Весны в воздухе почти не чувствуется. Точнее, так: чувствуется все что угодно, но не весна. Чувствуются запах сырой земли и холодный ветер, а еще – тяжелые капли дождя, которые так и норовят забраться поближе к телу.

Ливень не прекращается уже второй день, словно какое-то наказание за совершенные человечеством грехи.

Дарья стоит у открытого настежь окна и невидящим взглядом смотрит сквозь стену дождя. Возможно, ей холодно, но холода, как и весны, она тоже не чувствует.

– Люблю грозу в начале мая!.. – раздается веселое за ее спиной.

Дарья не оборачивается. Она больше не помогает мужу надеть галстук и не кормит его кашей с фруктами на завтрак. Ей не то чтобы все равно – просто жаль времени, потраченного на кого-то ненастоящего. Теперь не перед кем щеголять в дизайнерских платьях и некого встречать горячим ужином.

Ей давно еще нужно было устроиться на работу. Сейчас бы стояла на своих двоих, а не опиралась бы на иллюзорный костыль.

– Я смотрю, у тебя сегодня хорошее настроение.

Она закрывает окно, и в квартире становится непривычно тихо. Близнецы уже одеты и ждут отца в коридоре: сегодня именно он повезет их в школу.

– Еще какое! – Денис на ходу заглатывает несколько виноградин из плетеной вазочки на столе. – Сдаем проект наконец-то. Еще месяц, максимум два – и пустим под аренду.

Неожиданно пришедшая в голову мысль отвлекает Дарью от картины проливного дождя.

– Я все хотела спросить: что вы там строите эдакое, что для тебя это такой праздник?

Денис по привычке целует жену в щеку, но губы его холодные и твердые.

– О, Дарья, тебе стоит почаще смотреть новости! Строим еще две «Подковы»: одна в Замоскворечье, другая в районе Басманного. Ты наверняка хоть раз видела – они по архитектуре довольно серьезно отличаются от соседних построек. Чудо, что нам вообще разрешили такую стройку!

Вот он: обычный работающий мужчина. Говорит о домах, чертежах и дедлайнах. Кажется, еще чуть-чуть – и можно подумать, что перед тобой все тот же Денис, за которого ты когда-то вышла замуж.

Но монстр внутри она дает забыть.

– Все взял? – скорее механически спрашивает Дарья. – На ужин вареников налеплю. С чем хочешь?

– С вишней было бы здорово, – улыбается Денис.

– С картошкой! С картошкой! – скандируют близнецы, все это время подслушивавшие родительский разговор.

– Хорошо, с вишней! – отвечает Дарья нарочито громко, поддразнивая сыновей.

Кто они такие вообще, эти дети? Получаются, полубоги, хотя с виду – абсолютно нормальные восьмилетние мальчишки.

Когда входная дверь с щелчком захлопывается, Дарья, недолго думая, достает «Макбук», протирает с крышки пыль и впервые за долгое время включает компьютер.

В одном Денис прав: ей стоит почаще смотреть новости.

Некоторое время Дарья скроллит по тематическим заголовкам, визуально снимая с экрана, как сливки, только отдельные слова и первые буквы.: «Сахаровский центр», «погибшие», «стратегический союзник», «Черное море»…

Информации так много, что не знаешь, за что ухватиться. В основном говорят о политике.

Но это все не то. Дарья ненадолго задумывается и вводит в поиск:

«Подкова Москва».

Сразу вылезают тысячи результатов. Новости самого разного толка: много чего говорят о Каземирове, финансовом положении «Айзмоса» и прочей чепухе, в которой Дарья совершенно ничего не понимает.

И тогда она находит ее – статью с громким названием «Раз подкова, два подкова!..», где в красках расписывают достоинства новых высоток, так неожиданно появившихся в самом центре города. Тут вам и песня про новые возможности для бизнеса, и сонет о потрясающем виде с последних этажей.

Больше всего заставляет напрячься вроде бы безобидная фраза о расположении зданий:

Возможно, для кого-то в этом отрывке нет ничего примечательного, но Дарья сразу цепляется за этот самый «треугольник». Напоминает сюжет кровавого триллера, где маньяк вычисляет своих жертв по географическим координатам.

– Что вы там задумали… – вслух шепчет Дарья, продолжая отчаянно прокручивать статью все ниже и ниже.

Но дальше ничего примечательного: несколько фотографий, приторно-сладкий комментарий Андрея Каземирова, а также примечания какого-то сомнительного «эксперта», пытающего доказать, что «Подковы» испортили внешний вид города.

Компания, в которой работают одни нелюди, строит три одинаковых высотных здания на одинаковом расстоянии друг от друга в самом большом мегаполисе Европы. Это что угодно, но только не совпадение.

Дарья не сверхчеловек. Да, за последнее время с ней произошло несколько необычных инцидентов, но это не дает ей права вмешиваться в дела тех, кто значительно могущественнее нее.

И все же она всегда была такая, даже в школе. Как-то она пошла к историку, чтобы отстоять годовую оценку одноклассницы, с которой они даже не особенно общались. Что-то было такое в самом факте несправедливости, что кипятило в ней кровь.

Лежащий тут же на столе телефон коротко вибрирует. Дарья не глядя открывает сообщение и только затем заставляет себя сконцентрироваться на буквах.

«Еще спрашиваешь».

И пышущий гневом эмодзи на следующей строчке.

На это она ничего не отвечает. Слишком похоже на то, что сказал бы Денис, будь он на месте Льва.

Дарья откладывает телефон и продолжает инспектировать новости. Войны, оружие, мирные соглашения, смерти, рождения – все то, что она пропустила, пока была слишком занята собой. В королевской семье родился еще один сын, ну надо же.

Телефон вновь неуютно ерзает по столу.

Дарья читает, не отвечает.

Еще через минуту:

Прежде чем напечатать ответ, Дарья на мгновение останавливается и спрашивает себя, сердится ли она на него. Разочарована, что он ей недостаточно доверял? Да. Злится? Вряд ли.

Не важно, откуда взялись эти камни. От троюродной тетушки или прямиком из ада – в них нет ничего хорошего, если понятия о добре и зле все еще существуют как таковые. Ввязываться в игру, где победитель выживает, а остальные вынуждены лететь в пропасть… Не глупая ли это задумка?

Дарья не выбирала, стать ли ей той, кем она является сейчас. Она не давала объявление о сдаче своего тела в аренду, и все же теперь у нее есть вот такой вот жилец. Он не платит за газ и воду, но зато распоряжается всем по-хозяйски.

После долгих раздумий она вновь берет телефон в руки, и на некоторое время ее пальцы замирают над виртуальной клавиатурой. Хочется спросить, почему он еще связывается с ней после того, что сделал.

В конце концов, он мог просто попросить.

Так получилось, что в последние месяцы этому парню она раскрыла больше секретов, чем родной матери за всю свою жизнь. Даже рассказала ему про человека в супермаркете, и он не проронил ни слова осуждения.

Он видел ее такой, какой не видел никто. Видел эти ее зубы и когти, видел налившиеся кровью глаза. Он видел ее вывернутой наизнанку, и она думала, что после такого не предают.

Проходит целая вечность, прежде чем она решается:

Ответ приходит моментально, будто Лев по ту сторону все это время ни на секунду не выпускал телефон из рук.

Она – это Лиза? Дарья вздрагивает, представив себе соперницу. Молодая, привлекательная, с очаровательной улыбкой и женственной фигурой. Дарья на ее фоне вообще выглядит мальчишкой, пусть и высокая.

За окном все еще льет, как из ведра. И в небе на много километров вокруг нет даже надежды на просвет. Все заволокло серыми грузными тучами. Они висят так низко над землей, что кажется, вот-вот ее раздавят.

Краем глаза Дарья ловит на серой стене знакомую тень с длинным хвостом. Кисточка на конце задорно дергается из стороны в сторону, как бы говоря о том, что такая погода монстру как раз по вкусу.

За мгновение до того как внутри начинает что-то жечь, Дарья уже знает, что сейчас все повторится, как повторялось много раз до этого. К тревожности добавляется очевидное ощущение тошноты.

– Ну вот, опять, – бормочет Дарья.

Она покидает квартиру в чем есть: халате и домашних тапочках, даже не закрыв ноутбук и не ответив на последнее сообщение Льва.

Во дворе она натыкается на худощавого мужчину в рубашке на три размера больше, чем нужно. С сосредоточенным лицом он перебегает под балконами с большой картонной коробкой в руках, которая промокла уже до такой степени, что грозит вот-вот развалиться.

Ни у него, ни у Дарьи нет зонта. И когда она становится у него пути – женщина-скала, руки сплетены под грудью, глаза мечут молнии, – он замирает, не в силах пошевелиться.

Вблизи хорошо видно: он едва старше нее, лет тридцать пять – тридцать семь, не больше, – но выглядит ужасно. Кожа похожа на наждачную бумагу: вся в рытвинах. Пропущенные во время бритья участки лица напоминают болотистые кочки. В этих усталых глазах старость и время.

– Чего тебе? – выпаливает мужчина, и во все стороны летит слюна.

Дарья не отшатывается. Что говорить – ни один мускул не дрожит на ее лице. Единственная мысль пролетает в голове: «Ну хоть на этот раз недалеко от дома», – и отпускает.

– Да так, – хрипит она, и как многие разы до этого один только голос пугает жертву до чертиков, – интересно, что в коробке.

Мужчина прижимает заветную коробку к груди, словно это его младенец.

– Тебя не касается.

Дарья видит, что у него не хватает двух передних зубов.

– Зато маму твою касается. Что на этот раз вынес? Отцовские раритетные фотоаппараты?

В его глазах ужас и узнавание. Иногда он тоже видит этого монстра в отражении в зеркале, но быстро отводит взгляд. Сейчас же избежать встречи с самим собой попросту невозможно.

– Оно того не стоит, Леша. – Имя само собой всплывает у Дарьи в голове, как и тысячи других фактов из жизни этого непримечательного мужчины. – Раньше, когда друзья твои были живы, еще, может, стоило, но сейчас ты один. И должен выбираться.

– Да много ты знаешь! – через дождь кричит Леша.

Он не собирался ничего такого пробовать. На вечеринке пару лет назад так, ради прикола, приятели уговорили. Но шло время, и те самые друзья один за другим угасли, как оставленные без присмотра свечи.

Сейчас он остался один, причем во всех смыслах этого слова. Даже когда пьет чай с матерью на кухне, все равно один.

Дарье все это чуждо и незнакомо. Она, может, была не идеальной дочерью, но в плохую компанию, слава богу, не попала, а потом уже и Денис ее подхватил и дал ей такую жизнь, в которой все эти удовольствия казались лишними.

– Много знаю. И про «Ниву», которую ты продал за три копейки. И про ноутбук младшей сестры. И про жену, которая до последнего держалась, но все же подала на развод.

Леша, услышав, как много эта красивая незнакомка знает о его жизни, отвечает тихо. Плечи опущены, глаза смотрят в серый асфальт, а с остриженной по прямой челки ручьем течет небесная вода. Даже если заплачет, никто не увидит.

– А вам-то какое дело?

– Лично мне – никакое. Но ты о маме подумай. Ее же удар хватит, когда ты умрешь. А сестра на кого останется? Она же несовершеннолетняя еще. Сам подумай, какое будущее ее ждет после такого.

Леша следует совету и правда думает. Представляет Жульку одну, в стенах хрущевской двушки с крохотной кухней, а затем видит ее в объятиях потных мужиков с толстыми кошельками. Она не должна жить такой жалкой жизнью, как он.

– Смерти на тебя плевать, – мягко говорит Дарья, как будто сообщить о таком – дело совершенно обычное, – но если ты умрешь, то добра в этом мире не прибавится.

Леша оседает под тяжестью металлических фотоаппаратов так низко, что еще чуть-чуть – и он расплавится, растечется по мокрой дороге. Вот теперь-то он точно плачет – это видно по его худой часто дрожащей спине.

Дарья опускается на корточки и кладет ладонь на Лешино плечо.

– Ничего, – шепчет она уже своим голосом, но скорее себе, нежели ему, – ничего.

Нина лежит на раскладушке: руки вдоль тела, как у покойника, седые длинные волосы беспокойными червяками разметались по подушке. Она смотрит на потолок так пристально, будто пытается разглядеть там невидимые созвездия. За последние десять минут она ни разу не моргнула.

– Ба, ты бы это, поужинала…

Рядом с кроватью появляется Лев. Большие пальцы засунуты в карманы джинсов, но это скорее жест неуверенности, нежели наоборот.

– Не хочу, – кратко отвечает старуха и продолжает бесцельно пялиться в потолок.

– Хочешь, я тебе Москву покажу? – предлагает внук. – Я не знаю. Ты вроде не вчера приехала, а все сидишь в четырех стенах… Точнее, лежишь. Ты вообще хорошо себя чувствуешь?

– Я живее всех живых, не беспокойся, милок.

Нина даже не смотрит на Льва, но ей и не нужно. Все равно это лицо – ненастоящее. Она как-то увидела точно такого же человека: он был у них в деревне проездом, торговал какой-то плешью вроде бэушных карбюраторов. Но все бабы местные наперебой начали капать, что он ничего, смазливый, и Нина невольно сохранила в памяти эти правильные черты.

Какие мужчины нравятся ей, Нина сама не знала. Она так давно ходила по этой земле, что все люди стали на одно лицо. То, что было красиво вчера, становится уродливым сегодня, и в этом бесконечном карнавале вкусов маски меняются так быстро, что взгляд успевает замылиться.

– Ладно, если чего нужно будет, я у себя. – Лев подбородком кивает на ноутбук у себя в руках: – Я тут взял кое-какую работку на выходные: у нас сейчас в офисе завал.

Нина его не слышит: мысли заняты гораздо более важными вещами – вселенной, равновесием, будущим.

Когда она наконец поворачивает голову, то Льва в комнате, конечно, уже больше нет. Глубоко вздохнув, старуха поднимается с раскладушки и осторожно ставит костяную ногу на холодный паркет.

Идет она медленно, бережно волоча по полу мертвую конечность. Прожитые годы наваливаются на нее внезапно, всеми своими днями и часами, потраченными на пустое созерцание жизни. Время свинцовой шалью опускается ей на плечи, но Нина упрямо продолжает двигаться вперед.

Некоторое время она следит за внуком, сгорбившимся над горящим экраном ноутбука, а затем, все так же не проронив ни слова, покидает квартиру. Дверь за собой не закрывает – так и оставляет распахнутой настежь, как бы приглашая в дом нечистую силу.

«Ему-то что, – лениво думает Нина, – он даже ничего не заметит».

У нее же сейчас есть другие, серьезные проблемы. Один камень, который она потеряла несколько десятков лет назад, она таки нашла, но оставалось еще два. И если в ближайшие два месяца она их не проглотит, то проиграет пастырю в этом многовековом противостоянии. Тогда ее ничего не подозревающему наследнику придется помогать тому, кого она всю свою жизнь презирала.

Когда Нина была еще совсем юной девицей, то поначалу не воспринимала слова слуги смерти всерьез. Она была убеждена, что спрятать три крошечных полупрозрачных бриллианта ничего не стоит, но со временем до нее начало доходить, что спрятать надо так, чтобы потом еще самой найти.

Закопать в земле, оставить в дупле – не вариант. Так камни моментально учуют Тени, а те быстро донесут обо всем пастырю, пусть они и не на его стороне. Оставался один вариант: другие люди. Передать камни незнакомцам, а затем следить за тем, чтобы они оставались внутри семьи. А еще желательно распределить все три камня между разными семьями, чтобы их было сложнее найти.

Первый вариант очевиден – передать один из камней собственным потомкам. Дальше все оказалось сложнее. Людям из деревни Нина доверяла мало, тем более что для них такая драгоценность была прямым соблазном продать ее или обменять на что-то более практичное.

На деле все оказалось еще хуже, и, как Нина и боялась, камни довольно быстро затерялись. Их передавали из рук в руки, проигрывали, обменивали… Они обладали такой мистической притягательностью, что, чтобы их заполучить, некоторые не пренебрегали даже убийством. Сейчас это бриллианты, порозовевшие от коктейля из крови, в котором они так долго лежали в качестве кубиков льда.

До дня летнего равноденствия остается всего ничего, а Нине еще предстоит вернуть себе два камня из трех. Непростая задача, если учесть сгущающиеся над Москвой тучи.

– Верлиока, вот поганец… – бормочет Нина себе под нос, проходя мимо двух молодых людей в полутемном подъезде.

Те вежливо сторонятся, пропуская сумасшедшую бабушку вперед, и даже не сразу понимают, что она обращается именно к ним, когда Нина оказывается уже пролетом ниже:

– Балкон скоро обвалится.

Она говорит достаточно громко, чтобы парнишки ее услышали, но недостаточно, чтобы сказанное улеглось у них в голове.

– Простите, это вы нам? – говорит один из ребят, такой рыжий, с веснушками, вылезающими из-под густой бороды.

– Вам-вам. – Нина задирает голову вверх. – Тот балкон, что вы ремонтируете в семнадцатой.

Парни недоуменно переглядываются, не зная, что ответить на такое предостережение от незнакомой бабули. Да, они и правда сейчас занимаются ремонтом соседкиного балкона, однако дом хоть и старый, но, по идее, крепкий. До этого никаких проблем с конструкцией не было.

– Спасибо, – после долгой паузы наконец отвечает второй приятель.

До самого восьмого этажа, где живет Гоша, один из друзей, оба не обмениваются ни словом.

– Ты думаешь, это правда? – спрашивает он Егорку, рыжего мастера.

Тот пожимает плечами:

– Не знаю, но что-то у меня по спине мурашки побежали, когда бабка сказала про балкон. В конце концов, откуда ей знать?

– И правда, откуда, – соглашается Гоша.

И все же он потом позвонит тете Марине и сошлется на боль в спине. Дескать, повредил на работе, поэтому с халтуркой больше помогать не сможет. А вот Егорка окажется менее суеверным.

«Обрушился балкон в жилом доме на северо-западе столице. Есть жертвы», – так потом напишут новостные порталы.

А Нина тем временем идет к метро, впервые в жизни спускается в подземку и проходит на станцию, даже не позаботившись о билете. Стеклянные створки турникета, как по мановению волшебной палочки, разъезжаются перед ней в разные стороны, услужливо выжидая, пока Нина протиснется в проход.

Ехать долго, зато без пересадок. В душном вагоне странная бабушка в домашнем халате почти не привлекает внимания – лишь изредка кто-то глянет на нее, притулившуюся в углу, поверх смартфона, ридера или газеты. Здесь люди вроде бы вместе, но одновременно наедине с самими собой. Не смотрят друг на друга, не обмениваются взглядами, не запоминают лиц и одежды. Их всех словно заперли в одной камере, но какой смысл узнавать имена, когда вас выпустят на свободу всего через несколько станций?

На Таганке вместе с ней выходит много народу. Ее просто выносит в общем потоке, как кита без его ведома и желания выносит на песчаный берег, где он со временем задыхается. Здесь дышать тоже нечем. Только оказавшись на улице, Нина наконец может вздохнуть полной грудью.

Она никогда здесь не была. Да, видела иногда это место во сне, но реальность – это ведь совершенно другое. Правда, в данной ситуации никакая карта ей и не нужна – «Подкову-2», как и ее сестер-близняшек, можно невооруженным взглядом разглядеть практически из любой точки в центре города.

Больше на этом подземном змее Нина ехать не собирается, поэтому выбирает старый троллейбус с потрескавшимися боками. Она вновь устраивается в самом конце, на ободранном сиденье, и смотрит на огромный город, частью которого никогда не была.

В воздухе висит плотный аромат людских душ. Нина облизывается. Соблазн завлечь кого-нибудь в темный переулок и выпить до дна, а тушу потом запечь с травками в глиняном горшочке, силен, как никогда.

Но сильнее всего здесь пахнет другими существами, неживыми. Богами, их прислужниками, но особенно – потусторонними силами. Теней здесь так много, они так плотно набились между забывшими о добре горожанами, что прятаться от Нины им уже нет никакого смысла. Вот они и мелькают перед глазами, как кадры немого кино, быстро сменяя друг друга в ожидании финала.

А еще она, конечно же, чувствует его.

«Духом пахнет, – думает Йама, почти наслаждаясь этим осознанием. – Твоим духом, пастырь».