Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Когда в начале 1990-х гг. состоялись первые крупномасштабные международные конференции практиков научной коммуникации, деятелей науки и образования, в них участвовали в основном представители Западной Европы и Северной Америки. Сегодня серии конференции по общественной коммуникации в науке и технике (ОКНТ) собирают более 600 участников из более чем 60 стран со всех континентов; только на конференцию 2012 г. пришли заявки на участие из более чем 50 стран. Международный конгресс научных журналистов (в 2013 г. собравший более 700 участников из 73 стран) и профессиональные конференции сотрудников музеев науки и центров науки собирают примерно столько же участников.
Будучи по своей природе международной системой, современная наука с начала своего возникновения распространила организационные структуры и практики по всем континентам. С развитием глобализации эти процессы ускорились и интенсифицировались, и вместе с трансконтинентальным сотрудничеством и перемещением кадров распространялись идеи и взгляды, в том числе взгляды на место науки и роль ученых в обществе. Основанная частично на этой общей культуре научного сообщества, но в немалой степени и на других глобальных факторах политики и экономики, научная коммуникация за сравнительно недолгий период времени стала всемирным феноменом.
Это глобальное разрастание научной коммуникации, ее форм и содержания в последние годы стало темой научных исследований. Распространение по всему миру практик и институций, связанных с научной коммуникацией, а также сходство и различия между странами и регионами в организации этой деятельности стали предметом особого внимания сообществ, занятых в этой сфере. В собрание кратких очерков о положении дел в разных странах (Schiele et al. 2012), подготовленном на основе конференций по ОКНТ, вошли материалы 31 автора из шести стран, представляющего свои точки зрения на ситуацию. Том, содержащий материалы национальных и международных опросов об отношении общества к науке и технике, отражает мировое состояние научной культуры (Bauer et al. 2011).
В сравнительном анализе научной коммуникации в разных странах нам помогла масштабная оценка принципов деятельности науки в обществе (science-in-society) — проект MASIS, описывавший положение в 37 странах (2). Итоговый доклад проекта распределял национальные культуры научной коммуникации по шести категориям, таким как «консолидированные», «развивающиеся» или «хрупкие». Вместе эти категории «образуют рамки анализа культуры научной коммуникации» (Mejlgaard et al. 2012: 67), применимые и за пределами Европы. Ниже они приводятся в новой формулировке, с некоторой модификацией: по степени институционализации инфраструктуры научной коммуникации; уровню внимания со стороны политической системы; количеству и разнообразию акторов, вовлеченных в научную коммуникацию; академической традиции распространения результатов исследований; отношению общества к науке; количеству и квалификации научных журналистов.
Говоря о глобальном распространении научной коммуникации, мы прежде всего смотрим на степень ее институционализации, отражающуюся в национальных программах и политике на уровне правительств, академий и научных фондов, профессиональных сообществ, системы высшего образования, межправительственных, научно-исследовательских, международных благотворительных организаций и коммерческих компаний. В разных контекстах значение исполняемых ими ролей и отношения между ними могут сильно различаться, но государство во всех своих обличьях остается главным двигателем институционализации научной коммуникации. Если говорить о признаках инстутуционализации научной коммуникации в разных странах мира, то одним из главных, если не главным, является наличие правительственных программ по развитию научной грамотности. В числе других — подготовка ученых к коммуникации, программы по привлечению внимания СМИ к науке, университетские программы по научной коммуникации, а также исследование научной коммуникации в университетах. В следующих разделах мы кратко осветим эти признаки, уделив особое внимание их проявлениям в странах и регионах за пределами Западной Европы и Северной Америки.
Правительственные программы по развитию научной грамотности. С тех пор как в середине 1990-х гг. стало принято считать, что научно-технический прогресс играет ведущую роль в экономическом развитии, экономическая и научная политика тесно переплетаются. И не так уж важно, стоит за этим стремление превратить страну из аграрной в индустриальную или желание перейти от традиционной индустриальной базы на более высокий уровень развития. В развивающихся странах, как и в более продвинутых в промышленном и техническом отношении регионах, экономика знаний и/или устойчивого развития стала центральной темой публичной политики. В том или ином направлении или в обоих вместе правительственные программы и политика с разной степенью выраженности соотносятся со взглядами общества на науку и технику как на фактор, потенциально способствующий экономическому и социальному развитию или ограничивающий его.
В двух самых населенных странах мира, Китае и Индии, интерес государства к популяризации науки уже несколько десятилетий закреплен законом. Принятый в Японии «Базовый план науки и техники на 2011–2015 гг.» связывает инновации и производство знаний с работой по созданию «надежной инфраструктуры научно-технической информации ради повышения осведомленности и понимания проблем, связанных с наукой и техникой в государстве» (3). В структуру японского Управления по науке и технике входит Центр научной коммуникации, который, «помимо распространения знаний и использования достижений науки и техники, также будет стремиться к конструктивному общению с гражданами, правительством, научными учреждениями и учеными, заранее обсуждая неопределенности и скрытые опасности, исходящие от науки и техники, чтобы способствовать улучшению образа жизни и состояния общества» (4). По сравнению с другими подобными документами, подход японцев отличается более полным взглядом на общественную коммуникацию в науке и ее контексты.
Пожалуй, чаще всего в такой политике проявляется обеспокоенность — явная или скрытая — компетентностью детей и молодежи в науке и технике и их отношением к научно-техническому прогрессу. В основе этого лежит конкуренция: в частности, в Западной Европе с некоторой тревогой отмечают высокие позиции некоторых стран Юго-Восточной Азии в международных обзорах уровня знаний школьников в математике и естественных науках (например, в PISA — Международной программе оценки школьного образования стран ОЭСР). Соответственно, государственная политика направляется на устранение пробелов или удержание лидерства. Связи между образованием и экономикой, подготовка молодежи по естественнонаучным, техническим, инженерным и математическим предметам (обозначаемым аббревиатурой STEM) рассматриваются как вспомогательный ресурс экономики. Неформальные инициативы в этом направлении обычно входят в научно-просветительские программы и играют вспомогательную роль в таких государственных устремлениях.
Однако в некоторых западноевропейских странах в последние два десятилетия государственная поддержка привлечения общества в науку приобрела намного более широкий масштаб: ее целевая аудитория и конкретные группы общественности включают тех, кто проявляет интерес и способен участвовать в обмене идеями и формировании научной политики. «Поворот к диалогу», фигурирующий в национальных программах развитых стран, отражает многообразие групп общественности, на которые ориентированы эти программы. В странах, где научная коммуникация лишь недавно обрела организованный характер, она в большей мере — а иногда и исключительно — направлена на детей и молодежь.
Этот акцент, представленный также в концепции научной коммуникации как неформального образования, — характерная черта государственных программ и политики распространения научных знаний, говорящая о планах создания или поддержки центров науки, в основном того типа, что развивался с конца 1960-х гг., с основания Эксплораториума в Сан-Франциско (см. написанную Шиле главу этой книги). В начале нынешнего века группа таких центров открылась в Британии в рамках «Проекта Миллениум», который правительство поддержало за счет доходов от национальной лотереи. Небольшие государства Европы в последние двадцать лет также открыли свои центры науки, обычно в столицах или неподалеку от них, чтобы продемонстрировать открытость страны науке и технике. В густонаселенных странах Азии (например, в Индии и Южной Корее) центры науки исчисляются десятками, и их сети в 2000–2010 гг. при поддержке местных властей или правительства продолжали расширяться. В конечном счете самую амбициозную программу проводит Китай, где количество центров науки и техники между 2004 и 2008 гг. почти удвоилось — со 185 до 380 (Shi and Zhang 2012).
Китайская сеть центров науки жестко интегрирована в правительственную программу общественного образования, так же как и — пусть и в совершенно ином политическом контексте — тайваньский Национальный музей науки и техники, миссия которого — «пополнять знания граждан о науке и технике, вызывать интерес к проведению исследований, фиксировать и представлять наши национальные достижения в развитии науки и техники, способствуя таким образом укреплению доверия народа, поддерживать научное и техническое образование в южной части Тайваня» (5).
Однако в других местах Азии можно встретить и другие модели, подтверждающие, что в глобальном масштабе развитие научной коммуникации происходит неравномерно: Музей искусства и науки в Сингапуре с его поражающей воображение архитектурой составляет часть коммерческого досугового и развлекательного комплекса; Мираикан — Национальный музей развития науки и инноваций в Японии (Miraikan) — заявляет в качестве основополагающего принципа, что «наука и техника — часть нашей культуры. Мы предоставляем свободное пространство для общения всем, чтобы осмыслить и обсудить роль науки и техники в будущем» (6). Центр «Петросэйнс» (Petrosains) в столице Малайзии (см. раздел «Доклады из пяти развивающихся центров научной коммуникации» в этой главе) описывают как «центр науки и открытий, использующий развлекательный и интерактивный подход, чтобы рассказать историю науки и техники в нефтяной отрасли». Он расположен в одном из высочайших зданий мира — штаб-квартире энергетической компании Petronas (7).
Государственные программы поддержки интереса к развитию науки находят и другие проявления, не столь заметные, как музеи и центры науки. Так, они могут включать прямую или косвенную поддержку национальных недель науки и аналогичных мероприятий, инноваций в научном образовании, интернет-ресурсов о новостях науки, наподобие тех, что учреждены в Дании, Нидерландах, Норвегии или Испании. (В ряде стран похожие интернет-ресурсы созданы независимо от государства: например, поддерживаемый сетью африканских научных журналистов www.AfricaSTI.com.)
При сравнении государственных программ поддержки осведомленности о науке выясняется, что в Бразилии и Китае они в большей мере направлены на развитие и преодоление социального неравенства, чем аналогичные программы в Австралии и Британии; акцент на образование сильнее выражен в Китае и Британии, а в Бразилии большее внимание уделено культуре (Bultitude et al. 2012). В более раннем исследовании отмечалось, что оценка подобной австралийской программы 1990-х гг. не смогла ответить на вопрос, «способствовала ли программа улучшению знаний австралийцев о науке и технике и какую роль сыграла наука в стимулировании социального и экономического развития» (Gascoigne and Metcalfe 2001: 75). Авторы исследования рекомендовали с самого начала встраивать в такие программы способы оценки.
Обучение и другие способы поддержки ученых в общественной коммуникации. Все чаще для ученых и сотрудников университетов, научных фондов, профессиональных сообществ и частных провайдеров открывают краткие курсы работы с медиа. В Западной Европе количество таких курсов постоянно растет, национальные научные организации и Европейская комиссия требуют, чтобы результаты проектов, получивших финансирование из этих источников, распространялись публично, что очень способствует спросу на такое обучение. В последние десять лет инициативы по проведению подобных курсов были предприняты в нескольких странах Европы, например в некоторых университетах Италии.
Курсы учреждаются и на международном уровне, как, например, проходивший в 2011 г. курс коммуникации для ученых из развивающихся стран. В основе его была идея, что «коммуникационные навыки особенно важны ученым развивающихся стран, где научная инфраструктура слаба, а научное образование нуждается в более активной поддержке на всех уровнях образования» (8). Организаторы — Международный центр теоретической физики и Академия наук третьего мира в итальянском Триесте — отмечали, что, «улучшив свои коммуникационные навыки, ученые смогут сыграть важную роль в развитии науки в своих странах».
Десять лет назад в ходе сравнительного изучения Евросоюзом мер по развитию научных исследований, техники и культуры обнаружилось, что лишь несколько стран делают достаточно много, чтобы научить научное сообщество взаимодействовать со своими согражданами и уделять внимание их проблемам (Miller et al. 2002). В более позднем международном обзоре сообщалось о значительной корреляции между обучением коммуникации и уровнем доверия в общении между учеными и общественностью (Peters et al. 2008). Но во многих странах, где также ожидают, что ученые будут взаимодействовать с широкой публикой, соответствующее обучение практически не ведется. Хотя элементы обучения коммуникации все чаще встречаются в докторских и постдокторских университетских программах, они, скорее всего, будут направлены на общение с учеными коллегами или представителями деловых кругов и потенциальными пользователями технологий, создаваемых в результате исследований, а не для общения с широкой публикой или политиками.
Как следует из докладов MASIS в нескольких странах Южной и Восточной Европы (9), поддержку ученым (в основном молодым), желающим включиться в общественную коммуникацию, в той же мере, что и местные ресурсы, оказывают Британский совет и ЮНЕСКО. В октябре 2013 г. ЮНЕСКО провела в Сербии Первую региональную конференцию по продвижению науки (10), собрав профессиональных промоутеров науки, практиков и энтузиастов из стран Юго-Восточной Европы, чтобы «поделиться опытом и определить дальнейшие шаги по усилению связи между наукой и обществом». В числе прочих обсуждался вопрос о том, «как улучшить навыки коммуникации и язык ученых, чтобы дать им возможность понятным образом представить свою работу».
Доклады MASIS по нескольким странам Центральной и Восточной Европы отмечают Британский совет как ведущую силу в научной коммуникации, прежде всего в рамках конкурса по научной коммуникации FameLab. Жюри конкурса охватывает более 20 стран, в основном новых членов Евросоюза, но также Египет, Гонконг и Израиль. Британский совет учит молодых ученых, как изложить любую выбранную ими тему перед аудиторией неспециалистов.
Кроме того, Британский совет помог организовать во многих странах научные кафе, и этот формат также используется для того, чтобы знакомить ученых и публику с неформальной научной коммуникацией на общественных площадках (см. написанную Айнзидель главу этой книги). Во Вьетнаме Отдел клинических исследований Оксфордского университета и Госпиталь тропической медицины открыли кафе Khoa Huc, чтобы создать «дружественную атмосферу, в которой каждый может свободно задавать вопросы и выдвигать идеи» (11).
Еще одна первоначально британская модель, которую можно использовать в разных странах, — это научные медиацентры. К концу 2013 г. такие центры были организованы в Австралии, Канаде, Дании, Японии и Новой Зеландии, «на очереди — в Китае, Италии и Норвегии» (12). Британский научный медиацентр работает с 2002 г. при поддержке профессиональных сообществ и частных компаний. Он предоставляет разного рода поддержку ученым, сотрудничающим со СМИ, в том числе проводит краткие семинары «Введение в новостные СМИ», на которых ученые и профессиональные журналисты рассказывают о «реалиях новостных медиа» (13). Подчеркивается, что это не столько практическая подготовка, сколько возможность почувствовать «дух новостных СМИ».
Главная проблема в подготовке и проведении такого рода обучения — степень акцентирования технических и формальных аспектов коммуникации. Например, курс по навыкам работы со СМИ может быть значительно или даже полностью сконцентрирован на ключевых элементах написания пресс-релиза или участия в радио- или телеинтервью. Курс по навыкам общения с неподготовленной аудиторией может строиться вокруг техники повествования. Последний доклад финансируемого Евросоюзом проекта Messenger отмечает, что мнения консультантов проекта о том, какого рода подготовка нужна ученым, расходятся — от навыков работы со СМИ, которые довольно легко привить, до развития «знаний о социальных, а также эпистемологических обстоятельствах» (SIRC and ASCOR 2006). Как уже указывали другие авторы (Trench and Miller 2012), подход к общественной коммуникации, ориентированный на диалог, требует, чтобы ученые тщательно учитывали потребности аудитории и прислушивались к тому, что ее волнует. Поощрение ученых к неформальному общению, например к беседам в научных кафе, может потребовать особых форм поддержки.
Среди форм поддержки ученых, помимо или наряду с обучением, можно отметить премии и другие награды за выдающиеся достижения в популяризации науки. Однако растущее требование к ученым участвовать в общественной деятельности в целом не связывается ими с оценкой своей работы и не меняет ее. Несмотря на все большее внимание к третьей миссии (помимо обучения и исследований) системы высшего образования и на доступ общественности в научно-исследовательские центры, формальных стимулов для того, чтобы ученые проявляли общественную активность, очень немного. Сотрудники ведущих научно-исследовательских институтов и национального научного центра Японии в своем письме в журнал Nature отмечали, что правительство «настойчиво напоминает ученым, что финансирует за счет налогоплательщиков работу по улучшению коммуникации», но «время и силы, потраченные на научную коммуникацию, не помогут ученым в поиске финансирования, рабочих мест или в продвижении своей работы» (Koizumi et al. 2013).
Подготовка в сфере коммуникации часто адресуется молодым ученым или аспирантам, как, например, это делается на семинарах по науке и коммуникации, проходивших в последние годы в Индии при поддержке Фонда Уэлкома и Департамента биотехнологии Индии. Однако расширяется, обретая все более глобальный характер, и система подготовки для более широкого круга лиц, участвующих в научной коммуникации. В сентябре 2013 г. на юге Испании прошла первая Летняя школа научной коммуникации для стран Европейского Средиземноморья и Ближнего Востока (14). Целью ее была поддержка профессионалов научной коммуникации в «развитии новых идей в сфере научной коммуникации». Среди участников были сотрудники музеев и центров науки, а также те, кто только вступает в эту сферу деятельности, — представители университетов, местных властей и общественных организаций.
Программы по поддержке внимания СМИ к науке. Участвующие в поощрении интереса СМИ к науке национальные и международные структуры уделяют особое внимание поддержке журналистов. Можно отметить, что власти разных стран способствуют тому, чтобы каналы общественного радио и телевидения усиливали или поддерживали на требуемом уровне освещение вопросов науки. В некоторых случаях такая поддержка связана с национальными программами по популяризации науки, иногда она оказывается косвенно, через государственные агентства или организации научно-технической сферы. Высокотехнологичные компании также иногда выступают спонсорами научных программ на телевидении.
Международные организации, например ЮНЕСКО, также стремятся поддерживать внимание СМИ к науке и журналистов, работающих в этой области. Наряду с региональной встречей профессионалов научной коммуникации Юго-Восточной Европы, прошедшей под эгидой ЮНЕСКО в октябре 2013 г., эта организация провела также школу журналистов, «направленную на улучшение качества и увеличение количества материалов, касающихся научной этики, в СМИ Юго-Восточной Европы и способствующую росту осведомленности общества о значении научного знания, а также развитию культуры критической научной журналистики в регионе» (15). Еврокомиссия в 2007 г. опубликовала руководство по обучению научной журналистике, переизданное три года спустя (European Commission 2010), и провела в Барселоне форум по проблемам освещения науки в СМИ и подготовки журналистов.
В 2012 г. международные организации поддержали семинар в Аддис-Абебе, собравший научных журналистов из африканских стран, руководителей СМИ и ученых, чтобы обсудить, «как лучше донести до общества проблемы науки» (16). В Азии пакистанский Информационный центр по биотехнологии организовал семинары для СМИ и курсы, направленные на расширение «возможностей электронных и печатных СМИ по объективному освещению проблем, связанных с биотехнологиями» (Choudhary and Youssuf 2011: 254).
Среди неправительственных организаций, на международном уровне поддерживающих развитие освещения науки в СМИ, особого упоминания заслуживают интернет-ресурс scidev.net и Международная федерация научных журналистов. Scidev.net обеспечивает онлайновую платформу для сообщений и обсуждения научных открытий — в особенности тех, которые представляют интерес для менее развитых стран. Этому ресурсу оказывают поддержку журналы Nature и Science, агентства по развитию, а также благотворительные организации, заинтересованные в поддержке науки и техники в развивающихся странах. Ресурс создал сеть корреспондентов в разных регионах мира, поощряет новые таланты и публикует руководства по различным аспектам научной журналистики. Аналогичным образом Международная федерация научных журналистов предоставляет опытных наставников тем журналистам из развивающихся стран, кто хотел бы специализироваться на освещении научных тем, и предлагает онлайновые курсы научной журналистики. На проходящих раз в два года конференциях федерации обсуждается влияние поразившего медиаиндустрию кризиса на освещение проблем науки.
Университетские учебные программы по научной коммуникации. За минувшие 25 лет программы подготовки дипломированных специалистов по научной коммуникации стало принято считать одним из признаков развитой инфраструктуры научной коммуникации. Со времен первых магистерских степеней и докторских дипломов, вручавшихся в Австралии, Великобритании, Франции, Италии и Испании, такие программы получили распространение во многих странах Европы и Латинской Америки, а также в Индии. Недавно учредили магистерские программы по научной коммуникации Венгрия и Португалия, можно добавить сюда и онлайновую программу Университета Помпеу Фабра в Барселоне. Новозеландский Университет Отаго в 2013 г. пригласил второго профессора научной коммуникации, причем более половины студентов, обучающихся по этой специальности, прибыли из других стран. В Индии и Южной Корее несколько постдипломных программ по научной коммуникации и научной журналистике проводятся в значительной мере под управлением и при финансовой поддержке правительств этих стран. В Бразилии в Университете Кампинас программа подготовки магистров научной и культурной коммуникации дополнила курс научной журналистики (Vogt et al., 2009). В Национальном автономном университете Мексики программа популяризации науки, открытая в 1996 г. в сотрудничестве с Музеем науки, была связана с исследованиями в области философии науки (Haynes 2009). Лаврентийский университет в канадской провинции Онтарио готовит специалистов по научной коммуникации совместно с научным центром «Наука Севера» (Science North science centre), объявив свой курс «первой и единственной всесторонней программой по научной коммуникации» (17), хотя такая специализация существует и в рамках подготовки магистров коммуникации в Университете Дрексела в Филадельфии и в Университете Флориды, а еще один канадский университет в 2013 г. также начал разрабатывать магистерскую программу по научной коммуникации.
Эти программы демонстрируют некоторые общие черты на весьма разном культурном и образовательном фоне, где акценты могут делаться на социологию науки, теорию коммуникации и профессиональные навыки (Mulder et al. 2008; Trench 2012). Северная Америка представлена в этой области слабее, поскольку там предпочитают заниматься профессиональной подготовкой популяризаторов и научных журналистов. В этом и в других отношениях глобальное распространение научной коммуникации вовсе не выглядит как распространение некой универсальной модели. Это даже не однонаправленная тенденция: есть примеры свертывания и сокращения подобных программ в ходе рационализации осуществляющих их организаций (Trench 2012).
Университетские исследования научной коммуникации. Наряду с увеличением количества постдипломных учебных программ по научной коммуникации растет число индивидуальных проектов и подготовленных организациями программ по ее изучению. Первая волна исследований научной коммуникации включала работы зрелых ученых, обратившихся к этой области. Со временем обучавшиеся по этим программам выпускники стали писать докторские работы. Как правило, страны, раньше других открывшие последипломные учебные программы, лучше всего представлены в строгих научных исследованиях. Нередко те, кто сейчас преподает эту специальность, сами окончили по ней курс и получили ученую степень. В Китае, однако, изучение научной коммуникации развивалось в отсутствие последипломного обучения по специальности. В Китайском научно-исследовательском институте популяризации науки (CRISP) были защищены диссертации в этой области, часто требовавшие подготовки за рубежом и, таким образом, способствовавшие обмену опытом между странами. Количество работ по научной коммуникации в Китае довольно многочисленно и продолжает расти: например, в одном докладе упоминаются 1795 работ, опубликованных с 2002 по 2007 г. (Ren et al. 2012).
Попытка анализа современных докторских диссертаций по научной коммуникации обнаруживает широкий разброс тем, теорий и методов (van der Sanden and Trench 2010). Модель может быть сложной и даже противоречивой, однако с количественной точки зрения тенденция очевидна: по неформальным сведениям, собранным в ходе встречи начинающих исследователей в 2012 г., в конце 2013 г. готовилось больше докторских проектов в области научной коммуникации, чем было завершено за предыдущие 20 лет. В Австралии число аспирантов в этой области выросло с трех в 1997 г. до 20 в 2012 г., а число работ, выполненных австралийскими учеными в 2000-х гг., по сравнению с предшествовавшим десятилетием удвоилось (Metcalfe and Gascoigne 2012). В 2000-х гг. исследования отношений общества и науки, СМИ и науки, политики и научной коммуникации привлекало примерно равное внимание (соответственно 19, 17 и 16% главных тем этих работ).
Результатами постдипломного образования по научной коммуникации стал выпуск специализированных научных журналов. Журнал Public Understanding of Science («Общественное понимание науки»), название которого отражает время его появления в Британии — после публикации в 1985 г. доклада Комиссии по пониманию науки обществом, появился в начале 1990-х гг. под влиянием того же импульса, что привел к учреждению магистерской программы по научной коммуникации в Имперском колледже Лондона. Переименование другого журнала, Knowledge («Знание») в Science Communication («Научную коммуникацию») и основание JCOM — Journal of Science Communication («Журнала научной коммуникации»), как и онлайновые, находящиеся в открытом доступе публикации в SISSA в итальянском Триесте, также отражают рост постдипломного образования и количества работ в этой области. Рассчитанный в большей степени на местную аудиторию Quark более десяти лет издавался Научным советом по научной коммуникации Университета Помпеу Фабра в Барселоне, в последние годы возникли японский Japanese Journal of Science Communication (Киото) и сразу три индийских издания: Indian Journal of Science Communication, Science Communicator и Journal of Scientific Temper. В изданиях проявляются одновременно тенденции к глобализации и локализации. Это распространяется и на ключевые слова, используемые в описаниях и обсуждении научной коммуникации. Некоторые из них имеют особое значение или используются исключительно в тех или иных странах. Таковы понятия scientific temper в Индии — нечто вроде «дух науки» или «научный образ мысли», «популяризация науки» в Китае, «общественное присвоение науки» в Латинской Америке, «научная, техническая и промышленная культура» (сокращенно CSTI) во Франции.
Чтобы показать, как глобальное распространение научной коммуникации проявляется в разных национальных контекстах, мы попросили корреспондентов из пяти стран, не часто привлекающих внимание исследователей научной коммуникации, рассказать о том, как развивается там эта область. Отметим, что все эти сообщения связаны с рядом упомянутых выше элементов.
Глобальные процессы, оказывающие влияние на сферы науки и техники, проявляются в Аргентине и других странах Латинской Америки, в особенности в Бразилии, Колумбии и Мексике. Есть множество признаков того, что научная коммуникация занимает все большее место в культуре этих стран. Среда организованной научной коммуникации формируется в Аргентине экономическим ростом, который за минувшее десятилетие дал толчок социальной политике и консолидировал фундаментальную науку и технологические возможности. Создание в 2007 г. министерства науки, технологии и продуктивных инноваций стало сигналом нового времени. В последние годы инвестиции в исследования и разработки — следуя региональной тенденции — росли быстрее, чем в Европе, США и Канаде, хотя не так быстро, как в Азии. Значительно выросли некоторые области биотехнологии, нанотехнологии, информационной и пищевой технологии (Ricyt 2011). Дискурс публичной политики сместился в сторону экономики знаний и сокращения зависимости от товарного производства. В таких условиях подчеркивается важность связи науки с обществом, включая поддержку традиционных музеев и новых центров науки.
Есть также признаки более прочных связей научных организаций и системы СМИ, как и предполагает процесс медиатизации (Weingart 1998; Väliverronen 2001; Peters et al. 2008). Научно-технические организации все чаще действуют в логике СМИ и общественного мнения, придерживаясь практик, ценностей и организационных и технических принципов, подобных тем, что используют СМИ, поддерживаемых формальными и неформальными правилами. В числе индикаторов — создание или консолидация групп и структур для общественной коммуникации в университетах, научных и технических организациях, интенсификация контактов между учеными и журналистами, все более заметная риторика участия, диалога и включенности общественности. Ученые стремятся стать известнее в публичной сфере и участвуют в широких общественных дискуссиях. Это связано с новыми веяниями в национальной политике, возрождением роли интеллектуалов, ученых и общественных деятелей (Polino 2013). С другой стороны, эмпирические данные показывают, что научная журналистика также становится более организованной и профессиональной (Gallardo 2011; Vara 2007). За последние 15 лет в СМИ появились специализирующиеся на науке журналисты, а освещение связанных с наукой вопросов значительно увеличилось. Исследования и разработки, ведущиеся в Аргентине, стали занимать больше места в газетах, на общественном телевидении и в некоторых коммерческих радиопрограммах. Научные журналисты организовали свою онлайновую сеть и профессиональную ассоциацию (18), а молодые профессионалы с новыми надеждами подключаются к научной журналистике и популяризации науки, что подтверждают посвященные Аргентине разделы международного обзора (Bauer et al. 2013). Многие из этих авторов изучали новые университетские программы (Murriello 2011), хотя число программ подготовки в сфере научной коммуникации все еще ограничено.
Возросшие запросы общества отражаются в публикации ведущими издательствами научно-популярных книг — как местных авторов, так и переводов европейских и американских изданий. Растет рынок научно-популярных журналов. Недавнее учреждение конкурса и премий в области научной журналистики и научно-популярной литературы, способствовавшее появлению новых авторов, — еще один результат возросшего интереса к вопросам, связанным с наукой. Эти процессы можно рассматривать в соотношении с интересами и культурными традициями аудитории, что демонстрируют общенациональные опросы об общественном понимании науки (Mincyt 2012; Secyt 2004, 2007; Polino 2012).
Однако среда, в которой в Аргентине осуществляется научная коммуникация, также имеет присущие и другим странам континента сдерживающие свойства. Как отмечают (Polino 2013), организованная коммуникация демонстрирует некоторую структурную слабость: хотя университеты и федеральные учреждения признают значение пресс-служб, финансирование их скудно, значительная часть таких групп не имеет постоянного бюджета или постоянных должностей, чтобы поставлять материалы для научной коммуникации, многое делается по доброй воле и безвозмездно. Хотя положение дел медленно меняется, у ученых нет особых причин участвовать в общественной коммуникации. Часто эта деятельность с точки зрения научной карьеры считается декоративной. Последствия очевидны: система склонна включать в эту работу лишь тех, кто уже считает ее необходимой, и отвергать новые таланты.
Еще одна проблема — это концепция коммуникации и восприятия общества, лежащая в основе многих программ научной коммуникации и популяризации науки. Даже при наличии серьезных доказательств того, почему дефицитная модель не работает и как она создает искаженный образ науки и техники (см., например, Bucchi and Trench 2008; Dierkes and von Grote 2000), деятельность многих университетов в научной коммуникации ориентируется на эту модель. Многие ученые часто общаются с журналистами в педагогическом стиле, полагая, что ученым следует просвещать окружающих. Это вызывает заметное напряжение, не раз возникавшее в ходе публичных лекций, обсуждений и кампаний в СМИ.
Диалог и общественное участие — это ценности, которые нельзя четко перевести в институциональные рамки: механизмов поддержки участия граждан практически нет. Можно также отметить, что СМИ придерживаются описательной позиции, избегая анализа; новости науки часто сводятся к информации об открытиях, оставляя в стороне возможные риски, конфликты интересов или связи между наукой и экономикой. В освещении научных тем преобладают несколько источников информации, и потому СМИ ограничены в возможности дать материал для сравнения.
Политические, экономические и социальные потрясения переходных 1990-х гг. затронули и наукоцентричную и идеологизированную советскую систему популяризации науки. Выжили в ней немногие, такие как научно-популярный журнал Horisont, за счет энтузиазма преданных делу сотрудников, но сама сфера деятельности оказалась маргинальной и почти не располагала материальными ресурсами и не пользовалась поддержкой. Но на рубеже третьего тысячелетия Эстония начала трансформировать себя в страну инноваций с сильной ориентацией на информационные технологии. Одновременно пришло понимание, что будущие достижения в этой области окажутся под вопросом из-за нехватки ученых и инженеров, а также из-за скромного положения науки в обществе. С того времени выгода, которую может принести стране множество ученых и инженеров, и необходимость привлечь молодежь в эту сферу стали преобладающей темой научной коммуникации в Эстонии, в особенности в публичном секторе.
Чтобы привлечь молодежь в науку, правительство финансирует несколько программ через Совет по научным исследованиям Эстонии, а также другими способами. Они сосредоточены на непосредственной работе в школьных кружках по робототехнике или интерактивных учебных программах в центрах науки, а также на пропаганде профессиональной карьеры в науке. Многие из этих программ представляют собой молодежные проекты, наиболее заметными из которых стал «Научный автобус» Национального физического общества, устраивающего театрализованные научные шоу в школах. Чтобы привлечь внимание публики к этой работе, с сентября 2011-го по сентябрь 2012 г. в Эстонии проходил Год науки.
Крупнейшим государственным проектом поддержки научной коммуникации стала частично профинансированная Европейским союзом программа «TeaMe» (2009–2015). Главным ее итогом для общества стали две идущие в прайм-тайм телепрограммы: серия портретов известных ученых и студенческая телеигра. Программа также финансировала подготовку ученых и журналистов и разработку новых учебных пособий для школ.
В последние годы центры науки и музеи занимают заметное место в сфере научной коммуникации, обретая новые помещения и устраивая выставки. Важными событиями, привлекшими рекордное количество посетителей, стали открытие центра науки AHHAA в Тарту и новая экспозиция в Морском музее в Таллине. AHHAA также является одним из координаторов ежегодной Ночи ученых, выросшей в фестиваль, кульминацией которого стали живые телетрансляции на главном государственном канале. Однако количество подобных мероприятий для взрослых все еще невелико и они, как правило, однократны.
В СМИ единственный профессиональный научный журналист ведет еженедельную передачу на государственном радио, хотя у большинства газет есть круг постоянных авторов, пишущих о науке. Существует несколько сайтов, посвященных новостям науки и техники, наиболее заметный из них, www.novaator.ee, поддерживается Тартуским университетом. Характер подачи новостей преимущественно информационный или рекламный, критический анализ представлен слабо. Проблемы доверия общества к науке — далеко не главная тема научной коммуникации, очень мало обсуждается природа науки или потребность в критическом подходе со стороны журналистов. Информация, поступающая от научных учреждений, обычно сфокусирована на событиях в этих организациях, а не на результатах исследований. Однако есть несколько ученых, умеющих общаться со СМИ напрямую. Эстонский совет по научным исследованиям ежегодно присуждает премии за популяризацию науки.
Быстрые перемены, за десять лет изменившие сферу научной коммуникации в Эстонии, произошли под влиянием как внешних, так и внутренних факторов. Например, национальный конкурс молодых ученых возник после того, как Европейская комиссия обратилась к Эстонии с предложением прислать участников на общеевропейский конкурс. Многие крупные проекты (музеи, телепрограммы) получали единовременные гранты Евросоюза. Однако это произошло вслед за принятыми в Эстонии решениями выделить средства на проекты, связанные с научной коммуникацией. И все же регулярное финансирование остается наиболее трудным вопросом для многих начинаний; в основном власти оказывают поддержку на основе ежегодных открытых конкурсов.
Значение, которое придают в Малайзии науке и технике, отражено в нескольких ключевых правительственных документах: Vision 2020, «Десятый Малайзийский план», «Национальная научная и техническая политика», «Национальная политика в области биотехнологии» и «Национальная сельскохозяйственная политика». Меры по внедрению науки и инноваций в малайзийское общество включали объявление 2010 г. Малайзийским годом инноваций, 2011-й — Годом продвижения науки и математики, 2012-й — Национальным годом развития науки и инноваций.
Возглавляют пропаганду науки в Малайзии Национальный научный центр и Центр науки «Петросэйнс» (Petrosains). Первым управляет правительство через министерство науки, технологии и инноваций, второй центр — корпоративный, организован ведущей нефтегазовой компанией Petronas. Национальный научный центр предлагает различные программы, предоставляющие возможность тем, кто живет за пределами федерального округа Куала-Лумпур, посетить центр, и программы научных лагерей, дающие шанс школьникам из сельской местности соприкоснуться с наукой и техникой, участвуя в интерактивных мероприятиях. Центр также проводит специальные программы для учителей и организует конкурсы и карнавалы, способствующие интересу к науке и технике. «Петросэйнс» — это интерактивный центр науки, представляющий роль науки и техники в нефтегазовой отрасли. Активную просветительскую роль, особенно в отношении космических исследований, играет Национальный планетарий (Zainuddin, 2008).
Некоторые малайзийские организации продемонстрировали активную приверженность продвижению науки. В числе программ, начатых Академией наук Малайзии, лекции в школах, конкурсы и контрольные работы, научные лагеря, экспозиция «Наука и математика», национальный месячник науки и техники, выставки и публикации, призванные способствовать росту знаний о науке. Университеты и школы страны самостоятельно или в сотрудничестве организуют научные лагеря во время школьных каникул. Свою роль играют и разные органы государственного управления, участвуя в программах и кампаниях, затрагивающих зону их ответственности, самостоятельно или в сотрудничестве с университетами, коммерческими структурами или неправительственными организациями.
Одним из проектов министерства науки стала разработка программы MyBiotech@School, позволившей более чем 40 000 школьникам страны познакомиться с биотехнологией, с помощью мультимедиатехнологий участвуя в экспериментах, общаясь с учеными и экспертами, работающими в отрасли (Mivil 2013; BIO-BORNEO 2013; Firdaus-Raih et al. 2005). Министерство природных ресурсов и окружающей среды и департамент окружающей среды провели ряд программ по экологическому образованию (Pudin et al. 2005), а министерство здравоохранения — кампании по медицинской грамотности (MOH 2010; Malaysian Digest 2013; CAP 2011). Неправительственные организации также играли заметную роль в пропаганде науки в Малайзии с помощью ряда проектов и веб-сайтов (19).
В распространении сведений о науке значительную роль играли ведущие газеты. В течение января–марта 2009 г. они опубликовали около 300 материалов, связанных с наукой (Arujunan and Aziazan 2011), причем примерно две трети их касались медицины и проблем здоровья. Остальную треть составили материалы о биотехнологии, космосе, биоразнообразии, экологии, сельском хозяйстве и др. В освещении проблем науки заметно внимание к проблемам и дискуссиям, занимающим публику, как на национальном, так и на международном уровне при постоянном внимании к государственной политике.
Считается, что будущее экономики Нигерии связано с быстрым распространением науки и технологий; так, по мнению правительства, выглядит лучший вариант ускоренного роста. На этот взгляд, несомненно, повлиял вклад высокотехнологичной индустрии мобильной связи в создание рабочих мест и рост благосостояния страны. Это породило надежду, что успех может быть повторен и в других секторах экономики. Увеличение числа абонентов сетей GSM менее чем с 1 млн чел. в 2001 г. до более чем 100 млн чел. в 2010 г. показало, как влияют политические перемены на рост экономики: в 2001 г. в Нигерии была отменена государственная монополия в области телекоммуникаций.
Целью прошедшей в нигерийской столице Лагосе в 2010 г. встречи на высшем уровне стала поддержка общественного интереса к науке, технике и инновациям, поощрение местных ученых, изобретателей и новаторов, вопросы локализации современных технологий. В этой встрече участвовали представители федеральных ведомств и ответственных за развитие страны агентств Millennium Development Goal, а также предприятий малого и среднего бизнеса, торгово-промышленных палат и международных организаций. Новая политика Нигерии в сфере науки, техники и инноваций была официально провозглашена в 2011 г., однако первое политическое заявление на этот счет было сделано еще в 1986 г. и уточнялось в 1997 и 2003 гг. В новой политике особое внимание уделяется трансферу инноваций и технологий, ставятся цели по продвижению коммуникации в этой сфере и внедрению научной культуры.
Академия наук Нигерии оказывает федеральному правительству консультационные услуги в проведении новой научной политики, частью которых является аудит научно-исследовательских организаций. Одной из рекомендаций было усилить координацию между научными организациями и учредить ежегодный национальный форум по науке и технике. К тому времени под эгидой министерства науки и технологии независимо друг от друга работали 19 научных организаций, каждая из которых проводила собственные выставки и располагала собственными библиотекой и музеем. Без активизации работы по информированию публики о науке на федеральном уровне и на уровне штатов, без регулярного показа достижений государственных научно-исследовательских организаций все это оставалось бы скрыто от широкой публики и потенциальных пользователей новых технологий.
Академия наук Нигерии активно участвует в популяризации науки. В 2012 г. она провела семинар по эффективному информированию о научных исследованиях, направленный на то, чтобы преодолеть пропасть, разделяющую ученых и широкую публику, и объединить молодых ученых и журналистов. Академия также работает в партнерстве с частной компанией Schlumberger, Молодежной академией Нигерии и преподавателями естественных наук, инженерных специальностей и математики, а также волонтерами в рамках программы Schlumberger по развитию образования (Schlumberger Excellence in Education Development (SEED) programme) (20). Программа дает возможность студентам и преподавателям совместно вести исследовательские проекты. Ее цель — вызвать интерес к науке и развить технический потенциал студентов с помощью критического мышления, творческих и изобретательских способностей.
Нигерийская пресса регулярно публикует материалы о науке и технологиях, а газета The Guardian, которую считают флагманом нигерийской печати, на протяжении нескольких десятилетий ведет специальные колонки о науке. Анализ нигерийских медиа показал, что доля научных материалов в новостях близка к той, что обнаруживается в Великобритании и США (Falade 2014).
Обладая 75-миллионным и сравнительно молодым населением, Турция признает ценность научной коммуникации, инвестируя значительные суммы в привлечение общества к науке и технике, продвижение научной культуры и развитие диалоговой культуры научной коммуникации в стране. Совет по научным и технологическим исследованиям Турции (TUBITAK) в сотрудничестве с местными властями организует в стране центры науки, рассчитывая к 2016 г. создать их во всех 16 агломерациях страны (metropolitan areas), а к 2023-му — 81 такой центр во всех центрах провинций (TUBITAK 2013). TUBITAK также отвечает за продвижение, финансирование и проведение передовых научных исследований и доведение их результатов до широкой общественности. Он издает научно-популярную литературу, включая научно-популярные журналы для детей и других категорий читателей.
Министерство национального образования Турции также сотрудничает с TUBITAK и Турецкой радиотелевизионной корпорацией в разработке эффективных форм научной коммуникации. Участие министерства образования отражает перемены в турецком образовании: в центре новой естественнонаучной программы — воспитание активных и научно грамотных граждан (21). Принятая программа медиаграмотности (22) особо поощряет участие общественности в политических дискуссиях по вопросам, связанным с наукой, это рассматривается как важная составляющая здоровой демократии (Cakmakci and Yalaki 2012).
В этой сфере еще есть нерешенные проблемы, например: недостаточное количество ученых, работающих в области научной коммуникации, и весьма ограниченные результаты ее исследований. Ни на одном факультете коммуникации нет отделения научной коммуникации. Турецкая пресса часто рассказывает о вопросах науки и техники, но лишь в немногих газетах имеются специальные научные разделы. Журналисты, пишущие о науке, не обладают достаточными знаниями и опытом научной коммуникации (Erdogan 2007). Однако в политических докладах недооценивается необходимость изучения научной коммуникации и средства, с помощью которых можно улучшить ее качество, равно как качество образования. Эта деятельность не считается столь же важной, как материальные результаты, например строительство центров науки.
Еще одна проблема, с которой сталкивается Турция, — нестабильность краткосрочных циклов в научной политике. Менее чем за 10 лет пять раз менялись министры образования, и у каждого были свои приоритеты, повестка, модели научной коммуникации (от дефицита к диалогу и участию). Это вызывает напряжение в обществе, среди политиков, исследователей и практиков научной коммуникации.
В этих кратких сообщениях о состоянии научной коммуникации в пяти странах содержатся поразительные параллели, в то время как между самими этими государствами очень немного двусторонних отношений — если таковые вообще есть. Поэтому эти сообщения можно считать свидетельствами распространяющихся по всему миру тенденций, которые представляют собой не следствие взаимных влияний, а глобальный феномен. Термин «научная коммуникация» пока далек от универсального признания, а если и применяется, то далеко не всегда в одном и том же смысле. Но в разных странах с заметно различными культурными контекстами обнаруживается интерес к пропаганде науки и, наряду с этим, к знанию и восприятию науки. В этих примерах мы видим почти повторяющиеся упоминания роли науки для технического и экономического развития стран и понимание необходимости поощрять интерес к науке, особенно среди детей и молодежи.
Стоит отметить, что авторы этих сообщений — ученые, знающие то, что писалось в мире о моделях научной коммуникации и о дискуссиях, развернувшихся вокруг них. Поэтому они настойчиво привлекают внимание к преобладанию старых моделей научной коммуникации в этих новых для нее регионах. Вывод неизбежен: предполагаемый переход от дефицитного подхода к диалоговому можно увидеть, наблюдая за регионами с более долгой традицией организованной научной коммуникации, но он неприменим в регионах, где научная коммуникация в соответствии с принятыми ярлыками — «развивающаяся» или «хрупкая».
Это наблюдение не является суждением или применением эволюционного подхода. Это напоминание о том, что разные социальные условия по-разному формируют институции и практики коммуникации, что тенденции, наблюдаемые в одном регионе мира, необязательно применимы повсеместно, что дискуссии о старом и новом, лучшем и наилучшем в научной коммуникации следует соотносить с конкретными условиями.
Мы видели достаточно свидетельств того, что дидактически ориентированные программы распространения научных знаний могут сосуществовать с открытыми форумами, интерактивными и диалоговыми формами коммуникации в центрах науки и научных кафе. В самом деле, широкое распространение научных кафе по всем континентам — хороший пример глобального формата, адаптированного к местным условиям. Любопытно, что начавшееся в Британии движение приняло французский термин café scientifique и теперь предоставляет консультации и информацию международному движению в этой сфере (23).
Как видно, несколько других форматов научной коммуникации также получили всемирное распространение, в том числе недели науки, фестивали науки, научные медиацентры, краткосрочные курсы по коммуникации для ученых, а также постдипломное профессиональное образование специалистов по научной коммуникации. Хотя международное сообщество специалистов по научной коммуникации во многих случаях образует эффективную сеть, способствующую обмену опытом, возможно, потребуется разработка более эффективных инструментов для осмысливания и анализа научной коммуникации в мировом контексте. Глобальная точка зрения равным образом привлекает внимание и к чертам сходства, и к чертам различия.
Arujanan, M. and Aziazan, B. (2011) ‘Biotechnology awareness: from the ivory towers to the masses’, in M. J. Navarro and R. A. Hautea (eds) Communication Challenges and Convergence in Crop Biotechnology, Ithaca, New York, and Los Baños, Philippines: International Service for the Acquisition of Agri-Biotech Applications and SEAMEO Southeast Asian Regional Center for Graduate Study and Research in Agriculture: 180–202.
Bauer, M., Shukla, R. and Allum, N. (eds) (2011) The Culture of Science: How the Public Relates to Science Across the Globe, London: Routledge.
Bauer, M., Howard, S., Yulye, J., Ramos, R., Massarani, L. and Amorim, L. (2013) Global Science Journalism Report: Working Conditions and Practices, Professional Ethos and Future Expectations, London: LSE, Museo de Vida, Scidev.net.
BIO-BORNEO (2013) Accelerating Biotechnology For Borneo Through Bioeconomy; www.mosti.gov.my / index.php?option=com_content&view=article&id=2642&lang=bm.
Bucchi, M. and Trench, B. (eds) (2008) Handbook of Public Communication of Science and Technology, London: Routledge.
Bultitude, K., Cheng, D., Durant, G., Jackson, R. and Massarani, L. (2012) ‘Comparison of national strategies: documentary analysis for Australia, Brazil, China and the United Kingdom’, in M. Bucchi and B. Trench (eds) Quality, Honesty and Beauty in Science Communication — 12th International Public Communication of Science and Technology Conference, Vicenza: Observa Science in Society: 43–48.
Cakmakci, G. and Yalaki, Y. (2012) Promoting Student Teachers’ Ideas about Nature of Science through Popular Media, Trondheim: S-TEAM / NTNU.
CAP (2011) ‘Health campaigns must be concerted and supported by every government body’; www.consumer.org.my / index.php / health / healthcare / 474-health-campaigns-must-be-concerted-and-supported-by-every-government-body.
Choudhary, M. I. and Youssuf, S. (2011) ‘Initiating science communication in the Organization of Islamic Conferences countries’, in M. J. Navarro and R. A Hautea (eds) Communication Challenges and Convergence in Crop Biotechnology, International Service for the Acquisition of Agri-biotech Applications (ISAAA), Los Baños, Philippines: Ithaca, New York and SEAMEO Southeast Asian Regional Center for Graduate Study and Research in Agriculture (SEARCA), 244–259.
Dierkes, M. and von Grote, C. (eds) (2000) Between Understanding and Trust: The Public, Science and Technology, London: Routledge.
Erdogan, I. (2007) Journalism and Science Communication in Turkey: Structural Features, Problems and Suggested Solutions (in Turkish), Ankara: Pozitif Matbaacilik.
European Commission (2010) European Guide to Science Journalism Training, Brussels: European Commission; http://ec.europa.eu / research / conferences / 2007 / bcn2007 / guide_to_science_journalism_en.pdf.
Falade, B. A. (2014) Vaccination Resistance, Religion and Attitudes to science in Nigeria, PhD Diss., London: LSE.
Firdaus-Raih, M., Senafi, S., Murad, A. M., Sidik, N. M., Lian, W. K., Daud, F., Ariffin, S. H. Z., Zamrod, Z., Seng, T. C., Othman, A. S., Harmin, S. A., Saad, M. Y. R. and Mohamed, R. (2005) ‘A nationwide biotechnology outreach and awareness program for Malaysian high schools’, Electronic Journal of Biotechnology 8, 1: 10–16.
Gallardo, S. (2011) ‘Profesionalización del periodismo científico. Avances y desafíos. ¿Qué se espera hoy de un periodista científico?’, in Ministerio de Ciencia, Tecnología e Innovación Productiva, OEA (eds), Periodismo y comunicación científica en América Latina, Buenos Aires: Ministerio de Ciencia, Tecnología e Innovación Productiva.
Gascoigne, T. and Metcalfe, J. (2001) ‘The evaluation of national programs of science awareness’, Science Communication, 23, 1: 66–76.
Haynes, E. R. (2009) ‘A graduate course for science communicators: a Mexican approach’, Journal of Science Communication, 8: 1: C04.
Koizumi, A., Yuko, M. and Shishin, K. (2013) ‘Reward research outreach in Japan’, Nature (1 August), 500, 7460: 29.
Malaysian Digest (2013) ‘Health Ministry targets “less salt” after “less sugar” campaign’ (15 March); www.malaysiandigest.com / news / 36-local2 / 283171-health-ministry-targets-less-salt-after-less-sugarcampaign.html.
Mejlgaard, N., Bloch, C., Degn, L., Ravn, T. and Nielsen, M. W. (2012) Monitoring Policy and Research Activities on Science in Society in Europe (MASIS) Final Synthesis Report, Brussels: European Commission, Directorate-General for Research and Innovation.
Metcalfe, J. and Gascoigne, T. (2012) ‘The evolution of science communication research in Australia’, in B. Schiele, M. Claessens and S. Shi (eds) Science Communication in the World: Practices, Theories and Trends, Dordrecht: Springer: 19–32.
Miller, S., Caro, P., Koulaidis, V., de Semir, V., Staveloz, W. and Vargas, R. (2002) Report from the Expert Group, Benchmarking the Promotion of RTD Culture and Public Understanding of Science, Brussels: European Commission; ftp://ftp.cordis.europa.eu / pub / era / docs / bench_pus_0702.pdf.
Mincyt (2012) Tercera Encuesta Nacional de Percepción Pública de la Ciencia, Buenos Aires: Ministerio de Ciencia, Tecnología e Innovación Productiva.
Mivil, O. (2013) ‘40,000 students get a taste of biotechnology’, New Straits Times (22 February); www.nst.com.my / nation / general / 40–000-students-get-a-taste-of-biotechnology-1.222852.
MOH (2010) ‘Launch of the 1 Malaysia MDA-GSK oral health awareness campaign’; http://imuoralhealth.blogspot.ie / 2010 / 03 / launch-of-1malaysia-mda-gsk-oral-health.html.
Mulder, H., Longnecker, N. and Davis, L. (2008) ‘The state of science communication programs at universities around the world’, Science Communication, 80, 2: 277–287.
Murriello, S. (2011) ‘Especialización en divulgación de la ciencia, la tecnología y la innovación. Universidad Nacional de Río Negro’, in Ministerio de Ciencia, Tecnología e Innovación Productiva, OEA (eds) Periodismo y comunicación científica en América Latina, Buenos Aires: Ministerio de Ciencia, Tecnología e Innovación Productiva.
Peters, H. P., Brossard, D., de Cheveigné, S., Dunwoody, S., Kallfass, M., Miller, S. and Tsuchida, S. (2008) ‘Interactions with the mass media’, Science, 321, 5886: 204–205.
Polino, C. (2012) ‘Información y actitudes hacia la ciencia y la tecnología en Argentina y Brasil. Indicadores seleccionados y comparación con Iberoamérica y Europa’, in Ricyt, El Estado de la Ciencia. Principales indicadores de ciencia y tecnología Iberoamericanos / Interamericanos, Buenos Aires: Ricyt.
Polino, C. (2013) ‘Science communication in Latin American countries: some comments on its current strengths and weaknesses’, in P. Barenger and B. Schiele (eds) Science Communication Today: International Perspectives, Issues and Strategies, Paris: CNRS Éditions, 263–280.
Pudin, S., Koji, T. and Ambigavathi, P. (2005) Environmental Education in Malaysia and Japan: A Comparative Assessment, paper presented at the Education for Sustainable Future International Conference, Ahmedabad, India, 18–20 January; www.ceeindia.org / esf / download / paper20.pdf.
Ren, F., Lin, Y. and Honglin, L. (2012) ‘Science popularisation studies in China’, in B. Schiele, M. Claessens and S. Shi (eds) Science Communication in the World: Practices, Theories and Trends, Dordrecht: Springer: 65–80.
Ricyt (2011) El Estado de la Ciencia. Principales Indicadores de Ciencia y Tecnología Iberoamericanos / Interamericanos, Buenos Aires: REDES / OEI.
Secyt (2004) Los argentinos y su visión de la ciencia y la tecnología. Primera Encuesta Nacional de Percepción Pública de la Ciencia, Buenos Aires: Ministerio de Educación, Ciencia y Tecnología.
Secyt (2007) La Percepción de los Argentinos sobre la Investigación Científica en el País. Segunda Encuesta Nacional, Buenos Aires: Ministerio de Educación, Ciencia y Tecnología.
Schiele, B., Claessens, M. and Shi, S. (eds) (2012) Science Communication in the World: Practices, Theories and Trends, Dordrecht: Springer.
Shi, S., and Zhang, H. (2012) ‘Policy perspectives on science popularisation in China’, in B. Schiele, M. Claessens and S. Shi (eds), Science Communication in the World: Practices, Theories and Trends, Dordrecht: Springer, 81–94.
SIRC and ASCOR (2006) Media, Science and Society: Engagement and Governance in Europe, Final Report; www.sirc.org / messenger / Final_Report_Draft_1.pdf.
Trench, B. (2012) ‘Vital and vulnerable: science communication as a university subject’, in Schiele, B, Claessens, M. and Shi, S. (eds) Science Communication in the World: Practices, Theories and Trends, Dordrecht: Springer, 241–258.
Trench, B. and Miller, S. (2012) ‘Policies and practices in supporting scientists’ public communication through training’, Science & Public Policy, 39, 6: 722–731.
TUBITAK (The Scientific and Technological Research Council of Turkey) (2013) 4003 National Support Program: Establishment of Science Center Support Program.
Väliverronen, E. (2001) ‘From mediation to mediatization — the new politics of communicating science and biotechnology’, in U. Kivikuru and T. Savolainen (eds) The Politics of Public Issues, Helsinki: University of Helsinki, 157–178.
van der Sanden, M. and Trench, B. (2010) ‘Analysis of doctoral research in science communication’, in Science Communication without Frontiers: Proceedings of 11th International Conference on Public Communication of Science and Technology, New Delhi: National Council for Science and Technology Communication, 92–95.
Vara, A. M. (2007) ‘Periodismo científico: ¿preparado para enfrentar los conflictos de interés?’, Revista CTS, 9, 3: 189–209.
Vogt, C., Knobel, M., Camargo, V. R. T. (2009) ‘Master’s degree program in scientific and cultural communication: preliminary reports on an innovative experience in Brazil’, Journal of Science Communication, 8, 1: C06.
Weingart, P. (1998) ‘Science and the media’, Research Policy, 27, 8: 869–879.
Zainuddin, M. Z. (2008) ‘Perspective of space science education and awareness in Malaysia’, Thai Journal of Physics, 3: 1–2.
Войти с помощью соц. сетей: