Из всех человеческих эмоций надежда была для меня самой невыносимой. Со всеми остальными я справлялась легко: гнев вспыхивал и потухал, грусть сама собой рассеивалась, счастье накатывало и уходило, а надежда… Надежда упрямо держалась, точно сорняки, которые прорастают опять, сколько их ни выпалывай. А еще она причиняла боль.

Я терзалась болью ночь за ночью, когда Король гоблинов укладывал меня в постель, запечатлев на лбу целомудренный поцелуй. Когда цветки клевера увяли и высохли. Когда я поняла, что из верхнего мира больше не доносится скрипка Йозефа, выпевающая мое имя в ля миноре. А еще мне было больно думать о границе между мирами и проходе под водой Подземного озера.

Я старалась подавлять в себе надежду, ибо рука об руку с ней шло отчаяние, а переносить отчаяние стократ труднее. Если надежда – боль, то отчаяние – это отсутствие боли, отсутствие всяких чувств. Это когда тебе все равно. Я не хотела, чтобы мне было все равно.

Однако ставить перед собой цели с каждым днем становилось все труднее, труднее становилось находить удовольствие и радость даже в том, что дарило счастье прежде. Вместе с Королем гоблинов мы довели первую часть сонаты Брачной ночи до совершенства, отшлифовали так, что не осталось ни одного изъяна. Я прослушала Allegro столько раз, что сбилась со счета, и когда не нашла более ничего, что требовало исправления, то не обнаружила в нем и ничего такого, что могло бы мне понравиться.

«Трудись дальше, – подбадривал Король гоблинов. – Сочиняй. Напиши вторую часть». Я пыталась. Точнее, пыталась пытаться. И не могла. Я сверлила взглядом белые и черные клавиши, но вдохновение не приходило. Я понятия не имела, с чего начать и как продолжить. Через какое-то время до меня дошло: я не знаю, как продолжить, потому что не знаю, чем закончилась история.

Какой должна быть развязка пьесы, началом которой послужила ярость, бессилие и плотская страсть? Каков ее финал? Я помнила правила, помнила структуру сонатной формы. Три части: быстрая, медленная, быстрая. Экспозиция, разработка, реприза. Но в моей сонате не будет коды, нет, только медленное, затухающее декрещендо. Такое же, как оставшиеся мне годы жизни.

Я думала, будто знаю, что есть бессилие и тщета. Я ошибалась.

«Покуда у тебя есть причина любить», – сказала Колютик. Причин любить у меня было много.

Может быть… у меня получится отправить весточку о себе? Послать наверх подтверждение моей любви, как это сделали Кете и Йозеф?

В моей душе вновь зажглась надежда, еще более мучительная, чем раньше.

Мой Король гоблинов обладал многогранной натурой. Хитрец и плут, музыкант, философ, ученый муж, джентльмен – все это был он, и я получала массу удовольствия, исследуя каждую из его граней. Всякий раз мне открывалось новое измерение, новая глубина, погружаясь в которую я начинала лучше понимать своего супруга. И все же существовала в его характере одна сторона, открыв которую, удовольствия я не испытала: мученик.

Причина его странной сдержанности, тщательного соблюдения расстояния, стала понятна мне не сразу. Еще дольше я попросту этого не замечала. Муж не стеснялся выражать свою нежность – касался моего лица, рук, плеч, губ, но во всех прочих проявлениях выглядел настоящим скрягой.

Теперь в каждом его прикосновении сквозила осторожность, некая осознанная аккуратность, приводившая меня в бешенство. Двери моего тела были для него открыты, я хотела, чтобы он приходил и чувствовал себя свободно, как дома. Он, однако, провел некую черту и упорно отказывался ее переступать, несмотря на пыл, который я ощущала в каждом поцелуе, в каждой ласке. Не утрать я способность смеяться, мой хохот докатился бы до верхнего мира. Теперь нас останавливал не мой стыд, а его чувство вины.

– Ты меня не слушаешь, – заметила я как-то после ужина.

– М-м-м?

Мы только что закончили играть серию соль-минорных сюит неизвестного мне композитора. В распоряжении Короля гоблинов имелась обширная музыкальная библиотека самого разнообразного репертуара, богатая коллекция нот, украденных в верхнем мире. Имена многих композиторов канули в Лету, однако я задавалась вопросом, не просыпаются ли к жизни призраки этих ушедших людей всякий раз, когда звучит их музыка. Сперва я думала, что все произведения принадлежат одному и тому же автору, так как ноты были написаны одной и той же рукой, но однажды Король гоблинов признался, что сам сделал эти копии.

– Когда-то я был переписчиком, – сказал он, после чего умолк и не проронил больше ни слова.

Я, в свою очередь, продолжала донимать Короля гоблинов расспросами, пока терпение его не лопнуло окончательно. За гневом последовало немедленное раскаяние, но сокрушенный вид мужа лишь разозлил меня еще больше. В промежуток между его вспышкой злости и извинениями между нами как будто промелькнула искра, и на неуловимую долю мгновения все мои чувства обрели былую силу, став такими же острыми, как в верхнем мире.

Однако вина, поглотившая Короля гоблинов, убила и мой огонь, и мою надежду.

– Ты меня не слушаешь, – повторила я. – Ты играл механически, в твоем исполнении ощущалась пустота.

Пустота ощущалась не только в исполнении, но и в паузах. Если раньше тишина между нами была наполнена музыкой и нас объединяла, то теперь эта наполненность исчезла.

Смычок в руке Короля гоблинов, все еще занесенный над струнами, задрожал. Конский волос, коснувшись грифа, произвел нервный, визгливый звук.

– Прости, – сказал Король гоблинов. – Это все от усталости. В последние дни я слишком поздно ложусь.

Он не лгал, хотя казалось, что лжет. Я видела темные круги у него под глазами, и слышала от Веточки и Колютика, что король не спит и ночи напролет бродит по лабиринтам своих владений.

– Тогда давай отдохнем, – сказала я.

По моему хлопку в комнате появились камеристки. Веточка держала на подносе графин с бренди и бокал, Колютик – серебряную вазочку с клубникой. Наполнив бокал, я протянула его мужу. Он прекрасно понял смысл моего жеста.

– Элизабет, со мной все хорошо.

Я пожала плечами и пригубила напиток. Бренди показался мне водянистым.

– Отлично, – сказала я. – И чем же мы займемся, mein Herr?

– Как прикажет моя госпожа, – отозвался он. – Твое желание – закон для меня.

– В самом деле? – Я встала из-за клавира и шагнула вперед. – В таком случае, тебе известно, каким образом я хотела бы провести время.

Король гоблинов выставил перед собой смычок, словно меч, и прикрылся скрипкой, точно щитом.

– Не сегодня, дорогая.

Не сегодня. Не завтра. Никогда в обозримом будущем. Если бы я еще могла печалиться, то сейчас заплакала бы. Или закричала, если бы еще кипела гневом. Но внутри не осталось ничего, кроме надежды и отчаяния, и отчаяние брало верх.

– Что ж, хорошо. – Я вернулась за инструмент. Мне хотелось вскинуть руки, признавая поражение, или сомкнуть их на горле Короля гоблинов и задушить его. Свою досаду и расстройство я хотела излить в песне, но не знала, как сложить в слова, предложения и фразы бурлящий во мне водоворот растерянности, а потому просто ударила пальцами по клавишам. Получился нестройный, резкий, скрипучий звук, столкновение несогласующихся друг с другом нот. – Тогда сыграем в игру.

Король гоблинов внутренне расслабился, хотя его волчьи глаза по-прежнему смотрели с опаской.

– В какую, дорогая?

– «Правда или расплата».

– В эту детскую игру? – Он удивленно вздернул брови.

– Я других не знаю. Ну же, mein Herr, ты ведь помнишь наши игры в Роще гоблинов.

Он улыбнулся, обнажив кончики зубов.

– О, да, Элизабет. Вспоминаю с удовольствием.

– Отлично. – Проблеск надежды. – Чур, я первая.

Взяв поднос с клубникой, я пересела с банкетки на пол. Поставила клубнику перед собой, ноги спрятала под юбками, как в детстве. Король гоблинов молча отложил скрипку и сел рядом со мной. Я вытянула руки ладонями кверху: все по-честному. Он взял их в свои: никаких ловушек.

– Начнем с простого, – сказала я. – Как тебя зовут?

Король гоблинов расхохотался, запрокинув голову.

– Ох, Элизабет, на этот вопрос я ответить не могу. Спроси что-нибудь другое.

– Не можешь или не хочешь?

Его взгляд посуровел.

– Не могу. Не хочу. И то, и другое. Неважно. Задавай следующий вопрос или назови цену, и я ее уплачу.

Я не ожидала, что игра пойдет так туго с самого начала, и еще не успела придумать варианты «расплаты», а потому продолжила:

– Ладно. Твой любимый цвет?

– Зеленый. А твой?

Мой взгляд упал на поднос с ягодами.

– Красный. Любимый аромат?

– Ладан. Любимое животное?

Наши взоры скрестились.

– Волк. Любимый композитор?

– Ты.

Ответ прозвучал так просто и искренне, что у меня захватило дух.

– Хорошо, – нетвердо произнесла я. – Усложняем игру. Я задаю тебе пять вопросов, ты должен правдиво ответить либо уплатить назначенную цену. Потом ты задаешь пять вопросов мне.

Король гоблинов кивнул.

– Куда ты ходишь во время ночных прогулок по Подземному миру?

Его лицо исказила болезненная гримаса, однако ответил он без колебаний:

– В часовню.

– В часовню? Зачем? – удивилась я.

– Это второй вопрос?

– Да, – после паузы подтвердила я.

Он тоже ответил не сразу.

– За утешением. На душе становится легче, когда я возношу молитвы Господу, пускай даже он их и не слышит.

– О чем ты молишься?

Король гоблинов посмотрел на меня из-под полуприкрытых век. Слегка прищурился.

– Об отпущении грехов.

– А о чем должен?

– Об искуплении грехов.

– Какой грех ты должен искупить?

Его глаза сверкнули.

– Грех себялюбия.

Я не стала углубляться в эту тему – у меня был приготовлен еще один вопрос, который я непременно хотела задать.

– Как ты стал Эрлькёнигом?

Король гоблинов резко вскинул подбородок и отдернул руки.

– Элизабет, у тебя нет на это права.

Я по-прежнему держала руки ладонями вверх.

– Ты пообещал говорить правду.

Его ноздри гневно дернулись.

– Эрлькёниг всегда был и будет.

– Это не ответ.

– Но ты должна его принять. В противном случае назови свою цену, и я ее уплачу.

Я смерила его долгим взглядом. Вспомнила самую первую из рассказанных им историй. Король под землей знал цену жертвы. Он продал свою душу и свое имя гоблинам. Душу и… имя. Потом на память мне пришла галерея с изображениями правителей Подземного мира, вереница портретов разных людей. Мой Король гоблинов был Эрлькёнигом, но Эрлькёниг не обязательно был Королем гоблинов. Кому отдал свое имя мой муж? Кому отдал душу?

– Имя, – прошептала я. – В качестве расплаты я требую назвать имя.

– Нет, Элизабет. – Он весь напрягся. – Что угодно, только не это.

– Разве твое имя так дорого стоит?

Король гоблинов посмотрел на меня, и в его взгляде я прочла тысячу эмоций, тысячу прожитых лет. Несмотря на облик юноши, он был очень, очень стар.

– Дороже ничего нет, – тихо промолвил он.

– Почему так?

Его вздох напомнил шелест листьев на ветру.

– Кто ты, Элизабет?

– Теперь я отвечаю на твои вопросы? – Мои ладони по-прежнему были пусты – свое имя он в них не положил. – Ты еще не заплатил назначенную цену.

– Я плачу – так, как могу.

Тишина постепенно густела.

– Кто ты, Элизабет? Ответь, и ты все поймешь.

Я нахмурилась.

– Я…

Король гоблинов не торопил меня, а просто терпеливо ждал. Терпение его было бесконечным. Вечным.

– Я… я – дочь хозяина гостиницы. – Такой ответ я дала бы, когда звалась Лизель, но сейчас он прозвучал фальшиво.

Супруг покачал головой.

– Ею ты была.

– Я… музыкант. Композитор.

Его губы искривились в легкой улыбке, однако он опять покачал головой.

– Ты назвала свое занятие. Но кто ты, Элизабет?

– Я…

Кто я? Дочь, сестра, жена, королева, композитор – я соответствовала всем этим определениям, и все же они характеризовали меня не полностью. Все это была я, и не я. Я закрыла глаза и медленно произнесла:

– Я – девушка, в чьей душе рождается музыка. Я – сестра, дочь, друг, готовый яростно защищать дорогих и близких. Я – девушка, которая любит клубнику, шоколадный торт, пьесы в миноре, минутки отдыха от работы и детские игры. Я вспыльчива, но дисциплинированна. Я потакаю своим прихотям. Я эгоистична и в то же время бескорыстна. Я – это сострадание, ненависть и сплошные противоречия. Я – это… я.

Я открыла глаза. Король гоблинов смотрел на меня с неприкрытым вожделением. Мой пульс сбился с ритма, натолкнувшись на бурю эмоций в крови. Взгляд Короля гоблинов был прозрачнее чистой воды, и там, в самой глубине, я видела его, моего сдержанного юношу.

– Ты – Элизабет, – промолвил он. – Да, это твое имя, но не только. Это еще и твоя душа.

И тогда я поняла. Он не мог назвать своего имени, ибо он – никто, он – Эрлькёниг. Древний закон выпотрошил его, завладел именем и сущностью. Пустынное пространство внутри него, то, где находился юноша-аскет, мучительно требовало заполнения.

– Я – Элизабет, – сказала я, – однако Элизабет – лишь имя, оболочка, которую я наполняю собой. А у тебя было слово, я могу судить об этом по отголоскам.

Не знаю, почему я так настойчиво хотела узнать его имя. Какая мне разница? Для меня он – Эрлькёниг, Король гоблинов, mein Herr. Тем не менее, это лишь титулы, коих он был удостоен, с коими он себя не соотносил. Мне была нужна та его часть, которая не принадлежала Подземному миру, но связывала с миром верхним. Со смертным, человеком, которым он некогда был, которым мог бы быть… рядом со мной.

– Его уже нет, – сказал он. – Оно утеряно навсегда. Забыто.

Мы долго молчали. Я крепко прижала к груди это молчание. Его имя забыто, но не утеряно.

– Итак, – наконец произнес Король гоблинов, – ты принимаешь мою плату? – Он протянул мне руки ладонями вверх.

Нет, такая плата меня не устраивала, однако мне пришлось смириться.

– Да. Раунд закончен, – сказала я и накрыла протянутые руки своими ладонями.

– Хорошо. – В его улыбке появился холод. – Теперь я задам тебе пять вопросов, Элизабет, а ты должна дать правдивый ответ или уплатить назначенную цену.

Я кивнула.

– Почему ты не продолжаешь работу над сонатой?

Я поморщилась. Соната Брачной ночи – нашей брачной ночи. Первая часть готова, а за вторую я даже не бралась. Наши вечера проходили под музыку, но не под мою.

– Не знаю.

– Так не годится.

– Это правда.

Король гоблинов выгнул бровь, показывая, что не принимает ответ.

– Не знаю, – повторила я. – Не то чтобы я не предпринимала усилий. Я хотела завершить сонату, создать законченное произведение, в котором будет звучать мой голос, которое весь мир признает моим. Но каждый раз, когда я садилась за инструмент и нажимала клавиши, у меня ничего не выходило. – Я… не могу продолжать. Не представляю, куда двигаться дальше, как будто музыка внутри меня… умерла.

Король гоблинов недоверчиво прищурился. Увы, другого ответа я дать не могла. Он внимательно посмотрел на меня, но дальнейших объяснений не потребовал, а просто задал следующий вопрос.

– По чему в верхнем мире ты скучаешь сильнее всего?

Я резко втянула воздух. Напускное безразличие, застывшее на лице Короля гоблинов, мешало мне понять, чего он хочет. Поиздеваться надо мной? Посочувствовать? Или это простое любопытство?

– Мне не хватает многого, – прерывающимся голосом сказала я. – А почему ты спрашиваешь?

– Элизабет, твоя очередь задавать вопросы закончилась. Говори правду или плати.

Я отвернулась в сторону. Почему-то не находила смелости смотреть на мужа.

– Я скучаю по солнечному свету, снегу, по стуку веток в стекло во время дождя. Хочу жарким летним днем стоять у камина и чувствовать, как по спине стекают капельки пота, а потом вдруг ощутить приятную прохладу ветерка, ворвавшегося в комнату через окошко. – Мой взгляд упал на поднос с клубникой. – Мне не хватает острого, пряного вкуса лимонной травы, хмельного аромата пива. – В глазах щипало, но я не плакала. Не могла. Во мне не осталось слез, горло обжигали сухие рыдания. – Я скучаю по самым неожиданным вещам: по резкому, мускусному запаху переполненной гостиницы, запахам кожаной обуви, засушенных цветов, мокрой шерсти, по мужчинам, женщинам, детям. – Я коротко рассмеялась. – По людям. Я соскучилась по людям.

Король гоблинов молчал. Я по-прежнему не находила в себе мужества смотреть ему в лицо, и в эту минуту связью между нами служили только соединенные руки.

– Если бы ты могла, – тихо сказал он, – если бы это было возможно, ты покинула бы Подземный мир?

На этот раз руки отдернула я. Не хотела, чтобы он заметил, как они дрожат.

– Нет.

– Лгунья, – почти прорычал он.

Я расправила плечи, собралась с духом и посмотрела ему в глаза. Губы Короля гоблинов кривились в насмешливой улыбке, однако взгляд был печален.

– Здесь, внизу, я нашла себя, – сказала я. – Здесь для меня достаточно места. Это подарок, на который я не рассчитывала, и оттого им дорожу.

– Это не подарок, – Король гоблинов протянул мне поднос с клубникой. Я выбрала самую крупную и спелую ягоду. – Это всего лишь утешительный приз.

Он встал.

– Куда ты?

– Игра окончена. Я устал.

– Значит, ты принимаешь мой ответ?

Он посмотрел на большую красную ягоду в моих пальцах.

– Нет.

– И чего же ты потребуешь в уплату?

Его нижняя челюсть окаменела.

– Доешь клубнику, Элизабет. Это и будет расплатой.

Я удивилась, но послушно выполнила приказ и чуть не поперхнулась: я словно жевала бумагу!

Я смотрела на спелую, мясистую ягоду, сок которой стекал по моим пальцам. Я еще чувствовала ее сладкий аромат, обещавший наслаждение, но, утратив вкус, клубника превратилась в простое сочетание мякоти и зернистой кожицы. Меня едва не стошнило.

Король гоблинов молча наблюдал, как я поглощала одну безвкусную ягоду за другой, уплачивая названную цену.