Здание школы зияло выбитыми стёклами.

— Это ещё почему? — спросил Торшин «вымпеловца».

— Это после Дубровки. «Духи» сделали выводы. Выбили в школе все окна, чтобы газовой атаки не было.

— Что в штабе?

— Сложно всё. Местные достали оружие и грозят стрелять нам в спины, если на штурм пойдем, — ответил «вымпеловец».

— А оружия у них до фига, — добавил другой.

— Оттеснять пытались?

— Да какое там. Дети их внутри, они отморозились. У многих и дети, и жены там. Четыре садика сегодня после ремонта не открылись. Младших тоже с собой в школу потащили. Почти все они сейчас там, — боец махнул рукой в сторону школы. До неё было метров триста.

— Пойду поговорю с местными, — сказал Юрий Николаевич.

— Аккуратнее только. Многие не в себе.

Торшин кивнул. Ситуация была хуже некуда.

1 сентября 2004 года, боевики в масках подъехали к зданию бесланской школы № 1. Там как раз проходила школьная линейка. Детей, родителей и учителей — всего 1128 человек — загнали в спортзал и объявили заложниками. От российских властей они потребовали освобождения всех боевиков, задержанных за участие в нападении на Назрань, и вывода российских войск из Чечни.

Москва действовала как обычно — послала «Альфу» и «Вымпел». Их разместили в здании местного ПТУ. Подтянули и местные силовые структуры. К сожалению, этого было недостаточно. Поскольку опасность представляли не только террористы, но и местное население.

Кавказ — это не тихие, мирные русские регионы. На Кавказе всё население вооружено и охотно пускает в ход огнестрел. Местные вооружились и пошли к школе. Чтобы не допустить штурма здания.

Юра подходил к школе. Дворы вокруг были пустые. Людей уже эвакуировали. У школы толпились люди — взрослые и дети, те, кто чудом избежал плена. Мужчины — с оружием в руках.

— Командир, организуй, чтобы тела убрали. Жара же, разложатся, — обратился к Николаевичу осетин в штатском.

— Какие тела? — спросил он.

— Там, под окнами, гора тел — расстрелянные заложники. Видите, женщина стоит — пыталась уже кинуться, еле держат. Там в куче трупов ее муж. Сверху лежит. Расстреляют ее, если сунется.

Торшин посмотрел на женщину. Ее держали с двух сторон, а она сползала на траву. Лицо ей обтирали водой.

— Дочь и сын ее в школе, мужа убили, — сказал осетин.

— У тебя там тоже кто-то? — спросил Юрий Николаевич.

— Нет, — ответил осетин. — Я просто с людьми говорю, помощь предлагаю. Я таксист. Вез сюда женщину с ребенком на линейку эту. Хорошо, они не успели. Я всем предлагаю отвезти бесплатно кому куда надо. Но никто отсюда не хочет ехать. Родные их там. С бандитами. Так что вы что-то с трупами сделайте. Страшно это — смотреть на близкого человека, когда он так лежит.

Торшин кивнул, молча пожал таксисту руку и направился к местным мужикам с оружием. Они что-то громко обсуждали, размахивая руками.

Юрий подошёл. Его заметили.

— Мужики, что с оружием думаете делать? — спросил Юрий Николаевич.

— Или по бандитам или по вам стрелять, если штурмовать полезете, — бросил в ответ один из спорщиков.

— Прямо в спины нам будете стрелять?

— Будем, если на штурм пойдёте.

— Запросто возьмешь и в спину мне пальнешь?

— У меня там жена и два сына. Одному восемь лет, другому — два. Думаешь, я дам их убить? Да я десятерых таких, как ты, лучше положу.

— Да что ты ему объясняешь? — бросил другой. — Его бы дети там были, не спрашивал бы. Свои-то у него дома сидят.

— Ему на наших детей плевать, он приказ выполнять будет, — добавил другой.

Торшин смотрел на лица ополченцев. И вспоминал детство, посёлок Белые Берега. У соседской суки утопили щенков. Несчастная собака искала их повсюду. Вечером она приходила, ложилась и выла. У этих мужчин были такие же глаза, как у той собаки.

Этим людям было плевать на политику. Им было не плевать только на своих детей и своих женщин. Они знали: если «Альфа» и «Вымпел» пойдут на штурм, боевики начнут убивать заложников. То есть — их женщин и их детей. Поэтому они были готовы сделать всё, чтобы не было штурма. Пусть лучше Россия сделает то, чего хотят эти люди. Пусть освободит боевиков, пусть выведет войска из Чечни. Что угодно! Главное, чтобы наши дети и женщины остались живы, думали они. Разговаривать с ними было бессмысленно.

Он отошёл, чувствуя спиной тяжёлые взгляды.