Глава 5. Чудовище
Лаэф медленно поднимался по ступеням черного камня. Одна, вторая, третья. И вот он — вновь на троне. Вокруг теплая тьма, лишь где-то вдали смутное пламя факела бросает отблески в его сторону. Но даже отблески сюда не доберутся.
Им нет места рядом с ним. Он и есть Тьма…
Сначала он уловил движение. Нет, пламя не шелохнулось, но тени метнулись к его ногам, прошептали: гос-c-сть…
А потом уже Ух’эр, выждав вежливую паузу, звонко расхохотался. Стал настоящим. И разлился, побежал звенящими капелью дорожками вдоль теней сверкающий серебристый смех.
— Тебе снится трон! — восторженно провозгласил Ух’эр и остановился у ступеней. Завел руки за спину, наклонил голову, уставился снизу вверх с насмешливой издевкой. Лаэфу почудилось, что смотрит по-птичьи. Небось, с Тэхэ шептался, прежде чем явиться сюда. Сейчас еще завоет волком, чего доброго. Или копытом забьет.
От него можно всего ожидать.
— Тебе тоже, — напомнил Лаэф. — Тебе снюсь я и трон. Мой. Трон.
Ух’эр фыркнул, щелкнул пальцами и оказался сидящим в излюбленной позе — подогнув под себя ноги — на парящей пушистой перине. Перина чуть качнулась, пока он устраивался удобнее. Из нее вылетело и взметнулось с потоком воздуха белое перышко. Насмешка, издевка на всеми тенями, над тьмой и самим Лаэфом. Перышко.
В этом — весь Ух’эр.
Лаэф убьет его, конечно же убьет, он даже не будет ничего выдумывать — просто голыми руками оторвет голову. Но много позже. Не сейчас. А сейчас…
— Что ты узнал?
— Многие говорят, Затхэ уничтожит мир…
— Что про меч?
— Про меч мне сказали единожды. Мол, Затхэ возьмет меч и переметнется к Сорэн. Представляешь? — Ух’эр всплеснул руками, перина покачнулась, еще пара перьев спланировала на черный пол. Из перины донеслось что-то похожее на сдавленное кудахтанье.
— Ш-ш-ш! — зашипел Ух’эр, стукнул кулаком по перине и поднял честный взгляд на Лаэфа, мол, ничего не было.
Тот ухмыльнулся. Убить-то он убьет. Но глупые шутки Ух’эра иногда и впрямь смешны. Хотя всегда, всегда неуместны.
— К Сорэн! — повторил тот. — Я знаю Затхэ, и он…
— Это не Затхэ, — холодно перебил Лаэф. И презрительно добавил. — Шаайенн...
— Так Затхэ он или нет?! — возмутился Ух’эр. — Определитесь уже!
— Наполовину, — мягко ответил Лаэф. — Его дух жив, но память, судя по всему, утеряна. И теперь он не просто безмерно нагл — он еще и безмерно глуп. Потому…
Лаэф задумался, сжал руку в кулак, легонько постучал по подлокотнику - в такт своим мыслям.
- Если он глуп, - так же мягко заговорил Ух’эр - почти моментально перенимал все интонации, - его будет просто уничтожить…
- Ты только что говорил с Тэхэ, ты сказал ей? - неожиданно жестко спросил Лаэф, встрепенувшись. - Эйре? Кто-нибудь, кроме меня, знает?
- Нет, - быстро, слишком быстро ответил Ух’эр. И снова сделал честные глаза.
- Это важно, - с напором заговорил Лаэф. - Это очень важно, брат.
Ух’эр принялся летать по залу. Конечно, что еще можно делать посреди столь важной беседы? Нарезать на перине круги вокруг трона. Лаэф раздраженно вздохнул. Брат пытается его разозлить - так пускай увидит, что ему удалось.
Еще один круг - и перина вновь замерла напротив трона, покачиваясь в воздухе.
- Почему? - спросил Ух’эр. - Почему важно?
- Потому что пока нам придется спасать их обоих, - тихо ответил Лаэф. - Они в одной лодке - Затхэ и мой эльф. И мне не нужен разлад, который придет обязательно, стоит кому-либо из нас произнести слово “Сорэн”.
- Боишься, что уничтожат и тебя вместе с ним? - уточнил Ух’эр, хитро сощурившись. - А что, брат, это хорошая мысль. Убрать вас обоих, и мы…
- Никогда не сможете жить, - жестко отрезал Лаэф. - Ожить по-настоящему.
А Ух’эр неожиданно серьезно, задумчиво проговорил:
- Как будто я когда-нибудь жил…
Потом вскинулся и сообщил:
- Твоя тайна со мной, брат. Я и мой… моё… ездовое животное, - похлопал ладонью по перине, та снова принялась кудахтать, - обещаем молчать об этом.
Круто развернул ее и поплыл прочь из пещеры.
Лаэф прикрыл глаза. Конечно, опять Сорэн. Все они идут к Сорэн, не понимая одного - ей они не нужны. Ей никто не нужен. И никогда не был.
* * *
Нивен закрыл глаза и потер лоб. Тут же открыл - испугался вдруг, что снова провалится.
“Отлично, - подумал мрачно. - Как теперь спать? И что это была за дрянь?”
Вокруг что-то творилось, и если раньше творилось только вокруг Йена, то теперь и его зацепило. Может, конечно, это был просто сон. Он поднялся на ноги во сне - может ведь такое быть? И с мечом - ему мерещится что-то, потому что устал. Потому что уже в ушах звенит от разговоров. Никто, наверное, во всем мире не говорит так много, как рыжий идиот. Хуже зудящей мухи. Не удивительно, что за ним вся его страна с оружием наперевес бегает, а что он Затхэ - так, удобная отговорка, прикрытие…
И кажется, это заразно - отвлекаться на все вокруг вместо того, чтобы думать о происходящем.
Сначала поющий меч. Теперь сон, который не похож на сон. Неприятный, жуткий. Корабль этот, который снился раньше. Или не этот снился? Но море-то, море - снилось! Его считать? Вписывать в цепочку?
Или сначала был не меч, а сам Затхэ? С него все началось? Или… раньше?
“Та химера сама влетела в огонь, - вспомнил первую серьезную попытку его убрать. - Сама. В огонь. Будто ее толкнул кто-то…”
Да нет, глупости.
Нивен поднял взгляд вверх - в темный потолок каюты.
Впервые за многие годы пожалел, что Алесты нет рядом. Она всегда умела делать выводы. Тем более что происходящее - как раз по ее части.
"Если ты слышишь, чертова ведьма, - обратился к ней неожиданно для себя, - у нас тут что-то происходит. У меня. Происходит. А зверюшка твоя в порядке. Меч назвала…”
И дернул плечом, будто пытаясь сбросить наваждение. Надо было ее проткнуть кинжалом, проклятую старуху, чтобы в моменты слабости не взывать к ней даже мысленно.
- Нивен! - крикнул Йен с палубы. - У нас проблемы! - и громче, напряженнее, звенящим, незнакомым голосом. - Эй! Хорош там спать!
Нивен коротко тяжело вздохнул. Проверил, как мечи выходят из заплечных ножн, шагнул вперед, замер над Веслом, решился, подхватил и его, в несколько рубленых круговых движений сбросил с него тряпки.
- Нивен, бегом, пока меня не съели! - весело крикнул Йен, и Нивен, больше не мешкая, выскочил из каюты: Йен был слишком весел.
Нести Гар... нести меч Йена в руках было непросто, потому Нивен шагал по палубе, а меч ехал за ним следом, царапая доски. Впрочем, царапины были сейчас их самой несущественной проблемой.
Капитан пытался спустить парус, но руки его плохо слушались, команда изо всех сил налегала на весла, они что-то кричали, в основном — ругались. Еще, кажется, требовали помочь. Нивен не слышал. Он, собственно, ничего не слышал и не видел, кроме того, что надвигалось на них с моря.
Йен по традиции стоял у бортика и старательно за него держался. Нивен подтащил к нему меч, не глядя сунул под ладонь рукоять. Йен, тоже не поворачиваясь, разжал сомкнувшиеся вокруг бортика пальцы и сжал оружие. Взвесил в руке.
И сказал так, будто Нивен не видел. Будто это можно было не видеть.
- Смотри, какая штука…
Оно стремительно приближалось. Над водой виднелась только часть шеи и голова, но этого было достаточно, чтобы понять: штука еще та. Сама голова была немногим меньше грузового помещения, в котором они обосновались. Лоб обрамляли с десяток рогов, единственный глаз по центру светился красным, а сам змей отливал нежно-зеленым.
Йен переложил меч в правую руку, а за бортик теперь держался левой. Толку от него будет, судя по всему, немного. Он и устоять-то не может…
Где эта чертова зверюга? Где Затхэ?
Нивен с силой двинул его кулаком в плечо.
- Ай! - возмутился Йен. - Ты чего?
- Разозлись, - сказал Нивен. - Может, превратишься?
- Сейчас, - сосредоточенно кивнул Йен, уставился на штуку, что была все ближе, и заметно напрягся. Ничего не произошло.
“Жаль”, - коротко отметил Нивен и огляделся. Парус спустили, судно развернули, налегли на весла, но куда им тягаться в скорости с этой тварью? Лучше бы уж весла использовали как оружие. Если таким, здоровенным, дать по салатовой морде, ему, глядишь, и неприятно станет…
Ладно, гребцы, весла, что еще есть? Что можно использовать? Панически мечущиеся мысли оборвал Йен.
- У меня такие же? - спросил он, задумчиво рассматривая зверюгу.
- Что? - не понял Нивен.
- Рога, - объяснил Йен. - Такие же?
“Да он не разозлится! - слабо возмутился про себя Нивен. - Он же радуется! Ему чем скорее его убьют, тем веселее кажется!”
Он не раз слышал росказни, что в Дааре все - отважные воины. Теперь увидел воочию. Если там все такие, как этот, то они не просто отважные - они ненормальные.
Или этот отдельно, сам по себе ненормальный?
Вот тот охотник, что встретился под Нат-Кадом, он же сбежал в кусты, когда его ранили. Не вышел навстречу, широко улыбаясь и расспрашивая о рогах. Ну, или о чем-то своем, охотничьем.
Пока Нивен обдумывал все это, он пристально глядел на Йена. Тот явно ждал ответа.
- По-твоему, - сказал Нивен, - об этом надо говорить? Сейчас? О рогах?
- Поговорим о том, что тебе снилось?- прищурился в ответ Йен.
Нивен дернул плечом, снова сосредоточился на монстре, который был уже совсем близко. Люди на палубе отпустили, наконец, бесполезные весла и схватились за оружие. Тоже в общем-то бесполезное при таких-то размерах зверюги.
- И не говори мне потом, что я зря боюсь моря, - наставительно сказал Йен.
“Как будто будет это “потом”, - мрачно подумал Нивен и с силой наступил ему на ногу.
- Да сколько можно?! - возмутился Йен. - Я не превращаюсь в монстра, если меня бить и на меня наступать! Это не так работает!
- Проверил, - пожал плечами Нивен.
- Хорошенькое “проверил”! Избил и ноги оттоптал!
- Зачем тебе ноги? Все равно не устоишь… - и Нивен вновь кивнул на сцепленные на бортике пальцы.
А потом чудовище атаковало.
* * *
Лес молчал.
Даонхаллеген заставил их замолчать. И Лес, и всех, кто был с ним несогласен. Да, как ни странно, нашлись и такие. Хотя Прамать дала ему знак. Ему, первому и единственному из Иных, что пришел к ней с вечным вопросом. Более того - она дала ему возможность. Сказал бы - “оружие” - но нет. Он сам - оружие. Любой из них - оружие. Дыхание ветра, ярость урагана, сила самой жизни, ибо воздух и есть жизнь.
И дальше ютиться в лесах - невозможно. Воздух нельзя запереть - иначе задохнется весь мир.
Да и Ритуал… Его могут не слушать, но был же Ритуал!
Сто и пять лун назад Даонхаллеген, младший среди старших, седьмой из Семи Мудрейших, Совета эльфов, ступил в Темные земли.
“Странно, - подумал он, ощутив, как толкнул порыв холодного ветра. - Странно - те, кто уходил и возвращался прежде, говорили о небытии, но тьма не безгранична, не непрозрачна”.
Был полумрак. Был протяжный то ли скрип, то ли стон, на грани слышимости. Твердая земля под ногами. И руины. Вокруг — руины.
Когда-то здесь было царство бога мертвых, одного из заклятых врагов Праматери Кхаоли, теперь — лишь бескрайние ветреные пустоши.
“Неужели что-то меняется? - подумал он. - Раз я стою не в пустоте, раз вижу сумрак, слышу стоны-скрипы, чувствую ветер на лице?”
Они никогда не теряли надежду, но - неужели время пришло сейчас?
Сколько Ритуалов было проведено, сколько Мудрейших пережили ложную смерть? Не сосчитать.
Но именно ему было дано узреть эти просторы.
А потом Совет протянет над ним ладони, потом шестеро воспоют песнь Праматери - и он вернется.
Только вот — с чем?
Ритуал для них уже давно стал просто ритуалом. Старшие, Мудрые, они будто покрылись вековой пылью, взгляды их ею подернулись, сами обратились в пыль, но все еще в почти бессмертных оболочках. И всегда один и тот же ответ на вопросы младшего, Даонхаллегена.
Почему нужно умирать? Так надо.
Почему сидеть, запертыми в лесах, когда мир без них — понятно же, причем давно — рушится? Так надо.
Зачем бояться людей, если на их стороне больше не будет высших сил? Так надо.
Почему не тренируются бойцы? Размякли, расслабились, все бы песни петь, молитвы возносить да с птицами в ветвях играть... Так надо.
Надо — кому?
Не жалеете нас, пожалейте все, что вокруг! Люди ведь уничтожат. Они всегда все уничтожают. Они, по образу и подобию Шестерки Первозданных, несут друг другу боль и смерть, сметая, втаптывая грязь все на пути. Потому нужно уничтожить их.
Не это ли завет безвременно ушедшей Праматери?
А теперь, когда отродья, мнимые божки, друг друга уничтожили, когда они мертвы вот уже много веков как, теперь-то почему не попытаться выполнить ее волю?
Так надо?!
- Кхаоли! - прокричал он, и звук его голоса, живого, чуждого здешней пыли, эхом раскатился по гряде темных камней неподалеку. И услышал себя будто со стороны.
Кхаоли. Сильнейшая. Их душа, их песня, их воздух.
Она не могла умереть — это знали все. Закрыла глаза и погрузилась в божественный сон.
И веками они, члены Совета, пытались ее найти, разбудить.
- Кхаоли! - еще раз, пока есть время, как можно громче. - Ты должна помочь мне! Я не могу убедить их! Твой народ заперт в лесах в то время, как слабые, низшие, уничтожают горы, поля, моря! Кхаоли!
И уже совсем отчаявшись, видя, как блекнет все перед глазами, превращаясь в видение, как все тише, все дальше собственный голос:
- Дай мне знак! Если я прав! Дай хотя бы знак!
И в последний момент что-то звякнуло под ногой.
Даонхаллеген опустил взгляд. Рухнул на колени, хватаясь за твердую бусину, почти утонувшую в песке, рывком извлек... ожерелье.
Сжал в кулаке.
Видел его не раз — его изображали в руке Праматери. Не на шее - всегда только в руке.
Это? Это знак?
Наощупь, уже не видя ничего — слепящий свет перед глазами, пламя свечей, жар ритуального костра — определил: шесть. Шесть огромных прозрачных бусин.
Крепче сжал кулак, сдержал крик боли, открыл глаза.
Шестеро из Совета обступили, смотрели внимательно. Хотели прочесть, да не выйдет уже — он больше не незрелый юнец, чтоб его читать. Он переступил черту. Он нашел. Но ему не поверят.
А еще он вернулся без крика.
С криком приходят в этот мир обычно. Всегда. Но не он, не Даонхаллеген.
- Каким был твой путь? - прозвучал привычный вопрос.
Он начал говорить: красочно, напевно, мягко, красноречиво. За красноречие его любят. Но никакого красноречия не хватит, чтоб убедить Совет в необходимости действий.
Потому — Онхал уверен — знак был предназначен исключительно ему.
Шесть бусин — шесть членов Совета.
...И теперь они - молчат - в его руке.
И молчит лес.
