Вместо того чтобы, как обычно, проторчать с утра в ванной добрых сорок-пятьдесят минут, Дарья проводит пятерней по волосам, брызгает водой на лицо и лишь после долгих раздумий притрагивается к зубной щетке.

– Мам, ты там скоро?

Это Артур. Или Олег. Мозгу не хватает ресурсов, чтобы определить, который из сыновей сейчас за дверью.

– Да-да, сейчас.

Голос слабый, как у тяжелого больного.

– Дорогая, все в порядке?

А это уже Денис. Вот его сложно с кем-то перепутать, даже если лежишь на смертном одре.

Он наверняка что-то заметил. Понял, что с ней что-то не так. Что последние дни она сама не своя. Почти не готовит, за собой не ухаживает. Сидит дома целыми днями и прячется под одеялом, будто дитя, испугавшееся чудовища под кроватью.

Дарья не спрашивала, покончил ли он с этой своей любовницей. Сначала боялась услышать ответ, который слышать не хотела, а теперь уже боится саму себя. Вдруг это существо внутри нее захочет убить ее мужа? Она ведь знает, остановить его она не сумеет. И отчасти эта возможность даже кажется соблазнительной.

– Одну минуту! – из последних сил надрывается Дарья.

Раньше никого не волновало, сколько времени она проводит перед зеркалом. Но теперь изменилось не только это – жизнь разом перевернулась вверх тормашками, и все, что было до этого, превратилось в послевкусие после приятного сна.

Пытаясь выдавить пасту из полупустого тюбика, Дарья роняет щетку, и та с коротким «дзынь» касается поверхности раковины. Ну вот, уже руки не слушаются.

– Давай помогу.

Не пойми откуда взявшийся Денис забирает у нее из рук тюбик, ополаскивает щетку и выдавливает на нее идеально круглую горошину зубной пасты.

«Надо было дверь на щеколду закрыть», – думает Дарья. Она настолько привыкла к мысли, что в их семье ни у кого нет секретов, что даже забыла, зачем в двери ванной замок.

– Спасибо. Ты уже поел?

Всего на мгновение стыд колет Дарью в позвоночник. Как же так, всего каких-то несколько месяцев, и она уже не образец для подражания.

– Да, сделал яичницу себе и мальчикам.

Ей хотелось верить, что у нее идеальная семья. Может быть, когда-то она такой и была, но теперь это лишь призрак былого счастья. И чисто по-русски спрашивая себя «кто виноват и что делать?», Дарья даже удивляется, как быстро на ум приходит ответ.

Это все человек внутри нее. Паразит, присосавшийся своими омерзительными щупальцами по ту сторону ребер. Сидит, вроде как в тюрьме, но на самом деле это она тут заключенная. Она в его власти.

И тут Дарья осознает еще кое-что.

Она смотрит на свое отражение в зеркале и видит там не себя, усталую, похудевшую, и не мужа. Ее взгляд притягивают золотые серьги с мерцающими в искусственном освещении драгоценными камешками.

– Я тебя так и не поблагодарила, – хрипит Дарья, глядя на мужа не прямо, а через отражение, будто так безопасней, – за подарок.

Денис прищуривается, словно пытается разгадать ее план.

– Дорогие, наверное, – продолжает она, с трудом дыша. – Не скажешь, где купил?

Вместо ответа Денис медленно заправляет прядь светлых волос жены ей за ухо. Так украшение видно еще лучше, и некоторое время он любуется бриллиантом.

– Камни получил по наследству от одной двоюродной тетки. Ты ее не знаешь, она давно умерла. Попросил Харлама, это мой знакомый ювелир – помнишь его? – красиво оформить, и вуаля!

Внутри Дарьи все замирает, и мысль, такая же ужасная, насколько легкая, мягким облачком селится у нее в голове. Выходит, в ней сейчас живет эта двоюродная тетка? А что, вполне логично: та была колдуньей, не хотела умирать, вот и заточила свою душу в эти бриллианты.

Еще не так давно мысли о колдовстве показались бы ей чистым бредом, но сейчас она принимает эту версию на полном серьезе.

Муж словно читает ее мысли:

– Она была странной, если хочешь знать. Немного не от мира сего. Но ко мне она хорошо относилась, вот и завещала эти камни. Говорила, они какие-то очень редкие. В мире всего несколько таких.

– Ты не поможешь… – Дарья некоторое время собирается с силами, – …снять?

Удивительно, но Денису просьба не кажется ни чуточки странной. Без какого-либо промедления он тянется сначала к левому, затем к правому уху Дарьи.

– Конечно, – мягко говорит он. – Что-то с замком?

– Да, – тут же подхватывает Дарья, – определенно что-то с замком.

Следующего момента она ждет с замиранием сердца, как ребенок, уже получивший свой новогодний презент, но еще не знающий, что внутри блестящей упаковки. Вполне может быть, что не обещанный фотоаппарат, а бесполезная энциклопедия про животных.

Серьги легко падают в раскрытую ладонь Дениса. Два сверкающих камня переливаются в тусклом свете всеми цветами радуги, при этом оставаясь абсолютно прозрачными. Не знай Дарья, что скрывается за этой невинной чистотой, могла бы подумать, что красивей сережек у нее в жизни не было. Один камень как будто чуть тусклее второго, но при таком освещении точно сказать трудно.

А теперь что?

Внутри ничего не меняется. По идее, ведь сразу должно стать легче! Боль – физическая и духовная – обязана если не испариться, то хотя бы ненадолго отступить.

Дарья вспоминает, как, когда она была беременна близнецами, внутри нее тоже была чужая жизнь. Только тогда это ощущалось как начало чего-то нового, а сейчас – как бесповоротный финал.

– Куда положить?

Голос мужа острым ножом разрезает густой туман, который окутывает Дарью, как шерстяной плед, только колючий и очень холодный. Сказать ему, чтобы выбросил? Избавился от них как можно скорее любым возможным способом? Или…

– Сюда, в вазочку, – Дарья машет рукой в сторону полки, где прежде были аккуратно расставлены баночки с кремами, а теперь творится полнейший хаос. Крышки и этикетки переплетают несуществующие руки в ожидании счастливого конца, который в этом фильме вряд ли наступит.

Дарья вновь прислушивается к собственным ощущениям. Она настолько давно не была собой, что уже трудно вспомнить, а каково это – быть человеком.

Щекотало ли так раньше желудок? Или это от того, что она давно не ела? Это мигрень или тяжелые чужие мысли в ее голове?

И… Это она спрашивает себя, в порядке ли она, или кто-то другой, наконец ставший хозяином в ее теле?

– Дорогая, тебе звонят.

Денис запечатлевает у нее на макушке мимолетный поцелуй и выходит из ванной. Телефон надрывается от недовольства, с каждой секундой все увереннее вибрируя в сторону края раковины.

Дарья хватает смартфон в последний момент.

– Ты у себя?

– А где мне еще быть, на Луне?

Ей давно так не звонили. Без предупреждений, без напоминаний. В век технологий, социальных сетей, мессенджеров и уходящих в прошлое эсэмэсок звонок выглядит как использование огнива вместо зажигалки.

Но каким же теплом веет от этого огня.

– Не дерзи, у меня мало времени. Я на работу опаздываю.

– Как твоя бабушка? Приехала?

– Да, с ней все в порядке… Дело в другом. Я тут встречался с одной девушкой…

– Лева, ты у меня будешь совета просить в личной жизни? Серьезно?

По ту сторону слышится тяжелый вздох.

– Да нет, ты послушай. Ее зовут Лиза. Можно сказать, в каком-то извращенном смысле она наша общая знакомая.

Пауза длится так долго, что Лев начинает беспокоиться:

– Алло? Дарья? Ты меня слышишь?

– Слышу.

– В общем, ты представляешь, она…

Но Дарья перебивает друга на полуслове. Голос сухой и ровный, хотя внутри нее бурлит целый океан во время десятибалльного шторма.

– Ты уверен, что я хочу это слышать?

Теперь молчит Лев. Кажется, он не думал о ситуации с этой стороны. В конце концов выдыхает:

– Да, думаю, да.

– Давай не по телефону. В «Даблби», часов в восемь.

– Окей.

Слышно, что он разочарован. Слова, очевидно, так и готовы сорваться у него с языка без всяких «Даблби» и ненужных официальностей.

Они отключаются одновременно, каждый накрыт ворохом собственных мыслей. Краем глаза Дарья наблюдает за сверкающими из хрустальной вазочки сережками, словно бы в ожидании, что сейчас они оживут и поползут по кафелю двумя отвратительными червяками.

Но серьги так и остаются всего лишь дорогими безделушками.

– Извините. – Быстрое бормотание под нос.

Ничего необычного: на узкой улице в плотном потоке людей не так уж сложно сбить кого-то с ног. Дарья быстро приходит в себя, отряхивает коленки и скорее из любопытства оборачивается, чтобы посмотреть на неуклюжего прохожего.

Сначала она не понимает, что́ в этой стремительно удаляющейся широкой спине так сильно ее смущает. Черный плащ с широким капюшоном, надвинутым глубоко на лицо. Персонаж, как будто из сказки.

С одной стороны, это же Москва, тут и не таких фриков увидишь. Готы, феминистки и эти, как их… Дарья на мгновение задумывается, вспоминая слово. Косплееры.

В голове слегка гудит, но времени на раздумья уже нет. Толком не зная, чем руководствуется, интуицией или монстром внутри нее, Дарья разворачивается и припускает следом за мужчиной. На шпильках бегать, конечно, неудобно, но не менять же стиль, в самом деле, только потому, что ты теперь сверхчеловек.

– Эй! Подождите!

Никакой реакции – только шаги незнакомца, кажется, становятся еще шире и чаще.

– Мужчина, вы что-то уронили!

Никакой реакции.

Двигаться против живого течения – это все равно что ехать на велосипеде по песчаному пляжу в погоне за прячущимся в песке крошечным крабиком.

– Простите… извините…

Теперь уже Дарья ненароком расталкивает ошалевших горожан, намертво приклеившихся к своим телефонам. Почувствовав толчок, люди резко вскидывают головы и недоуменно смотрят на реальность, ставшую такой непривычной в последние годы.

Пешеходную зону на Арбате в последние годы, может, и расширили, но и Москву – вроде бы не «резиновую» – все еще продолжает отчаянно тянуть вглубь и вверх. Бесконечные приезжие вперемешку с группами китайских туристов заполняют город не как тела – как жидкость.

Куда же он свернул?

Тяжело дыша, Дарья останавливается посередине улицы и в недоумении оглядывается. Мужчина, которого она преследовала, был слишком крупный и высокий, чтобы вот так легко затеряться в толпе.

И тут она видит его. Свернул в подворотню и уверенно движется в узком пространстве между домом и мусорными баками.

Она уже почти догоняет его; кончики пальцев практически цепляют мягкую ткань плаща, но в этот самый момент раздается хлопок, и мужчина, будто он актер из дешевого кино, исчезает в никуда, оставив после себя лишь серую дымку.

Пахнет травами. Запах, совершенно не характерный для центра мегаполиса, а потому вызывающий страх, а не успокоение.

– Ты где? Покажись!

Дарья сжимает кулаки и чувствует, как внутренности сжимаются в ответ – то ли от холода, то ли от страха. Только она теперь уже не в том положении, чтобы бояться.

У левого уха раздается шепот, скрипучий, как старые чугунные ворота:

– Чего тебе, де́вица?

Оттого, что она его не видит, становится только неспокойней. С монстрами живыми, которых можно увидеть и потрогать, она бороться уже почти привыкла. А это чудовище похоже на то, что живет у нее под кожей, – чтобы справиться с таким, одной физической силы не достаточно.

– Просто мне показалось…

– Что? Что тебе показалось?

Каждое слово чужака ледяной коркой ложится к ней на губы. Поэтому продолжает она с трудом:

– Что мы уже виделись раньше.

– Да? – Глухо смеется.

Потом, буквально из воздуха, перед ней снова возникает этот широкоплечий гигант и смотрит на нее своими внимательными светло-зелеными глазами. На этот раз капюшон откинут, и Дарья без сомнений узнает в нем совсем другого человека – не того, которого надеялась увидеть.

– Вот уж точно, виделись так виделись, – говорит Дмитрий своим человеческим голосом. – На корпоративах виделись. Даже у вас в гостях как-то раз бывал. Как там ваши, как их?.. Совсем память что-то отшибло.

Дарья не знает, что сказать. Дмитрий, как и Денис, работает в «Айзмосе», только в другом отделе. «Респектабельный мужчина», – вот что она подумала про него после первой встречи. И когда они пересекались впоследствии, это мнение только подкреплялось.

Внешне Дима, может, и похож на злодея из детской сказки: черные, как вороново крыло, волосы, пронзительный взгляд, – но это же реальность, здесь все по-другому.

Или все-таки нет?

– Вы что, один из них?

Дмитрий неоднозначно дергает головой, после чего отряхивает с плеча несуществующую снежинку.

– Ну, допустим, да. Только что тебе это даст? Мы с тобой не враги, Дашенька.

– Дарья, – скорее по привычке поправляет она.

– Да какая, к лешему, разница? Хоть Первоматерью назовись, мне по барабану.

Дарья не знает, что еще спросить. Точнее, с чего начать: на языке вертится множество вопросов, но ни один сейчас не кажется достаточно важным.

Наконец она решается:

– Кто я? Вы знаете, почему со мной это происходит?

Он наверняка знает, что с ней что-то не то. Видит ее почерневшую ауру как стаю мелких назойливых мушек, мельтешащих вокруг тела. А может, даже знает, как ей помочь, чтобы она навсегда забыла последние месяцы, как страшный сон.

– Тут уж я ничего не могу поделать, – разводит руками Дмитрий, словно прочитав ее мысли. – Вернулась бы ко мне моя силушка, как до наказания, подсобил бы. А так – сама как-нибудь. Тем более не так уж много здесь можно сделать. С пастырем дело иметь себе дороже.

Дарья отчаянно хватается за это единственное имя.

– Пастырь? Кто это? Где его найти?

– Да не надо его искать. Когда он решает, что приходит твое время, он появляется.

– Как смерть?

Дмитрий хмурится, призадумавшись.

– Все вы, смертные, в одну степь, – ворчит он. – Думаете, все так просто устроено, и раз смерть – значит, вот в таком вот плаще и с косой наперевес. Ты хотя бы представляешь, сколько людей умирает на земле каждую секунду? Тут работка, мягко говоря, не на одного. Насколько я слышал, пастырь когда-то в Индии работал, потом переправили. И вообще, он не убивает никого: он только решает – жить или умереть.

– А в чем разница?

Дмитрия, кажется, этот разговор начинает утомлять, но он все же терпеливо отвечает:

– Смерть – это то, что предрешено. За смерть Морцана с сеструхой отвечают. А пастырь, скажем так, ориентируется на ситуацию.

– А вы?

– Я, если проводить аналогию, местный шут гороховый. Только вот даже эти твердолобые божки не всегда понимают, как важна моя роль. – Дмитрий наклоняется к Дарье и вновь говорит тем самым нечеловеческим шепотом: – Я отвечаю за истории.

– И где мне найти этого самого пастыря?

Кажется, в конце этого тоннеля уже виднеется свет. Если этот человек не может ей помочь, то таинственный пастырь сможет. Снимет с нее проклятье, изгонит дух этой тетки или еще что… Дарья не особо разбирается в сверхъестественной терминологии.

– Я же тебе сказал, – нетерпеливо повторяет мужчина, – его искать не надо. Когда придет твое время, он сам объявится.

Затем Дмитрий как ни в чем не бывало накидывает капюшон на голову и удаляется обратно в сторону многолюдной улицы. Дарья хочет окликнуть его, но, видимо, он позволяет себя поймать только тогда, когда сам этого желает. Всего мгновение – и Дмитрий растворяется в толпе.

Дрожащими руками Дарья достает телефон и несколько раз проверяет, записалось ли. Ей и раньше стоило бы всегда держать диктофон под рукой, но она была в слишком большом стрессе от всего произошедшего, чтобы думать о таких мелочах.

Но сейчас, пока она бежала за человеком в черном плаще, успела вслепую нажать пару клавиш. Слава богу, сработало.

Дарья нетерпеливо жмет на «воспроизвести», но экран не сразу реагирует на холодные пальцы.

«Только вот даже эти твердолобые божки не всегда понимают, как важна моя роль», – слабо, но вполне различимо доносится из динамика. Дарья не верит своим ушам. Ее все никак не могло покинуть предчувствие, что вместо человеческой речи она услышит что-то вроде белого шума.

Идти с этой записью в полицию или к журналистам бесполезно. Будут только смеяться. Но вот показать ее Льву и спросить, что он думает об этом, очень даже стоит. Не то чтобы Дарья об этом беспокоится, но до этого ее все же немного тревожило, что Лев вполне может считать, что это все больные фантазии женщины средних лет, и не говорит ей об этом только из благодарности, что она когда-то спасла ему жизнь.

Он ждет ее в кафе, сидя на пластиковом холодном стуле и что-то сосредоточенно выискивая в телефоне. На небольшом столике дымится полупустая чашка крепкого кофе.

Дарья замечает приятеля первой и сразу направляется в его сторону. Когда Лев наконец-то видит ее, то удивление скрыть уже не успевает. Выглядит Дарья, мягко говоря, не очень.

Растрепанные светлые волосы падают на лицо и застилают глаза, но женщина даже не пытается их убрать. Ворот водолазки съехал куда-то вниз, открывая вид на раскрасневшуюся обычно бледную шею; а руки Дарьи дрожат так сильно, что это можно увидеть невооруженным глазом.

– Что с тобой?..

Лев начисто забывает, что хотел сообщить Дарье. Он все смотрит, не отрываясь, на это беззащитное создание и ловит себя на мысли, что отдал бы все, чтобы облегчить ее страдания.

Всего на сотую доли секунды перед его глазами мелькает другая Дарья. Та, которую он увидел первой. Дарья, похожая скорее на монстра из фильма ужасов, нежели на реального человека. И все же, так как он видел ее в самые тяжелые моменты, теперь его уже трудно удивить даже таким видом.

– Тс-с-с, – обрывает его Дарья и поспешно садится напротив. Затем оглядывается, будто бы опасается, что их кто-то может подслушать.

– Ты где была?

– Дома. – Кажется, что она даже не слушает: все рассеянно смотрит по сторонам.

– Нет, я не об этом. У тебя все в порядке?

– Не совсем.

Дарья резко наклоняется ко Льву, и между ними остается так мало воздуха, что Лев практически перестает дышать. В этом движении нет ничего романтического – скорее интимность, но совсем другого плана, нежели между влюбленными.

– Кажется, я знаю, кто может мне помочь.

– И кто же?

Дарья достает из кармана меховой жилетки телефон, быстро вводит пароль и нажимает «воспроизвести». В кафе очень шумно, поэтому практически ничего не слышно, но Льву все-таки удается различить мужской голос, будто бы даже знакомый.

– Ничего не понятно.

Но Дарья это и сама понимает.

– Я тебе перешлю. – Она убирает телефон обратно в карман. – Ты не поверишь. Этот мужчина… Я фактически прижала его к стенке, и он сознался в существовании… Как бы это сказать… Других людей.

– Других людей? – недоверчиво кривится Лев. Даже после того, сколько всего он увидел и услышал, говорить о подобном все еще достаточно странно.

– Он говорил про каких-то богов и про пастыря… Лева, мне обязательно надо найти этого самого пастыря!

– С чего ты взяла, что именно он тебе нужен? Тебе сказал этот самый мужчина?

– Да, но не только поэтому. Я плохо помню, но мне кажется, что это именно тот человек, которого я встречала еще ребенком. Тогда я думала, что это галлюцинация или что-то вроде этого, потому что я была при смерти.

– Что случилось?

– Уже не важно. Главное, что тогда я увидела мужчину. Похожего на Диму, в таком же плаще, но лицо у него было другое. Только вот не могу вспомнить. Каждый раз, как пытаюсь представить, перед глазами все расплывается. Помню только этот черный капюшон и голубые глаза, ядовито-яркие, как у кошек бывают.

Лев хватается за ручку чашки как за спасательный круг.

– Тебе купить кофе?

– Да, пожалуйста. – Дарья рассеянно копается в сумочке и наконец выуживает оттуда кредитку. – Вот, возьми.

– Не нужно, – отмахивается Лев.

Но Дарья настаивает:

– Пожалуйста, не спорь. Просто купи мне кофе.

Некоторое время она сидит, уронив лицо на подставленные ладони, и ни о чем не думает. В голове столько всяких мыслей, что они перемешались и превратились в густую черноту.

Из забытья ее вытаскивает голос баристы:

– Простите, кажется, на карточке недостаточно средств.

Дарья поворачивается и видит, как Лев с извинениями убирает карточку в карман, достает свой кошелек и расплачивается наличными.

Как «недостаточно средств»? Дарья уже давно не думала о расходах. Каждый месяц муж клал на карточку такую сумму денег, что экономить и следить за деньгами просто не было необходимости.

Несколько раз в год Дарья баловала себя совсем уж откровенно дорогими вещами, как правило, техникой или нарядами, но еще ни разу ей даже в голову не приходило, что когда-нибудь деньги могут и закончиться.

Сердце падает в пятки, когда Дарья внезапно осознает: Денис ее все-таки разлюбил. Он хочет развода.

Как никогда не заботилась о финансах, Дарья едва ли думала о том, что может случиться, если их с Денисом пути разойдутся. И сейчас эта мысль тяжелым камнем ударила по голове; боль почти физическая.

Он. Ее. Не любит.

– Все в порядке? – повторяет недавний вопрос Лев, ставя перед подругой чашку-близнеца той, из которой пил он сам. – Тебе плохо? Из-за карточки. Там, правда, что-то не срабатывает, но это ничего страшного. Я запла…

– Не в порядке, – обрывает его Дарья.

Она не знает, как объяснить эту сумасшедшую теорию про деньги и любовь, чтобы не выглядеть дурой. Потому что, если размышлять логически, то здесь нет никакой связи. Ну забыл Денис перевести деньги. И что с того?

Дарья покорно забирает карточку, и та жжет ей пальцы так сильно, что хочется разжать их и больше никогда не касаться этого проклятого куска пластика.

Она сглатывает.

– Спасибо за кофе. Ты что-то хотел мне сказать?

– Эта девушка, Лиза, очень странная. Уже плохо помню, как так получилось – все было как в тумане, – но я оказался у нее дома. Она нарассказывала мне таких вещей, что сейчас уже не воспроизведу. Сказала, что мне нужно убить человека, представляешь! – Лев прыскает, но смешок получается неубедительным. – А я-то думал, это по твоей части.

Дарья вздрагивает. Тело помнит то единственное убийство лучше, чем мозг, так что рукам сразу становится тепло от невидимой крови. Она не хочет об этом вспоминать; не хочет говорить. И если уж монстр внутри позволил Дарье остаться безнаказанной, то слава богу. Но обсуждать это, а тем более повторять содеянное она не собирается.

– Так и сказала?

– Ну да, говорит, это могу сделать только я, – Лев пожимает плечами.

Дарья чует неладное. Точно знает, как пахнут недомолвки, поэтому подозрительно прищуривается.

– А тебе с этого что?

Лев закашливается, подавившись кофе. Тыльной стороной ладони прикрывает рот, а сам весь раскраснелся, только вот уже не понятно, от стыда или от напитка.

Удивительно, но именно возникшая между ними неловкость помогает Дарье вновь взять себя в руки. Она перестает дрожать и даже умудряется отпить немного кофе из своей чашки.

– Так что? – терпеливо повторяет она.

– Тебе не понять.

– А я попробую.

Они словно поменялись ролями, и теперь в роли следователя выступает эта высокая очаровательная женщина со спокойной покровительственной улыбкой.

– Ладно. – Лев складывает руки перед собой в замок. – Она сказала, что поможет мне побороть проклятие.

– Какое такое проклятие? Не мне говорить о таких вещах, но звучит как-то уж больно по-детски, не находишь? Появляется какая-то непонятная девица, обещает избавить от порчи и сглаза, а ты взамен должен нарушить закон? Ты сам себя хоть слышишь?

Он слышит. И более того, боится, как сладко отзывается его сердце на все эти слова. Лев ненавидит себя за это, но не может ничего с собой поделать. Это сильнее него так же, как паразит внутри Дарьи сильнее нее.

– Ты не заметила, что у меня не особо много друзей? – вдруг спрашивает Лев. Голова опущена; он смотрит прямиком на свое мерцающее отражение в кофейной чашке.

– И ты считаешь, что это проклятье?

Дарья с трудом удерживается от ухмылки.

– Не совсем. Понимаешь, мне обычно трудно находить общий язык с другими людьми.

– Со мной-то ты как-то нашел.

– Ты скорее исключение, и, если честно, я думаю, что не случайное. Обычно обо мне быстро… ну, забывают.

– В смысле, забывают? – не понимает Дарья.

– Когда я общаюсь с кем-то по работе, все нормально. С некоторыми коллегами мы здороваемся по утрам или даже ходим вместе обедать. Но ничего больше. Девушки, которых я зову на свидание, не приходят на них. Курьер, который должен привезти пиццу, так и не доезжает до моего дома.

– Ты что, и в школе был таким? В школе у всех есть какие-никакие, но приятели. Не может быть, чтобы ты правда был всем так неприятен.

– В том-то и дело, – качает головой Лев, – не помню я никакой школы. Я как будто родился двадцатилетним, а все что до этого – лишь обрывки воспоминаний.

– Может, у тебя проблемы с памятью? Ты у врача был?

– Был. Раза с четвертого попал на прием: до этого моя фамилия куда-то мистическим образом пропадала из базы и секретарша в приемной делала вид, что видит меня в первый раз. А может, и правда в первый. Сейчас уже не знаю. Только вот я здоров как бык.

– Но я же с тобой как-то общаюсь? – продолжает настаивать Дарья.

Она больше не хочет или уже даже не может верить, что мир внезапно превратился в головоломку, которую она больше не может решить.

Лев сдавленно кивает.

– Слушай… – Дарью внезапно осеняет. – Ты поэтому тогда хотел броситься с моста? Из-за всей этой чертовщины?

– И бросился бы. – Лев наконец-то поднимает голову, и Дарья видит, что на тонких губах играет легкая улыбка. – Если бы не ты, бросился бы.

Пастырь смотрит в окно небольшой кофейни. Смотрит через витрину, как малютка, мечтающий о пирожном или дорогой игрушке, которую родители не могут себе позволить.

В руках у слуги смерти посох, который он сжимает так крепко, что белеют костяшки пальцев.

Он смотрит на нее, на эту женщину, которую так хотел, но не мог понять. Она человек: простой, теплый, живой. А он давно уже личину свою позабыл. Да, когда он хочет, миряне видят его и думают, что он такой же, как они. Но это все иллюзия, которая легко рассеивается, стоит ему перестать концентрироваться.

Может, зря он это все задумал? Стольких людей и богов вовлек в свои игры – и не по долгу службы, а из-за прихоти. Из-за любви к женщине, которая никогда ему не принадлежала, но которую он все еще лелеет желание встретить.

Всего-то нужно собрать три камешка, которые он когда-то дал Яге, и дать проглотить любому на его стороне. За столетия службы пастырь разучился вести нечестную игру. Вот и придумал правила: жизнь в обмен на жизнь. А иначе равновесие нарушится, и будет он уже тогда отвечать перед Чернобогом по полной строгости. За спину Перуна спрятаться больше не получится.

Волчий пастырь глубоко, по-старчески вздыхает и вновь принимается рассматривать сидящую за столиком пару. Он – в застиранной рубашке с побелевшим воротом, она – в меховой жилетке, которую ее спутник не смог бы себе позволить даже в мечтах.

И все же эти двое встретились, хотя вероятность была ничтожна. Нашли и вцепились друг в друга, как последние люди на земле.

Наверняка это предатели-Тени ее надоумили. Они же, в отличие от пастыря, людьми были так давно, что уже даже имен собственных не вспомнят. Он-то свое имя помнит пока хорошо. И улыбку своей любимой тоже.