин был полон, но никто не сходил с ума. Джон купил пачку сигарет, две бутылки «Ред Булла» и даже поболтал с девушкой у прилавка о том, что происходит.

Она уговаривала его взять пару хот-догов, сосиски к которым медленно поворачивались в подогревателе уже, наверное, с неделю. Эми взяла огромный пакет с земляничными леденцами «Твиззлер» и бутылку диетической «Маунтин Дью», самую большую, которая была в магазине. Эми заплатила, и Джон пообещал вернуть ей деньги. Потом его внезапно охватила паника, когда он спросил себя, жив ли парень, который каждые две недели выписывает ему чек? И существует ли еще банк, в котором он открыл счет? А если нет, то что? У него нет ничего. Только одежда, которая сейчас на нем.

Зато другой круглосуточный магазин, всего в двадцати пяти милях от первого, где позже остановились Джон и Эми – им обоим внезапно понадобилось воспользоваться туалетом, по разным причинам, – к их приезду превратился в сумасшедший дом. Очереди за бензином протянулись вплоть до улицы, перекрывая движение, и людям приходилось ждать, чтобы войти в него. Бутылки с водой, молоко и хлеб мгновенно сметали с прилавков. Продавец, молодой индеец, спорил с кем-то о лимите на товары в одни руки, который он только что установил. Все говорили по телефонам, кричали, что нужно собираться, забирать детей с тренировки по баскетболу и ехать в дом мамы. Да, именно сейчас. Скоро комендантский час. Военное положение будет объявлено в трех округах. Или во всем штате. Или во всей стране.

«Террористическая атака» – вот что было ключевым словом во всех разговорах. Биологическое оружие, примененное копом, который сошел с ума и стал джихадистом. Вирус отслаивает кожу от костей, ест мозг и заставляет тебя убивать свою семью. Очень заразный. Бесконечное число инфицированных убежало из города раньше, чем правительство установило карантин. Судя по тому, что мы знаем, мы все тоже можем быть инфицированы. Некоторые считали, что правительство именно этого и хотело. Другие считали, что правительство само выпустило патоген.

Джон с Эми вылетели оттуда так быстро, как только смогли, даже не задержавшись, чтобы купить что-нибудь, из вежливости, хотя Эми сказала, что обычно она так и делает, если пользуется туалетом. А Джон ответил, что это вроде как такое правило, которое отменяют на время апокалипсиса.

Джон пытался сохранить спокойствие, потому что Эми все больше нервничала, а паника только усиливается, когда страх двоих людей летает вперед и назад, создавая систему с обратной связью. Эми продолжала задавать вопросы, на которые у него не было ответов. Будет ли кто-нибудь из правительства искать их за то, что они прорвали карантин? Будут ли они искать «Бронко»? Он не знал.

Они направились к ее университетскому общежитию, потому что больше идти было некуда. Но Эми спросила и об этом. Будут ли искать их там? Если инфицированные действительно опасны, не нужно ли добыть какое-нибудь ружье или что-то в этом роде? Джон решил, что вопросы-то отличные, но совершенно непонятно, что с ними делать. Скажем, они бросят «Бронко». И что тогда? Идти пешком? Украсть машину?

Да, в конце концов, кто-нибудь обязательно постучится в общежитие, если они останутся там слишком долго (хотя, как ему кажется, сейчас правительству надо потушить пожары побольше), но, черт побери, им же нужно где-то остановиться, посидеть и реорганизоваться. Прошлой ночью он спал не больше двух часов, на стуле в полицейском участке. Ему нужно… перезапустить себя. И что-нибудь выпить.

Да, неплохо бы иметь огнемет плюс дробовик и десять – двадцать коробок патронов. Только у них их нет. И нет денег, чтобы купить ружье, но даже если бы и были… Он был совершенно уверен, что если бы они оказались сейчас в «Уолмарте», то увидели бы очередь к охотничьим товарам, опоясывающую магазин. Все ружья, безусловно, разобрали, а также патроны к ним, наборы для чистки и ножи. Скорее всего, исчезли и туристические принадлежности, вроде таблеток для очищения воды, контейнеры с пропаном, батареи, ручные радиомаяки и все такое. Эта ведь та самая часть страны, где создали общенациональную сеть складов для боеприпасов на следующий день после того, как выборы выиграл небелый президент. Тут все ждали конца света.

Но Джон не мог критиковать их, хотя знал лучше, чем любой из них, что надвигается – что на самом деле надвигается, – и вот он здесь, ведет в ночь видавший виды «Бронко», и у него нет предметов первой необходимости, даже фонарика. Но он не собирается выкладывать это все Эми. Черт побери, ему необходимо выпить. Просто привести мысли в порядок.

Джон выругал себя. Или, скорее, он выругал прошлую версию себя за легкомыслие и за то, что подвел текущую версию себя. Все, что могло оказаться полезным прямо сейчас, находилось в багажнике Кэдди. И в последний раз, когда он видел Кэдди, тот был припаркован у ларька буррито. Возможно, его конфисковало государство. Но, может быть, его украли, сожгли или перевернули во время беспорядков.

Они уже повернули с хайвея на съезд, ведущий к кампусу Эми, когда ее телефон прозвонил о полученном сообщении (сыграв «Одну ночь в Бангкоке», интимная шутка между ней и Дэйвом). Эми открыла сообщение, и ее лицо перекосилось, словно она только что увидела, как официант в ресторане швырнул на стол прямо перед ней живую визжащую свинью.

– Что? – спросил Джон.

– Сообщение. От Дэвида.

Больше она ничего не сказала. Мозг Джона заклинило.

– И?

Она прочитала с экрана:

– «Я хочу сообщить вам, что я в полном порядке. Они попросили нас оставаться здесь в качестве меры предосторожности. Не обращай внимания на слухи, все в порядке; со мной хорошо обращаются».

Джон и Эми несколько секунд молчали. Но в конце концов прыснули от смеха.

– Я съем мобильник, – сказала Эми, – если это написал Дэвид.

– «Со мной хорошо обращаются»? Нет, ты только представь себе, как эти слова выходят изо рта Дэйва. Он бы не сказал этого даже в том случае, если бы с ним действительно хорошо обращались.

– С таким же успехом они могли заставить его говорить по-японски.

– Кстати, его мобильник у меня в кармане.

Смех умер так же быстро, как и начался, и Эми задумчиво спросила:

– Почему они послали мне фальшивку?

– Зуб даю, они послали сообщения всем в сети. Вероятно с тем же текстом. Пытаются успокоить людей снаружи и удержать их от штурма барьеров. Подумай сама: мужья разделены с женами, дети – с родителями. Вообрази себе, что ты уехала из города, чтобы посмотреть концерт или что-то в этом роде, оставила ребенка на няню, едешь домой и… находишь дорогу, перекрытую стеной из грузовиков Национальной гвардии, и тебе говорят, что ты не можешь увидеть своего ребенка, который, кстати, заперт внутри эпицентра вирусной атаки.

– Ты понимаешь, что Дэвид сойдет с ума, когда это увидит? Послать такое от его имени?

Джон ничего не сказал. Просто дал разговору увянуть. Сейчас главное – увести ее в безопасное место подальше от города, сидеть там, не высовываясь, и попытаться понять, что делать дальше. После пива.

Бардак уже добрался до общежития Эми, так что, по окончательной оценке Джона, он путешествовал со скоростью 80 миль в час. И, как всегда в наше время, информационный бардак распространялся по экспоненте – через два часа положение в Неназываемом станет главной новостью в Японии, а интернет-слухи будут уверять всех в любом месте планеты, что они в опасности из-за атаки террористов или зомби.

Холл на этаже Эми была забит студентами, собравшимися вокруг висевшего на стене телевизора. Он показывал CNN, и, по мнению Джона, это означало, что в кампусе уже много лет столько людей не смотрело CNN. Судя по репортажу, после того как команду Пятого канала съели, больше никто не осмеливался отправить в город репортеров. У них было только три коротких видео, которые показывали по кругу, все снятые на дрожащие сотовые телефоны и, скорее всего, загруженные в Сеть раньше, чем перекрыли каналы связи. Первое, самое неинтересное, показывало национальных гвардейцев, устанавливающих временное заграждение вокруг больницы. Они быстро сверлили дыры в земле при помощи прикрепленного к экскаватору гигантского бура и краном устанавливали в них столбы в три раза выше человеческого роста. Потом видео показывало рулон исключительно жутко выглядевшей колючей проволоки, лежавший на земле, и группу охраняющих его парней, вооруженных автоматами, в которых Джон узнал М4 – прошлым летом он пытался такой купить.

И на них никаких защитных костюмов. Господи Иисусе.

В конце концов один из солдат крикнул что-то тому, кто держал камеру, и видео внезапно оборвалось.

Перед следующими двумя видео ведущий предупредил, что они могут очень сильно взволновать зрителей: «Вам лучше выйти из комнаты, если у вас как говорится, играет очко». Потом началось второе видео, снятое из машины, ползущей по центру города; водитель, кажется, пытался править, одновременно держа мобильник за окном, чтобы снять то, что выглядело как тела, лежащие перед разгромленным зданием (Джон узнал музыкальный магазин «Черные Дорожки» на Мейн-стрит – последний раз он его видел совершенно целым).

Камера увеличила искалеченное тело, лежавшее лицом вниз. Ну, только часть его лежала лицом вниз, торс. Таз превратился в перепутанную розовую массу, ноги были вывернуты наружу, так что пальцы торчали вверх. Внезапно одна из ног дернулась и согнулась в колене, словно собиралась встать и идти – без всего остального тела. Но видео кончилось прежде, чем мы увидели, пошла ли она.

Последним показали нечеткое видео, снятое с верхнего этажа через окно; камера глядела на улицу. Там стояли три солдата, а напротив них какой-то парень, державший в руках изогнутый предмет, похожий на косу – с такого расстояния трудно было различить детали. Солдаты приказывали парню лечь лицом на землю. Он двинулся к ним, и они начали стрелять, все трое одновременно. Звука не было, но можно было видеть ружейный дым, плывущий в воздухе, и куски тела, отлетающие от парня. Он не упал. И даже не покачнулся. Вместо этого он размахнулся и полоснул похожей на косу штукой ближайшего солдата. Солдат схватился за шею и упал.

Остальные два сбежали.

Картинка задрожала. Джон решил, что парень, снимавший видео, запсиховал и, скорее всего, закричал другим людям в комнате, объясняя, что происходит. Это привлекло внимание монстра внизу, который повернулся и посмотрел вверх, прямо на камеру. Таким образом, он посмотрел в глаза всем, собравшимся в холле общежития.

Мужик сунул руку под куртку и вытащил еще один серп. Едва Джон, за долю секунды, сообразил, что это собственное ребро парня, как тот швырнул его в окно, разбив стекло.

Все в холле вздрогнули.

Экран почернел.

– И теперь скажите мне, что это не зомби, – сказал сидевший впереди черноволосый бородач в роговых очках.

Джон совсем недолго учился в колледже и никогда не жил в общежитии. Комната напоминала ему тюремную камеру. Эми с соседкой спали на двухъярусных кроватях. Телевизора не было. Туалет и душ делился с девушками из соседнего номера. Малюсенький мини-холодильник у окна, на нем электроплитка. Места на полу не хватит даже для отжиманий. Правда, Джон, бывало, жил еще хуже.

В одном углу он нашел нечто знакомое и сразу окрестил его «гнездо Эми». В середине стояло старое кресло-подушка, выглядевшее так, словно его принесли из гаражной распродажи или мебельного склада. Рядом находились ноутбук «Эппл», свернутый и полупустой мешочек «Читос», открытая коробка с кокосовыми хлопьями, которые Эми могла есть сухими, и четыре пустых бутылки – апельсиновый сок, апельсиновый сок, диетический «Маунтин Дью» и вода. Если она находилась дома, то, как знал Джон, в комнате можно было найти две бутылочки, которые она выкупала по рецепту – с пилюлями от боли и средством для расслабления мышц спины. Она, скорее всего, хранила их в своей сумочке, потому что в этой общаге их запросто могли украсть. Таблетку оксикодона можно было толкнуть за десять – двадцать баксов. А сейчас, из-за апокалипсиса, цена взлетела раз в десять.

«Ты должен остановить этот чертов апокалипсис. Держи голову выше, Джон».

Эми занимала нижний ярус. Джон понял это, потому что на стене рядом с ним висела маленькая карта мира с дюжиной городов в Европе и Австралии, помеченных нарисованными фломастером красными звездочками. Города, в которых Эми хотела побывать. Джон обратил внимание, что с последнего раза добавилась звезда в Японии. Он попытался представить себе, как Дэйв идет по улицам Токио. Все равно, что вообразить Робокопа в Средиземье…

– Джон, ты уже встречался с Нишей, верно?

Джон встречался. Роскошная индианка, соседка Эми по комнате. Она сидела на верхнем ярусе в пижамных штанах и обтягивающей майке, приклеившись к мобильнику, и смотрела, что нового на Фейсбуке. Рядом была прислонена к стене бутылка абсента, а какой-то учебник служил подносом для изящного стакана, кубиков сахара и одноразовой зажигалки. Субботний вечер!

– Ну, – сказала Ниша, – я психую от всего этого. Ты видела видео с зомби?

– Ага, – ответила Эми. – С ума сойти. Дэвид все еще там. В городе.

– Кто?

– Мой парень.

– О, ничего себе. Мне жаль. Как он?

– Мы не знаем. Никто ничего не знает. Джон был там, когда все это произошло, он с трудом сумел вырваться.

Она внимательно посмотрела на Джона.

– О, ничего себе. А он… не инфицирован, или что-то в этом роде? Его не укусили?

– Нет, нет. Когда все это произошло, он немедленно сбежал. На самом деле они дали ему пройти через блокпост, проверили с головы до ног и сказали, что он чист.

– О, хорошо.

– Но не говори никому, хорошо? Люди испугаются. Сама знаешь, какой здесь народ.

– О, заметано.

– Ты не против, если он поспит на полу сегодня ночью? Завтра мы должны кое-кому позвонить, вернуться в город и забрать Дэвида.

«Забрать Дэвида, – подумал Джон. – Как будто надо только съездить. И бутылка абсента выглядит так, как будто из нее почти не пили».

– Заметано, – сказала соседка, еще более безразлично. – Знаешь, сегодня вечером пиццерия предлагает две по цене одной.

«Мозги, расплескавшиеся по синему пластику», – подумал Джон.

– Хорошо, – сказала Эми. – Ага, нам нужно поесть. Эй, Джон, что ты хочешь к пицце?

Часть Джона понимала, что все это сумасшествие, но другая часть не переставала спрашивать, будет ли такая штука, как пицца, через неделю или месяц?

– Джон?

– Мясо. Я хочу мясо. Все мясо, которое у них есть.

Эми упала в кресло-подушку, и Джон обратил внимание, что она заказала пиццу быстрым набором. Ниша кивнула на свой абсент и сказала Джону:

– Хочешь выпить со мной?

Ну… отказаться было бы невежливо.

Эми не могла не заметить, что Джон гудел и гудел, и даже в полночь был бодр и весел, хотя очень устал и не спал прошлой ночью, потому что спасал Дэвида. Они с Нишей прикончили абсент, но потом Ниша спустилась в холл и вернулась с еще одной бутылкой ликера или чего-то такого. На бутылке был изображен пират. Джон трещал без перерыва и внезапно превратился в героя приключенческого фильма.

– Первым делом нам нужно оружие, – сказал он. – И мы должны что-то сымпровизировать. Все эти задницы заплатят.

Заплатят за что?

Он говорил очень громко, и Эми нервничала. Апокалипсис или нет, но правила кампуса запрещали ночных посетителей, и если комендант схватит Джона в комнате, ей придется заставить его уйти. И что он будет делать? Спать в «форде»? Но они с Нишей напились, нажрались пиццы и устроили вечеринку.

«Да, каждый сражается с кризисом по-своему… так?»

Они спросили Эми, могут ли использовать ее ноут, и оба склонились над ним, еще и еще раз просматривая последние сообщения на новостных сайтах и социальных сетевых центрах, хотя ничего нового из Неназываемого прийти не могло, и Эми была совершенно уверена, что до утра ничего нового и не будет. Если оттуда никто ничего не сообщает и все телефонные линии перекрыты, то это только глупые слухи. И что толку сидеть и питаться ими; это просто означает превратить кризис в развлечение, вот и все. А кризис – это то, что Дэвид застрял прямо в центре всего этого кошмара. Эми не думала, что Джон с Нишей заметили, как она встала, накинула куртку и вышла.

В холле все еще было полно народу. Телевизор переключили на «Фокс Ньюз», и эксперты канала отчаянно пытались заполнить время передачи, вновь и вновь перефразируя то ничего, что они знали. Просто удивительно, подумала она, как по-разному Интернет и Телевизор сообщают о событиях – как будто речь идет об альтернативных вселенных. Телевизор повторял «террор… террорист… Аль-Каида…», а Интернет «зомби… зомби… зомби…»

Эми зашла в лифт. Ей надо было подышать свежим воздухом.

Кампус гудел. Перед фасадом здания стоял грузовик с хот-догами, и в него выстроилась очередь шириной в три человека и длиной в десять. Эми подошла к продавцу, потому что хотела поздравить его с днем рождения – один из двух сотен дней рождения, записанных в приложении «Календарь» ее мобильника. Он улыбнулся и сказал ей, что сегодня у него акция – один хот-дог на человека бесплатно. Не из-за его дня рождения, но по другой причине.

Она прошла мимо листовки, наклеенной на электрический столб, с большой буквой З на ней. Эми не обратила на нее внимание, но потом прошла мимо еще одной, и еще. Придя на гостевую стоянку, она нашла еще одну под дворником «форда» Дэвида (и всех остальных машин) и прочитала ее:

• СОБРАНИЕ •

3

ПОРОХОВАЯ БОЧКА

2-я Улица каждый день в полдень

• Выживание

• Основные приемы владения оружием

• Общая готовность

ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ. БУДЬ ГОТОВ.

Зомби-ботаны. Листовки, скорее всего, приготовили заранее. Нет никого ужаснее, чем зомби-ботаны, студенты колледжа, не только насмотревшиеся фильмов про зомби, начитавшиеся книг про зомби и наигравшиеся в видео игры про зомби, но и на самом деле организовавшие клубы и собравшие оружие для убийства зомби. Оружейные магазины завалены целями в виде зомби и особыми зомби-пулями со светящимися в темноте наконечниками. Но, обрати внимание, не игрушечными. Эти ребята уходят в лес, тренируются, стреляют и защищают до смерти свое право оставаться детьми до тридцати пяти лет.

Эми влезла в «Бронко». Ехать она не собиралась. Прав у нее никогда не не было, и авария произошла незадолго до того, как она должна была пойти на курсы вождения. После того как она вернулась в школу, она даже не думала о том, чтобы сесть за руль, и даже сейчас мысль об этом ужаснула ее. Она не понимала, как другие водят. Мчаться по шоссе со скоростью 65 миль в час, в то время как другие автомобили летят тебе навстречу, как вал гигантских пушечных снарядов, шипя резиной по соседней полосе, всего в пяти футах от твоего мягкого тела. Если в это мгновение один из вас не вовремя подтолкнет руль, спустя две секунды твое тело превратится в пачку спагетти, намотанную вокруг узлов покореженной стали. Эми всегда орала на Дэвида, когда он ночью вел машину и ел – кола между ног, гамбургер в одной руке, держит руль двумя пальцами. Как будто никто в этом мире не понимает, насколько хрупка человеческая жизнь. Насколько хрупки наши тела.

Спустя десять минут Эми перестала плакать. Ее слезные протоки уже болели. Она перевернула листовку и нашла в сумочке ручку. Прижав листовку к левому бедру обрубком запястья, она начала писать правой рукой. Она составляла список.

1. Позвонить в Центр по контролю заболеваний.

Джон сказал, они были рядом, когда дом горел, и это имело смысл, там было что-то вроде болезни. И, если так, они могут открыть горячую линию для тех, кто хочет связаться со своими любимыми, оказавшимися внутри карантина. Иначе возникнут беспорядки. Тем не менее они все еще американцы, и Конституцию никто не отменял. Ей нужно только подтверждение, что с Джоном все хорошо, даже если ей не разрешат увидеть его или поговорить с ним.

2. Использовать все возможные способы связаться с Дэвидом.

Так или иначе, ей казалось неправдоподобным, что правительство в состоянии перекрыть все способы связи. Не в двадцать первом столетии. Она может послать сообщение в блог Джона или на его Фейсбук, послать ему письмо по электронной почте или опять попытаться позвонить на мобильный. Написать бумажное письмо, адресованное в штаб карантина Неназываемого: «ВНИМАНИЕ, переслать Дэвиду Вонгу».

Она сходит с ума от незнания. Где он сейчас? В этот момент? Бредет по городу? Во временном лагере ЦКЗ или в каком-то другом? Или в доме Джона? Она мгновение подумала и добавила:

3. Если Дэвида схватил ЦКЗ, собрать ему посылку.

Его дом сгорел. Это означает, что он нуждается… во всем. В одежде. В таблетках от изжоги. В контактных линзах, если потерял свои. В шампуне от перхоти. В печенье. В книгах.

Еще одна мысль пришла ей в голову. И она должна была прийти раньше. Эми написала:

4. Связаться с Маркони.

Под «Маркони», если вы не слышали о нем, она имела в виду доктора Альберта Маркони. Он написал несколько книг и на канале «История» вел передачу о монстрах, призраках и обо всем таком. Дэвид с Джоном знали его, потому что их дороги несколько раз пересекались. Если кто-нибудь и понимал, что делать, так это он. Черт, он, скорее всего, уже едет сюда. Наверняка позвонил своему продюсеру и собрал вещи в тот момент, когда по новостям показали «зомби-видео». Потом, собрав всю свою волю, Эми добавила последнюю строчку:

5. Если ничего из этого не сработает, отправиться в карантин.

Вырваться из карантина очень тяжело, но проникнуть внутрь проще простого, верно? Надо просто показаться им и сказать, что ты инфицирована. И ей даже не понадобится лгать – она провела двенадцать часов подряд с человеком, который был в эпицентре эпидемии. Надо только сказать им об этом. Проблема будет в том, как найти Дэвида, когда она окажется внутри, – правительство могло запихнуть его в любое место, и им могут не разрешить остаться вместе, потому что они не муж и жена. Но если они не схватили его, найти Дэвида в городе – трудная задача. Тем не менее внутри карантина она будет на 90 процентов ближе к нему.

Эми сложила листок бумаги и положила его в сумочку. Вот так. Теперь у нее есть план. Она почувствовала себя лучше. Сейчас ей нужно немного поспать и завтра вместе с Джоном начать все сначала.

В девять утра Эми начала будить Джона. Но он сумел встать только в два после полудня. Был капризным и подавленным. Когда она предложила позвонить доктору Маркони и попросила его номер, Джон промямлил, что «позаботится об этом». За следующие два часа она напомнила ему о номере телефона шесть раз; в конце концов он взял ее ноутбук и стал что-то делать, и она решила, что это уже достижение. Только наклонившись над ним, она сообразила, что он рыщет по сайту Маркони-шоу, пытаясь найти номер телефона. Она и сама могла это сделать. Восемь часов назад. Наконец Джон набрал номер, который – она была уверена – служил для заказа наборов DVD с полной записью шоу, и трясущимся голосом оставил сообщение, на которое ни одно разумное человеческое существо никогда не ответит.

Остаток вечера прошел в попытках найти Джону пристанище. Но все отели в городе были забронированы людьми, не способными вернуться домой в Неназываемый, и репортерами каналов новостей, съезжавшимися в район. Им все-таки удалось найти место в мотеле в часе езды от кампуса, но теперь Джону пришлось бы ехать два часа каждый раз, когда надо было что-то сделать. Все остальные носились в панике, запасаясь припасами, чтобы пережить конец света, а Эми с Джоном пыхтели, пытаясь найти отель и… тьфу!

Но она не будет реветь.

О, и Эми платила. За все. Джон сказал, что ждет чек за временную работу, которую делал для одного диджея, играя на вечеринках, свадьбах и всем таком, но, конечно, этот диджей жил в Неназываемом, так что никто не знал, выбрался он оттуда, мертв или превратился в монстра.

В любом случае воскресенье прошло.

Эми решила не ходить в зал отдыха, потому что там царила атмосфера вечеринки. Конечно, народ говорил «об огромной национальной трагедии», но не покидало ощущение, что все происходящее людям нравится, словно появился способ отвлечься от ежедневной рутины. Просто еще одна мыльная опера, которую показывают на большом телеэкране в зале.

Самой главной новостью понедельника стало известие, что правительство проведет большую пресс-конференцию, в первый раз с тех пор, как все это началось. Она будет транслироваться в Интернете, так что Эми сможет увидеть ее на телефоне, не выходя из спальни, подальше от зрителей.

По какой-то технической причине изображение на мобильнике отставало на семь-восемь секунд, и получался странный эффект: она слышала из холла слова парня, который вел пресс-конференцию, а потом, спустя несколько секунд, он повторял тоже самое в телефоне. Она была одна, Джон – в мотеле, а соседка отправилась в зал, чтобы слушать вместе со всеми.

Во-первых, мужчина – средних лет, с прической молодого Джорджа Клуни – объявил, что открыта горячая линия, но тут же предупредил: бесполезно пытаться узнать судьбу родных и близких. Номер только для сообщений о том, что вы – или кто-то другой, кого вы знаете, – имеет симптомы заражения, так как необходимо сохранять эти линии свободными ради главной цели – остановить эпидемию. Он прочитал номер, и Эми, торопливо достав из сумочки листовку, записала его.

Парень также сказал, что они установили оборудование для лечения пациентов в больнице Неназываемого, и все зараженные и подозреваемые в заражении переведены туда и обеспечены самым лучшим возможным уходом. Одновременно в городе введен строгий комендантский час, и патрули обходят дом за домом в поисках зараженных жителей. Да, парень хорошо делал свое дело, и Эми почувствовала себя лучше. Хотя ситуация, судя по описанию Джона и по тому, что она видела, оставалась ужасной, этот парень, похоже, ее контролировал.

А потом случилось нечто странное.

Мужчина уже заканчивал пресс-конференцию несколькими общими фразами о том, как они заняты, исследуя эпидемию, и призвал всех не верить безответственным интернет-слухам и не распространять их. И тут камера внезапно перешла на ведущую, и все в общей комнате закричали так, что заложило уши. Это полностью сбило Эми с толку, потому что ведущая была обыкновенной дамой в брючном костюме. Но потом она вспомнила про задержку. Все ее тело напряглось, и пять полных секунд она ждала, чтобы увидеть то, что уже увидели они.

Ведущая быстро сказала, что у них есть совершенно новое видео, только что просочившееся из эпицентра эпидемии. Она еще не успела закончить фразу, как пошло нечеткое видео, снятое ночью из машины. Хаос начался перед тем как включилась камера – в самой машине слышались вопли и растерянные крики, а снаружи доносилось нечеловеческое рычание. Стекло треснуло. Через него пробился кулак, затем гротескное лицо укусило того, кто держал камеру. Вспышка света и хлопок внутри машины – выстрел. Монстр отпрянул от окна. За ним стояло намного больше, то ли четыре руки, то ли пять уже тянулись через стекло. Еще несколько выстрелов.

Женский голос внутри машины заорал: «ГОНИ! ГОНИ!»

Визг шин. Другой голос с облегчением проскрипел: «О, бог мой, о, бог мой, это было так близко…»

Изображение метнулось через улицу. Эми показалось, что там трусит рыжеватая собака. Молли?

Женщина, державшая камеру, опустила руку так, что камера сейчас показывала ее колени, но продолжала записывать – поэтому зрители и поняли, что она обречена, еще до нее самой. Пока женщина нервно разговаривала с водителем, на ее животе образовалась розовая полоса. Потом появилась и стала углубляться дыра, как будто в нее выстрелили самой медленной пулей в мире.

На колени вывалились кишки, беспорядочное переплетение мокрых сосисок.

Женщина закричала.

Видео резко оборвалось.

Эми выключила передачу. Потом глубоко вздохнула и позвонила Дэвиду. Автоответчик. Несколько минут она ходила по спальне, пытаясь придумать, что делать дальше. Потом пошла в туалет, и ее вырвало.

Джон видел, как сообщения Эми накапливаются на мобильнике, и к вечеру понедельника уже хотел выбросить его. Он знал, насколько серьезна гребаная ситуация, он мог включить телек или выглянуть из окна – мотель стоял в квартале от церкви пятидесятников, и он мог видеть, как люди валом валят через дверь. В понедельник.

И, кстати, он хотел сказать, что подружился с Дэвидом за десять лет до того, как Эми узнала его чертово имя. Она даже не могла вообразить себе всю глубину его утраты. И для чего она звонит ему каждые пять секунд? Хочет, чтобы он сделал… что именно?

Джон пообещал себе, что сегодня не будет пить; в субботнюю ночь он перебрал. Но в понедельник вечером в голове и в кишках началось странное шевеление, и он сообразил, как было глупо пытаться расслабиться на неделю вперед, когда ему надо быть готовым на 110 процентов. Однако он решил, что пиво ему только поможет. Купил коробку в двенадцать банок и весь вечер оставался в комнате мотеля, внимательно следя за новостями.

Эми он позвонит завтра.

Вторник 8/11:

Среда 9/11:

Четверг 10/11:

Пятница 11/11:

Суббота 12/11:

Эми даже не знала, что ее больше шокировало: безумная суматоха в кампусе неделю назад или нынешнее его состояние города-призрака. Кампус опустел: опасаясь, что расширяющаяся зона карантина проглотит и университет, все вернулись домой к папам и мамам. Ну, во всяком случае, те, у кого они были.

Этим утром Эми целый час пыталась одеться, стоя в «комнате для гостей» дома, в котором она сейчас жила (огромное старое здание занимали три гея, с которыми она познакомилась на уроках керамики). «Комната для гостей» была переделанным чердаком, оклеенным постерами болливудских фильмов и полным выброшенных тренажеров, каждый из которых блистал собственной рекламой. Весь этот час она простояла в одних трусиках над чемоданом с одеждой, пытаясь понять, что будет практичным надеть в такой ситуации. Представив себе сотню возможных сценариев того, что они увидят, когда окажутся там, она в конце концов сообразила, что персонал карантина заберет у них любую одежду и даст взамен больничные пижамы или что-нибудь в этом роде. Так что самое лучшее – надеть что-нибудь такое, что она бы без сожаления отправила в мусоросжигатель.

В результате она оделась очень поздно, и еще должна была зайти в аптеку. Она оттягивала это всю неделю, потому что думала, что там сумасшедший дом, как и повсюду. Но в ней, как и повсюду, было подозрительно пусто.

На полках? Тоже пусто. И всюду написанные от руки вывески об ограничениях при продаже. Она хотела выкупить лекарства по обеим рецептам, но Окси у них не было, и только небольшая часть таблеток для расслабления мышц. Она попыталась не показать парню за прилавком, насколько испугалась, и быстро мысленно сосчитала, сколько дней осталось до того, как боль уложит ее на спину и она будет не в состоянии встать (ответ: девять). Но в карантине наверняка полно врачей всех видов, и у них есть таблетки от всего.

Она купила пачку носовых пластырей – без них она не могла спать. Еще хотела таблетки от аллергии, продаваемые без рецепта. Исчезли. Она поискала антацид, для Дэвида, но его тоже не было. Остались только какие-то таблетки от изжоги с запахом тропиков, которые никто не купит даже в такой отчаянной ситуации.

Стойка с тампонами сияла девственной пустотой. И полка с презервативами, как она заметила, хотя это показалось ей, хм, слишком оптимистичным. Она успешно приобрела несколько тюбиков пасты для чувствительных зубов и фирменный дезодорант, который не вызывал у нее сыпь. И последнее – отдел сладостей. Твиззлеры исчезли, зато она купила немного лакричных конфет «Ред Уайнз», вкус которых напоминал несвежие твиззлеры.

Она могла бы делать круги по магазину до конца дня, обдумывая товары, которые могли понадобиться ей и Дэвиду, но уже опаздывала, и если Джон придет на место встречи, а ее не будет, он может перепугаться до смерти.

В сообщении Эми попросила Джона подобрать ее на остановке автобуса перед огромным мексиканским рестораном, который было невозможно не заметить. Она взяла с собой только одну смену одежды и подушку, и набила сумку лекарствами. С ее спиной подушка – суровая необходимость. На другой подушке она спать просто не сможет. У них там может быть все, они могут послать ее в карантин, одетой в мешке из-под картошки. Но уж подушку у нее не отберут.

На остановке автобуса она оказалась за три минуты до одиннадцати, и ровно в одиннадцать увидела, как белый «Бронко» поворачивает из-за угла. Она глубоко вздохнула и благодарственно помолилась.

Спустя два часа Эми все еще сидела на остановке автобуса. Из-за угла появился вовсе не Джон и не «Бронко», совсем другая марка. За рулем сидела какая-то деревенщина.

Она в пятый раз позвонила Джону. Автоответчик.

Когда она повесила трубку, мимо нее по тротуару прошли два парня с дробовиками. В центре города средь бела дня.

Она замерзла, сидя на остановке с подушкой на коленях; попа закоченела. Она позвонила на стойку регистрации мотеля Джона и попросила проверить, дома ли он (не проверили). Она позвонила Нише и спросила, звонил ли он (нет).

Только не плакать. Вплоть до дальнейших уведомлений она ввела правило «не плакать». И съела полдюжины лакричных конфет.

В квартале от нее остановился кроссовер. Из него вышли четыре парня. За спиной каждого висел тяжелый пластиковый чехол, в котором, судя по форме, находилась винтовка. У некоторых были небольшие кейсы; ей показалось, что в них револьверы или какое-то другое оружие, поменьше. Все они направились в одном направлении.

Она опять уставилась на телефон, желая, чтобы он зазвонил.

Наконец, примерно в 13:30, Джон ответил на ее звонок.

– Алло?

– Джон! Бог мой. Ты где?

– Я, э, в мотеле. Что случилось?

– Ты имеешь в виду то, что случилось со мной? Я здесь, на остановке автобуса.

– Лады, ты собираешься сесть на автобус и приехать сюда или…

– Что? Джон? Сегодня воскресенье.

Пауза.

– Что, в воскресенье не ходят автобусы?

– Джон…

– Ну? Что случилось? Ты плачешь?

Она попыталась восстановить самообладание, но не сумела.

– Алло? Эми?

– Джон, сегодня мы собирались поехать в город. Повидать Дэвида.

– А, да, верно. Я не слышал твои сообщения… только сейчас. Мой мобильник не работал, сеть упала – мне кажется, из-за множества звонков и…

– Ты приедешь?

– Ой, нет, не думаю. Сегодня мне нехорошо, я по-настоящему болен. Наверно, отравился едой. Вероятно, в мотеле что-то произошло, все жалуются. Но это даже к лучшему. Мне кажется, нам лучше остаться. Но я занимаюсь поисками очень активно. Оказывается, правительство опубликовало на своем сайте список имен. Я еще его не смотрел, но разреши мне дать тебе адрес…

Эми прекратила разговор и выключила телефон.

Она разозлилась так, как не злилась никогда в жизни. Десять раз глубоко вздохнула, пытаясь вспомнить технику, которой ее обучали на занятиях по медитации (кто-то заявил, что таким образом можно контролировать боль не хуже болеутоляющего, ха-ха-ха).

У нее оставалась только одна возможность. Она вынула из сумочки листовку с зомби, развернула ее и набрала номер, который парень продиктовал во время пресс-конференции.

Пройдя через пункты голосового меню, она добралась до оператора:

– Э, привет. Меня зовут Эми Салливан. Моего парня зовут Дэвид Вонг. Именно из его дома началась инфекция. Мы оба были там. У меня симптомы. Мне кажется, меня должны были поместить в карантин, но я в двух часах езды, и мне не на чем ехать.

Долгое молчание на другом конце линии.

– Пожалуйста, подождите.

Через минуту заговорил дружеский мужской голос:

– Мисс Салливан?

– Да, сэр.

– Мы приедем за вами. Оставайтесь там, где вы находитесь. Не паникуйте.

– Хорошо. Вы знаете остановку автобуса перед…

– Мы знаем, где вы находитесь. Мы будем через полчаса. Пожалуйста, оставайтесь там, где вы находитесь. Если к вам кто-нибудь подойдет, попросите его остановиться в пятидесяти футах от вас. И не волнуйтесь.

Тридцать минут? Значит, у них есть люди в городе.

Она повесила трубку и откусила от «Ред Уайнз». Она чувствовала себя очень глупой. Это именно то, что надо было сделать намного раньше. Она окажется в Неназываемом еще до темноты.

Темнота. Жажда.

До этого я попадал в больницу только раз. У меня были контузия, несколько порезов, и раздробленная глазница – в аварии, – и небольшая огнестрельная рана – не в аварии. Смутно это помню, потому что период жизни, в который все это произошло, почти стерся из памяти. Но одно помню совершенно отчетливо – длинное, медленное и неустойчивое возвращение сознания, последовавшее за выходом из искусственной комы. Изображения и запахи дрейфовали в тумане бессмысленной логики сна, и казалось, что без меня мир прыгнул во времени вперед. И жажда. Эта была похожа на ту.

Я твердо помнил, что вошел в Порта-Потти и вышел из сортира ББ в кричащую и толкающуюся толпу, собравшуюся за магазином. Людей туда согнала Национальная гвардия – смущенные испуганные юнцы с автоматами без защитной одежды. Кто-то начал стрелять, рядом со мной взорвалась голова, как и баллон с газом, и мертвый парень рухнул в дверь, из которой я только что вышел.

С тех пор прошли дни. Это я знал. Чувствовал по боли в суставах. И смутно помнил циклы: сознание и потеря сознания, опять сознание, ночной сон, приход и уход дня, который мало отличался от темноты. Меня куда-то несли, потом опять возили по коридору на каталке. Я вспомнил, что мне поставили капельницу, потом сняли, потом опять поставили. В какое-то мгновение я оказался на воздухе, за изгородью, говорил с другими людьми. Вспомнил крики и панику. Все это мгновенно пронеслось в мозгу, как свет фар, на секунду осветивший ночную спальню. Пронеслось и исчезло. Бессмыслица.

Сон.

Пробуждение.

Темнота.

У меня есть глаза. Я чувствовал, как дергались открывавшиеся и закрывавшиеся веки, хотя попрежнему ничего не видел. Ослеп?

Я пошевелил правой рукой. Вроде не тащу прикрепленную к ней пластиковую трубку, значит, капельницу от меня отцепили. С некоторым усилием поднял руку к лицу, чтобы проверить, есть ли на глазах бинт. Не было. Я моргнул. Потом попытался поднять голову и застонал – шею пронзил огненный шип обжигающей боли. Посмотрел вокруг, пытаясь найти свечение циферблата, свет в щели под дверью или мигающие зеленые огоньки консоли, измеряющей мои жизненные показатели.

Ничего.

Я попытался сесть. Сумел оторвать спину от простыни, но вторая рука не пошла со мной. Я дернул ею, услышал звяканье металла и почувствовал на запястье холодную сталь. Меня приковали к кровати.

Плохой знак. Всегда.

Разлепив сухие губы, я прохрипел:

– Эй?

Меня мог бы услышать только тот, кто сидел рядом. Я попытался сглотнуть и попробовал еще раз:

– Эй? Есть тут кто-нибудь?

Что-то вроде эха моего голоса подсказало мне, что я в маленькой комнате.

– ЭЙ?

Я подождал звука шаркающих шагов медсестры или даже звона ключей здоровенного тюремщика, который крикнет мне заткнуться ко все чертям, иначе он посадит меня в одиночку.

Ничего. Но, кажется, где-то вдалеке капала вода.

Внезапно я проникся уверенностью – абсолютной уверенностью, – что меня здесь бросили. Никаких допросов, они сунули меня в это здание, приковали к кровати и оставили умирать от жажды. И даже не оставили света. Я буду лежать, день за днем, ходить под себя, как брошенный в трейлере пес, чей хозяин ушел куда-то за метамфетамином.

– ЭЙ! КТО-НИБУДЬ?

Я потянул за наручники. Не произошло ничего, кроме раздражающего шума. Я даже не мог увидеть дверь.

Здесь и нет двери, наверно, они заложили ее кирпичной стеной, или заперли меня в грузовом контейнере и навалили на крышу тысячу тонн дерьма, или опустили на дно океана.

– ЭЙ! ЭЙ!

Я поднял ногу – не скованную, насколько я мог сказать – и ударил поручень, к которому были прикреплены наручники. Нога была слабой до невозможности. Поручень даже не пошевелился.

– ЭЙ! ЧЕРТ ПОБЕРИ!

– Сэр?

Слабый голосок. Я застыл.

Неужели я действительно его услышал?

Я, как дурак, уставился в темноту, выискивая движение. Кто-нибудь мог бы сидеть у меня на коленях – я бы все равно его не увидел.

– Эй! Здесь есть кто-нибудь?

– Только я. – Похоже на голос маленькой девочки. – Ты не можешь говорить потише? Ты пугаешь нас.

– Ты кто?

– Анна. А тебя зовут Волт?

– Нет. Меня зовут Дэвид. Кто такой Волт?

– Мне показалось, что они называли тебя Волт. Когда принесли сюда.

– Нет. О, хорошо. Вонг. Они, скорее всего, сказали Вонг, это моя фамилия. Дэвид Вонг.

– Ты из Японии?

– Нет. Здесь есть еще кто-нибудь?

– Только мы. Я и мистер Медведь.

– Лады, Анна, может, это странный вопрос, но мистер Медведь – он настоящий медведь или плюшевый?

– Он плюшевый, когда сюда заходят взрослые. Извини, если испугала тебя.

– А что вы здесь делаете, Анна?

– То же самое, что и ты. Наверно, мы больны, и они хотели быть уверенными, что другие люди не заразятся от нас.

– Где мы?

– Почему ты не задал этот вопрос первым?

– Что?

– Не имеет смысла спрашивать меня, что я здесь делаю, если ты не знаешь, где это «здесь».

– Мы в больнице?

Нет ответа.

– Анна, ты здесь?

– Да. Извини, я кивнула головой, но забыла, что ты не можешь меня видеть. Мы в старой больнице. В подвале.

– Тогда где все? И что случилось со светом?

– Ты можешь спросить у космонавта, когда он опять придет. Раньше их было очень много, но в последнее время все они куда-то подевались.

Мне не надо было спрашивать, кто такие космонавты. Парни в защитных скафандрах.

– И сколько времени прошло с того момента, как они исчезли?

– Не знаю, у меня нет телефона. Но с тех пор я два раза спала. Уверена, что они скоро вернутся. Может быть, у них выходные.

– Ты помнишь, когда они принесли тебя сюда?

– Вроде как. Они пришли, взяли папу и сказали нам, что мы не можем идти домой, и что нас переводят в особую больницу. И вот мы здесь. – Внезапно она перешла на шепот. – Мне кажется, мы должны говорить тише.

– Сколько тебе лет, Анна?

– Восемь, – прошептала она.

– Послушай меня. Я не хочу пугать тебя, но они оставили нас здесь без электричества, еды и воды. Может, они вернутся и позаботятся о нас, но мы должны разработать план действий, предполагая, что за нами никто не придет.

– Если ты выпил всю свою воду, можешь взять немного моей.

– Я… у меня есть вода? Где?

– На столике рядом с тобой.

Я вытянул правую руку и коснулся ряда упакованных в целлофан бутылок. Вытащил одну и наполовину осушил, но тут меня разобрал кашель.

– Шшш! Нам действительно лучше вести себя потише. Еще есть коробка со злаковыми батончиками и всем таким, но они не очень хорошие.

– Почему мы должны вести себя тихо?

– Мне кажется, я слышала человека-тень.

Я подавился водой.

– Шшш.

– Анна, мы…

– Пожалуйста.

Теперь мы лежали молча, плавая в темноте, как пара безглазых пещерных рыб.