Часть четвертая

— Здравствуйте, Максим Олегович! А Семен Викторович в переговорной, вы можете подождать его у него в кабинете, — лепетала панюковская секретарша Олечка.

При взгляде на нее у Максима всегда сжималось сердце — ему казалось, что хрупкая девушка находится в одном шаге от серьезной травмы, рука сама тянулась предложить ей опору. Максим не представлял себе, как это создание может передвигаться на таких каблуках. Секретарская зарплата не позволяла Олечке приобрести оригинальное изделие французского дизайнера Кристиана Лабутена, и она довольствовалась недорогой и довольно вульгарной имитацией. Это была тоненькая и невысокая девушка, громоздкие туфли совершенно ей не шли. Но выглядела она для любителей подобного рода эффектов привлекательно. Что ж, у Семена не могло быть другой секретарши.

— Вы располагайтесь, я сделаю вам кофе, как вы любите. — Олечка выпорхнула из-за своего стола, и Максим замер в злорадном ожидании: каждый раз ему казалось, что секретарша вот-вот навернется со своих туфель и растянется на полу.

— А Семен Викторович там надолго, вы не в курсе?

— В курсе, ненадолго, — деловито сообщила Олечка, копошась у кофемашины.

Максим прошел в панюковский кабинет и рухнул в кресло. Ему не хотелось ни кофе, ни чаю. «Вызвать, что ли, водителя и выпить?» — мелькнула в голове соблазнительная мысль. Максим знал, что по размышлении отметет ее, найдя с десяток причин, по которым не нужно этого делать, поэтому сразу набрал номер своего водителя и велел ему подъехать к офису Панюкова. Напряжение, так и не давшее ему выспаться, сейчас достигло наивысшей точки. Он не мог спокойно смотреть на свою жену, ему хотелось немедленно потребовать объяснений, и он сдержался огромным усилием воли. Жизнь научила его никогда не поддаваться влиянию минуты, не давать эмоциям взять верх. Он научился управлять своим гневом, страхами и всеми прочими чувствами без ущерба для своего характера, и с годами это стало даваться ему все легче. Однако сейчас накопленный годами опыт не работал. Невыносимая боль разрывала ему сердце, и он ничего не смог сделать для того, чтобы облегчить ее. У Любочки есть мужчина — в данный конкретный момент имеет значение только это и больше ничто.

В кабинете Панюкова Максим мог позволить себе хозяйничать, зная, что не вызовет этим недовольства Семена — они были слишком давно и близко знакомы и давно уже общались без церемоний. Максим открыл шкафчик, несколько секунд поразмышлял над тем, что ему предпочесть — коньяк или виски, и выбрал коньяк. Олечка с чашкой кофе и имбирным печеньем оказалась очень кстати.

Максим не был поклонником алкоголя, он считал, что свою порцию, полагавшуюся на жизнь, он выпил в глупой, веселой и бесшабашной молодости. Сейчас ему перестало нравиться состояние, когда мозг затуманивается, а реакции ослабляются, поэтому выпивал он довольно редко и понемногу. Однако Любочке алкоголь как-то все-таки помогает, может, и ему удастся хотя бы немного расслабиться? Может быть, удушливая волна обиды отступит, а глоток коньяка смоет этот чертов ком, застрявший в горле со вчерашнего вечера? Вряд ли, конечно. Любочка… Все равно его мысли будут неотступно вертеться вокруг нее.

Он обомлел, когда увидел ее впервые. У нее были широкие брови, красивые чувственные губы, роскошная грива волос. Но больше всего Максима поразила Любочкина царственная осанка. Ведь простая девчонка, а держится как королева. Уже потом, когда состоялась ее карьера, это качество трудно было переоценить: когда Любочка выходила на сцену, зал буквально замирал. Только одной ее красоты и стати было бы достаточно, но у нее был еще и волшебный голос… В Любочку Максим влюбился с первого взгляда, еще не зная, что окажется несгибаемым, забубенным однолюбом. Потом сам стал шутить на эту тему и даже писать двустишия, типа такого: «Эх, горькая судьба однолюба — любить одну-единственную Любу». Шутки шутками, но он действительно не хотел других женщин. И даже не потому, что боялся ее потерять, — просто не хотел. Он и Семена, который тоже положил глаз на барышню, предупредил сразу и в резкой форме: мол, на эту девушку рот не разевай, убью. И Семен как-то сразу же поверил, что Максим говорит серьезно, и дал опрометчивое клятвенное обещание. Люба ему раньше нравилась, а может, нравится и теперь, но он никогда не пытался нарушить свое слово.

Потерять Любочку… Такую возможность Максим отказывался даже представить себе. Одна мысль об этом была так мучительна и невероятна, что он не хотел подпускать ее близко, не хотел думать о такой возможности. А ведь один раз нечто подобное чуть не случилось в его жизни. Тогда, много лет назад, когда его жена загорелась идеей участия в международном конкурсе…

Она была поглощена своими планами, перспективами… Да, конечно, Любочка очень талантлива, за первые годы работы в театре ее голос раскрылся, она превратилась в зрелую, высокопрофессиональную певицу. Такое сокровище не должно прозябать в провинциальном театре — разве Максим сам не понимал этого? Понимал. Он гордился ее талантом, ее восхитительным голосом, он желал бы ей самых головокружительных успехов. Если бы не страх. Не ледяной страх потерять ее навсегда. Любочка развивалась более быстрыми темпами, чем он сам. Она уже готова была сделать серьезный шаг в карьере, а он пока только прокладывал себе дорожку, только примерялся к той сфере, в которой решил применить свои собственные способности. Люба жила музыкой, дышала запахом сцены. Она была готова работать с утра до ночи. И при такой самоотдаче она, конечно же, добилась бы своего, стала бы звездой высокого полета. Такой как Анна Нетребко. Или Любовь Казарновская. И неизбежно настал бы момент, когда он, Максим, смог бы увидеть свою Любочку только по телевизору…

Вспоминать об этом было больно, и Максим постарался стряхнуть с себя наваждение. Не получилось. Второй раз судьба заставляла его испытывать тот же самый страх — страх потери любимого человека. Все эти годы жена заставляла его волноваться: она тяжело переживала потерю голоса, тосковала, прекратила общаться с друзьями, стала потихоньку пить, думая, что он ничего не замечает. Прятала по шкафам свои бутылочки, дурочка. Как золотая мишура, с нее слетел былой лоск, исчезла царственность походки, потухли глаза, опустились уголки губ. Но это все равно была его Любочка, его единственная, любимая на всю жизнь жена. Пусть такая, пусть какая угодно — лишь бы с ним. Лишь бы рядом. Максим терпеливо ждал, что когда-нибудь это пройдет, ее боль утихнет, в жизни Любочки возникнут какие-то новые интересы. И вот, кажется, дождался.

— Что за похоронный вид? — раздался за его спиной голос Семы Панюкова.

Максим, смотревший в окно, где в подслеповатом зимнем свете бежал своим привычным чередом будний день, резко обернулся.

— Я тут у тебя немного похозяйничал, — сказал он, указывая на бокал.

— Ты? С утра пораньше и с коньяком? — не поверил своим глазам Панюков. — Не иначе как что-то случилось. В чем дело, старина?

— У Любы кто-то есть, — без предисловий и оби-няков сообщил Максим.

— Не может быть, не верю, — так же мгновенно ответил Сема. — У нашей Любочки? Никогда!

— Этому не надо верить или не верить, — отозвался Максим, — это факт. И меня интересует обладатель вот этого номера телефона.

— Что о нем известно?

— Мне — ничего, — пожал плечами Максим, — кроме того, что его зовут Илья.

Он протянул старому товарищу листок бумаги, на котором был записан номер телефона.

— Все, что возможно, — попросил Максим, — по максимуму.

— Понял, не дурак, — кивнул Семен, на лице которого появилось встревоженное выражение.

Максим знал, что лучше Семы Панюкова с поставленной задачей не справится никто. Семен — бывший мент, давно работающий в частной сфере. Его скромный ЧОП, который он организовал на паях с бывшим сослуживцем, давно вырос в солидный холдинг. Несколько лет назад Семен остался единственным владельцем своей конторы, которой очень гордился, потому что сегодня его «Сокол» оказывал не только услуги по охране объектов, он включал в себя частный сыск, службу экономической безопасности, страховую компанию, коллекторское агентство, группу оценки банковских и страховых рисков и многое другое. На работу он принимал профессионалов, имеющих опыт работы в правоохранительных органах, хороших юристов, много им платил и много от них требовал. К Панюкову можно было обратиться с любой проблемой: оценить подноготную будущего делового партнера, выявить утечку информации, обеспечить личную безопасность — в общем, решить множество всяких деликатных проблем. Максима связывали с ним, кроме личных, тесные деловые взаимоотношения.

— Оля, вызови ко мне Насонова, — обратился он к секретарше, и через несколько минут сотрудник выслушал срочное задание получить максимально возможную информацию о лице, на которое зарегистрирован такой-то мобильный номер.

— У меня еще одни переговоры, — сообщил Панюков, взглянув на часы, — мне надо отойти, но все равно ситуация такая, что я просто не знаю, что тебе сказать.

— Я тебе мешаю? — уточнил Максим. — Могу погулять где-нибудь.

— Нет-нет, это мне придется уйти, — остановил его Семен, — я отойду в переговорную на час, если захочешь, угостись еще чем-нибудь. Перекуси, например. У Олечки все есть.

— Спасибо, я просто посижу с коньячком, — ответил Максим, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

После бессонной ночи он очень быстро задремал и проснулся, только когда Панюков похлопал его по плечу.

— И где она откопала этого плейбоя! — довольно бесцеремонно воскликнул Сема. — Вообще-то его не должно было быть в городе. Что тебе обо всем этом известно?

— Да почти ничего, — пожал плечами Максим.

— Но ты что-то замечал за ней?

— Замечал, но давай я лучше потом тебе об этом расскажу.

— Ладно, — согласился Панюков, понимая, что в подобной ситуации и сам бы проявлял такое же нетерпение. — Но я не про подробности спрашиваю. А о том, сможешь ли ты узнать его по фотографии.

— Да нет же! — воскликнул Максим. — У меня есть только их переписка. И больше ничего.

— Ну тогда слушай.

Друзья устроились друг против друга.

— Этот телефон принадлежит Шаталову Илье Андреевичу, 1981 года рождения, зарегистрированному по указанному вот тут адресу в Москве, — сообщил Панюков. — Но в столице данный гражданин проживает недавно, всего два года, а ранее жил здесь, в нашем с тобой родном городе. И работал, представь себе, в Следственном комитете в должности следователя, в отделе тяжких насильственных преступлений, имеет звание капитана юстиции.

Панюков замолчал, пристально всматриваясь в лицо своего собеседника.

— Ничего не промелькнуло? Никакого воспоминания?

— Нет, — уверенно ответил Максим. — А что, я должен был что-то о нем слышать?

— Не должен был, но мог, — парировал Сема, — и не о нем, а скорее о ситуации, в которой он был участником.

— Рассказывай, — взволнованно произнес Максим, лицо которого покраснело от дурного предчувствия.

— Это была ситуация, касающаяся нашего с тобой общего знакомого. Сергея Ивановича Ярового, — многозначительно гладя на компаньона, продолжил Семен.

Немногим более трех лет назад был момент, когда Сергей Иванович Яровой мог считать себя абсолютно счастливым человеком. И считал, потому что к тому были все основания. Раньше положенного срока спустилась на погоны очередная звездочка, и он получил повышение, которое считал венцом своей служебной карьеры. Он не метил на первую должность, первые лица в их сфере — фигуры политические, и подобные назначения — это другой уровень интриг и другой уровень связей. Должность заместителя руководителя областного следственного управления Следственного комитета РФ он получил вполне заслуженно: на его счету было множество сложнейших раскрытий, успешное руководство отделом по тяжким насильственным преступлениям, молодежь, воспитанная им, уже самостоятельно показывала отличные результаты. Карьера сложилась именно так, как хотел Сергей Иванович: он еще не стар, находится на своем месте, к которому стремился. В его жизни произошло и другое важнейшее событие: он женился на женщине, о которой мечтал. После трудного развода с женой Сергей Иванович несколько лет вел образ жизни разочарованного в женщинах холостяка, заводил партнерш только для поддержания мужского здоровья и о повторной женитьбе не задумывался, пока не встретил Ингу Малышеву. Сергей Иванович любил талантливую молодежь. На самом деле его внимание привлек парнишка из следственного отдела одного из районов города, который очень ярко проявил себя на раскрытии по горячим следам громкого двойного убийства. Мальчик обладал цепким умом, интуицией, аналитическими способностями, был образован шире обязательного юридического курса и стремился к новым знаниям. Парнишку звали Илья Шаталов. По виду никогда не скажешь, что этакий холеный красавчик может оказаться толковым следователем — слишком уж нежной была его внешность. Сергей Иванович таких не жаловал, но для Шаталова сделал исключение — парень был способный без дураков. Ему не хватало умений, которые приходят с практикой, так что с годами, при вдумчивом руководстве, в коллективе опытных коллег, такое природное дарование вполне могло достичь самых больших высот в своей профессии. И Сергей Иванович перетащил его из района в областное управление. А вместе с ним и криминалиста Ингу, интересную такую, изящную девушку, которую непонятно как занесло в столь неромантическую профессию. Ухаживать за сотрудницей много младше себя, да еще и находящуюся в подчинении, было недопустимо, и Сергей Иванович благодаря своим связям смог предложить ей переход на престижную высокооплачиваемую работу. Чем больше они общались, тем сильнее он к ней привязывался, пока наконец не признался и себе, и ей, что любит ее горячо и преданно и готов посвятить ей всего себя и весь свой остаток жизни. Они поженились и прожили год счастливой, безоблачной семейной жизнью. Тем страшнее и оглушительнее оказалось настигшее Ярового жестокое разочарование. Не важно, как именно Сергею Ивановичу открылась правда, но суть ее заключалась в том, что его обожаемая Инга была безумно влюблена в своего бывшего коллегу Илью Шаталова. Какое-то время у молодых людей даже был страстный роман, но после перехода Инги на другую работу он прекратился сам собой. Уже сделавшись госпожой Яровой, Инга попыталась восстановить романтические отношения с Ильей, которого никак не могла забыть, преследовала его, но он избегал близости с женой начальника. Она стала беситься, выдавать себя и свое состояние, которому муж пока объяснения не находил. В какой-то момент Илья все-таки дал слабину, и это было его роковой ошибкой. Случайная близость сделалась достоянием Ярового, он пришел в бешенство, случился дикий скандал, в ходе которого Инга потребовала отпустить ее к любимому. А вот ждал ли ее любимый — это был еще очень большой вопрос. Сергей Иванович не мог прийти в себя не только из-за измены жены, не меньший гнев и обиду он обрушил на парня, которого вытащил из района, учил, холил и лелеял… Такое гнусное предательство не укладывалось в голове, и Яровой поставил Илье ультиматум — выметаться из управления подобру-поздорову, пока он не нашел способ «уйти» его по компрометирующим обстоятельствам. Более того, Яровой предупредил Илью, что отныне в следственных органах ему делать нечего, и он употребит все свое влияние, чтобы уничтожить карьеру молодого человека на корню. Инга билась в конвульсиях, требовала от Ильи того, чего он и не думал ей давать, пока не зашла в тупик. В один прекрасный момент Сергей Иванович, не понимающий, чего дальше от нее ждать, закрыл жену дома. Он еще не принял решения. Ни простить, ни отпустить Ингу он не мог. Кончилось дело печально: Инга приняла смертельную дозу какого-то снотворного. Ужаснее всего было то, что она не собиралась сводить счеты с жизнью, просто хотела продемонстрировать и мужу, и любовнику, насколько серьезно ее состояние. Через приемную она узнала, когда Сергей Иванович выехал из здания, и выпила таблетки в расчете на то, что муж застанет ее еще в сознании. Но Сергей Иванович в тот день не поехал домой, как обещал жене. Он записался на срочный прием к стоматологу. Поняв свою ошибку, Инга пыталась спастись, стала звонить подруге, но было уже поздно…

Вытащить Ингу с того света не удалось, хотя за ее жизнь боролись лучшие врачи. На следующий день после девятин к Илье приехали двое незнакомых ребят, которые кратко объяснили ему, что некий человек требует, чтобы он уехал из города и никогда больше не возвращался. Трудно было поверить, что у заместителя начальника Следственного комитета имеются помощники для деликатных поручений незаконного характера. Они предупредили, что если Илья не примет условие как безоговорочное, то в самое ближайшее время пополнит статистику лиц, пропавших без вести. Пока, заявили они, человек, пославший их, старается избежать кровопролития, но если он не будет понят, пусть Илья пеняет на себя. С тех пор об Илье Шаталове в их городе действительно никто ничего не слышал, и вот теперь он появился снова.

Семен закончил свой рассказ, и несколько секунд приятели молчали, обдумывая информацию.

— А где он теперь работает в Москве? Не удалось выяснить? — спросил Максим.

— Почему не удалось? Удалось, — усмехнулся друг. — В большой частной конторе, вроде моей.

— И он здесь в командировке?

— Такие подробности быстро не узнаешь, но мы это выясним, я тебе обещаю.

— Мне нужно за ним проследить, я должен знать, что он здесь делает. — Максим начал выходить из оцепенения.

— Зачем? Не проще ли отправить его по месту регистрации?

— Не знаю, — покачал головой Максим, — лучше ли это.

— И Яровому пока не рассказывать?

— Давай подождем, — немного подумав, ответил Максим, — мы всегда успеем это сделать.

Из офиса Панюкова Максим вышел в глубокой задумчивости. Пока он был в здании, пошел снежок. Мерное мелькание белых хлопьев успокаивало, настраивало на продуктивные размышления, и Максиму захотелось пройтись пешком. Он даже не сразу понял, кому так отчаянно сигналит водитель черного «Рендж Ровера», припаркованного на выходе из двора офисного центра. И только очнувшись от своих мыслей, сообразил, что это его «Рендж Ровер» и его водитель. Максим махнул ему рукой и не спеша побрел по тротуару, который постепенно покрывался снегом. Слегка подморозило, но он все же решил не садиться в машину. Он не может сейчас ехать в офис, не может работать, не может заставить себя думать о чем-то, не имеющем отношения к ситуации, которая его волнует. Что ему делать? Понаблюдать за этим Шаталовым? Выяснить, что он делает в городе, зачем приехал? Выполняет ли какую-то работу или занят личными делами? Вряд ли московская контора прислала его в командировку, Максиму трудно было представить себе, что за решением вопросов в провинции кто-то обращается в столичное агентство. Зачем? Деньги некуда девать? Могло ли его привести что-то личное? Теоретически — да. У него могли остаться родственники. Кто-то из них мог умереть, в конце концов. Или тяжело заболеть. Панюков установит наблюдение, но что это даст? Допустим, узнают они, зачем он приехал, — и что? Что это знание изменит? Какая разница, что здесь делает этот парень и как он познакомился с Любой? Важен факт того, что это знакомство состоялось и привело к определенным отношениям. И что с этим теперь делать? Что делать ему, Максиму? Жить так, будто он ничего не знает? Позволить жене встречаться с любовником? Мысль об этом была невыносима, ее не хотелось даже допускать. Нет, этого он не сможет вынести, надо искать более реальный вариант поведения. Из переписки, которую он нашел в телефоне, Максим не смог сделать однозначного вывода, на какой стадии находится роман Любочки с этим плейбоем. Слова были нежные, но без каких бы то ни было намеков на сексуальную составляющую в отношениях. Были они уже близки или только собираются? Если есть хоть малейшая надежда на то, что главного между ними еще не произошло, Максим должен сделать все возможное, чтобы предотвратить это. Неужели он совсем не знает свою жену? Как могла она отдалиться от него настолько, что он перестал ее чувствовать? Перестал ощущать опасность, которая, оказывается, подстерегала его?

Подходя к дому, Максим принял решение. Он должен объясниться с Любой и все ей рассказать. История с самоубийством приведет ее в шок. Она же ничего о нем не знает, об этом своем тайном друге, и вряд ли он рассказал ей правду о том периоде своей жизни, из-за которого сбежал из города. Так вот, она должна узнать эту правду. И кто знает — может, еще не все потеряно?

Максим поднял голову. Окна его квартиры не были освещены, и невозможно было понять, дома Любочка или нет. Он не проговорил с Панюковым одну очень важную деталь: как они установят место нахождения Илья Шаталова. Может быть, Семен собирался ловить его на живца, на Любочку? А как иначе узнать, где он остановился? Что, если он не живет в отеле, а снял квартиру частным образом? Максим сунул руку в карман и вытащил телефон. Пальцы совсем замерзли.

— Сема, я оторву еще на минуту?

— Валяй, — отозвался товарищ.

— Как ты собираешься установить его местонахождение? Ты рассчитывал сделать это, когда они с Любой встретятся?

— А что? Ты хочешь что-нибудь предложить?

— Нет, я хочу по возможности избежать такого варианта, — объяснил Максим, — я не хочу, чтобы они встречались.

— Ну это уже от меня не зависит, этому только ты можешь воспрепятствовать.

— Так это возможно?

— Возможно, просто это будет дороже, — отозвался Панюков. — Можно отследить по телефону. Но сейчас за билинг дерут приличные деньги. Сам понимаешь.

— Понимаю, пусть, — согласился Максим, — деньги значения не имеют.

Максим уже собрался войти в подъезд, когда его, как резкая боль, пронзила мысль: а вдруг Любочка сейчас с ним, с этим своим Ильей? Вдруг она уже ушла из дома? Каково это будет — осознавать, что твоя жена в данный конкретный момент находится с другим мужчиной? Каково это — представлять себе, что она сейчас с ним делает? Максим решительно потыкал в кнопки домофона и в несвойственной солидному человеку манере вбежал в подъезд.

— Ты куда-то собираешься?

Люба вздрогнула и обернулась. Максим стоял на пороге ее спальни, в волосах у него таял снег, пальто было расстегнуто, его карие глаза были непроницаемы. Когда-то в далекой молодости Люба говорила, что Максим похож на Леннона. На взгляд самого Максима, вопрос похожести на знаменитого битла был весьма спорным, но сравнение ему было приятно.

— Почему ты дома? В такое время? Что-то случилось? — сыпала вопросами Люба, явно не ожидавшая появления мужа в квартире.

— А что? Я как-то нарушил твои планы? — сбрасывая на ходу пальто, спросил Максим.

— Нет, не нарушил, какие у меня могут быть планы? — пролепетала она, не глядя в глаза.

— Но ты же одевалась, — настаивал Максим, — значит, куда-то собираешься. Вот я и спрашиваю — куда?

Люба резко обернулась и вызывающе вскинула голову.

— Почему таким тоном? Я что, под арестом? Что это за допрос?

Она сама чувствовала, что имеет весьма жалкий вид, отчего пафос ее вопросов становился все менее убедительным.

— Люба, да что с тобой? Я ведь просто спросил, думал, может быть, составлю тебе компанию. У меня выдался свободный день.

Люба окончательно смешалась. Она боялась смотреть Максиму в глаза и оттого не понимала, что происходит. Он издевается над ней? Он что-то подозревает? Или знает? Или вправду случайно оказался дома? Нет, такого не может быть. За долгие годы их совместной жизни такого, пожалуй, не случалось.

— Ну что с тобой, Любочка? Ты растерялась? Ты не хочешь брать меня с собой? Ну ладно, я не навязываюсь. Давай-ка выпьем чаю, если ты не очень торопишься. Или тебя уже время поджимает?

Люба договорилась с Ильей о встрече, до которой было еще полчаса. Через сорок минут Илья, привыкший к ее пунктуальности, начнет звонить. Отправить ему сообщение в присутствии мужа не представлялось возможным. Люба отказывалась представлять себе возможное развитие событий.

— Ну так что, Любочка, сделаешь мне чайку? Или ты в это время суток предпочитаешь какой-то другой напиток? Доставай, — он кивнул в сторону Любиного платяного шкафа, — не надо от меня прятаться.

С этим словами Максим вышел из спальни, оставив жену на несколько секунд в состоянии оглушительной паники. Илья строго-настрого запретил ей говорить с Максимом об украшении и требовать от него объяснений. И если Максим готовит нападение — а судя по его тону, все именно так, — ответить ей будет нечем.

— Любочка! — Его голос раздался со стороны кухни. — Я жду тебя!

Когда Люба вошла в кухню, Максим, сидевший за столом, сделал рукой жест, значения которого она сначала не поняла и лишь несколько мгновений спустя осознала, что он указывает в сторону кофемашины и стоящих рядом с ней кофейных чашек.

— Достань «Бейлиз», давай плеснем в кофеек немного, а то вид у тебя совсем какой-то грустный.

Люба послушно стала делать кофе, вынула из шкафа ликер и пачку печенья. Когда все было готово, она села напротив Максима, лихорадочно обдумывая только один вопрос: что делать, если сейчас позвонит Илья?

— Давай рассказывай, — прервал муж сумбурное течение ее мыслей.

— Максим, что ты от меня хочешь?! — почти выкрикнула Люба.

— Для начала — чтобы ты не волновалась и не нервничала, а спокойно рассказала мне о своих текущих делах, о новых знакомых… А именно об Илье Шаталове.

А ведь Люба не знала Илью по фамилии! Может, он и произносил ее, но она решительно не помнила этого момента. Только сейчас ее пронзила догадка: по всей видимости, Максим проверил ее телефон. О боже, какая она дура! Почему она не стерла переписку? Она мастерица, только если нужно спрятать от мужа следы своего пьянства, хотя теперь стало ясно, что даже эти уловки хорошо известны Максиму, что он прекрасно знает, какая она жалкая алкоголичка. Но до своей связи с Ильей Люба никогда не имела отношений с другими мужчинами, и ей даже в голову не могло прийти, что Максим не доверяет ей, что он может копаться в ее телефоне, проверять или даже следить за ней…

— Я тебя не понимаю, — побелевшими губами прошелестела она.

— Ты все понимаешь, Любочка, хватит, не унижай себя, давай поговорим как взрослые люди. — Максим мгновенно посерьезнел, отчего Любе стало страшно. — Я уже понял, что тебя с этим человеком связывают какие-то особые отношения. Видимо, очень близкие отношения, я прав?

Слезы потекли у Любы из глаз, она сделала глубокий вздох, пытаясь как-то собраться, но стало только хуже.

— Люба, не надо плакать, я пока ни в чем тебя не обвиняю, я только хочу узнать… Пока только узнать, ладно? Илья Шаталов — это кто?

На лице Любочки отразилась мука.

— Зачем ты спрашиваешь? — выдавила она сквозь слезы. — Если ты следишь за мной, ты сам все знаешь, не так ли? Зачем тогда эти вопросы?

— Люба! Сосредоточься! — приказал Максим. — Я спрашиваю не о тебе, о тебе мне все известно. Я задал вопрос относительно Ильи Шаталова и хочу понять, что ты о нем знаешь.

— Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать! — взвизгнула Люба. — Зачем ты меня мучаешь? Ты хочешь меня в чем-то обвинить? Давай, вперед! Но не надо из меня душу вынимать!

— Неизвестно еще, кто из кого душу вынимает, моя дорогая, — заметил Максим. — Но я не хочу тебя мучить, Любочка, я тебя спрашиваю не для того, чтобы истязать тебя, поверь.

Он протянул Любе руку через стол, и она вложила свои дрожащие пальцы в его ладонь.

— Вот так будет лучше, — успокаивающе проговорил Максим. — Давай сейчас не будем касаться ваших отношений, просто скажи мне, что ты знаешь об этом человеке. Где вы познакомились? Что он о себе рассказывал?

У Любы стучало в висках, одно она понимала точно: рассказывать о том, где они с Ильей познакомились, нельзя.

— Мне нужно немного успокоиться, — сказала она, чтобы просто оттянуть время.

Максим молча поднялся со стула, достал из одного кухонного шкафа бутылку коньяка, из другого фужер, щедро плеснул в него и поставил перед женой.

— Давай, дорогая, выпей, расслабься немного, ты ведь именно так расслабляешься, и ответь мне на простой вопрос, — сказал он вкрадчиво, — где вы познакомились?

— Да нигде… — ответила Люба, когда большой глоток бальзамом растекся по горлу и приятно обжег внутренности. — В кафе. Просто познакомились, ну как это бывает… Просто выпили вместе вина, и все.

— Хорошо, но потом, когда вы уже встречались… — Максим помедлил, подбирая слово. — Поддерживали знакомство, так сказать… Ну пока это не важно… Просто скажи, что он о себе рассказывал? Ты знаешь, кто он по профессии? Где он живет? Постоянно, я имею в виду, — безжалостно добавил он.

Люба издала истерический смешок, поперхнулась и ответила:

— Я ничего о нем не знаю. Я не знаю, кто он. Просто знакомый, и все.

— Просто знакомому ты не говорила бы, что нуждаешься в нем! — оборвал ее Максим. — Я могу допустить, что ты действительно почему-то в нем заинтересована. Не будем сейчас обсуждать эту скользкую тему. Но если он тебе зачем-то нужен, ты должна знать о нем хоть что-нибудь… По логике вещей. Я прав или нет?

— Наверное, да, прав…

— Люба, я подозреваю, что ты в чем-то доверилась этому человеку, может быть, даже влюбилась в него.

Максим резко сжал ее руку, Любе стало больно.

— Так или нет? Люба, будь разумной женщиной, ответь мне, наконец! Что тебе о нем известно?

— Ничего, — опустив голову, тихо проговорила жена.

— Почему-то я так и думал! — торжествующе воскликнул Максим. — Ты ничего о нем не знаешь, но доверяешь ему, готова бросить свою жизнь к его ногам? Ну что ж, это твоя жизнь и твое право ею распоряжаться. Но ты мне, Люба, не чужой человек, ты моя жена, и мне будет очень больно и обидно, если ты уничтожишь эту жизнь своими же руками.

— Максим, прекрати! — взмолилась Люба.

— Так, как это уже сделала другая женщина, — неумолимо продолжал муж, — Инга Малышева. Твой друг ничего не говорил тебе о ней? Нет? А ведь ее смерть у него на совести. Неужели он тебе ничего не рассказывал об этом?

Земля ушла у Любы из-под ног. Вчера, когда она узнала о происхождении ожерелья, она ощутила нечто подобное: увидела себя, как будто болтающуюся в невесомости. Она словно смотрела на себя со стороны. На себя, беспомощную, обнаженную и разрезанную поперек живота. Не человека и не личность. Кусок плоти, из которого вынули душу. Она подняла на Максима глаза, полные слез:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — прошептала она. — Какая Инга, почему кто-то должен был мне о ней рассказывать?

— Не должен был, я согласен, не должен, — послушно кивнул Максим. — Разве кто-то расскажет о себе такое? Но ты должна узнать правду, хочешь ты этого или нет. Принимай решение с открытыми глазами. Тебе известно, кем работал твой знакомый до того, как уехал из города?

Люба отрицательно помотала головой.

— Он был следователем, работал в следственном отделе какого-то района города и даже подавал какие-то надежды, — начал Максим, — во всяком случае, его считали способным. У него был роман с молодой хорошенькой девушкой Ингой, криминалистом их отдела…

Максим был безжалостен, рассказанная им история не оставляла никаких сомнений в том, что Илья Шаталов — банальный мерзавец, пошляк и трус. Он легко бросил свою девушку из карьерных соображений. Так же легко он воспользовался ею, когда ему захотелось. Не думая о том, что предает своего покровителя, который в него верил, не думая о том, что разрывает душу женщине, которая его любит. Он просто делал то, что хотел в данный конкретный момент. А то, что Инге это стоило жизни, — что ж, в жизни бывает всякое. Она сама виновата.

— Он сбежал отсюда поджав хвост, — закончил Максим, — он персона нон-грата не только для своего бывшего руководителя, но и для всех своих коллег, которые его презирают. Он трус и подлец, и этого человека ты хочешь приблизить к себе?

Максим был предельно осторожен, он ни разу не намекнул на то, что связь Любы и Ильи — уже состоявшийся факт. На факт надо как-то адекватно реагировать, а говоря сослагательно, он как бы давал Любе возможность опомниться и отступить. Не исключено, что потом он изменит свою позицию и Люба понесет наказание, но пока ему нельзя выпустить ее из рук, и это самое главное.

— Мне нужно побыть одной, — сказала Люба, когда рассказ был закончен. — Как это можно осуществить?

— Мне уйти? Я тебе мешаю?

— Ты не мешаешь, но мне лучше побыть одной, прости.

— Нет, милая, я не хочу, чтобы история повторилась.

— Ты думаешь, я могу что-то с собой сделать? — Люба удивленно воззрилась за мужа. — Брось, Максим, я не сумасшедшая. Ничего такого не будет. Просто я хочу побыть одна.

Некоторое время Максим смотрел в лицо жены, пытаясь угадать, что она чувствует.

— Не смотри на меня так и ничего не бойся, — прервала молчание Люба, — я очень виновата перед тобой. И вряд ли мои оправдания покажутся тебе достаточными. Дай мне пережить это в одиночестве.

— Хорошо, — мягко сказал Максим, — я оставлю тебя одну. Но ты должна знать: что бы с тобой ни случилось, я всегда рядом. И так будет всегда, Люба. Всегда.

С этими словами он ушел, хотя и сомневаясь в том, что достиг желаемого, но все же склоняясь к тому, что по меньшей мере близок к этому.

Я не могла дождаться, когда за Максимом захлопнется дверь. А потом не могла поверить, что он действительно ушел, а не притаился где-то, чтобы подслушивать меня. Я выглянула в окно: вот он, топчется возле своей машины, не садится, значит, приехал с водителем. А вот и Владик бежит на всех парах со стаканчиком кофе в руках. Максим милостиво разрешает ему сделать несколько глотков, после чего они уезжают. Ну и что мне прикажете делать? Ответ простой. У Максима в баре стоит новенькая, еще в подарочной коробке, бутылка «Камю». Вот и весь ответ. Напиться. Да так, чтобы ничего не чувствовать. Чтобы завтра болела голова, и борьба с этой проблемой поглощала все мои мысли. Именно так я и сделаю. Напьюсь до синих огней, до беспамятства, чтобы не видеть, как вернется Максим, не разговаривать с ним. Чтобы завтра проснуться и начать день с бутылки шампанского, которая облегчит мое состояние и потянет на новые подвиги. А потом пойти гулять, забрести в какой-нибудь ресторанчик, как раньше… Не выбраться мне из этого порочного круга, нет мне из него исхода. Такой будет расплата за несколько мгновений счастья, за робкую надежду, сверкнувшую за дверью, которая начала передо мной приоткрываться. Но дверь снова захлопнулась, и я снова погружаюсь во тьму одиночества и бессмысленности.

Я открыла коробку, откупорила бутылку, налила себе в пузатую рюмку. Сейчас я сделаю глоток и услышу лязг захлопнутой двери. А ведь еще вчера…

Вчера Максим явно был в настроении, пока не удивился моей бледности, а еще больше — скудных слов благодарности за подарок. Он рассчитывал на большее. Он видел, в каком восторге я была от Ларисиной «Русалочки», он хотел меня поразить. Но не получилось. Он не мог не задать себе вопрос: почему? И искать ответ на этот вопрос он стал вечером, когда мы пришли домой. Какая же я дура! Как я могла оставить сообщения в телефоне, не стереть их? У меня не было даже мысли о том, что Максим может его проверить. Переписка с Ильей была не регулярной, так, редкие эсэмэски, основной смысл которых состоял в том, что мы собираемся встретиться. Никаких любовных признаний, никаких нежностей, никаких ласковых прозвищ, которые дают друг другу влюбленные. Мы еще не дошли до этой стадии отношений. Но в целом общее впечатление переписка производила недвусмысленное, и Максиму сразу стало ясно, что между нами что-то есть. Причем узнать это он мог только вчера ночью, когда я вырубилась, а он залез в мой телефонный аппарат. Однако как быстро он узнал об Илье такие подробности! Значит, с утра поехал к Панюкову и озадачил его. У Семена серьезная контора, большой штат, крупные клиенты. Я только прикоснулась губами к своей рюмке, как меня прон-зило: а ведь Максим так меня ошарашил, что я совсем забыла про колье и тот вопрос, который мучил меня весь вчерашний день. Вопрос, над которым мы с Ильей ломали головы и который именно сегодня он должен был попытаться прояснить у Евгении Леонидовны. Как попало колье из наследства Роберта в руки моего мужа? Вернее, сначала подобное изделие появилось у Семы, потом у моего Максима… Не мог ли Максим что-то заподозрить? Чтобы вычислить, кто такой Илья, значившийся в моем телефоне, им потребовалась пара часов. Нетрудно, наверное, будет определить, где живет Илья, установить за ним плотную слежку. Очень скоро они узнают, над чем Илья работает в нашем городе, ради чего нарушил запрет появляться здесь. Мысли завертелись в моей голове с лихорадочной скоростью. А ведь Илье может угрожать нешуточная опасность…

Я отшвырнула бутылку в сторону, пузатая рюмка покатилась по столу, ее содержимое наполнило воздух удушающим ароматом дорогого конька. Илья говорил мне, что квартира, в которой он живет, съемная, значит, чтобы его найти, специалистам Панюкова нужно либо проследить за мной, когда я пойду с ним на свидание, либо установить местоположение его телефона. Я не особенно вслушиваюсь в разговоры, которые ведут Максим и Семен, когда мы проводим вместе время, но какие-то вещи знаю даже я. Например, что за 100 долларов в сутки можно прослушать любой телефон, хоть сотовый, хоть домашний. Что сотовая компания может по запросу определить местонахождения любого аппарата своей сети. Официальным органам для такого обращения требуется санкция суда, Панюков решает этот вопрос при помощи денег. Ему не нужны юридически правомочные доказательства, ему нужна информация, и он за нее платит. А клиенты, в свою очередь, платят ему. Отшвырнув стул в сторону, я бросилась к домашнему телефону. Если Максим обратился к Панюкову полтора-два часа назад, то сейчас его люди, наверное, уже активно работают над заданием. Вряд ли они так быстро договорились о прослушке, для этого нужно какое-то время, Панюков с кем-то специально договаривается об этих услугах. А вот сколько требуется времени, чтобы запеленговать аппарат, я не знала.

Аня никак не хотела брать трубку, мой домашний телефон был ей незнаком. Звонить с сотового я не хотела — теперь мне это казалось опасным. Домашний мне представлялся более надежным: если мой муж небезосновательно считает меня курицей, не способной даже стереть эсэмэс-сообщения, более сложные конструкции он сочтет тем более недоступными моему интеллекту. На третий раз в трубке послышался недовольный Анин голос.

— Анечка, это я, Люба, ни о чем не спрашивай, произошли некие серьезные события, Илье может угрожать опасность. Позвони ему и попроси его срочно избавиться от мобильного телефона. Пусть быстро собирает вещи и уходит из квартиры. Телефон пусть немедленно выбросит, но скопирует нужные номера. Или вынет симку, я не знаю, что делают в таких случаях. Но главное, чтобы избавился от аппарата. Ты дома?

— Пока нет, — испуганно пролепетала Аня, — но я могу быть дома через полчаса.

— Значит, скажи Илье, чтобы через полчаса был у тебя, я буду звонить либо с домашнего, либо с какого-то другого телефона. На сотовый мне не звоните.

Я повесила трубку, сердце мое бешено колотилось. Правильно ли я сделала? Все ли предусмотрела? Сможет ли Аня срочно найти Илью? Насколько серьезно он отнесется к ее сообщению? Сделает ли все, как я сказала?

Бездействовать, сидя дома, казалось невыносимым, но я боялась выходить на улицу. Что, если Панюков посадил мне на хвост какого-нибудь своего мордоворота, и я приведу его прямиком к Ане и Илье? Что же делать? Оставалось только одно место, куда я могла пойти, не боясь вызвать подозрения. Этим местом был дом моих родителей.

«Пожалуй, это случилось раньше, чем я ожидал. Я был уверен, что у меня в запасе еще как минимум недели две», — думал Илья, вынимая сим-карту из мобильного устройства. Из истерического Аниного полушепота понять можно было только одно: нужно немедленно сматываться. Мысли теснились в голове. Что же произошло у Любы? Что, если она не удержалась и все-таки устроила объяснение со своим мужем по поводу украшения? Или он каким-то образом узнал об их отношениях? Тогда еще вопрос: что именно он узнал. Известно ли ему, где они познакомились? Был также огромный массив вопросов, на которые могла ответить только Люба. И от этих ответов зависело, с чем предстоит столкнуться Илье — с ревностью обманутого мужа или кое с чем посерьезнее.

Илья сложил в сумку только самые нужные вещи, упаковал ноутбук и, не отодвигая шторы, выглянул в окно. Двор просматривался отлично. Второй день сыпал ленивый снежок, на подоконнике переминалась с лапки на лапку синичка. Рябина, украшенная ягодами и белыми шапочками снега, смотрелась очень нарядно. Под ней неистово надрывалась такса, упустившая кошку, которая превосходно устроилась на ветке и не удостаивала истеричку своим вниманием. На детской площадке возились малыши, повязанные теплыми шарфиками, за ними приглядывали мамаши и бабушки. Ничто не нарушало мирную картину будничного зимнего дня. Илья оделся, огляделся последний раз, достал из телефона сим-карту, положил устройство на тумбочку и закрыл за собой дверь. На лестничной клетке никого не было. Он спустился вниз и открыл дверь подъезда. Пусть был свободен. Илья поднял воротник теплой куртки и быстрым шагом пересек двор. До Ани он добрался за сорок минут, движение на заснеженных улицах было ленивое и медленное.

— Люба еще не звонила? — с порога спросил он.

— Пока нет, проходи, но я тоже только что вошла, город стоит в пробках, — пожаловалась Аня.

— Никаких подробностей? Она ничего не объяснила?

— Вообще ничего! У меня такое ощущение, что я вообще отстала от жизни и вы от меня что-то скрываете, — заметила Аня обиженным тоном.

— Да, пожалуй, — согласился Илья. — Сделай чайку, пожалуйста, и я тебе все расскажу. Вчера кое-что произошло.

— Но вчера у Любы был день рождения…

— Да, и она получила один весьма интересный подарок. Анечка, я вымою руки, а ты иди на кухню. Если к чаю будет прилагаться бутерброд, я не обижусь. Я так быстро собирался, у меня маковой росинки с утра во рту не было.

— Зачем бутерброд? У меня есть блинчики с мясом и с печенкой.

— Это вселяет оптимизм, я сейчас, — сказал Илья и скрылся в ванной.

За едой он рассказал Анне о колье из наследства Роберта, о том, что Люба опознала еще одну вещь из каталога. Аня слушала, открыв рот.

— И что все это может значить?

Илья пожал плечами.

— Будем ждать ее звонка, — сказал он. — Либо она все-таки устроила своему мужу разбирательство…

— Нет, нет и еще раз нет! — замахала руками Аня. — Этого просто не может быть! Она не такая отчаянная, она просто не могла этого сделать.

— Но как-то ведь он узнал обо мне…

— Он мог узнать о тебе как о ее сердечном друге, я извиняюсь… — выразительно повела бровями Аня. — Я ведь не ошибусь, если предположу, что между вами имеет место нечто такое…

— Не ошибешься, продолжай, — прервал ее Илья.

— Так может, ему стала известна только эта часть истории?

— И из-за этого она велела мне бросать телефон и выметаться из квартиры?

— Да, это странно, — согласилась Аня. — По телефону можно определить местонахождение человека. И раз Люба предупредила тебя, значит, знает о том, что ее муж жаждет встречи с тобой. Может такое быть?

— Теоретически да, — согласился Илья. — Но Любин муж вроде цивилизованный человек, математик. Мне представлялся скорее ботаник, чем чеченский джигит.

— Да, все это очень странно.

Телефонный звонок раздался, когда Максим доедал последний блинчик с печенкой.

— Люба, ты где?! — закричала в трубку Аня. — Что случилось?

Илья вскочил с места, и через несколько секунд Аня протянула ему трубку.

— Она сама тебе все объяснит, — проговорила она.

— Илья, послушай меня, пожалуйста, — начала Люба, — я очень виновата перед тобой, перед нами всеми…

— Погоди, скажи конкретно, что знает твой муж? Ведь речь идет именно о нем, да?

— Да, о нем. Илья, прости, я подвергла нас всех опасности…

— Да хватит причитать уже! Говори конкретнее.

— Он нашел в моем телефоне твои сообщения, — Люба постаралась унять дрожь в голосе и взять себя в руки, — и установил владельца телефона… В общем, он знает, кто ты.

— Откуда? Он телепат или частный сыщик? Что он знает?

— У него есть близкий друг и партнер, который владеет большим охранным агентством. Но у него не только охрана, у него еще детективные услуги, коллекторы, еще какие-то службы, в общем, большие возможности. Они сразу же установили не только твою фамилию, но и кто ты такой.

— И кто же я такой, черт меня побери?

— В общем, они знают, что ты бывший следователь, — упавшим голосом продолжила Люба. — Мой муж рассказал мне историю, из-за которой ты уехал из города. Она меня не касается, я не пытаюсь тебя ни в чем обвинить. Это муж считает, что ты негодяй и подлец и что по твоей вине погибла та молодая женщина.

Люба замолчала. Илья тоже молчал.

— Ну та, которая покончила с собой…

Потребовалось еще несколько секунд молчания для того, чтобы Любе удалось унять дрожь в голосе и продолжить.

— В общем, Максим наверняка либо установит за мной слежку, либо попытается определить, где ты находишься. Я думаю, что он выберет второй вариант, потому что не захочет, чтобы я с тобой встречалась. Он меня отсечет от любых контактов, я думаю. Пока он не закрыл меня дома и ничего такого, но он может, я знаю. Так что я думаю, что они сейчас вычисляют тебя.

— Где ты сейчас?

— Я у родителей, думаю, что отсюда могу говорить спокойно. Но как нам встретиться, я ума не приложу.

— Та история, которую рассказал тебе муж… В нее были посвящены немногие. Как он мог узнать об этом?

— Это люди Панюкова, я так думаю, — объясняла Люба. — Они выяснили твои данные, и кто-то что-то вспомнил, наверное. У него работают все бывшие: менты, фээсбэшники, в общем, из этой сферы.

— Ясно… — Илья задумался. — А как, ты сказала, фамилия друга твоего мужа? Панюков?

— Да, Семен Викторович Панюков, агентство «Сокол», если это тебе нужно.

— Люба, ответь мне на один очень важный вопрос: вчера вечером ты не пыталась объясниться с мужем насчет его подарка? Ты ни о чем его не спрашивала?

— Нет, я только поблагодарила, но весьма скупо. Не в том я была настроении, чтобы рассыпаться в благодарностях.

— Ты уверена, что это все?

— Ты на что намекаешь, Илья? — воскликнула Люба. — Что я не в себе и не контролирую свои поступки? Что ты имеешь в виду? Что я напилась и ничего не помню? Так вот, ты ошибаешься, я все помню и ничего, ни одного слова на эту тему произнесено не было!

— Не обижайся, — примирительным тоном произнес Илья. — Я не имел в виду алкоголь, я имел в виду твой гнев, ты могла не сдержаться. Хорошо, если ты ничего ему не сказала.

— Скажи честно, Илья, насколько все это может быть серьезно?

— Пока не знаю, зависит от многих факторов.

— У тебя с Робертом одна фамилия? — вдруг спохватилась Люба. — Я всю дорогу сюда думала об этом, а как услышала твой голос, так и забыла спросить. Ведь вы с Робертом братья по отцу?

— По отцу, — подтвердил Илья. — Но мой отец рано умер, и Евгения Леонидовна вышла замуж за Семилетова, когда Роберт был еще маленьким. Роберт носил фамилию отчима, он Семилетов.

— Слава богу! — выдохнула Люба. — А то я боялась, что они быстро докопаются до твоего родства.

— Они и так могут докопаться, — хмыкнул Илья.

— Но сейчас ты опасаешься преследования своего бывшего начальника? Если они знают твою историю, то могут его информировать.

— Обязательно проинформируют, зачем им делать такую работу своими руками? — невесело усмехнулся Илья.

— Так что же делать? Как мы будем держать связь? И как вообще теперь? Мне казалось, мы движемся к разгадке, а теперь тебе придется уехать. Тебе ведь придется уехать?

Ответа на свой вопрос Люба ждала с остановившимся сердцем. Сейчас, возможно, решится ее судьба.

— Я никуда не уеду, — категорически возразил Илья, — об этом не может быть и речи. Я доведу дело до конца, чего бы это мне ни стоило. Спасибо, что вовремя предупредила.

— Как же нам теперь связываться? — вздохнув с облегчением, спросила Люба. — Я боюсь, что, если буду ездить к родителям каждый день, Максим все поймет. Обычно я навещаю их раз в неделю. Да, еще мой муж сказал, что тебя вынудили уехать из города, попросту выгнали, и ты испугался и сбежал.

— Еще что-нибудь он говорил об этом? — уточнил Илья.

— Нет, только это. Что к тебе тогда пришли двое и дали три дня на сборы, после чего ты уехал. Так как же мы увидимся? Нам нужно все это обсудить.

— Он даже знал, что их было двое? Интересно. Я что-нибудь придумаю. Мы сейчас посоветуемся с Аней и перезвоним тебе. Или лучше ты нам. Ты же можешь пока побыть у своих?

— Конечно! — воскликнула Люба. — Я пообщаюсь с мамой, она будет очень рада. Запиши все-таки мой номер…

Илья нацарапал номер Любиных родителей в записной книжке Ани. Теперь им вдвоем предстояло решить, что делать дальше. Ни к кому из тех, кого Илья знал в своем родном городе, он обратиться не мог. Аня была его новой знакомой, и через нее выйти на него было невозможно. Если только они не сделают распечатку его телефонных переговоров, и тогда… Что будет тогда, не хотелось даже представлять, ибо тогда вся его работа окажется как на ладони. Но станут ли его недоброжелатели так углубляться в своих поисках? Пока, кроме адюльтера, им не в чем его подозревать.

За следующий час они с Аней выработали план действий на ближайшее время. Девушка позвонила каким-то знакомым, получила телефон еще каких-то знакомых, которые направили ее еще к кому-то… Через час телефонных переговоров квартира для Ильи была найдена. Вариант оказался не бюджетный — добротная двушка с хорошей меблировкой, но Илья жестами показал, что экономить не надо, ему подойдет. В это время сам он посетил сайт местного аэропорта и забронировал на свое имя билет до Москвы на утренний рейс. На изумленный взгляд Ани сразу ответил:

— Они должны думать, что я уехал из города. Я вернусь завтра же.

— Но если ты собирался уезжать, зачем тогда было выбрасывать телефон? Ведь это нелогично.

— Ничего страшного, — махнул рукой Илья, — я ведь в панике. Так, по крайней мере, они должны думать. А что, если бы они решили проверить мое местонахождение в Москве? Телефон так и висел бы все время в одной точке. Это было бы подозрительно. А просить кого-то, чтобы всюду таскал мою трубку, слишком сложно. Это требует времени и каких-то объяснений. А времени у нас нет.

— А как они узнают, что ты улетел? Вдруг они не предусматривают такой вариант развития событий и как раз не думают, что ты сбежишь?

— Нужно попросить Любу, чтобы она сообщила об этом своему благоверному. А он проверит, тут можно не сомневаться.

— Ну что, тогда поехали? — Аня резко встала и направилась к выходу.

Они быстро собрались и отправились смотреть новое жилье для Ильи. Квартиру оглядели поверхностно. Аня молчала, недоброжелательно косясь на девушку-агента, которая слишком заинтересованно смотрела на Илью, и на корню пресекла ее попытку всучить ему визитную карточку с телефоном.

— Бабы к тебе так и липнут, — ехидно заметила она, — не хотела бы я, не дай бог, в тебя влюбиться… Или иметь такого мужа. Вот так всю жизнь их, как мух, отгонять? Перспектива, однако.

— Что значит, как мух? — возмутился Илья. — Ты на что намекаешь?

— Ни на что, — фыркнула Аня. — Еще скажи, что это само собой у тебя получается. Что они все западают на твою неземную красоту.

— Честно говоря, я об этом никогда не думал…

— Да уж конечно! Не думал он! Вы, мужики, только об этом и думаете, — подытожила Аня.

— Я имею в виду, что никогда не думал, на что именно они западают, — улыбаясь, ответил Илья. — На красоту или еще на что.

— Еще на что, — буркнула Аня. — Зачем ты так на нее смотрел?

— Как так? — искренне удивился Илья.

— Вот-вот, что и требовалось доказать! Ты даже сам не замечаешь, — вздохнула девушка. — Заинтересованно ты на нее смотрел. Хотя ведь ни о чем таком не думал, сто процентов тебе сейчас не до того. А красота — она уж дополняет…

Аня еще повздыхала под смешки Ильи, который клялся, что ничего такого за собой не замечал, и засобиралась домой.

— Ключи у тебя, за харчами спустишься сам. Видел тут магазин за углом? Как вернешься из Москвы, сразу звони.

Она уже собралась уходить, как вдруг ее осенило:

— Так ты совсем без телефона?

— Пока да, — подтвердил Илья, — но это не проблема. В Москве меня встретит приятель, я напишу ему сообщение. А там у меня есть запасной аппарат, по которому меня никак не вычислишь.

— Номер, конечно, не помнишь?

— Конечно, нет, я им почти не пользовался. Но как только я его включу, сразу пришлю тебе сообщение.

Аня посмотрела на него долгим взглядом, вздохнула и ткнулась носом в плечо.

— Надеюсь, с тобой ничего не случится, — пробормотала она.

— Не волнуйся и береги себя.

Илья закрыл за Аней дверь, подошел к окну. Квартира была на втором этаже старого дома сталинской постройки, окна смотрели в унылый дворик с одинокими скрипучими качелями, до отказа забитый припаркованными машинами. Аня быстро прошла через двор и исчезла за воротами. Больше покой этого уединенного места ничто не нарушало.

Илья сбегал в магазин, купил минимальный продуктовый набор, состоящий из хлеба, масла, сыра, яиц и ветчины. Немного подумал и приобрел пачку чая и помидоры. На ужин и завтрак должно хватить, а после возвращения он сделает более основательные закупки. Он взбежал на свой второй этаж, разделся, быстро приготовил яичницу с жареной ветчиной, поел и выпил чаю. Ему предстоят ранний подъем, поэтому лечь спать следовало пораньше. Но впереди был долгий зимний вечер, и его хотелось провести с пользой. Нужно было систематизировать все сведения, которые ему удалось получить за то время, что он находился в городе.

По убийству Полины Самохиной в данный момент готовилось обвинительное заключение. Когда Максим внушал Любе, что Илья Шаталов оставил о себе в следственном управлении очень плохую память, он лгал. Илье многие сочувствовали. В то, что он спал с Ингой уже во время ее замужества, никто особенно не поверил — Яровой внушал подчиненным безотчетный трепет, и вряд ли нашелся бы смельчак, способный бросить ему вызов. Все знали, что Инга от Ильи без ума, но чтобы Илья съехал с катушек — это вряд ли. Она была всего лишь одной из многих, и рисковать из-за ее прелестей карьерой дамский любимчик Илья ни за что бы не стал. На него это было не похоже. Он был не настолько смел и не настолько безрассуден. И любил свою профессию, был нацелен на достижение больших целей. Коллеги скорее поверили бы в то, что Инга обманулась в своем отношении к Яровому. Она хотела сделать его своим орудием, думала этим замужеством возбудить в Илье ревность, но просчиталась. А когда поняла ошибку, было поздно. Сергей Иванович Яровой был не из тех людей, которыми можно манипулировать. Инга же оказалась всего лишь глупой влюбленной девушкой с нестабильным характером. Она делала одну ошибку за другой, и последняя стоила ей жизни. И сейчас, по прошествии более чем трех лет, у Ильи Шаталова сохранились добрые отношения с бывшими коллегами. Открыто никто общаться с ним не стал бы, но этого Илье и не требовалось. Евгения Леонидовна после смерти Роберта потеряла к ценностям покойного мужа всякий интерес и жаждала только одного — узнать, кто убил ее единственного сына. Таким образом, Илья располагал бюджетом, необходимым для того, чтобы получать некоторые сведения от своих бывших коллег, и это значительно упрощало выполнение его задания. Итак, по убийству Полины Самохиной готовилось обвинительное заключение, и под суд должен был пойти ее муж. В ходе следствия всплыло, что он якобы пытался отравить свою жену, о чем она рассказывала подругам. Против него было и то, что перед смертью Полина передала свои деньги в некий благотворительный фонд «Жизнь», и его сотрудница показала, что Полина казалась чем-то сильно обеспокоенной. В конце концов, она не жила дома, снимала частный домик на Базарной горе. Самым очевидным ответом на вопрос, почему она ушла туда, был такой: она боялась своего мужа. Алиби у мужа Полины Вячеслава не было, в момент смерти своей супруги он якобы находился дома, но подтвердить этот факт никто не мог. Он показал, что в тот вечер ожидал приезда адвоката, который вел дела его жены. Тот якобы назначил ему встречу накануне, сообщив, что нанесет визит где-то после 18 часов. И Вячеслав терпеливо ждал его дома. Подтвердить эти слова никто не мог. Следствие допросило адвоката Полины Самохиной, но он отказался от того, что назначал Вячеславу время встречи. Новоиспеченный вдовец был задержан, а затем и арестован судом, избравшим ему мерой пресечения содержание под стражей.

В ноутбуке Роберта Илья нашел переписку с Полиной Самохиной, в которой говорилось о пожертвовании в благотворительный фонд, более того, Полина советовалась на предмет тонкостей этой процедуры, ибо по договору с фондом через некоторое время деньги должны были вернуться к ней за вычетом заранее оговоренного процента. Если эта переписка нашлась в ноутбуке Роберта, она должна была сохраниться и у Полины. Но на предмет юридических тонкостей пожертвования следователем не было задано ни одного вопроса. Не был допрошен никто из сотрудников «Белой лилии», хотя о своем посещении курсов она писала тому же Роберту.

Дела Роберта практически не существовало. Предсмертная записка, как ее трактовал дознаватель, вполне могла быть началом письма к матери. Лист бумаги был аккуратно оторван, и второй фрагмент, по всей видимости, никто не искал. Если бы у Ильи в руках находились материалы проверки… Но ему приходилось довольствоваться информацией, которую — называя вещи своими именами — удалось купить у прежних коллег. Они могли узнать многое, но многое приходилось и додумывать. Во всяком случае, было очевидно, что вопросом исчезновения части коллекции никто не занимался. Евгения Леонидовна утверждала, что предоставляла каталог предметов, и готова была показать, какие именно ценности оставались в распоряжении ее сына. Ее доводы не были приняты во внимание якобы потому, что некоторое, и довольно длительное время она с Робертом не общалась, сын жил отдельно и в этот период мог распорядиться частью наследства по своему усмотрению. Например, продать его. Это действительно могло быть так. Но где тогда деньги? Даже если предположить, что Роберт совершил невообразимую глупость и продал наиболее ценную часть своего наследства по дешевке, это все равно должны были быть хорошие деньги. Где они? За границу он не выезжал, а банально пропить и прогулять за короткий срок огромную сумму просто не мог. Ему было что пропивать и без наследства — он вполне прилично зарабатывал. Не удостоился внимания официальных органов и еще один важнейший, на взгляд Ильи, аспект, а именно — та часть переписки с Полиной, где Роберт просил совета. Из обрывочных текстов можно было сделать вывод, что ему было сделано некое предложение о покупке готового бизнеса. Бизнеса, который уже не надо ставить на ноги. «Я давно мечтал именно об этом, — писал он Полине. — Я не обладаю талантом бизнесмена, и нечего надеяться на то, что смогу начать с нуля и не прогореть. А сидеть на сокровищах, как сказочный гном, — это тоже не про меня. Жизнь проходит мимо, как это ни печально».

Она отвечала, что при принятии решения необходимо более подробно ознакомиться с проектом, выяснить, насколько он зависим от различных рыночных факторов, насколько важно в нем личное участие владельца и так далее. В переписке не было даже намека на депрессию, которой мог страдать Роберт, на суицидальные мысли или хотя бы на разочарование в жизни. Напротив, у Ильи создалось впечатление, что он тяжело переживал разрыв с матерью и неудачи на личном фронте, анализировал свои поступки и пытался найти выход из положения, изменить свое отношение к жизни и свое место в ней. Полине Роберт, в частности, писал: «Я устал быть рафинированным мальчиком, маменькиным сынком. Настало время принимать самостоятельные решения. Тогда и перед матерью мне показаться будет не стыдно». Картина, которая складывалась в представлении Ильи, выглядела примерно так. Роберт принял решение расстаться с коллекцией, не посвящая в это мать, чтобы не встретить ее сопротивления и избежать ее вмешательства. Но не просто промотать деньги, а купить собственный бизнес, который не потребует от него талантов бизнесмена и будет нуждаться лишь в постоянном контроле и пригляде. Таким образом, он рассчитывал получить финансовую самостоятельность и изменить «свое положение в жизни». И ему уже было сделано интересное предложение, которое он с Полиной собирался обсудить после того, как уточнит все детали. Почему Полина не забила тревогу, когда Роберт упал с восьмого этажа? Разве она не заподозрила неладное? Или ничего об этом не знала? Такое тоже вполне могло быть. В «Белой лилии» они больше не встречались, общались только в Интернете. То, что Роберт пропал и не выходит на связь, Полина могла истолковать по-своему. Они же не были близкими друзьями, у нее не было оснований волноваться. По всей видимости, она какое-то время просто ждала от него известий, занимаясь своими нерешенными проблемами. А они были таковы, что Полине и без Роберта хватало о чем думать. Но в ноябре настал момент подписывать бумаги о пожертвовании в фонд, и она, видимо, вспомнила о Роберте, о том, что обещала показать ему окончательный вариант документа. Однако Роберта по-прежнему не было, и документ пришлось подписать без него. Но Полина стала волноваться, искать приятеля, возможно, позвонила ему в контору и узнала страшную новость. Не об этом ли, кстати, она хотела рассказать Любе, когда назначала ей свидание в домике на Базарной горе? И не потому ли она скрывалась в частном домике по адресу, который, как она думала, никому не был известен, что смерть Роберта так испугала ее?

В деле Полины Самохиной следствие пошло по самому легкому и неверному пути. В отношении смерти Роберта оно и вовсе не проводилось — после проверки в возбуждении дела было отказано. Илье хотелось знать, чем это было — банальной халтурой или умышленным сокрытием важных обстоятельств? Для себя он уже ответил на этот вопрос. Оставалось самое трудное, но необходимое — найти доказательства. Не обладая официальными полномочиями, сделать это было чрезвычайно сложно. То, что он был вынужден действовать тайно, стараясь никому не попасться на глаза и не обнаружить свое присутствие в городе, еще больше усложняло задачу. И вот теперь Илья вплотную подошел к вопросу, который мучил его на протяжении нескольких часов. Муж Любы рассказал ей историю, которая имела место более трех лет назад, и Люба затруднилась ответить на вопрос Ильи, откуда эта история стала мужу известна. Она предположила, что об этом знал кто-то из сотрудников Семена Панюкова, друга семьи и владельца частного агентства. Но Илья точно знал, что этого быть не могло.

Самоубийство Инги Малышевой трактовали по-разному. Инга была красивой, но очень неуравновешенной девушкой. Илья охотно поддался ее чарам, но вскоре стал тяготиться их отношениями: у Инги все было слишком всерьез, самым страшным для себя она считала погрузиться в рутину жизни. Если любовь, то до обморока… Но Илья не любил ее. Он любил свою работу, а встречи с девушками были просто приятным провождением времени. Женщинам он нравился, и он не очень задумывался, когда менял одну на другую. Когда в жизни Инги и Ильи появился Сергей Иванович Яровой, все изменилось. В покровительстве столь влиятельного лица Илья увидел свой шанс, окрылился и, когда внимание Ярового к Инге стало слишком заметно, перестал даже думать о ней как о любовнице. А когда Малышева перешла на другую работу, вздохнул с облегчением. Африканские страсти утомили его, а вокруг было много других хорошеньких девушек.

Прожив с Яровым больше года, Инга так и не поняла своего мужа. Ей льстило внимание легендарного человека, как избранница такой личности она купалась в лучах всеобщего внимания. На время это опьянило ее. Но то, чего она добивалась — возбудить ревность Ильи, — оказалось ей не по зубам. Илья не ревновал. Он вообще забыл свою подружку. Встречу, которую Яровой расценил как любовное свидание, подстроила сама Инга. Она не поняла, что шутит с огнем. Не поняла, что ее муж — жесткий, суровый человек — ни за что не станет участником спектакля, который разыгрывает глупая девчонка. Пусть даже любимая. Сцена, которую приготовила Инга, привела Ярового в бешенство. И никакие оправдания Ильи, никакие его доводы он не захотел даже слушать. Илья был в отчаянии, его карьеру в следствии можно было считать оконченной. Но это был еще не конец. На следующий день после разыгранного Ингой лже-свидания она приняла таблетки. А еще через девять дней к Илье домой пожаловали гости…

Славу сердцееда и дамского любимчика Илье заслужить было несложно. Но все, кто знал его более или менее хорошо, понимали, что превыше всего он ставит карьеру. И были правы. Никто не верил, что Илья мог предать своего покровителя ради девчонки, чье место, кстати сказать, пустовало недолго. К тому же Инга, как ни старалась, не была роковой женщиной, не ее это оказалось амплуа. Из-за таких, как она, мужчины не рушат свои карьеры, не бросают семьи, не стреляются. В коридорах следственного управления больше склонялись к мысли, что она покончила самоубийством, не выдержав тирании Ярового. Девочка-бабочка, попавшая в лапы тарантула, — вот на что это было похоже. Яровой, всю свою жизнь проведший в допросах насильников и убийц, просто спалил бабочку огнем собственной ненависти к роду человеческому и присыпал сверху пеплом своего разочарования в людях. Инга не выдержала. Она хотела страстей, эмоций, она хотела жизни во всех ее красках. Яровой всю свою жизнь видел только смерть. Инга просто не смогла жить с таким человеком.

Илья знал, что в кулуарах обсуждается именно такая версия событий. О якобы имевшем место свидании Яровой никогда и никому бы не сказал. Он лучше пустил бы себе пулю в лоб, чем позволил выставить себя в роли рогоносца. О том, что он выгнал Илью из города, тоже не знал никто. Все коллеги были удивлены и шокированы внезапным рапортом и бегством Ильи, не удосужившегося даже проставить отходную. Когда через год он встретил в Москве бывшего коллегу, тот был уверен, что Илью как талантливого и перспективного сыщика переманили в столицу на большие деньги.

Никто не знал истинных обстоятельств его отъезда. Кроме, конечно, тех, кого Яровой прислал тогда к нему домой. Это было на десятый день после смерти Инги. Яровой находился в отпуске, на службе не появлялся. В гневе, ошибочно сочтя, что Илья и Инга возобновили отношения, он потребовал, чтобы Илья немедленно написал рапорт. Но потом произошла трагедия. И Илья Ярового больше не видел, а его непосредственный начальник на эту тему не проронил ни слова, из чего Шаталов сделал вывод, что в подробности смерти Инги никто не посвящен. Илья рапорт написал, но никому не отдал, держал при себе, все еще надеялся, что сможет объяснить Яровому, как все было на самом деле. Хотя даже если он узнает, что Инга разыгрывала спектакль, разве ему от этого станет легче? Разве он сможет после этого спокойно смотреть на своего подчиненного? Единственное, на что надеялся Илья, так это на то, что его сошлют в какой-нибудь райотдел, с глаз подальше, но не лишат любимой работы.

Десятый день пришелся на субботу, Илья сидел дома, после смерти мамы он уже два года жил один. Ни развлекаться, ни встречаться с кем-либо не хотелось, он валялся на диване, отбрасывая одну за другой книжки и переключая каналы. Звякнул домофон, и на вопрос Ильи незнакомый голос ответил: «Я по поручению Сергея Ивановича Ярового». Илья задрожал всем телом: сейчас решится его судьба. Неужели Сергей Иванович понял, что ошибался, что Илья не предавал его, что он уже давно не имел с Ингой ничего общего? В противном случае он вызвал бы его в кабинет и потребовал рапорт. Или это же требование изложил бы начальник отдела. Илья открыл дверь дрожащими руками. На пороге стояли двое мужчин. Вернее, на пороге стоял один, высоченный, баскетбольного роста мужик с кучерявыми волосами, а другой маячил где-то за его спиной. Визитер вошел в квартиру, не дожидаясь приглашения, и вначале Илья, не успевший опомниться, приписал такой напор недостатку воспитания. Однако когда на пороге возник провожатый, тот, кто топтался за его спиной, его в прямом смысле слова взяла оторопь. Это был типичный, синий от наколок урка, судя по походке, манере держаться и намертво въевшейся в испещренное рытвинами лицо кривой усмешке, отмотавший уже не один срок. Тот, кто вошел первым, выглядел вполне цивильно и был похож скорее на мента. Он без церемоний направился в комнату, нашел пульт от телевизора, выключил звук, затем развернул кресло спинкой к телевизору и уселся в него.

— Не будем терять время, — сказал он, в то время как урка бесцеремонным толчком втолкнул Илью в комнату.

Никогда в жизни Илья еще не чувствовал себя так униженно. Он понимал, что, если сейчас попытается дернуться, наткнется либо на ствол, нацеленный в спину, либо на нож.

— Сергей Иванович просил тебе передать, — начал гость, — что очень тобой недоволен. Он велел тебе написать рапорт, но ты этого не сделал, так что мы напоминаем тебе, что рапорт должен быть написан и подан в понедельник в 9 утра. После этого ты собираешь свои вещички и уезжаешь из города. На сборы он тебе дает три дня. Это чтобы ты успел обратиться к риелторам и выставить на продажу свою квартиру, решить, куда поедешь, и все такое.

— Рапорт я написал, и я подам его в 9 утра, но ехать мне некуда, — заявил Илья, — и продавать свое жилье я не собираюсь. Что вы со мной сделаете? Убьете, что ли?

— А ты что, бессмертный, тебя уж и убить нельзя? Хочешь, прямо сейчас проверим? — просипел, усмехнувшись, урка.

— Нет, сейчас не проверим, — оборвал его главный, — сейчас ты пока следователь, тебя убивать нельзя. А вот когда ты подашь рапорт, ты будешь никто, и звать тебя будет никак.

— Почему вы так уверены, что я не сообщу об угрозах?

— Не сообщишь, мы за тобой присмотрим, — пообещал цивильный. — Как только надумаешь куда-то пойти, помни, что мы рядом. Сергей Иванович дает тебе шанс, воспользуйся им. Ты сможешь уехать и жить спокойно где-нибудь еще. Подумай, и ты поймешь, что это лучше, чем смерть.

Урка тем временем подошел к окну, выглянул.

— Высоко, — изрек он. — Но мы научим тебя летать.

— Он прав, — заметил его напарник, — есть много способов пополнить статистику самоубийств. А также пропавших без вести. Можно стать жертвой наркомана, наконец. Ты же следователь, ты знаешь, сколько преступлений остается нераскрытыми. А пропавшие люди? Кто их ищет? Тебя точно не будут искать. Об этом есть кому позаботиться. Короче говоря, я перед тобой долго распинаться не буду. Если в четверг ты все еще будешь здесь, пеняй на себя. Я человек гуманный, а вот он (он кивнул на своего помощника) может научить тебя и летать, и плавать… Он много чего умеет.

Чтобы сказанное лучше впиталось, урка нанес Илье удар в печень. Болезненный, быстрый, точный, от которого он немедленно согнулся пополам, а еще через секунду все поплыло перед глазами, и подступила удушливая тошнота. Пока Илья приходил в себя, его гости ушли, причем урка смачно харкнул на зеркало, висящее в прихожей.

Долгие три года перед глазами Ильи стояли эти лица: злобная, рваная морда гиены, мерзкого падальщика, и его цивильного спутника — высокого крепкого мужика с настороженными глазами цепного пса. Он ни минуты не сомневался, что эти двое исполнят свое обещание. И дело, конечно, не в них, их Илья не знал. Зато знал человека, который отправил их с поручением. Если на подхвате у Ярового есть такие людишки, можно только догадываться, чем он привязывает их к себе. Какими железными тисками держит за причинные места. И то, что они исполнят любое приказание человека, от которого зависят, можно не сомневаться.

Илья забегал пальцами по клавишам, зашел на свою страничку в Фейсбуке. Очень уж не нравилась ему осведомленность этого самого Семена Панюкова. Он ввел его данные: имя, фамилию, город. Панюковых было много, но Семен среди них оказался только один. И хотя фотография была не портретная, Илья мгновенно узнал его. Этого человека он узнал бы и со спины. В рубрике «личные фотографии» он нашел еще несколько снимков: два с каких-то мероприятий и два с отдыха. Сомнений не было. Илья закрыл ноутбук и стал одеваться. В эту минуту он уже считал дело раскрытым.

Безумно хотелось лечь в постель и уснуть, если получится. Илья устроился на диване. У него не было ни сил, ни желания доставать постельное белье, заправлять кровать. Первый рейс на Москву вылетал рано утром, но даже если придется проворочаться в чужой постели полночи, времени еще более чем достаточно — хоть сколько-то, но он поспит.

Телефонный звонок испугал его, и даже не потому, что была уже половина одиннадцатого, просто звонить ему по этому номеру было некому. Разве что это знакомые предыдущих квартиросъемщиков? Из его знакомых квартирный телефон его нового убежища знала только Аня.

— Илья, ты еще не спишь? — прошелестела она в трубку, будто ее кто-то подслушивает. — Я сейчас сойду с ума. Кажется, я придумала, что нужно делать. Нам нужно срочно увидеться. У меня голова лопается, я срочно должна поделиться с тобой своей идеей. Это нужно сделать сейчас, потому что потом будет поздно.

— Хорошо, бери такси и приезжай, — в недоумении ответил Илья.

Аня появилась через сорок минут, возбужденная, с горящими глазами. Движения ее были порывисты, сапоги никак не снимались с ног, пока Илья не помог ей. Девушка скинула в прихожей полушубок и даже не заметила, что он остался лежать на полу. Шарфик ожидала та же участь. Илья собрал вещи, повесил в пустой встроенный шкаф, пахнущий долгим запустением, и последовал за Аней, которая вошла в комнату, включила там свет и принялась метаться из угла в угол. Илья отправился на кухню, чтобы сделать девушке чаю, и на одно мгновение в его голове возникла неприятная мысль: а что, если Аня, не приведи господь, приехала с какой-то совсем другой целью? Он вспомнил, как она смотрела на него днем, как болтала что-то о какой-то неземной красоте и как тыкалась носом в его плечо, прежде чем уйти. Только этого ему сейчас не хватало. Обеспокоенный, Илья вернулся в комнату, неся в руках чашку и блюдце с нарезанным лимоном, и вздохнул с облегчением, взглянув в Анино сосредоточенное лицо.

— Мне звонила Люба, мы очень мало поговорили, не было возможности, но я теперь кое-что понимаю, — сказала она, — про тебя. Знаю, кем ты раньше работал, где ты теперь. Слушай, Илья, может быть, я сейчас в полном сумбуре, но тем не менее у меня есть кое-какие мысли. Ты меня выслушай и реши, дело я говорю или нет. Но сначала ответь на такой вопрос: все, что происходит в «Белой лилии», — это все-таки не наше частносыщицкое развлечение? Это реальные убийства реальных людей?

Илья кивнул.

— В какой-то момент у меня появилась мысль, что, может быть, все это мы сами себе придумали, — отведя глаза в сторону, пробормотала она.

— Как это сами? Люба не находила трупа Полины? А смерть Роберта я просто придумал?

— Ну не так буквально, но, может быть, эти события никак не связаны между собой? Мы находились в непростой жизненной ситуации, — продолжала она, — во всяком случае, я и Люба. Нам нужно было чем-то занять мозги, на что-то отвлечься. Я вдруг задумалась, а действительно ли все эти страшные события — звенья одной цепи? Не мы ли сами подгоняем факты под наши измышления?

— Но ведь ты сама первая обнаружила ложь, — возразил Илья, — ты сама уличила Альбину. Благодаря тебе разрозненные факты стали складываться в цепочку.

— Да, это так, но потом меня стали посещать сомнения, — замялась Аня, — короче, теперь это уже не важно. Последние события показали не только то, что я не ошиблась. Но и то, что все может быть гораздо серьезнее, чем мы думаем.

— Не знаю, как ты, — отозвался Илья, — но я сразу понимал, что речь идет о серьезных вещах. О преступлениях. Причем хорошо организованных.

— Люба рассказала мне о подарке, который сделал ей муж, — объявила Аня и замолчала.

— И что? Что это меняет?

— Ничего не меняет, — ответила Аня, — это лишь приближает весь этот ужас к нам. Это ставит нас под угрозу, тебе так не кажется?

— Кажется, — невесело улыбнулся Илья, — именно поэтому мне придется уехать из города.

Аня сделала большой глоток чая и зажмурилась.

— Я знаю, что нужно делать, — сказала она.

— А я нет, — ответил Илья, — во всяком случае, пока не знаю.

— Послушай меня внимательно и не спорь, — продолжала Аня, повернувшись к нему лицом и очень внимательно глядя в глаза. — Мы не сможем привлечь к ответственности этих людей, потому что у нас нет никаких полномочий, у нас нет возможностей, позволяющих вести официальное следствие, и у нас нет доверия к официальным органам. Теперь я понимаю, почему ты не хотел обращаться в Следственный комитет. Мы можем интерпретировать факты как угодно, но это будут всего лишь наши слова и ничего больше. А твое открытое участие только повредит. А ведь эти люди представляют опасность, Илья. И не только кому-то, кого мы пока не знаем и кого они выбрали себе в следующие жертвы. Они опасны для всех, кто слишком близко подошел к пониманию того, что они делают. То есть для всех нас. Ты согласен?

— Согласен, что дальше?

— А дальше вот что, — впившись взглядом в Илью, проговорила Аня. — Мы никогда не сможем их разоблачить, если не создадим ситуацию, которая принудит их к действию. Мы должны сделать очень серьезный и очень важный шаг, мы должны сами толкнуть их на следующее преступление! Иначе все это может плохо кончиться для нас самих. Рано или поздно они докопаются до твоих родственных связей с Робертом и его матерью. Если ты являешься опасным соперником, муж Любы будет изучать твою личность, можешь не сомневаться. И тогда опасность грозит всем нам. Хотя бы потому, что мы не будем знать о них ничего, а они будут знать о нас все, что им нужно. Мы должны их остановить.

— Есть план?

— Есть план, — ответила Аня, — иначе я не приперлась бы сюда среди ночи. Контора, в которой ты работаешь, — это серьезная организация? Или так, мелкое агентство?

— Более чем серьезная, — ответил Илья. — Если я тебе скажу, кто ее создатель, ты сможешь погуглить и сама поймешь. Но пока можешь поверить мне на слово.

Девушка облегченно вздохнула и даже улыбнулась.

— Ну тогда у нас есть все шансы, — сказала она. — Сейчас я изложу тебе свой план, но обещай, что ты не будешь меня останавливать и махать руками. Он может показаться тебе слишком рискованным, но по размышлении ты поймешь, что выбора у нас все равно нет.

— Ну что ж, Мата Хари, давай докладывай, — усмехнулся Илья, усаживаясь на диван.

— Ты зря смеешься, — заметила девушка. — Если ты думаешь, что женщины способны только…

— Стоп, — оборвал ее Илья, — разве я когда-то высказывался о женщинах уничижительно? Или об их способностях и уме? Не придумывай. Я готов и внимательно тебя слушаю.

Аня набрала побольше воздуха и почти на одном дыхании, в деталях, выложила свою идею. Сначала Илья напрягся и чуть было не нарушил своего обе-щания не прерывать подругу, он в волнении вскочил и заходил по комнате.

План, который предложила девушка, казался рискованным, но не сумасшедшим. Если он тщательно подготовит свою часть, продумает и организует все до мелочей, то риск можно свести к минимуму. Когда Аня закончила, в комнате повисла томительная пауза. Она была такой густой и тугой, что ее, казалось, можно было взять руками и сжать. Наконец Илья нарушил молчание.

— Вызывай такси и поезжай домой, — сказал он.

— Это все, что ты можешь мне сказать? — со звоном в голосе спросила Аня.

— Пока да.

— Значит, ты не согласен?

— Как ни странно это будет звучать, но я почти согласен, — возразил он. — Однако чтобы сделать твою инициативу эффективной и безопасной, мне нужно тщательно все подготовить. Это займет несколько дней. Когда вернусь, я дам знать. И еще. Я могу рассчитывать на то, что ты не будешь обсуждать это с Любой? Во всяком случае, пока я не дам добро?

— Я и сама хотела просить тебя о том же, — оживилась Аня. — Любочка делилась со мной своими размышлениями, она хотела повторить историю Полины, придумать себе достоверную легенду и пройти ее путем. Но теперь это стало невозможно. За ней могут следить, ее муж не даст ей шага ступить. Если она что-то затеет, он мгновенно будет в курсе событий. А мы ведь пока не знаем, как он со всем этим связан, откуда у него украшение из коллекции. Он выследит ее, а потом спугнет того, кто причастен к делу. Одним словом, Любу сейчас вмешивать нельзя.

— Хорошо, что ты сама это понимаешь, — серьезно заметил Илья.

— Понимаю, — тараторила Аня, — поэтому и предлагаю другой способ действия. Меня-то никто из них не знает. И искать связь между мной, тобой и Любой никому не придет в голову.

Илья взял домашний телефон, набрал длинный номер и через несколько секунд заговорил извиняющимся приглушенным голосом.

— Евгения Леонидовна, ради бога, простите, что я звоню в такое время, что разбудил вас, но дело очень срочное. Произошли некоторые события, и мне нужно срочно вас увидеть. Да, именно сейчас. Я бы не настаивал, если бы это могло подождать до утра.

Затем он позвонил в такси и вызывал машину на ближайшее время.

— У тебя ведь была машина, — заметила Аня. — Где ты ее бросил? И как это будет выглядеть, если ты уедешь не на своей машине, а полетишь самолетом?

— Это не моя машина, — ответил Илья, — она была взята в прокате. Пользоваться ею я сейчас не могу. Кстати, о машине. Она оплачена, нужно лишь сдать в офис ключи, сделаешь?

— Без проблем, — кивнула Аня.

— Тогда собирайся, — завершил беседу Илья, — я подброшу тебя до дома, запишу телефон проката и поеду к Евгении Леонидовне. Завтра Люба должна сказать мужу, что я уехал в Москву и больше не вернусь.

— Хорошо, но зачем ты едешь к ней так поздно?

— Чтобы претворить в действие твой план, Евгения должна официально стать клиентом моей фирмы. То есть заключить договор и нанять нас. Иначе я не смогу взять в офисе помощников. Ты же понимаешь, что один я тут не справлюсь, мне будут нужны люди. И вообще, официальный договор дает мне полное право осуществлять деятельность, предусмотренную лицензией. Охрану физического лица, например. Назовем это так.

— Да, это верно, — согласилась Аня, — пока тебя не будет, я тоже начну готовиться. Но что мне все-таки сказать Любе? Она же будет волноваться. Если она спросит, когда ты появишься, что мне ответить?

— Пока ничего, — сказал Илья, — ей придется немного потерпеть, так надо.

— Ты что, ей не доверяешь?

— Просто я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось, — вздохнув, ответил он.

Евгения Леонидовна, немного смущенная тем, что посторонний мужчина видит ее среди ночи неприбранную, с непричесанными волосами, безоговорочно подписала необходимые бумаги, согласно которым она становилась официальным клиентом московской компании «Новые системы безопасности».

— Я полагаю, ты знаешь, что делаешь, — только и заметила она Илье.

— Надеюсь, что так, — подтвердил он. — Я представляю себе, как действует группа, кто обеспечивает ей прикрытие в следственных органах. Но это знание ни на шаг не приближает меня к ее разоблачению. Нужна оперативная комбинация, в которой я не смогу обойтись без группы прикрытия, без поддержки. А мне никто ее не обеспечит, если вы не будете нашим официальным клиентом. Это все, что я пока могу вам сказать.

— А я больше ничего и не требую, — промолвила женщина, и губы ее задрожали, — только прошу, чтобы ты был предельно осторожен. Не нужно никого разоблачать, если цена окажется слишком высока. Ты понимаешь, о чем я. Хватит с меня смерти Роберта. Я не хочу, чтобы и с тобой что-то случилось.

— Успокойтесь, Евгения Леонидовна, — Илья осторожно взял ее руку и поцеловал, ощутив легкое дрожание пальцев, — все будет хорошо. Эти люди опасны, но ведь я знаю, чего от них можно ждать. Я буду подготовлен.

— Иди, — проговорила Евгения Леонидовна, спешно прикрыла за Ильей дверь, прислонилась лбом к прохладному косяку двери и заплакала.

Сегодня утром Илья улетел в Москву. Мне не пришлось врать Максиму, я сказала правду. Илья улетел. Я даже не солгала в том, что не знаю, вернется ли он когда-нибудь. Ведь мы с ним так и не поговорили.

— Откуда ты знаешь, что он уехал? — сухо поинтересовался Максим. — Ты же с ним не виделась, если я правильно понимаю.

— Не виделась, — подтвердила я. — Максим, можно ты не будешь устраивать мне унизительный допрос? Для того чтобы разорвать с человеком отношения, не обязательно с ним видеться. Я нашла возможность сообщить ему, что прекращаю общение.

— И он так сразу, без всяких объяснений, без попыток поговорить, подхватился и уехал? — Максим с сомнением покачал головой.

— У него были здесь какие-то личные дела, он давно их уладил, насколько мне известно. — Я равнодушно пожала плечами. — А то, что вот так сразу «подхватился», как ты говоришь, так что ж тут удивительного? Не так уж ему и надо было, значит…

Я встала из-за стола — мы с Максимом завтракали, — убрала мужнину тарелку из-под съеденного омлета, налила ему еще одну чашку кофе и положила на чистое блюдце два блинчика с творогом. Блинчики я сделала не сама, купила в дорогой кулинарии, которая находилась на первом этаже нашего дома. Максим любил завтракать основательно.

— Дай варенья, — попросил муж.

— Может, тогда чаю?

— Нет, я буду пить кофе, а варенье намажу на блины.

Я подала ему баночку черной смородины без сахара. Мне было все равно, что будет пить и есть мой муж. Единственное, чего мне хотелось, — это чтобы он поскорее ушел.

— Я тебе не лгу, — решила подытожить разговор я, — ты можешь проверить мои слова, если захочешь. Я предлагаю закончить эту тему и никогда больше к ней не возвращаться.

— Хорошо ты устроилась! — хмыкнул Максим. — Закрыть тему, и все. А если мне хотелось бы узнать кое-какие подробности? Я ведь все-таки твой муж. Мне кажется, я имею право знать, насколько ветвистые у меня выросли рога за время твоего общения с твоим… как бы получше выразиться… приятелем.

— Не волнуйся, они не выросли.

— А если я не поверю?

— Можешь не верить, твое дело. Если уж честно, они могли бы вырасти, но этого не произошло благодаря твоей бдительности. Такой ответ тебе понятен?

Максим достал из нагрудного кармашка очки, надел их и внимательно посмотрел на меня.

— Не пойму, — задумчиво проговорил он, дожевывая блинчик, — ты мне хамишь или защищаешься?

— Защищаюсь, — ответила я.

Я не могла больше выносить его победное выражение лица, отвернулась к окну и стала смотреть во двор. Зимняя идиллия кончилась, на улице потеплело, снег утратил свой сказочный вид, скукожился, погрязнел. Небо было хмурое и низкое. Ветер стряхнул с деревьев нарядные снежные шапочки, и теперь ветви раскачивались в такт его завываниям, голые и злые.

— Любочка, я знаю, что тебе нелегко, — вдруг проговорил Максим, подойдя ко мне сзади так близко, что его дыхание защекотало мне шею. — Наверное, тебе было очень одиноко, ведь я так мало уделяю тебе внимания. Но я все исправлю. Мы оба все исправим, правда?

— Да, Максим, иди на работу, ты и так уже припозднился.

Он чувствовал, что продолжать не нужно. Не нужно меня целовать. Не нужно вообще никакой ласки и больше никаких слов. Он знал меня столько лет!

Через несколько минут входная дверь захлопнулась, и еще через пару минут я увидела Максима, пересекающего двор по направлению к своей машине, в которой его уже давно ждал водитель. Он поскользнулся и чуть не упал на раскатанном, обледеневшем снегу, но все же удержал равновесие. Его автомобиль исчез из виду, а я все никак не могла отойти от окна, оторваться от созерцания пустынного, унылого зимнего двора, такого же безликого и безысходного, как мое внутреннее состояние.

Максим потеплел. Он мне поверил, хотя я была уверена, что сообщение об отъезде Ильи он немедленно проверит через Панюкова. Он будет пытаться восстановить наши отношения, возможно, пригласит съездить на уик-энд в Прагу или в Париж. Но он не ослабит бдительность, теперь он все время будет начеку.

По этой причине я считала легкомысленным пользоваться домашним телефоном. Ехать к родителям было еще рано, я никогда не посещаю их в утренние часы, это будет подозрительно, если за мной все-таки кто-то следит. Я посмотрела на себя в зеркало. Последние волнения наложили свой отпечаток на мое лицо, оно казалось усталым, под глазами появились тени. Можно пойти в салон, чтобы заодно привести себя в порядок — голову тоже можно было уже покрасить, но я не была записана, а без этого рассчитывать на прием у парикмахера или косметолога было просто смешно. Побродив немного по квартире, я все-таки нашла приемлемое решение: в двух остановках от нашего дома есть большой медицинский центр, где я бываю, если меня что-то беспокоит. В данный момент меня, как назло, ничего не беспокоило, и я решила сделать цифровую маммограмму. В конце концов, такое обследование должна проходить раз в год каждая женщина. Если Максим спросит, скажу, что последнее время у меня часто ноет грудь.

Я оделась и вышла во двор. Покидая его, я резко обернулась — никто за мной не следовал. Я окинула взглядом припаркованные машины — ни в одной из них не сидел скучающий водитель с газетой. По дороге к медицинскому центру я останавливалась перед витринами, надеясь неожиданно столкнуться с «хвостом», заходила в магазины, останавливалась якобы набрать номер телефона. «Хвост» не обнаруживался. Может быть, его нет?

Зайдя в светлое просторное здание, я приблизилась к ресепшен, чтобы записаться на обследование, сделала это очень быстро, но не могла скрыть разочарования, обнаружив, что городской телефон находится за спиной девушки-регистратора, а за мной уже образовалась небольшая очередь. Обращаться к барышне с просьбой позвонить было неудобно. Тогда я спросила, нет ли сейчас свободного времени у дерматолога, и через минуту меня записали на прием. Я сдала в гардероб куртку, надела бахилы и поднялась на второй этаж. Некоторое время назад я обнаружила у себя под грудью папиллому, она мне не очень мешала, но все-таки это было некрасиво, и мне уже давно хотелось ее удалить. Та часть коридора, которая вела к кабинету дерматолога, оказалась пуста. В очереди не было ни одного человека, и мне пришлось сразу зайти. Я показала предмет моего беспокойства, врач назначила процедуру по удалению, предложив мне пройти ее завтра, я согласилась. Пока доктор что-то писала, я заметила телефонный аппарат у нее за спиной, на тумбочке.

— Простите, это городской телефон? — набралась наглости я.

— Да, городской, вам нужно позвонить? — любезно улыбнулась врач. Еще бы! Ценник в центре был запредельный, на мой взгляд, за такие деньги пациент мог тут не только позвонить, но и попроситься переночевать.

— Мобильный сел, — извиняющимся тоном объяснила я, — я буквально на минутку.

— Пожалуйста, пожалуйста, не торопитесь, — проворковала докторша.

Я набрала Анин мобильный, подруга взяла трубку почти сразу.

— Торговый центр «Престиж», через полчаса, тебе будет удобно?

— Да, я успею, — отозвалась Аня, — где встретимся?

— В парфюмерном магазине.

— О’кей.

Я распрощалась с любезной врачихой и покинула гостеприимную клинику, внимательно оглядев посетителей, толкущихся на первом этаже. Ничье лицо не показалось мне знакомым. Никто на меня не смотрел. Моя идея казалась мне гениальной. Отследить контакт между двумя женщинами в парфюмерном магазине невозможно! Даже совершенно незнакомые люди могут там разговориться, блуждая между витринами с «Гуччи» и «Живанши». Торговый центр, где я назначила встречу Ане, был рядом с ее домом. В такое время у меня был шанс застать ее, и я не ошиблась. Анна на постоянной основе пока не работала, консультировала кого-то за гонорары, так что с утра, как правило, бывала дома, сидела за компьютером. Мне, чтобы добраться до места, требовалось как раз полчаса. Маршрутка пришла практически сразу, и в торговом центре «Престиж» я оказалась через 22 минуты после своего звонка. Аню я разглядела возле витрины с косметикой фирмы «Буржуа», она перебирала флакончики с тушью, советуясь с продавцом-консультантом. Я остановилась неподалеку, у полок со средствами для ухода за лицом. Ко мне тоже подошла девушка в форменном платье, но я жестом отказалась от ее услуг. Через несколько минут Аня оказалась рядом со мной.

— Илья уехал? — спросила я.

— Сегодня улетел, — подтвердила Аня, — вчера мы сняли ему новую квартиру, там есть домашний телефон, я его записала, вот, возьми.

Листок с номером скользнул в карман моей курточки.

— Когда он вернется?

— Он ничего не сказал, — ответила Аня, сосредоточенно разглядывая этикетку на баночке с кремом, — сообщил только, что ему нужно уладить какие-то дела у себя на работе. Велел ждать его и ничего не предпринимать.

— Легко сказать, — прошептала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы, — я осталась с мужем один на один. И не знаю, что мне делать. Я боюсь, что за мной следят. А он уехал и не знает, когда вернется!

— Тихо, Любочка, тихо, — зашептала Аня, — не месяц же нам его ждать, в конце концов.

— А сколько? — вырвалось у меня. — Сколько?! Почему он ничего не сказал?

— Да может, нисколько, — успокоила меня Аня, — может, он уже вечером будет в городе.

К родителям я поехала вечером, предупредив Максима, чтобы по дороге с работы он забрал меня от них. Телефон на новой квартире Ильи не отвечал. На следующий день я удалила дурацкую папиллому и сделала звонок из медицинского центра. Телефон молчал. Я попросила маму, чтобы она периодически набирала номер, который я записала ей на листочке, и как только кто-то отзовется, сразу сообщила мне. Но и мама на мои вопросы отвечала отрицательно. Так прошло три дня. Потом еще три. От Ильи не было никаких известий. Мы еще раз встретились с Аней, и она ничего не смогла мне сообщить, только мямлила что-то нечленораздельное. Лицо у нее при этом было какое-то виноватое. Эта неделя вымотала меня до последней степени. Я не находила себе места. Не знала, что мне думать и что делать. Максим был корректен со мной, в душу не лез и в постели не приставал. Истекла неделя, и я, стойко державшаяся без спиртного все это время, не выдержала. Когда Максим ушел на работу, я спустилась в магазин, купила себе бутылку коньяка и выпила ее под тарелку яблочных оладий. Уже еле стоя на ногах и размазывая по щекам слезы, доплелась до телефона и, плюнув на конспирацию, набрала чертов номер телефона. «Я набираю этот номер последний раз, — пообещала я себе, — если он не вернулся, я больше никогда его не увижу».

Ответом мне были нескончаемые долгие гудки.

Самолет сел в 9 утра. Утренним рейсом летали в столицу в основном деловые люди. Они были в хороших пальто, несли дорогие портфели. Выйдя вместе с ними в оживленный зал прилетов домодедовского аэропорта, Илья ощутил себя в безопасности. Чувства, еще вчера до болезненности острые, стали стихать, утопая в едином гуле, в котором перемешались приветствия встречающих, выкрики таксистов, объявления, звучащие из репродуктора. Унизительная конспирация, неудобства и суета, связанные с переездом, почти бессонная ночь — все это отобрало последние силы. К усталости примешивалось чувство стыда перед Любой, невозможность все рассказать ей, объяснить. А тут вся эта история с Ингой Малышевой… Она ведь могла подумать черт знает что! Например, что он пошлый хлыщ и трус. И во второй раз сбегает из города просто потому, что у него рыло в пуху и он боится получить по заслугам. Надо было остаться? Тоже не вариант. Если о его пребывании в городе узнали люди, связанные с Яровым, значит, узнает и сам Яровой. И что он может один против них? Вернее, если вдуматься, то может. Но только не один. Ему нужно подготовить ловушку, заманить туда добычу и захлопнуть капкан. Нужно все подготовить, иначе Аню подстерегает большая опасность. Он вдохнул холодный промозглый воздух и стал оглядываться по сторонам в поисках приличного таксиста. Можно было, конечно, дойти до экспресса, который за пятьдесят минут домчит до Павелецкого вокзала, сесть в метро, потрястись 25 минут, потом пересесть на маршрутку. Если не придется ждать ни экспресса, ни маршрутки, которые вообще-то ходят часто, через два с небольшим часа он будет в Люберцах. Один из таксистов заметил его колебания, наметанным глазом вычленил из толпы «своего» клиента и двинулся навстречу. В эту минуту Илья передумал. В данном случае плотная, густая в эти часы толпа в метро безопаснее. Он перебросил сумку через плечо и зашагал по направлению к аэроэкспрессу.

Илья был в Люберцах через два часа и двадцать минут. Зашел в супермаркет, в отделе кулинарии выбрал свекольный салат с чесноком, говяжьи отбивные, сырники, прихватил сметану, хлеб. Чай и кофе дома есть. В аэропорту перед вылетом он перекусил бутербродом и чашкой чая, в полете съел пачку засахаренных орехов, и теперь его желудок терзали сильнейшие голодные спазмы. Илья набрал еще разных пакетиков с орехами, упаковку «Вискаса» для общественной кошки Светки, которая была законно прописана в подъезде, потому что никогда в нем не гадила, и пошел домой.

Светка, названная так в честь подобравшей ее девочки, встретила Илью радостным мяуканьем. Спрыгнула с подоконника, где наводила марафет, старательно вылизывая серую мордочку, потерлась о джинсы. Она давно его не видела, но была уверена, что Илья не может явиться на свидание к ней с пустыми руками. На втором этаже у Светки была оборудована столовая: имелись две миски для еды и одна для питья. Илья раскрыл пачку корма, на что Светка отреагировала существенным тычком головы в руку и громким «мяу».

— Угощайтесь, девушка, — сказал ей Илья и поднялся к себе на третий этаж.

В квартире пахло запустением. Он уехал сразу после новогодних праздников, когда получил приглашение от Альбины на фуршет в «Белой лилии», а квартира уже будто нежилая. Впервые Илья вошел сюда три года назад, когда в состоянии полуневменяемости уехал из своего родного города. Ему было не столько страшно, сколько обидно. Во-первых, его считали виновным в смерти женщины, за которую он не нес никакой ответственности. Он давно не спал с ней, ничего ей не обещал, ее не обманывал. Во-вторых, его обвинили в предательстве человека, который ему верил и его поддерживал. Но ведь Илья никого не предавал! Он не имел шанса оправдаться, его не хотели слушать, и это было больно и несправедливо. Но самое ужасное, что он потерял работу, которую любил. Когда он собирал вещи, он считал, что все, что с ним происходит, — чудовищная ошибка, которая должна разрешиться. Не может же Сергей Иванович полностью игнорировать его доводы, есть же, в конце концов, презумпция невиновности! Илья понимал: ему тяжело и трудно, он только что потерял любимую женщину, а горе — плохой подсказчик в ложной ситуации, но пройдет время, и Сергей Иванович поймет, что допустил ошибку. Он уезжал в Люберцы, к тетке, старшей сестре своей рано умершей мамы, потому что больше ему податься было некуда. У нее, по крайней мере, можно было зацепиться на первое время, пока он не найдет работу или пока — во что Илья все-таки верил — ситуация не разрешится и Яровой не позовет его обратно. Тетка Инесса жила одна, чем-то серьезно болела и Илью приняла с большой радостью — ей становилось все труднее справляться со своей беспомощностью и одиночеством. Она выделила Илье комнату в своей просторной двушке в старом доме с высокими потолками, уютную и светлую. Квартира у нее была выдающаяся: с красивым паркетом, тяжелыми шторами на окнах, старым, но идеально настроенным пианино «Беккер», с канарейкой в клетке и фикусами в массивных кадках, с уютными торшерами, которые по вечерам заменяли Инессе основное освещение. На круглом столе всегда лежала колода карт Таро исполнения знаменитого эзотерика Алистера Кроули, в прихожей гулко тикали старинные напольные часы. Первые дни Илья метался, раздираемый противоречивыми чувствами: он раскаивался в том, что постыдно сбежал, что позволил запугать себя. Вместе с тем он чувствовал, что как бы ни разрешилась ситуация, а в родном городе он уже не будет чувствовать себя так, как прежде. Инга отомстила ему за его равнодушие и за свою поруганную любовь, не при жизни, так после смерти. Ее тень вечно будет маячить у него за спиной, стоит ему оказаться в родном городе. Он не хотел быть с ней при ее жизни, а теперь она не хочет, чтобы после ее смерти он находился рядом с местом ее вечного успокоения. Илья рассказал тетке свою историю, она взялась за Таро и строго-настрого приказала ему ни под каким предлогом не появляться в городе, какой бы острой ни была необходимость. Во всяком случае, в ближайшее время.

Инесса уехала в Москву вместе с мужем, получившим повышение, в начале 90-х и, как оказалось, очень плотно встроилась в местное землячество. У нее была масса знакомых, выходцев из их родного города, многие из которых достигли больших высот на поприще государственной службы, в творчестве и в бизнесе. Она позвонила каким-то знакомым, те еще кому-то… Не прошло и месяца, как Илья устроился на работу в компанию «Новые системы безопасности». Он все еще жил мечтой о возвращении, его по-прежнему глодала обида, но с каждым днем эти чувства переносились им все легче. Новые знакомства, работа, оказавшаяся на удивление интересной, Инесса, которая сочувствовала ему и все понимала… Постепенно мысли о возвращении домой отошли на второй план. А потом тетка заболела. Она и так была очень нездорова, у нее был сахарный диабет, но Инесса следила за собой, придерживалась диеты, принимала препараты. Несмотря на регулярное посещение врача, у нее проглядели начало еще более страшного заболевания, а когда спохватились, то диагностировали уже третью степень рака поджелудочной железы. Илья, раньше мало общавшийся с теткой, почувствовал настоящую боль, ибо в последнее время ближе Инессы у него никого не было. Он старался скрасить ей последние месяцы жизни, баловал ее как мог, но все равно пришлось прощаться — от рака ей было уже не спастись.

Теперь Илья жил в люберецкой квартире один. Канарейку отдал соседке — та дружила с Инессой многие годы и хотела забрать птичку себе на память. Почти все остальное он в память об Инессе оставил так, как было при ее жизни. Усовершенствовал только свою комнату — ту, где жил, когда только приехал в Москву, и где спал по сей день. Повесил на стену плазменный телевизор, обновил мебель. А в комнате тетки было как раньше: и шторы, и пианино, и круглый стол, и уютные торшеры.

Илья достал из ящика рабочего стола новый телефон и сим-карту, в которой были все необходимые ему телефоны — старой симкой решил пока не пользоваться. Осталось занести в список контактов только Любу и Аню, впрочем, их номера он прекрасно помнил наизусть.

— Владик, привет, я приехал, — сообщил Илья, набрав номер своего ближайшего коллеги и прия-теля.

— Ну наконец-то! — обрадованно отозвался тот. — Мы тут совсем тебя потеряли. Босс уже спрашивал, и не раз.

— Ты мне нужен, — прервал его Илья. — Я намерен сейчас поесть и лечь спать, просплю часа три. Потом хотел бы тебя увидеть. Ты будешь в офисе?

— Если приедешь в офис, тебе придется встретиться не только со мной, но и с боссом, — предупредил Владислав, — он тебя ждет. И, по-моему, уже недоволен твоим долгим отпуском.

— Скоро будет доволен, — пообещал Илья. — У нас новый клиент, и я как раз собирался изложить суть новой работы. На этом заказе мне будешь нужен ты и Севка, предупреди его, чтобы тоже был на месте.

— Договорились, до встречи.

Илья разогрел себе отбивные, запил обед большой кружкой мятного чая, задернул шторы и лег спать. Он думал, что отрубится мгновенно, но сон не шел. На расстоянии пятиста километров от Москвы его ждала женщина. Она сейчас думала о нем и ждала, чтобы он хоть как-то дал о себе знать. Но он не был готов разговаривать с ней, даже если бы существовала такая возможность. Он до сих пор не признавал, что в смерти Инги есть доля его вины, но как бы то ни было, она его любила и погибла. Это факты. Связанные или не связанные между собой, но факты. С Любой ничего не должно случиться. Илья пока сам не мог ответить себе на вопрос, что значит для него эта женщина, но в последние месяцы она прочно вошла в его жизнь. Он думал о ней. И сейчас, в полудреме, ему виделась Люба. Необычная женщина. Красота не могла затмить чувство безысходности, которое металось в ее глазах. Она будто стояла на краю и боялась оступиться. Илья чувствовал, что, пока он рядом, она не соскользнет в пропасть, и хотел быть рядом, хотел удержать ее, не дать сгинуть без вести. Воспоминание о Любе было последним на грани бодрствования и сна.

Вадим Вадимович Демьянов был одним из основателей компании «Новые системы безопасности». У них с Ильей была общая родина — в городе, из которого Илья вынужденно уехал три года назад, Вадима Вадимовича хорошо помнили, все-таки он в течение нескольких лет возглавлял ГУВД. В этой должности он дослужился до звания генерал-лейтенанта, после чего его перевели в Москву, на ответственный пост в МВД. Уйдя на пенсию, генерал Демьянов стал активным членом землячества и даже входил в его президиум. Когда ему рассказали о том, что талантливый молодой парень из его родного города ищет работу в Москве, стал наводить подробные справки. Отзывы о следователе Шаталове были самые лучшие, на его счету имелось несколько сложнейших раскрытий, и это несмотря на его совсем юный для этой профессии возраст. Оставалось непонятным, почему амбициозный следователь вдруг бросил государственную службу, и тут разные источники называли две возможные причины. То ли это была личная драма, то ли все-таки имел место конфликт с заместителем начальника СК Сергеем Яровым. Демьянов не стал докапываться до истины. Какая разница? Парень — умница, можно сказать, чистый клад: интуиция, интеллект, глубокое знание законов. А вскоре выяснилось, что живой, ясный ум служит ему хорошую службу и в таком нужном деле, как построение оперативных комбинаций. Вадим Вадимович взял его и ни разу не пожалел. Напротив, через некоторое время повысил зарплату, а затем ввел для него персональный коэффициент — ограниченный контингент наиболее ценных сотрудников, кроме зарплаты, получали существенные бонусы по результатам разработанных ими операций. Когда клиентами «НСБ» были крупные банки, корпорации и отдельные вип-персоны, эти бонусы имели солидное денежное выражение.

Клиента, договор с которым принес Шаталов, никак нельзя было отнести к категории перспективных в денежном отношении. Одинокая вдова, конечно, заплатит по прейскуранту, но на этом все. Демьянов не стал бы даже настаивать на выплате процентов от найденной коллекции, если таковая все-таки будет обнаружена и возвращена законной владелице. В подобных делах работа ведется не за деньги. Во-первых, генерал Демьянов все же был законником, причем законником старой закваски. И понимал: если гибнут люди и их гибель либо не расследуется, либо расследуется официальными органами спустя рукава, значит, дело серьезное. Особенно если это не одно случайное преступление, а целая серия хорошо организованных убийств. Раскрыть организованную преступную группу — таким не может похвастать ни одна частная структура. Во-вторых, дело обещает стать сверхрезонансным. Это, конечно, налагает на них огромную ответственность, но и обещает неслыханное по масштабу паблисити. Причем такое паблисити, которое будет вполне заслуженно и за которое не нужно будет платить рекламщикам. Это означает совершенно новый уровень профессиональной работы. Новую ступень и новый статус организации. Щекотливость ситуации заключалась в том, что по убийству Полины Самохиной ведется официальное следствие и привлечен к ответственности подозреваемый — ее муж. Заход даже одной ногой на территорию деятельности официального следствия чреват крупным скандалом и потерей лицензии, но именно труп Полины Самохиной находится в этом деле как бы боком. Официальный клиент «НСБ» — Евгения Леонидовна Семилетова, которая просит найти утраченные предметы коллекции, принадлежавшие при жизни ее сыну Роберту Семилетову, и обеспечить охрану лиц, которые будут помогать в этой работе. Операция, которую предложил Илья Шаталов, никаким образом не затрагивает сферу деятельности следственных органов. Все-таки парень сам следователь, понимает, где проходит черта, которую нельзя переступать. Задача, которую он ставит, должна иметь целью не только предотвратить совершение преступления, но и дать ход материалам, которым официальные органы до сих пор не дали должной правовой оценки. Но это будет уже не их забота. Их забота — задержать преступника, дальнейшие мероприятия должны проводиться в строгом соответствии с законом. И займется этим местное управление ФСБ, больше некому. Дело серьезное, любая утечка информации равносильна провалу.

Внешне Илья оставался спокойным, докладывал четко и ясно. Анна Борисовна Орешкина будет полностью готова и проинструктирована, риск, которому она подвергнется, будет сведен к минимуму, стремящемуся к нулю. Если, конечно, не возникнет какая-то непредвиденная, форс-мажорная ситуация…

— Но такой ситуации мы не допустим, — закончил Илья.

— Ты не господь бог, — заметил Демьянов, — оперативные комбинации иногда получают такое развитие, что даже опытные опера не в силах повлиять. Бывало, такие матерые менты гибли именно потому, что не рассчитали ситуацию до конца… Или потому что не предвидели всех возможных вариантов поведения преступника. Что, если ваш преступник окажется хитрее и ловчее, чем вы можете предположить? Ты готов рискнуть жизнью девочки? Девочки, которая играет в детектива и вряд ли вообще понимает, насколько серьезна эта игра?

Генерал встал и показал сотрудникам, чтобы не вскакивали с мест.

— Вы уверены, что вы справитесь втроем? Может быть, подключить ФСБ уже на этом этапе?

— Решение за вами, Вадим Вадимович, — ответил Илья. — Я уверен, что мы справимся, но если мы будем понимать, что ФСБ готово вмешаться в любую минуту, то будем чувствовать себя еще более уверенно.

— Значит, все-таки сомневаетесь?

— Нет, товарищ генерал, не сомневаюсь. Мне нужна уверенность не при встрече с преступниками, а скорее при встрече с официальными органами. Есть основания подозревать, что у группы есть прикрытие на высоком уровне в правоохранительной сфере.

— Да-да, ты говорил, — буркнул генерал, — ладно. Все равно, как я понимаю, другого варианта взять преступника с поличным у нас нет. И передать хоть сколько-нибудь доказательные материалы в правоохранительные органы, откуда не будет утечки, тоже нет. Однако если вы его и возьмете, где гарантия, что он приведет вас к заказчикам?

— А нам это уже и не нужно, — улыбнулся Илья, — этим уж пусть фээсбэшники занимаются. Мы сдадим им все наработки, всю информацию — и вперед. Дальше не наше дело. Мы люди маленькие, частная лавочка, так сказать. Не претендуем…

Демьянов усмехнулся. Если операция пройдет успешно, про их частную лавочку узнает вся страна. Но даже не это главное. Возможно, им удастся предотвратить дальнейшие жертвы, а это куда важнее.

— Ладно, действуйте. Постоянная связь со мной лично. Предельное внимание. В случае малейшего отклонения от сценария операция подлежит отмене.

На этом совещание закончилось.

— Сева, с тебя удостоверение корреспондента на это имя. — Илья протянул Севке листок с данными Анны. — Достань такое, чтобы фотографию мы могли вклеить на месте. Газета должна быть либо очень популярной нашей, либо зарубежной, но чтобы название тоже было на слуху. Владик, ты пока оформи досье, все данные я тебе переслал. Сформируй их в распечатанном виде в единую папку. На сборы у нас два дня.

Но через два дня генерал Демьянов отмашку на выезд своим сотрудникам не дал. Начальник местного управления ФСБ находился в командировке в Москве, и Демьянов решил, что проводить операцию в его отсутствие будет неправильно. Мало ли что пойдет не так. Илья вместе со своими сотрудниками смог выехать в свой родной город только через неделю. Ребята находились в приподнятом настроении, потому что оба любили адреналин и закисали на спокойной работе. Севка, по мнению Ильи, был потрясающим психологом, кроме того, хорошо боксировал. Владик — вообще профессиональный спорт-смен, специалист по восточным единоборствам, к тому же актер каких поискать и мастер перевоплощения. Оба легко входили в кураж, и это было главное, что требовалась, по мнению Ильи, в предстоящей работе.

Назад: Часть третья

Дальше: Часть пятая