ГЛАВА 15

Незнакомец оказался рослым, почти на две головы выше Белки, и таким массивным, что казался глыбой из черного базальта. Лица и рук его было не видно — они искусно прятались под плащом и низко надвинутым капюшоном. Только глаза посверкивали в темноте отчетливыми изумрудными огоньками, да недобро поблескивали ослепительно-белые зубы.

Незваный гость без единого звука соскользнул с толстой ветки, на которой прятался неизвестно сколько времени, упруго приземлился, не смутившись ни высотой, ни присутствием посторонних. От резкого движения тяжелый кожаный плащ распахнулся, на мгновение показав вполне человеческую фигуру, одетую по моде прошлого века, но у Тиля, когда он попытался прощупать ауру чужака, внезапно волосы на затылке зашевелились: ее не было! Совсем! Разве что чужак… был не живым?

Незнакомец насмешливо хмыкнул, когда наемники и эльфы с поразительным проворством ощетинились сталью. Но в его усмешке не было ничего, кроме презрения к более слабым и менее удачливым соперникам. Если бы он хотел, давно разорвал бы их на куски. Вернее, он непременно сделал бы это, если бы не одно «но».

— Здравс-ствуй, Бел, — вкрадчиво, как-то по-змеиному тихо шепнул гость, незаметно пробуя на вкус ночную прохладу. — Я смотрю, ты опять с новичками?

— Не твое дело. Как жизнь, Одер?

В оглушительной тишине прозвучал неприятный смешок.

— Ничего. Спасибо за заботу.

— Ну, раз ничего, то, может, скинешь капюшон? — невозмутимо попросила Белка, небрежно поигрывая клинками. — Ты же знаешь, я люблю видеть собеседника.

Незнакомец странно наклонил голову, пристально изучая Гончую крупными изумрудами глаз. И, глядя в эти странные зрачки, Терг вдруг почувствовал, как по виску скатилась крохотная капелька пота. Чужак был опасен и очень-очень скор.

— Каким ты хочешь меня увидеть, Бел? — все тем же проникновенным шепотом осведомился наконец гость.

— Одером. Таким ты мне нравишься больше.

— Как скажешь.

Темнота под капюшоном на мгновение шевельнулась, а потом сгустилась, обозначив твердый волевой подбородок, болезненно выпирающие скулы, тонкие губы, алым цветком выделяющиеся на поразительно бледной коже. В ту же секунду чужак стремительным движением поднял руки, отчего у Ивера едва не сорвался с ложа заговоренный болт, так же быстро откинул капюшон и выжидательно посмотрел на Гончую непроницаемыми черными глазами, на самом дне которых посверкивали знакомые изумрудные искры.

— Так лучше? — спросил Одер почти нормальным голосом, в котором змеиное шипение теперь едва ощущалось.

Белка спокойно кивнула.

— Так ты хотя бы похож на настоящего. Зачем пришел?

— След ваш увидел.

— Врешь, — будничным тоном заметила Гончая, бесстрашно изучая его бледное лицо. — Запах учуял, верно?

Одер раздвинул губы в неестественной улыбке, и только тогда Стрегон подметил, насколько же сильно выделяются среди нечеловечески острых зубов верхние клыки.

— Нервные они у тебя, — скупо заметил пересмешник, мельком взглянув на людей. Потом выразительно покосился на эльфов и непроизвольно облизнул алые губы. — И славные. Особенно вон те, с ушами.

— Они мои, — слегка напряглась Белка.

Одер неохотно кивнул:

— Я вижу.

— Все мои, — настойчиво повторила она, и пересмешник с сожалением отвел взгляд от Тирриниэля.

— Жаль, — прошелестел разочарованно. — Мне бы хватило их надолго. Особенно вон того, постарше. Дивный «нектар», да еще приправленный магией… Выдержка — полторы тысячи лет!

Гончая нехорошо прищурилась:

— Ты ведь знаешь: я не отдам тебе своих.

— Знаю, конечно.

— Но все равно явился?

— Да. — Пересмешник неподвижным взглядом уставился в ее красивое лицо. Какое-то время просто смотрел, а потом с видимым наслаждением потянул ноздрями воздух. — Ты пахнешь все так же хорошо, Бел.

— Еще надеешься, что когда-нибудь повезет? — хмыкнула она. — И для этого детишек с собой прихватил? Думаешь, справитесь втроем?

Стрегон заметно вздрогнул, краем глаза подметив какое-то движение сбоку. Правильно понял причину, по которой дернулся живой мертвец, и подал знак побратимам сомкнуться вокруг эльфов. После чего загородил собой мастера и вытащил из-за пояса кинжал с серебряной насечкой.

— Так как нас-счет твоих деток, Одер? — вдруг прошипела Белка, мигом уподобившись дикой кошке. — Ты ведь для этого их сюда взял? Думал, справиш-шься со мной?

— Нет. Я не велел нападать, — торопливо отступил пересмешник. — Они просто сопровождение.

— Тогда пус-сть выйдут на с-свет, чтобы я их увидел!

Одер, неотрывно наблюдая за ее руками, коротко что-то прошипел, и спустя пару секунд из темноты проступили еще две тени, закутанные в непроницаемо черные плащи. Однако приблизиться к вожаку не посмели: застыли у деревьев и алчно уставились на добычу.

— Молодые… но с-сильные, — одобрительно проурчала Белка, коротко оглядев пересмешников. — Неплохая попытка, Одер. Лучш-ше, чем в прошлый раз. Значит, все еще питаешь надежду?

У Одера на мгновение вспыхнули глаза, но почти сразу погасли. А когда он снова заговорил, в тихом голосе зазвучала неподдельная грусть:

— Нет, Бел. Ты всегда оказываешься быстрее. Тебя сложно застать врасплох.

— Тогда зачем ты явился?

Пересмешник со вздохом вытянул перед собой ладонь, на которой стальными крючьями блеснули пять неимоверно длинных и очень острых когтей. Затем разжал кулак и кивнул на арбалетный болт, на кончике которого запеклась крохотная капелька крови.

— Я нашел это прошлой ночью возле кордона. Один-единственный след… но я не мог не прийти. Ты ведь знаешь.

— О, — нахмурилась она. — Так ты не ради эльфов заглянул к нам на огонек?

— Нет, — неслышно шепнул пересмешник, с почти человеческой мукой следя за ее изменившимся лицом. — Хотя такая добыча стала бы отличным завершением дня, не спорю. Но я спешил целую ночь не за этим…

— Все еще сходишь с ума от моей крови?

— О да-а-а…

Люди невольно вздрогнули от прозвучавшей в голосе пересмешника страсти. Почти мольбы, смешанной с нетерпением. Алчно сверкнули глаза, кровожадно обнажились клыки. Впрочем, это быстро прошло: глаза Одера быстро потускнели, алые губы, словно смазанные кровью, поблекли, хищно согнувшиеся пальцы снова расслабились, а лицо стало почти спокойным. Он не сделал ни единого движения навстречу Гончей, не переступил обозначенную ею черту, не нарушил правил, которые успел хорошо запомнить. Просто стоял на расстоянии в несколько шагов и обреченно ждал. Не в силах уйти, но и напасть не смея.

— Напомни-ка мне, Одер, почему я оставил тебе жизнь? — неожиданно спросила Белка, любуясь зеленоватыми бликами на своем оружии.

— Потому что я помню расцвет и падение Стражей, — послушно отозвался пересмешник.

— А почему я тебя все-таки убил?

— Потому что… — Его голос вновь сорвался на болезненный шепот. — Я подошел слишком близко. Но постараюсь больше не совершать этой ошибки.

— Разумно, — кивнула Гончая, внезапно успокоившись. — Пять веков прошло, а ты, как ни странно, живой… Если, конечно, это можно назвать жизнью. Однако, если помнишь, я предлагал тебе выбор.

На какой-то миг глаза твари полыхнули ненавистью, но тут же снова погасли, наполнившись прежним вожделением.

— Да, Бел. Но быть пересмешником гораздо лучше, чем получить нож в сердце. Так что это оказался неплохой размен. Правда, моего первого вожака ты все-таки убил… Хотя он сам виноват: подумал, что твои раны слишком велики, и не удержался.

— Зато теперь вожак — ты. Заметь, я даже ничего не имею против. До тех пор, конечно, пока твоя неуемная страсть к моей персоне не переходит границ.

— Я соблюдаю границы, — прошелестел пересмешник, с досадой щелкнув клыками. — Но это сильнее меня, Бел. Даже после смерти. Твоя кровь… — Пересмешник алчно заурчал. — Другой такой нет. Выпить ее до дна… вот настоящее блаженство. Но знать при этом, что больше никогда не попробуешь ничего подобного… Хуже нет пытки, Бел. Мучительнее нет боли, чем метаться между ненавистью и обожанием. Это разрывает меня на части. Поэтому я прихожу каждый раз, когда слышу твой запах. Поэтому я здесь. Поэтому безумно хочу… и не могу.

Она наклонила голову, бесстрашно изучая его исказившееся лицо.

— Что ж, враг мой, по крайней мере, у тебя хватает выдержки остановиться. Другой бы давно бросился из темноты, рванул клыками и…

— И сдох! — глухо рыкнул Одер, распахнув в гневе черные крылья, которые раньше казались плащом. — А я не хочу, Бел! Даже такая жизнь лучше смерти! Пусть только ночью, пусть за счет кого-то другого… но все-таки жизнь. Ведь могло не быть даже ее.

— Кстати, раз уж ты зашел, скажи: твои ребятки сильно голодны?

— Средне. А что? — насторожился пересмешник.

— Да есть тут неподалеку компания остроухих с человеческими магами… всего-то в паре-тройке часов пути западнее. Ты, может, даже следы их видел.

У пересмешников шумно раздулись ноздри.

— Маги? Да еще эльфийские? — негромко проурчал Одер. — Они тебе мешают?

— Скажем так: я не буду против, если к утру их число уменьшится. Можешь даже стаю свою поднять, не возражаю.

— Какую стаю? — У Одера вдруг тревожно блеснули глаза.

— Одер-Одер… — укоризненно протянула Белка. — Вруном ты и при жизни был никудышным, а после смерти вообще потерял это полезное свойство. Не думай, что я не в курсе насчет вашего лежбища возле Большого утеса. И не надейся, что тебе удастся собрать армию, чтобы прорваться за кордон. Этого не будет, друг мой. Пока ты здесь и ведешь себя тихо, в отсутствие хозяина я прощаю вам некоторые вольности. И закрываю глаза на то, что охотники до чужого добра время от времени бесследно пропадают в здешних дебрях. Но учти, клыкастый: как только вступишь на путь прежнего вожака, я вернусь. И вот тогда у тебя уже не будет выбора.

Пересмешники зашипели, заставив эльфов выхватить из колчанов стрелы с серебряными наконечниками, но Белка сделала знак не вмешиваться, и они вынужденно застыли, натянув тетивы до упора. Стрегон таким же знаком удержал побратимов от опрометчивого поступка и велел сохранять дистанцию даже тогда, когда одна из тварей вдруг сорвалась с места, позабыв про черту и не услышав предупреждающего шипения сородича, а затем набросилась на добычу, которую пообещал им вожак.

Белка терпеливо выждала, когда пересмешник пересечет вторую линию, и только тогда пошевелилась. Ее мечи сверкнули в темноте двумя зелеными молниями, очертив две идеально ровных дуги. В тот же миг ее тело неуловимо даже для перворожденных сдвинулось, а затем плавно вернулось в прежнее положение, равнодушно проследив за тем, как тварь бесформенной кучей оседает на землю.

— Молодой, — сухо констатировала Гончая, когда шипение издыхающего пересмешника стихло. — Слишком молодой и несдержанный. Надеюсь, он метил на твое место?

Одер щелкнул зубами:

— Да, Бел. Ты оказал мне услугу.

— Тогда не смею вас больше задерживать. Только, Одер, имей в виду, что я расстроюсь, если кто-то из тех, до кого вы сегодня доберетесь, не умрет, а слегка изменится. А когда я расстраиваюсь, обычно кто-то вскоре умирает. Ты меня хорошо понимаешь? Если в твоей стае появится новый родственник, я наведаюсь к вам в гости гораздо раньше, чем планировал.

Одер сглотнул, не в силах отвести взгляд от ее расширившихся зрачков: их неестественная глубина и поразительная яркость сжигали пересмешника изнутри. Причиняли почти такую же боль, как при жизни, когда он впервые понял, кто скрывается под маской ехидного сорванца. И они держали его сейчас так же крепко, как и пять веков назад, когда он, еще будучи человеком, так неосторожно рискнул приблизиться.

— Перестань, хватит, Бел!

— Ты меня понял? — зло процедила Гончая, заставляя его отступить и болезненно согнуться.

— Да… Не надо… Я знаю границы!

— Хорошо, — наконец милосердно отвернулась Белка. Потом порылась в карманах и бросила тяжело дышащему пересмешнику плотно закупоренный пузырек. — Меня, чтоб ты знал, вполне устраивает вожак, с которым можно держать вашу стаю в определенных рамках. Так что возьми и не вздумай открывать поблизости.

— Что это?

— А ты понюхай. Только осторожно: мне бы не хотелось убивать тебя из-за такой малости.

— Кровь? — безошибочно определил пересмешник, а потом нерешительно посмотрел на Белку. — Чья?

— Не моя, не надейся, — усмехнулась Гончая, небрежно оттолкнув от себя мертвое тело. — Моей тебе хватит даже капли, чтобы свихнуться и нарушить все наши уговоры. А я, повторяю, пока не планирую тебя убивать. Это кровь эльфа. Мага, если тебе интересно.

— Мало, — заметил пересмешник, придирчиво оценив емкость.

— В наше время и такой не удается достать, поэтому не привередничай. На пару лет спокойной жизни тебе хватит.

— Скольких я могу убить?

— Скольких сумеешь. Там пара сотен смертных, почти сотня эльфов и с десяток магов. Добычи всем хватит. Смотри только, чтоб твои не обожрались.

— Их много, — с сомнением протянул Одер.

— Вас тоже, — кивнула Гончая. — Так что шансы есть, а добыча действительно того стоит. Когда еще вам удастся так поразвлечься?

— Я подумаю над твоим предложением, — неожиданно отступил пересмешник, накидывая на голову капюшон. — Пока, Бел.

— Пока, Одер, — спокойно отозвалась она, наблюдая за тем, как он уходит.

Но пересмешник не стал делать глупостей: что-то властно прошипев второму сородичу, попятился к барьеру, до последнего следя за Белкой. Затем коротко взмахнул крыльями, легкой тенью взлетел и почти беззвучно исчез в ночи.

Она не мешала. И только когда убедилась, что оба гостя действительно удалились, опустила занесенные для удара клинки, а потом тяжело вздохнула.

— Трудно с ними. Но одно нужное чувство у них все-таки есть.

— Какое? — хрипло спросил в напряженной тишине Лакр.

— Жажда. И она бывает так сильна, что устоять от соблазна порой невозможно.

— Хочешь сказать, они нападут на агинцев?

— Где-то через час, когда настанет время пика их силы. Это слишком хороший шанс, чтобы его упустить. К тому же с Брегарисом есть еще маги, а ради такого куша пересмешники готовы на все.

— Не боишься, что они потом снова нас навестят? — настороженно огляделся Терг.

— Одер не зря пришел проверить, с кем я и сколько нас. Он — мужик умный, на рожон лезть не станет. С первого взгляда понял, что с вами толку не будет: влиянию его голоса почти не поддаетесь и оружие сами не сложите. Тиль для него чересчур силен, да и Лана он, как бы ни хотел, все равно не достанет.

— Стая у него большая? — напряженно спросил Стрегон, не торопясь прятать меч в ножны.

— Десятка два таких же оболтусов, как тот, который портит тут воздух. Может, два с половиной, но не больше, иначе Одер бы рискнул.

— Он за тобой охотится?

— Все пять веков. С тех пор как я оставил его умирать возле логова пересмешника, — с готовностью кивнула Гончая. — Одер, кстати, когда-то был Стражем. Сторожем, если точнее. Но потом выяснилось, что у него есть одна нездоровая привычка, вот и… Короче, предал он нас. А я узнал. Но убивать на виду не стал — просто отвел в лес, обрубил ноги по колено и предложил выбор: умереть или попробовать выжить. Он, как ни странно, выбрал жизнь, а спустя пару месяцев показался мне уже в новом обличье. Вернее, это пересмешник показался, надеясь обмануть его личиной. Не смог. Правда, и я его не убил. Только ноги обрубил во второй раз и от стаи избавил, чтобы не нарывались. Он один тогда выжил и по несчастливой случайности успел глотнуть пару капель моей крови… Меня там зацепили разок, а на него брызнуло. Насколько я знаю, ноги он еще с год потом отращивал заново. Плюс крылья, зубы и левую руку… Вот с тех пор у нас с ним, скажем так, мирный договор. Он старается сдерживать свою жажду, я по-прежнему оставляю его в живых. Он, конечно, все время пытается отомстить, потому как сильно тогда обозлился, но пока безуспешно. Так, раз в сто лет рискнет проверить силы, однако в последний момент все-таки отступает. Как раз тогда, когда я в очередной раз спалю ему гнездо или перебью стаю. А потом снова тихо.

— И ты не боишься? — неуверенно поинтересовался Лакр.

— Нет. Кожу он мне не прокусит, пусть даже очень на это надеется. В скорости тоже уступает, хотя становится тем сильнее, чем чаще отыскивает себе пищу. Ну и годы, конечно, сказываются: опыт тоже немаловажен. Однако и я иду вперед, так что он все время отстает. Иногда он даже оказывает мне некоторые услуги, поэтому мы все еще держим нейтралитет. Он делает вид, что заходит в гости по старой памяти, правда, старается подгадать так, чтобы я был ослаблен или ранен… Я делаю вид, что не вижу его попыток. И мы оба избегаем ненужных конфликтов.

— Почему ты его не уничтожишь? Это же упырь!

— Не знаю, — невесело улыбнулась Гончая. — Может, потому, что действительно когда-то пообещал не убивать. Может, он прав и мне на самом деле хочется, чтобы на Лиаре остался хоть кто-то, кроме меня и эльфов, кто помнит Диких псов. А может… жаль мне его. По моей вине он стал таким. Из-за меня не знает покоя. Рыщет по округе. Грызет кору от бешенства и терпеливо ждет, пока не отыщет возможность до меня добраться.

— Он тебя видел? — быстро спросил Тирриниэль.

— Частично, — кивнула Белка. — Поэтому его и тянет ко мне, как хмеру — на запах крови. Это действительно сильнее его. Поэтому он и любит, и ненавидит меня. Жаждет напиться, но не может даже подойти. Поэтому он не тронет этот проклятый болт и будет хранить, сгорая от желания облизать, но даже в самый черный год все равно не решится — для него запах моей крови подобен аромату райского яблока. И поэтому же он набросится на Брегариса, как только соберет стаю. А потом снова вернется.

— За наградой? — мрачно осведомился Ланниэль.

— В надежде на нее, — подтвердила Белка.

— А если он получит то, что желает?

— Не сможет: когда-то я коснулся его, Лан. Хорошо коснулся, правильно. Так что он не сможет меня убить. Наброситься — да. Поранить — охотно, но как только почует мою кровь — все. Умрет, всю землю в округе вылижет, но не причинит вреда. Для него это будет хуже смерти: я слишком сильно его привязал.

Наемники быстро переглянулись.

— И ты позволишь ему пировать среди агинцев?

— Да, — спокойно отозвалась Гончая, убирая клинки в ножны. — Брегарис собрал неплохую команду. Ее, разумеется, потрепали, но эльфов все равно слишком много. Да и агинцы не первый день, как за мечи взялись. По моим расчетам, они примерно вполовину убавят стаю нашему другу Одеру, а тот в свою очередь должен в эту ночь неплохо насытиться. В результате мы еще немного сократим наш хвост, а мне пару лет можно будет не трогать его гнездо.

— Очень удобно, — хмуро заключил темный владыка. — Предусмотрительно, умно и заманчиво легко. И давно ты так развлекаешься?

— Всю жизнь.

— Бел…

— Оставь, — отмахнулась она. — Риск есть всегда и везде. В Проклятом лесу его просто чуть больше. Так что не читай мне нотации и не напоминай о стае: Таррэн давным-давно отказался от мысли меня остановить. Единственное, что он сделал, — это запретил зверушкам нападать на меня первыми. И предупредил, что спросит с них за каждую ранку, которую я получу на охоте. Правда, я долго об этом не знал… Зато когда все выплыло наружу, Лабиринт три года не мог восстановить этот лес в прежнем виде. В итоге сошлись на том, что Таррэн отзывает свой приказ, а я, если в том возникнет необходимость, все-таки пользуюсь правом беспрепятственного прохода через кордоны и не рискую по глупости. Так что теперь, если пожелаю, могу схватиться с кем угодно.

— И это, как я понимаю, тебя полностью устраивает?

— Так я не теряю навыков и по-прежнему могу дать вам сто очков вперед. Плюс зверушки воспринимают меня не как придаток хозяина. Уважают, боятся. Одним словом, мне есть чем гордиться.

Тирриниэль тяжело вздохнул:

— В тебе хватит упрямства на весь наш род.

— Ну, с тобой-то я всяко не сравнюсь.

— Это еще почему?

— Потому, — фыркнула Белка. — Когда ты наконец найдешь себе пару? Я-то наделся, что после успеха с рунами у Мирены к тебе очередь из желающих выстроится, а ты…

Владыка Л’аэртэ отвернулся:

— И ты туда же!

— Чего ты ждешь? О чем вообще думаешь? Тебя можно было бы избавить от целой кучи проблем всего парой крохотных рун, а ты вместо этого упрямишься, как баран!

— Хватит уже рун! — непримиримо рыкнул Тирриниэль. — Хватит нам одного изменения! А делать что-то наполовину…

— О-о-о! — хищно прищурилась Гончая. — Хочешь сказать: или все, или ничего?

Эльф устало покачал головой:

— В моем положении нельзя быть уверенным ни в чем. Особенно в этом вопросе, потому что повторения я не хочу, а каждый раз подозревать в лицемерии надоело.

— Просто ты еще не нашел свою пару, — внезапно успокоилась и Белка. — Когда найдешь, сразу сообразишь: она. И тогда никакие руны тебя волновать не будут. Ни до, ни после обручения.

Темный эльф на это ничего не ответил, а Белка, вздохнув, с сочувствием на него покосилась: Тиль действительно был упрям, как все мужчины рода Л’аэртэ. И, однажды увидев, какой может быть настоящая пара, уже не хотел мириться с тем, чего никогда не имел. Он действительно хотел все или ничего. Но второй измененной на Лиаре не было и уже не будет, а найти кого-то, подобного ей, было нереально. По крайней мере в этом мире. Так что, смирившись с одиночеством, он просто перестал обращать внимание на выразительные взгляды красавиц своего народа, за которыми, как правило, не стояло ничего, что заслуживало бы внимания.

Только в этом вопросе он пока не пришел к согласию с Белкой. А настойчивые попытки знати сломить его сопротивление вызывали в нем раздражение и острое сожаление от мысли, что своей настоящей пары он, наверное, уже никогда не отыщет.