20 декабря, в 5:30 утра в квартире Савельевых раздался звонок в дверь.

Наталья Михайловна не спала. Она вышивала картину — красные маки. Она начала её во время операции в Шереметьево, а теперь заканчивала. Думала о жизни и о том, когда вернётся муж. Смотрела на стену — там висела её любимая картина, коза на солнечном лугу. Она увидела это полотно на Арбате год назад, когда гуляла с мужем солнечным зимним утром. Тогда Наталья Михайловна только-только оправилась от туберкулёза, который чуть не свёл её в могилу. Картина ей очень понравилась, но Анатолий прошёл мимо. Как выяснилось, у него просто не было с собой денег её купить. Но желание жены он запомнил — и с января по июль каждое утро перед службой появлялся на Старом Арбате, искал картину и художницу. Та всё-таки появилась, и картина заняла своё место на стене в доме Савельевых.

Думая обо всём этом, Наталья Михайловна пошла открывать.

На пороге стояло все высшее руководство «Альфы».

Она сразу всё поняла. И даже не запомнила, что именно ей говорили.

Впоследствии я много общался с Натальей Михайловной, и помню, как она об этом рассказывала.

Ночью, одна, она вспоминала другие ночные звонки в дверь — когда открывала и видела на пороге счастливого мужа. Например, когда он вернулся из Афганистана. Это была последняя афганская командировка, за которую Толя получил орден. Он был очень веселым. Рассказывал, как только что обмыли ордена в бане с другими награждёнными сослуживцами. Рассказал, как погрузили ордена в стаканы с водкой и выпили до дна. Обмыли в прямом смысле. Супруга попросила мужа показать орден, а он только ахнул — ордена-то оставили в бане, в тех самых стаканах! Уехал, вернулся с орденом. И долго еще смеялся — описывал удивление банщиков, выдававших ему боевые награды.

Были и другие ночные возвращения, уже с операций. Уставший, довольный, он обнимал жену, что-то рассказывал. И она радовалась. Но всегда знала — однажды она откроет дверь и там будут люди в форме. Которые скажут ей то, что сказали сейчас.

Она сорвалась всего однажды. Это произошло после Будённовска, где мы, сотрудники «Альфы», были брошены на штурм больницы, ее главного корпуса, в котором басаевцы удерживали две тысячи заложников.

Женам тогда позвонили и сказали, что «Альфа», дескать, на учениях. Но по телевизору начали целыми днями «крутить» кадры из Будённовска. Вся страна, не отрываясь от экранов телевизора, жила только этим, ожидая развязки. И всем было понятно, кто там, на огневых рубежах.

Наталья Михайловна, как только Савельев вернулся домой, в отчаянии сказала:

— Или я, или работа. Выбирай! Савельев тут же скомандовал:

— Пошли со мной.

Он привез жену в госпиталь, где лежали молодые офицеры, покалеченные под огнем чеченских террористов в Буденновске. Рядом сидели их родители. Савельев подходил к каждому и просил прощения. За то, что не уберег их сына. За то, что недоучил, раз пуля все же достала.

— Это полностью моя вина, простите меня, — говорил Анатолий Николаевич.

Они вышли из больницы.

— Прости, — сказала тогда жена Савельева. Она никогда больше не ставила мужа перед выбором — долг или семья.

Теперь пришла пора ей исполнять свой долг. До конца.

Утром того же дня младшая дочь полковника, студентка МГУ, должна была идти на сессию. С матерью вдвоём они молча сидели на кухне. И тут дочь сказала:

— Мама, мне пора собираться на экзамен.

Наталья Михайловна тогда вспылила:

— Какой экзамен, ты имеешь полное право никуда сегодня не ходить! Я позвоню в университет, ты сдашь его потом.

Но дочка ответила:

— Нет. Папа бы не одобрил такую халяву.

Экзамен она сдала на отлично.