— Мужики, — снова ожил дедуля. — А правда, что вы в бою кайф испытываете? Ну, что это круче, чем секс?

Мы с Серёгой переглянулись.

— Как сказать, — протянул Милицкий.

— Так и скажи, — посоветовал я. — В общем, да.

— И что, совсем не страшно? — не унимался дед.

— Бывают такие ступоры, тебе, дед, и не снились, — сказал я. — Серег, помнишь Будённовск? С тыла по нам свои огонь открыли. Надо было менять укрытие, подходить ближе к стенам. Там сотрудник был молоденький. Он рядом со мной на задницу шлёпнулся и побелел. От страха отнялись ноги. Я ему — вставай, иди, а он не мог. Так и просидел весь бой. Кстати, Торшин рассказывал: при штурме дома бойцы молодые встали в сцепку, а как прошла команда «штурм», всей своей «змейкой» впали в ступор. Стояли и не двигались. Так Николаевич один на штурм пошел. Они только когда увидели, что командир сам штурмует, отмерли. Стыдно стало, наверное.

— Ну это то, о чем я говорил — Юрий Николаевич себя не берёг, за рядовых на штурм лез. Сомнительное решение. Погибни он, вреда для подразделения больше, чем пользы от одной удачной операции. А помнишь в Буденновске наш офицер, Олег Ишанов? Он будто смерть дразнил. Видимость нулевая, листва кругом, бандиты палят со всех этажей…

— Такой плотности огня ни при одном штурме не было, — говорю я.

— Ну да. А он выбегает из укрытия, с колена пытается погасить огневую точку на третьем этаже. Высаживает рожок одиночными и бегом менять позицию. На ходу магазин заряжает.

— Да, помню его, — ответил я. — Он ко мне подбежал, отпихнул от окна, достал гранатомет. Я ему: «Не стреляй, в пяти метрах сзади стена, так и улетишь вместе с зарядом в окно». Он оглянулся, говорит: «Прорвемся», — и выстрелил. Первый и последний раз видел человека, которому было не нужно времени, чтобы справиться со страхом. Фаза восстановления после шока у парня была доли секунды. Обычно две-три секунды надо. А кому-то и полчаса мало.

— Я бояться не могу, — сказал Милицкий. — Если мой страх бандит почует, к черту переговоры, сразу прикончит. Так что пока разговариваю — не боюсь, контролирую. Но вот когда иду с переговоров и дуло автомата упыря смотрит мне в спину, ничего не могу поделать. Иду блин в своем красивом костюме и думаю, что вот сейчас в нем появится дыра. С тем чеченцем в автобусе в 2001 говорил, и понимал, что это зверь. У него в башке всё могло переклинить в любой момент. Дошел от автобуса до машины, а спина вся мокрая.

— Вы, наверное, к сорока годам все психи? — вдруг спросил дед.

Я покосился на старикана с недовольством, но решил ответить вежливо.

— Когда молодой был, — начал я, — тоже интересовался. Правда ли, если ты убивал и видел смерть, то у тебя психика исковерканная? Спрашивал у Бубенина. Это легендарный командир. Он 250 китайцев убил на Даманском. Так вот, Бубенин мне хорошую вещь сказал:

«Человек, который убивал сам и видел смерть, мудрее не по годам становится». Я ему поверил. Потом сам убедился. Психика в правильную сторону меняется. Учишься подниматься над ситуацией, видеть её чужими глазами. Меньше сомневаться, больше интуичить. Вот как-то так…

В этот момент подъехали ГИБДДшники и быстро нас рассудили.

С дедом было даже жалко прощаться. Я попытался дать ему денег на новый бампер, но он отказался — мол, у меня страховка, мне достаточно.

— Один вопрос, — сказал он, уже вылезая из машины. — Вы из «Альфы»?

— Из «Альфы», — подтвердил Милицкий.

— Ваши в Беслане детей спасали, по всем каналам показывали. Там надпись в школе на стене «Спасибо «Альфе». Так вот и от меня спасибо. А Вас я узнал, — сказал вдруг дед, подмигнув мне. — Вы в «Золотом Граммофоне» пели с Расторгуевым. Хорошая песня. «По высокой, высокой траве…» — пропел он и захлопнул дверь.