Услышав из-за дальних домов характерный скрежет и осторожное курлыканье, Лойд достал из-за пазухи отпугиватель и коротко свистнул.

От раздавшегося пронзительного и резкого звука меня едва не перекорежило, а подкрадывающиеся к мельнице гули с обиженным визгом кинулись прочь. Только с шумом осыпалась черепица под когтистыми лапами да послышался быстро удаляющийся шорох. После чего на темной стороне снова все стихло, а Лойд, прихватив у стены какой-то чурбак, поставил его напротив и сел, уставившись на меня снизу вверх с каким-то болезненным любопытством.

— Вообще-то я тебя обманул, — невозмутимо сообщил он, когда вдоволь на меня налюбовался. — Те знаки, которые я нарисовал внутри ловушки, изначально были рассчитаны не только на демонов, но и на магов. Я посмотрел, как ты работаешь на темной стороне, и должен сказать, что это действительно сильно. Твоя выносливость впечатляет — осилить наружный круг ловушки в одиночку до тебя еще не удавалось никому. Но ты сумел. Молодец. Хвалю. Жаль, что не удалось проверить тебя на прочность. Я ведь уже тогда придумал способ тебя туда заманить, но не ожидал, что ты в последний момент все переиграешь.

Я скривился.

Вот же козел! Да и я тоже хорош. Доверился, мать его. Открыл спину. Повезло еще, что сиганувшая следом тварь меня подтолкнула, иначе угодил бы в круг сапогом, и привет родителям.

— В прошлый раз ты сумел через них перепрыгнуть, но сейчас знаки прямо у тебя за спиной, — тем временем продолжил Лойд. — Так что теперь ты слаб, уязвим и совершенно ничего не можешь мне противопоставить.

Да уж знаю, урод. Первым же делом попробовал тут что-нибудь поджечь, только не сразу понял, куда девались все силы и почему твоя бледная морда так и маячит у меня перед глазами.

— Зачем же было тянуть так долго? — прохрипел я. — Приманку создавать, силы на ловушку тратить, тревожить темную сторону… убил бы сразу. Зачем было мучиться?

— Нельзя, — с сожалением протянул маг. — Старые перстни частенько с секретом и имеют привычку метить убийц своих хозяев. А иногда ставят метку даже на того, кто в момент смерти просто окажется рядом, так что я лучше подожду, пока ты сам сдохнешь. Так надежнее.

Я с трудом сглотнул, чувствуя, как бегут по коже горячие струйки. Дергаться в магических путах было опасно — удавка врезалась так, что я едва мог вздохнуть. А на то, что творилось с запястьями, вообще было страшно смотреть. По моим ощущениям, заклинание вгрызлось туда до самых костей. И всего одного движения могло хватить, чтобы оставить мне на память короткие культяпки.

— И зачем я тебе сдался, позволь спросить?

— Видишь ли, Рэйш… — медленно проговорил маг, глядя куда-то в сторону. — Мне кажется несправедливым, что именно тебя старик Этор сделал своим наследником.

Я чуть не закашлялся.

— При чем тут учитель?! Неужто ты позарился на его перстень?!

— И да, и нет, — так же медленно отозвался Лойд, все еще глядя куда-то мимо. — Но у тебя нет на него никаких прав. Ты не урожденный Рэйш. Тем не менее старик так высоко тебя оценил, что с какого-то перепугу вдруг завещал все свое имущество. Разве это справедливо?

Я оскалился.

— Тебе-то откуда знать, кем он мне приходился?

— У него не было прямых наследников, — сухо уронил маг, впервые взглянув на меня прямо. — По крайней мере, так утверждают столичные архивы. И в чем-то это действительно так — за всю жизнь у старика Рэйша родился только один ребенок. Девочка. Слабая и так тяжело болевшая с самого детства, что он при первой же возможности отдал ее замуж за какого-то провинциального барончика и поторопился вычеркнуть ее имя из фамильного древа.

— Может, он на старости лет все-таки сумел зачать сына, — выплюнул я. Не из упрямства, а лишь чтобы потянуть время.

Но Лойд лишь покачал головой.

— О рождении наследника Рэйш не стал бы молчать так долго. Мальчик в семье — это же радость. Мальчик в древнем, но уже увядающем роду — это радость вдвойне. А если он при этом еще и маг… Но я наводил справки. Запись о тебе появилась в архивах только три года назад. И сделал их старик собственноручно. Так что ты не истинный Рэйш. Просто подделка. Хотя с учетом твоих способностей я, пожалуй, могу понять, почему старик тебя выбрал.

Я сжал зубы.

— Он был неплохим человеком. Особенно в сравнении с остальными.

— Он был упрямым, чванливым болваном! — на мгновение потерял самообладание Лойд. — И превыше всего ценил собственную значимость для мира! Считал себя уникальным! Избранным! И верил, что принять его искусство под силу лишь только такому же, как он, гордецу! Темному, которому Тьма будет благоволить так же, как когда-то она благоволила ему самому… подумать только… великому Этору Рэйшу!

Я неловко шевельнул рукой, но вдруг ощутил лизнувший ее знакомый холод и неверяще замер.

— Да, — с отвращением подтвердил Лойд, покосившись на мою окровавленную ладонь. — Тьма тебя любит, Рэйш. И позволяет делать такие вещи, которые большинству из нас недоступны. Я подозревал об этом, когда мы впервые встретились. Но лишь когда Триш сказала, что видела у тебя черные глаза, окончательно в этом уверился.

Ах вот почему она испугалась, впервые взглянув на меня через «очки»! Напрасно я не выждал положенного времени и поднялся в кабинет сразу, как только вынырнул с темной стороны. Тьма всегда отпускала меня неохотно, настойчиво шептала в уши, цеплялась за плечи, всеми силами стараясь удержать внизу. Да и Йен не раз говорил, что какое-то время после возвращения я напоминаю ходячий труп с совершенно жуткими глазами.

Жаль, что я не понял этого сразу. А вот Лойд, наоборот, сделал правильные выводы и теперь оценивающе щурился, словно ждал, что я начну возражать.

— Ты такой же, как он, — кивнул он, когда понял, что спорить я не стану. — Самоуверенный, упрямый, обожающий плевать на общепринятые законы и правила. Но кое-чего у тебя не отнять…

Лойд снова покосился на мою ладонь, а я вдруг ощутил, как по ней, помимо крови, медленно стекает что-то холодное и липкое, и скосил глаза.

— Тьма живет в тебе, — подтвердил мою догадку сидящий напротив маг. — Это редкий дар, Рэйш. Очень редкий, потому что он означает, что для Тьмы ты свой. Так же, как шурши, демоны, гули и прочая нежить. Благодаря этому ты чувствуешь себя в ней как дома. Тебя не мучают призраки прошлого. Не угнетает его голос. Ты даже не стареешь на темной стороне! А еще способен преодолевать без последствий любые расстояния и создавать прямые темные тропы, о чем многие из нас могут только мечтать.

Я фыркнул.

— И что? Только из-за этого ты решил, что от меня надо избавиться?

— Напротив, — сумел-таки меня удивить Лойд. — При других обстоятельствах я бы с радостью доверил тебе спину. Ничего личного, Рэйш. Ты и впрямь неплохой напарник, успешный маг и хороший воин. Но мне нужен твой перстень. А сам ты, как я понимаю, не захочешь мне его отдать.

Я только ощерился.

По собственной воле передать кому-то перстень? Знак моей силы и еще невеликого, но все же растущего мастерства? Предать доверие учителя и добровольно отдать какому-то чужаку то, что он так долго создавал и чем так гордился?

Да лучше сдохнуть! И пусть потом этот гад помучается, пока будет сдирать перстень с трупа!

— Я так и предполагал, — спокойно отозвался Лойд, когда я изловчился и все-таки до него доплюнул, оставив смачную харкотину на тщательно вычищенном сапоге. — Поэтому и предпринял меры.

— Надеюсь, Триш не в курсе, что, помимо нежити, ты иногда охотишься на своих?

— Триш — хорошая девочка, — рассеянно бросил маг. — Ни к чему ей знать такие подробности. Да и не охочусь я на коллег. Как правило. Пока меня сильно не достанут. Но тут уж, как говорится, дело чести.

Я скривился.

— Много ли чести в том, чтобы сидеть тут и дожидаться, пока я истеку кровью?

— Зачем сидеть? Я скоро уйду. Насколько хватит заряда у перстня, конечно, не знаю, но думаю, к утру все как раз закончится. И тогда я вернусь, чтобы забрать то, что принадлежит мне по праву.

— Перстень тебя не признает, — процедил я, когда маг встал и, пнув завалившийся набок чурбан, демонстративным жестом подбросил на ладони отпугиватель.

Лойд усмехнулся.

— Он не признает чужака, это верно. Однако родную кровь, пусть и слегка разбавленную, ни один родовой артефакт оттолкнуть не сможет. Тебе он достался не по праву, но я исправлю это упущение. И фамильное наследие Рэйшей не канет в забвение лишь по причине того, что жадный старик не захотел мне его передать.

— Ты? — прохрипел я, наконец-то начиная прозревать. — Хочешь сказать, это ты его наследник?!

Лойд спокойно кивнул.

— Его дочь была моей матерью. Так что да, я — единственный законный наследник Этора Рэйша, и мне гораздо больше пристало носить этот перстень, чем какому-то безродному бродяге.

— Безродный или нет, но это был его выбор, — сжал челюсти я. — Видимо, ты не заслуживал доверия, раз старик тебе отказал.

— Он считал, что я убил собственного наставника! — огрызнулся Лойд, и его лицо исказилось от ярости.

— Да ну? И что, позволь узнать, натолкнуло его на эту любопытную мысль? Ах да, — язвительно добавил я, — помнится, ты упоминал, что во время охоты на демона кто-то из магов совершил ошибку. Кажется, поэтому весь ваш отряд полег в горах? Не тогда ли ты узнал об особенностях магических перстней? И не потому ли мастер Этор тебе отказал, что увидел в твоей ауре метку убийцы?

Лойд едва не зарычал.

— Это была случайность! Ты понял, ублюдок?! Просто дурацкое стечение обстоятельств и один-единственный неровно нарисованный знак, из-за которого демона не смогли удержать в ловушке!

— Вот оно что… полагаю, тот защитный круг рисовал именно ты? Наверное, поэтому ты так хорошо его запомнил?

— Это был мой первый круг, — процедил Лойд, буравя меня бешеным взором. — Но старик Рэйш решил, что я сделал это специально! И когда я пришел к нему за помощью — пришел в первый раз за все эти годы! — он вышвырнул меня из собственного дома, как сопливого щенка!

— И с тех пор ты его ненавидишь…

На скулах мага загуляли желваки.

— Я же сказал: ничего личного, Рэйш. Наши отношения со стариком тебя бы не коснулись, если бы не кольцо.

— Конечно, — устало отозвался я. — Но поскольку оно у меня, то ты придумал липовую отмазку, заманил меня в ловушку и собрался убить, лишь бы заполучить то, чего не смог взять честным путем.

— Не тебе меня судить, Рэйш!

— Само собой. За меня это сделает Тьма.

— Это будет нескоро, — растянул губы в неприятной усмешке Лойд. — До тебя она доберется намного быстрее. И кстати…

Подойдя вплотную, он распахнул полу моего плаща и, едва не отрезав мне ногу, вытащил из специально прилаженных петель мою незабвенную «секиру».

— Это я тоже заберу, — довольно кивнул он, просунув пальцы в отверстия на лезвии и вдоволь налюбовавшись устрашающим «кастетом». — Тебе она больше ни к чему.

— Что б ты сдох, Лойд, — с чувством пожелал я ему в спину. На что лысый гад только посмеялся и, беззаботно насвистывая себе под нос, направился прочь, бросив меня умирать в опустевшей деревне.

Впрочем, не совсем опустевшей — стоило только магу отдалиться, как на соседней крыше снова что-то заскреблось.

Гули…

Ну конечно, трусливые падальщики не осмелились бы пересечь невидимую границу, которую очертил вокруг мельницы отпугиватель. Но как только артефакт отнесли в сторону, почуявшие кровь твари начали возвращаться и теперь собирались в стаю, с нетерпением ожидая, когда его действие закончится.

Вот, значит, какую смерть приготовил для меня Лойд?

До утра времени оставалось еще прилично, так что к его возвращению от меня не останется даже костей. После этого ему надо будет только подойти, разгрести сапогом обрывки одежды и спокойно забрать то, что по праву принадлежало только мне.

— Что б ты сдох, Лойд, — обессиленно дернувшись, устало повторил я и обвис на проклятых путах.

— Прощай, Рэйш, — донеслось в ответ издевательское, а еще через миг короткий вихрь возвестил, что предатель-маг вернулся в обычный мир и оставил меня один на один с радостно загалдевшими гулями.

При виде неторопливо спустившегося со стены, опасливо клацнувшего зубами крысюка я на мгновение испытал знакомое отчаяние. Но миг слабости тут же прошел, и меня охватила злость.

— Вон пошли, твари облезлые, — процедил я, когда следом за первой тварью из соседних домов и подвалов начали опасливо вылезать остальные.

Три, четыре, пять…

Помня о том, что совсем недавно здесь был второй маг, нежить не спешила кидаться в атаку. Твари неуверенно переглядывались, настороженно нюхали воздух, то и дело приседали, если им казалось, что неподалеку слышался какой-то шум, но все же медленно и неумолимо приближались, капая на снег липкой слюной.

Я дернулся раз, другой, но использованное Лойдом заклинание держало надежнее любых цепей. Ловушку на стене он тоже начертал с умом. В магическом плане я был абсолютно сух и не имел возможности не то что использовать знаки — я даже малозатратную вербальную магию не мог сейчас применить. Хотя видит Фол, я бы с удовольствием рискнул засветиться на всю темную сторону, лишь бы выбраться из ловушки и успеть снести Лойду башку.

— Да что б вас всех разорвало! — прошептал я, бешено дернувшись в третий раз и тут же ощутив, как кровь быстрее побежала по горлу.

Почуяв ее пьянящий аромат, гули утробно взвыли и, резко осмелев, начали выползать не только из соседних, но уже из дальних домов. Причем не по одному-два, а целыми группами, после чего целеустремленно порысили к мельнице, с вожделением глядя на меня прикованного к стене.

Демон! И за что мне такая глупая смерть? Может, проще будет дернуть головой посильнее и больше ни о чем не беспокоиться?

Увы. Я, может, и дурак, но совсем не самоубийца. А оторванная башка даже на темной стороне вряд ли снова прирастет.

Все-таки попытавшись вырваться в последний раз, я дернулся до черных искр в глазах, но лишь еще больше ослаб и, уже со всех сторон слыша радостное курлыканье, устало прикрыл глаза.

Проклятье…

Ну почему мне так не везет?

— Артур? — моей макушки коснулся легчайший ветерок, похожий на холодное дыхание Смерти.

Я замер. Гули, кажется, тоже. А затем мою спину осыпало совсем уж нехорошим морозцем, после чего из-за моей головы выскользнула изящная женская ручка и почти ласково погладила по щеке.

— Ну здравствуй, Артур… вот мы и снова встретились.

Я нервно скосил глаза в сторону, но, как и раньше, никого не увидел.

— И тебе здравствуй, красавица. Вспомнила, что я уже два раза срывался с крючка, и решила сегодня явиться пораньше?

— А ты все так же дерзок, — тихонько рассмеялась Смерть, отчего-то не торопясь показываться на глаза. — Все так же остер на язык… Но что же ты не встречаешь меня как положено?

Я криво усмехнулся и демонстративно шевельнул прикованными ладонями.

— Ну прости, красавица. Не могу.

— А если бы мог?

— Тогда, может, и колено бы перед тобой преклонил. Все-таки ты очень настойчивая, а я уважаю упрямых леди.

За моей спиной снова послышался хрустальный смех, больше похожий на мелодичный перезвон колокольчиков.

— На это, пожалуй, стоило бы посмотреть. Но прежде ответь мне на один вопрос.

Ишь, какие мы сегодня разговорчивые! Зато гули, кажется, как увидели мою собеседницу, так и обомлели. По крайней мере, ни один не посмел больше сделать в мою сторону ни единого шага. И ни один не рискнул показать ей зубы, чтобы, не дай Фол, не привлечь к себе Ее пристальное внимание.

— Я к твоим услугам, красавица, — ухмыльнулся я, радуясь, что хотя бы пару лишних мгновений еще поживу.

— Что такое Тьма, Артур? — вдруг совершенно неожиданно поинтересовалась Смерть.

— Тьма — это отсутствие света, — даже не задумавшись, выпалил я.

— А что такое свет? — снова огорошила Она меня. А когда я ошарашенно промолчал, к моей щеке прильнули ледяные губы и шепнули над самым ухом: — У тебя три удара сердца, Артур. После этого, с тобой или без тебя, я уйду.

Что-о?! Я или умру, или останусь тут скитаться вечным призраком?!

Хорошенький же выбор предоставила мне Смерть!

— Так что ты скажешь? — снова прошептала Она. После чего я лихорадочно метнулся взглядом в одну сторону, в другую, но гули и впрямь застыли, будто чья-то властная рука действительно остановила время.

Три удара сердца…

Всего три удара!

Но если учесть, что на темной стороне оно у меня почти не бьется, то Смерть сделала воистину королевский подарок! Итог, конечно, в любом случае будет один и тот же, но лучше уж отправиться вместе с Ней на перерождение, чем сдохнуть от зубов гулей, а после этого вечно скитаться во Тьме, порой даже не понимая, кто я и как тут оказался.

Демон!

Так что же такое свет?!

— Свет — это тепло, — торопливо пробормотал я, в то время как мои мысли лихорадочно заметались. — Свет — это солнце, огонь, весна… но ты, наверное, не об обычном мире спрашиваешь?

Бом-м! — как удар колокола в старинных часах, гулко содрогнулось мое сердце.

— Свет, свет… — еще быстрее забормотал я, кидая по сторонам отчаянные взоры. — На темной стороне света никогда не бывает. Здесь же нет солнца. Здесь вообще ничего нет, кроме нежити… и нас! Но если считать, что ты говорила о том свете, что мы способны принести сюда с собой, то свет… свет — это жизнь! Та божественная искра, что есть в нас самих и которую мы, смертные, всегда носим в сердце!

Бом-м! — во второй раз ударило у меня в груди. То ли я схожу с ума, то ли глупое сердце впервые за неделю решило поторопить события…

Но Смерть на это ничего не сказала.

— А еще свет — это вера! — выкрикнул я, чувствуя, как холодеют держащие меня пальцы и как сумрак в моих глазах медленно гаснет, сменяясь самой настоящей тьмой. — Вера! Ты слышишь?! Пока мы верим, мы все еще живем!

Смерть снова промолчала, а я вдруг почувствовал, что самым настоящим образом тону. Я будто в первый раз шагнул во Тьму и снова, как десять лет назад, ощутил на себе ее ледяное дыхание. Снова, как и тогда, оказался посреди тюремной камеры и невидящим взором уставился на брошенную мне под ноги свежую газету.

Зачем это понадобилось делать охраннику, я ни тогда, ни сейчас не знал, но, как наяву, увидел выделенный черным шрифтом заголовок. И так же, как в ту ночь, вдруг почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног.

«Ужасное происшествие в Белом квартале! — кричал огромный заголовок на первой странице. — После долгого расследования Королевский суд Алтира наконец-то огласил приговор юному графу Артуру Кристоферу де Ленуру и признал его виновным в совершении жестокого убийства. По данным следствия, в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое лиственя этого года младший сын графа де Ленура, находясь в состоянии алкогольного опьянения, убил собственного брата — Дерека Алена де Ленура, образцового военного и прекрасного светлого мага, чья смерть потрясла столицу меньше двух месяцев назад. Казнь преступника назначена на тринадцатое число этого месяца. Но накануне в особняке семейства произошла очередная трагедия! Два дня назад около часа пополуночи граф Кристофер де Ленур был найден повешенным в собственном кабинете! Прибывшие на место происшествия следователи алтирского сыскного Управления уверены, что граф покончил жизнь самоубийством. Собственноручно написанная им предсмертная записка не дает ни малейшего повода в этом усомниться. А уже этим утром нам сообщили, что накануне около полуночи убитая горем графиня Элеонора де Ленур выбросилась из окна собственной спальни. Расследование еще ведется, однако следователи полагают, что очередная ужасная смерть в этом несчастливом семействе — прямое следствие трагедии, которая всколыхнула весь город с гибелью Дерека Алена де Ленура…»

Я хорошо помню, как закончил читать эту страшную статью.

Помню, как сразу после этого в моей душе что-то оборвалось.

Помню жуткие черные стены, которые сомкнулись вокруг меня, словно стены кошмарного склепа. И холод… тогда я впервые в жизни испытал дикий, невыносимый, воистину смертоносный холод, от которого останавливается сердце.

Сколько я так стоял, шатаясь под тяжестью обрушившихся на меня известий, не знаю. Я плохо помню, что случилось потом. Зато моя память каким-то чудом сохранила знание о том, что в тот день, как и сегодня, в столице шел снег. Снег был повсюду. На земле, на крышах, на головах прохожих. И точно такой же снег тогда выпал в моей душе. Горький, черный, по-настоящему мертвый снег, который мы видим лишь в моменты беспросветного отчаяния.

Именно тогда мой разум впервые накрыла пелена безумия. Тогда же я впервые в жизни ушел темной тропой. Сквозь холод и тьму, как ведомый инстинктами зверь, на одном чутье вернулся в опустевший особняк семьи де Ленур и уже там, стоя во тьме, вдруг увидел яркие, подсвеченные алыми искрами, но совершенно отчетливые следы, которые вели прочь от места преступления.

Словно раненый зверь, я в каком-то наитии ринулся по этому следу. Как озлобленный пес, ворвался в припортовый кабак и с рыком накинулся на приютившегося в углу тщедушного человечка. За два месяца запах крови на его одежде уже успел порядком выветриться, но я хорошо видел светящийся след, что тянулся к нему от места убийства. Видел багровые следы в ауре истошно завопившего смертного. И я зубами выгрыз из него эту ауру… вместе с душой… лишь для того, чтобы с появлением всполошившихся магов выплюнуть из себя уже истаивающего призрака и обессиленно упасть, исчерпав свои новые возможности до последней капли.

О том, что обвинения с меня сняты, я узнал гораздо позже, в один из редких проблесков сознания, которые иногда, но все же посещали мою опутанную безумием душу. Что это было, я уже теперь не помню, но словно лучик света озарил однажды сгустившуюся надо мной тьму и незнакомым, полным сочувствия голосом произнес:

— Как жаль. Дом умалишенных для мага такого уровня — это нонсенс. Будь у него учитель, из мальчишки вышел бы толк.

Следующий светлый миг застал меня уже на полпути в Триголь.

Еще один проблеск разума привел в приютившуюся рядом с Зеленым озером деревушку.

Тогда, насколько мне известно, в Нирне было намного более людно, чем сейчас. В те годы рыбный промысел процветал, деревня жила богато. Да и пролегающий неподалеку тракт приводил частых гостей, которые все как один останавливались именно здесь — в «Четырех бочках», где когда-то варили один из лучших элей по всей округе.

На растерянно озирающегося оборвыша завсегдатаи и гости трактира взглянули с отвращением. Грязный, покрытый синяками и ссадинами, с разбитыми в кровь пятками, я, наверное, являл собой по-настоящему жалкое зрелище. Но даже так я не заслуживал брошенных из окна огрызков. Как не заслуживал ни плетей, ни едких насмешек от тех, кто считал себя выше меня по положению.

Наверное, именно тогда я и отдалился от человечества. Тогда же понял, что люди — это жадная до зрелищ, жестокая и радостно улюлюкающая толпа, в которой не нашлось ни одного приличного человека, способного заступиться за сумасшедшего. Лишь старый рыбак, на которого мне повезло натолкнуться на выходе из деревни, стал для меня лучиком света в пучине тьмы. Одинокий, хромой и уставший от жизни калека, который первым рискнул меня пожалеть.

— Ступай к болоту, мальчик, — шепнул он мне, вовремя углядев седые космы среди безобразно свалявшихся колтунов. — Там есть один маг. Он поможет.

Именно так я узнал о мастере Эторе Рэйше.

И именно поэтому я, однажды сюда вернувшись, не тронул проклятую деревню. Не тронул, видимо, зря, потому что прошлое действительно возвращалось, и я снова ощутил себя здесь, на этой же самой улице, недалеко от старой мельницы и того самого проклятого трактира. Вот только рядом не было никого, кто мог бы мне помочь.

Воспоминания — как отблеск молнии: внезапно возникнув, они так же быстро и погасли, почти не украв отмеренного Смертью времени. Но, заново вспомнив печальный отрезок той жизни, я внезапно понял, о чем Она спрашивала. И с каким-то новым чувством оглядел погруженную в полумрак улицу.

Для темного мага в порядке вещей прикасаться к Тьме и слышать ее шепот. Но по-настоящему на темную сторону мы уходим лишь в минуты страшного, всепоглощающего и по-настоящему убивающего душу отчаяния.

У каждого из нас в прошлом был день, о котором мы не хотим вспоминать: гибель близких, предательство любимых… За каждым магом Смерти стоит своя собственная невеселая история. Однако только сейчас, здесь, глядя в глаза жадно облизывающихся тварей, я вдруг осознал, что в действительности не хочу умирать. Что я, несмотря ни на что, все еще не сдался. Не пал духом. А ставшее для меня мостиком во Тьму отчаяние не заполонило мою душу полностью. В ней по-прежнему осталось место для дружбы, сочувствия, желания бороться… и в ней пока еще действительно остался свет.

— Свет — это надежда, — в каком-то прозрении прошептал я, замерев под холодными руками Смерти. — Вот что заставляет нас идти вперед! И вот почему даже здесь мы остаемся живыми!

Пальцы на моей щеке легонько сжались и, бережно проведя по покрывшейся инеем коже, медленно отдалились.

— До встречи, Артур Рэйш, — со смешком отступила Смерть. И мне почему-то показалось, что в этот момент она торжествующе улыбалась.

А затем ощущение чужого присутствия окончательно исчезло, удавка на горле резанула кожу чуть глубже, а из-под нее, словно голодная змея, выползла тоненькая черная струйка. Слабая, неуверенная, но все же истинно моя.

Бом-м! — в третий раз гулко содрогнулось мое сердце, извещая об окончании отпущенного Смертью срока.

— Тьма… тебе жертвую! — прохрипел я буквально за миг до того, как приготовившиеся к прыжку гули снова ожили.

Пляшущие перед моим лицом черные язычки вспыхнули, в мгновение ока превратившись в густое, пышущее мертвенным холодом пламя. Удавку на моем горле с силой дернуло, обильно брызнувшаяся из-под нее кровь окропила загородившее полмира пламя, и в тот же миг весь мир заволокла густая черная пелена.

Я успел только увидеть, как прямо на меня несется раззявившая пасть мертвая тварь, следом за которой в едином порыве ринулись остальные гули. Невольно зажмурился, непроизвольно напрягся, одновременно сжав кулаки. А потом с тоской подумал:

«„Секиру“ бы мою сюда»…

И сперва даже не поверил, когда в правую ладонь что-то требовательно толкнулось.

Изумленно распахнув глаза, я растерянно уставился на закрывшую меня с ног до головы черную пленку, за которой, как за надежным щитом, ярились и бесновались гули. Затем шевельнул рукой, с трудом скосил глаза и растерянно их округлил, обнаружив, что перед моим лицом покачивается подозрительно знакомое лезвие. Попробовал им взмахнуть, насколько позволяли путы. И тихо, недобро рассмеялся, обнаружив, что кисть теперь совершенно свободна.

Наскоро избавившись от дурацкого заклинания, я отступил от стены, едва не уткнувшись носом в отделившую меня от гулей неодолимую преграду — ожившая Тьма трепетала, дрожала и переливалась, как жидкое облако, слегка прогибаясь всякий раз, когда снаружи в нее врезалось очередное тело.

При этом она была здесь, со мной. Она сочилась из глубоких порезов, но не падала на землю, а собиралась и сама по себе сплеталась в невиданный доселе щит. Плотная, густая, слегка напуганная тем, что между нами происходило. Но по-прежнему мягкая, прохладная и удивительно верная, особенно после того, как я впервые ее накормил.

Секира в моей руке тоже оказалась создана из того же удивительного материала. Матово-черная, удивительно легкая, она не потеряла ни свойственного прежней «секире» изящества, ни невероятной остроты. Но, что самое важное, теперь у нее появилось настоящее древко. Именно такое, какое мне было нужно, — тонкое, твердое, выточенное Тьмой именно под мою руку, оно легло в ладонь так, словно так и было задумано.

— Спасибо тебе, Смерть, за подсказку, — задумчиво проговорил я, глянув на израненное запястье и обнаружив, что от перстня к нему протянулись такие же черные язычки, обвив наподобие повязки и надежно закрыв глубокие раны. — Я понял теперь: во всех нас изначально есть свой свет и своя тьма. И каждый сам волен выбрать, к кому из них обратиться.

Тьма, словно услышав, благосклонно мурлыкнула, а затем выгнулась навстречу, обхватывая меня со всех сторон и заключая в крепкие объятия. Но на этот раз я не только не отшатнулся, но еще и подался вперед. А когда прошел через нее насквозь и обнаружил, что поверх окровавленной одежды лег такой же прочный, черный как ночь доспех, то недобро улыбнулся испуганно отшатнувшимся гулям и крутанул в руках новую секиру.

— До скорой встречи, Лойд. Я уже иду.