Эва Моралес каждое утро просыпалась в своей постели. Выключала назойливый будильник, чистила зубы, выпивала чашку кофе и надевала форму: штаны, рубашку, куртку и кожаные сапоги. Пристегивала пистолет со звучным названием «Патриот» и проверяла нож в потайном кармане. Приводила в порядок вьющиеся каштановые волосы. Запирала дверь, здоровалась с соседкой, выгуливающей своего пса в шесть утра вот уже целых три года подряд, и переходила Драконий мост. Прямо за мостом, на пересечении Седьмой авеню и Хвойной улицы, находилось невзрачное здание, куда редко заглядывали гости. Оно и было постоянным местом работы Эвы, детектива местного отделения полиции под номером восемьсот восемь. Весь путь от дома занимал у нее не больше десяти минут, и потому ночевать в участке ей не приходилось. Хотя с таким уровнем преступности, как в Мэпллэйре, на работе вообще никому из отдела ночевать не приходилось.

– Йо, Эва!

Барон уже ждал на своем обычном месте, за углом. Штопаный цилиндр покачивался в такт его дерганым движениям, а рука с пустой консервной банкой дрожала. Видимо, давненько не колдовал.

– Барон! – Моралес отвесила шутливый поклон и пронесла руку над банкой.

Звякнула монета. Эва машинально заглянула внутрь – никаких денег. Никто и никогда не жертвовал Барону ни цента, тем не менее они всегда оседали на дне посудины из-под консервированных ананасов. Эва не любила ананасы. И не верила в вуду, хотя продолжала звать Барона Бароном. Это было так же естественно, как называть кофе без сливок черным.

– Сколько сегодня?

– Ровно на одного восставшего мертвеца. – Попрошайка качнул цилиндром, с которого тут же посыпалась какая-то зеленоватая пыль.

– Отличный улов, – одобрила Эва и прошла дальше. Она каждое утро играла в эту игру, и ей до сих пор не наскучило. Иногда рутинность была только на пользу.

Колокольчик над дверью участка захлебнулся собственным звоном и умолк. Синтия Таунт скосила на Эву глаза и поджала губы. Билл Вар отсалютовал чашкой и тут же опрокинул на себя кофе. Колоридж МакФэдью кивнул, не отрываясь от спортивной колонки в газете. Когда-то он был главой отделения – тогда его прозвали Бездушным – но из-за какой-то неприятной истории заслужил понижение и теперь сидел за столом напротив Моралес. Он единственный кроме начальника работал здесь чуть ли не с самого торжественного открытия.

Они не были напарниками, но Эва частенько прислушивалась к Колориджу: за его плечами осталась, может, и не самая успешная карьера, зато там же были бесценный опыт и стабильный брак. Свою жену Колоридж чуть ли не на руках носил уже почти двадцать пять лет. Прозвище ему подходило: рыжеволосый коп, любящий поорать, к тому же у рыжих, как известно, нет души. Нынешнему составу восемьсот восьмого отделения это прозвище не то чтобы нравилось, за исключением, конечно, Синтии: отвергнутая женщина могла бы называть МакФэдью и похуже. И всем с пеной у рта доказывать, что он действительно обделен такой тонкой материей, как душа.

– Как сыграли? – Моралес опустилась в кресло и скрестила на груди руки.

Колоридж был страстным фанатом хобгола – спорта, где две команды играют одна на земле, другая в воде, забивая на выделенные участки поля противника восемь мячей. Раунд здесь длился до последнего мяча на участке, а еще игрокам выдавались ласты: даже тем, чья половина поля находилась на суше. Спорт мог бы показаться странным и неприглядным, но коллега не пропускал ни одного матча, а матчи эти проходили каждый день. Так что заданный Эвой вопрос всегда был актуален.

– «Кленоломы» продули. А я на них полдоллара поставил.

Чашка карамельного латте. Большая потеря для мистера МакФэдью. Эва хотела посочувствовать, но тут к ее столу пролавировала Синтия – светловолосая и бледная – и грохнула на него тяжеленную папку. У Моралес были подозрения, что коллега носит эту папку с собой исключительно для того, чтобы стучать по столам. Хотя наверняка она с удовольствием опустила бы ее и на голову несчастного Колориджа МакФэдью, которому никак не могла понравиться. Даже после нескольких часов в пабе.

– Лавка Тайлер, – отчеканила Синтия, и Эва безуспешно попыталась подавить раздраженное «Да ладно!».

– Шутишь? – Колоридж оторвался от газеты и недоверчиво посмотрел на Таунт. Из-за очков и лысеющей макушки он походил на школьного учителя, которому очередной ученик рассказывал сказку о том, как его домашнее задание съела собака.

– Ограбление со взломом. Пропало…

– …четыре серебряных ложки, нефритовая статуэтка кота и камертон, – хором закончил весь отдел, даже Вар, очищающий рубашку от кофейного пятна.

Мисс Тайлер заявляла в полицию уже пятый раз за последние две недели. Список украденного никогда не менялся, детективы находили следы взлома, а затем и сами вещи, которые аккуратно стояли на полках. Создавалось впечатление, что соседские мальчишки просто повадились разбивать окна магазинчика, но мисс Тайлер клялась, что слышала внутри подозрительный шум. Отказать в помощи было невозможно: старушка приходилась родственницей кому-то наверху, и разгребать жалобы на неуважение к гражданам не хотелось. Особенно теперь, когда самым страшным преступлением месяца было преднамеренное убийство уток. Пусть и совершенное из мести. Виновный утверждал, что проиграл этим крылатым неудачникам все свои деньги и мстил за то, что они оставили его на улице и без гроша. Мужчина отправился в Мягкий Дом, а полицейские выудили из пруда кошелек, несколько отрезанных карманов и небольшой сейф, в котором плавали остатки облигаций одной из ведущих компаний по производству игрушек.

– Тем не менее то же окно, подозрительный шум и очень взволнованный голос. Разобрались бы. – Синтия бахнула папкой еще раз, видимо, для острастки, и удалилась в свой угол.

– Что ж, Эви, это на тебя. – Колоридж бесстрастно перевернул страницу газеты и снова углубился в чтение, судя по появившейся на лице скабрезной улыбке, анекдотов. – Передавай своему металлолому привет.

«Металлолом» коллеги называли бьюик Моралес. Он все еще был на ходу то ли чудом, то ли потому, что оставался единственной машиной, остов которой не вытаскивали периодически из тумана на двадцать девятом шоссе. Эва отточенным ударом подошвы врезала по ножке стула МакФэдью, и это заставило его снова оторваться от газеты.

– За правду не бьют, Моралес!

Крик МакФэдью догнал Эву уже на выходе в коридор, где она, поколебавшись, свернула налево и почти тут же услышала дикий визг колес. И крики.

А он-то надеялся, что хоть кто-нибудь в этом городишке его удивит.

Орсо попыталась его съесть. Подумать только, словно они в каком-то крупнобюджетном ужастике. Посмотрите, у режиссера даже хватило денег на полноценную действующую модель монстра. Именно из-за таких правдоподобных механизмов и уходят на пенсию в тридцатник.

Конечно, паучиха не была дорогим спецэффектом, но кое-что общее у нее с ними было. Красивый «пшик!», который в реальности не сотворит ничего разрушительного. Хранительница судеб чуть не сломала все свои зубы об истинную сущность Бригадира.

Нити действительно были очень прочными, как и любая паутина гигантского арахнида. Из такой не выбраться ни по мановению руки, ни по мановению волшебной палочки. Только не стоило забывать, что эти нити – прежде всего судьбы, линии жизни, испещренные неровностями и препятствиями. А ломать жизни Бригадир умел играючи.

Главное в таком деле – найти точку, с которой все пошло «не так». О, люди так любят винить обстоятельства! «Все пошло наперекосяк сразу после похорон Фредди». «Меня преследуют несчастья, с тех пор как я променяла парикмахерскую Мишель на другого мастера». «Во всем виноваты геомагнитные бури и вспышки на солнце, точно тебе говорю!» Еще смешнее, если клеветать начинали на саму судьбу. Да что она сделает, если это ты дурак, если это ты превратил себя в посмешище, если ты изменил жене с ее лучшей подругой? Судьба – всего лишь лента. Она не зря белая: на ней можно писать все, что угодно. Точки изменений? Скорее, необдуманные поступки, которые в масштабах одной жизни могут привести к краху. Например, вполне подойдет прилюдное оскорбление какого-нибудь родственника. Если он обладает неустойчивой самооценкой и тягой к драматизму, и его потом обнаружат висящим на люстре, то судьба не отвесит тебе хорошего пинка. Вполне возможно, этим займется карма – но судьба останется ни при чем. Она же лента. Она ждет твоих поступков, а не определяет их. Скорее всего, это твое внутреннее чувство вездесущей вины вдруг начнет выписывать кренделя, о которых сознание и не догадается. Каждое утро вина станет шептать: «Ты недостоин», а ты даже не будешь об этом знать. И вскоре ты лишишься работы, потом очнешься в грязном притоне со шприцем в вене и дилером между ног и вдруг поймешь, что сам вел себя к такому концу. Правда, одурманенный рассудок не запомнит этого осознания – и ты снова проклянешь судьбу.

Человек сам себя наказывает, не нужна никакая Вселенская воля. Она только делает расклад. Карты переворачиваешь ты сам.

Бригадиры не переворачивали карты. Они ими были, без сдающего и без шулера. Да и власть их распространялась не столько на людей, которые могли со всем разобраться сами, сколько на тех, у кого подсознание не обладало знанием Абсолютной справедливости. Вышедшие за грань – или из-за нее. Людям до таких существ один шажок – стоит только превратить свою чистую линию судьбы в клочки, которые случайным образом опустятся на дно. Дно – не всегда Тьма, не всегда ад и не всегда хаос. Дно – это основание. А от того, в какую фигуру сложатся обрывки белой ленты, зависит, насколько удачливым ублюдком ты станешь.

Люди со сломанными судьбами имели все шансы достигнуть дна – а заодно и лишиться покровительства собственной рассудительной души. В Мэпллэйре, как сказал Трехглавый Зверь, были такие жители. Бригадир еще непременно займется ими, а пока…

Паучиха шевелила культей, оставшейся от ее правой передней лапы, и молча плакала. Слезы лились из всех восьми глаз, застревали в шерсти и падали в лужу розовой крови. Да-да, у местной мойры была розовая кровь, как пунш на день Святого Валентина, – и почему-то это особенно забавляло Бригадира.

– Полагаю, ты теперь до конца своих дней будешь исправно сматывать нити в аккуратные моточки и станешь вегетарианкой. Совсем вегетарианкой. – Он провел рукой, на которой все еще держалась костяная лапа, по натянутой над землей паутине. Нити отозвались, словно струны.

– Ты проиграешь… – прошипели тысячи голосов паучихи Орсо, и волосы на затылке Бригадира помимо воли встали дыбом. Как было бы хорошо сейчас оказаться на сгоревшей колокольне, рядом с приятелем-колоколом.

– Конечно. – Мужчина осклабился, поправил сапоги, поплотнее завернулся в плащ и направился к свету. – Рано или поздно.

И кто сказал, будто в тоннеле нельзя идти на свет?

Если Кэйлин успела привыкнуть не только к смертям от колес автобуса, но и ко множеству других, Итан этим похвастаться еще не мог. Его трясло от одного взгляда на прошибленную девичью голову и лужу крови на асфальте, которая из-за темных очков казалась почти черной.

– Кэй?

У него и руки дрожали – ощутимо, как у заправского алкоголика. Кэйлин даже не удержалась от смешка и тут же закашлялась: один из выбитых зубов попал прямо в горло.

– Вот ведь… – просипела она, хватаясь за рукав рубашки Окделла и поднимаясь. – Ну и кто так сильно загадывал желание?

Элизабет как ни в чем не бывало подошла к истекающей кровью подруге и серьезно произнесла:

– Не я. Кажется, ты говорила, что научилась не слушать мою семейку. Единственное, чего действительно хочется, так это чтобы отец не задавал лишних вопросов про Билли.

– Билли? – Кэйлинна криво улыбнулась.

– Надо же было его как-то назвать. А это точно он, я проверяла.

Жеребенок хмуро молчал – нельзя было понять, как он относится к выбранному имени. А то, может, он всю жизнь мечтал быть Грозовым Мачо?

– Ты как? Ты что – умерла?

– На этот раз как-то быстро вышло, даже цвет шнурков не углядела, – задумчиво протянула Кэй, оценивая ущерб, нанесенный нелюбимой белой юбке. – Думаю, глубина дырки в моей голове сказала вам о многом.

Кусочек ее черепа медленно вернулся на свое законное место и начал обрастать кожей. Окделл почему-то вспомнил видео про рост цветов, которые в несколько раз убыстряют для передач о дикой природе. Мертвая регенерация Кэйлинны Нод была чем-то похожа на такие вот манипуляции.

– Очень больно? – В глазах Итана наверняка сверкала непритворная обеспокоенность, но, к счастью, по его глазам даже без черных стекол было сложно что-либо понять. Кэйлин вряд ли нужна была жалость. Она только-только втянулась в череду приключений. Инопланетное яйцо, милый маленький келпи и взбесившиеся автобусы – и все в один день. Да это ж праздник какой-то!

– Ит, прекрати, я в порядке! Мне весело! – Кэй окончательно поднялась на ноги и даже пару раз подпрыгнула, видимо, чтобы показать, насколько она довольна жизнью. – Только вот переодеться бы не помешало. Айда ко мне! Ах да…

Кэйлин уже сделала пару шагов по направлению к своему дому, но вдруг передумала, снова подошла к Элизе и наклонилась к ней. Девочка выслушала ее, кивая, а после, перехватив поудобнее водяную лошадку, скрылась на своем участке.

– Что ты ей сказала?

– Наш маленький медиум попробует отыскать источник. Было бы хорошо узнать, у кого такие неслабые желаньица. Я думала, что вычислила уже всех, кто на такое способен, и удачно обхожу их стороной. – Кэйлин посерьезнела и нахмурилась.

– Это может оказаться чем-то опасным?

– Возможно, все и элементарно, мой дорогой Ватсон! – Кэй поморщилась и выплюнула на ладонь осколок зуба. – И не стоит моего беспокойства. Хотя предчувствие у меня какое-то… нехорошее.

Если Итан и успел что-либо понять за свое недолгое знакомство с мертвым джинном, так это то, что лучше прислушиваться к ее внутреннему голосу.

Билли не мечтал стать Грозовым Мачо, но он не отказался бы от имени Ураган или какой-нибудь Росинант. Билли, впрочем, тоже было неплохо. Главное, чтобы Элизабет не тяготилась.

Келпи видел, как Кэйлин поднялась после неслабого удара автобусом. Не укрылась от его взгляда и фигура за домом напротив. На долю секунды он даже различил небритого мужчину в драном пальто. Таков был взор келпи – он мог смотреть на стену и видеть, как на соседнем стадионе играют в футбол.

Билли махнул хвостом, задев подбородок новообретенной хозяйки, но Элизабет только шикнула на него. Она привыкла говорить с мертвыми и не замечать живых.

Что ж, придется ждать, когда жизненный цикл доберется до точки, которая позволит Билли нормально, человеческим голосом, поговорить с Элизабет. Ведь все келпи были немного перевертышами.

Эва не успела. Автобус умчался, оставив на асфальте кровавые следы шин, но ни следа пострадавших. И ни одного свидетеля, хотя совсем недалеко возвышалась громада остановки, созданной в рамках проекта «Современное искусство» группой студентов местного университета. Остановка эта меньше всего походила на остановку, хотя где-то в переплетении надрезанных консервных банок и резиновых жгутов, изображающих заросли терновника, виднелась табличка с расписанием маршрутов. Единственное, что офицер Моралес знала наверняка: автобус не опоздал. И не собирался опаздывать дальше.

Было бессмысленно сейчас же заводить бьюик и мчаться вдогонку. Зато перспектива провести вечер в автобусном парке, вместо того чтобы разговаривать с мисс Тайлер, которая не досчиталась своих ложек, выглядела неплохо. Еще бы не кровавое пятно посреди дороги… Впрочем, Эва была уверена: к вечеру никакого пятна уже не будет. В Мэпллэйре странности почти всегда убирали за собой.

Звонок застал Итана в туалете. Похоже, чужие проблемы любили сообщать о себе в личное время. Окделл ополоснул руки и принялся искать полотенце. Розовый монстр продолжал изрыгать из себя преисполненную героизмом мелодию.

– Да? – На дисплей попало несколько капель, но что такое вода для телефона, пережившего фирменный пинок Эвермора Купера?

– Господин Итан? – Голос неизвестного собеседника дрожал и постоянно менял тональность. Невозможно было с ходу определить, принадлежит он женщине или мужчине.

– Именно, – подтвердил Окделл, старательно не заглядывая в зеркало.

Лишний раз видеть свою серую физиономию и седые волосы не хотелось. Тотальная нечувствительность кожи беспокоила, но после приключенческих кульбитов как-то отодвинулась на второй план. В Мэпллэйре у Итана вряд ли была возможность узнать о себе и своем происхождении, да и… Не стоило слишком спешить с подобными вопросами. В комиксах герои, копавшиеся в своем прошлом, нередко потом по уши уходили в дерьмо. В свои шестнадцать Итан не был уверен, что готов к правде.

– Вы вправду помогаете при… гм… – звонящий замялся, – необычных случаях?

– Что у вас стряслось? – как можно мягче отозвался Окделл.

Признаться, он еще не отошел от тесного знакомства с плотоядными тенями, но… Но теперь он понимал, что действительно может помочь. Особенно с таким подкреплением. Ни один из героев комиксов, сваленных у Окделла под кроватью, не мог похвастаться знакомством с умирающим джинном и девочкой, видящей мертвых.

– Видите ли… Мое имя Элис. Элис Макмиллан. Я в городе недавно…

Значит, все-таки женщина. Элис. У этого города явно развивались маньячные наклонности.

– Верой в сверхъестественное не отличаюсь! – Голос снова скакнул на тон выше. – Но недавно… В общем…

– Успокойтесь, мадам Макмиллан. – Не было времени гадать, замужем ли она. – Объясните, в чем ваша проблема.

– Я вполне себе «мистер», господин Итан, но это не проблема. Проблема в том, что сегодня утром я кое-кого убил.

У Окделла перехватило дыхание. Сумасшедший? Кто в здравом уме будет сообщать о том, что убил человека? И, если уж задавать вопросы, какой родитель в здравом уме и твердой памяти назовет сына «Элис»?

– О… О! Мои слова прозвучали… Господин Итан, боюсь, это был… не человек. И… он исчез, понимаете? Исчез из моего сада – а я раскроил твари череп! Раз двадцать лопатой ударил!

– Не пробовали обращаться в полицию?

– Они мне не поверили! Прошу вас, дайте мне с вами хотя бы встретиться. Я постараюсь все объяснить…

Итан записал адрес на клочке туалетной бумаги карандашом для глаз, найденным в шкафчике. Он очень надеялся, что миссис Нод его потом не убьет.

Кэй ждала его в коридоре, сидя на низеньком пуфике. В недрах своего подвала она откопала какое-то совершенно дикое, но гармонично смотрящееся на ней платье и теперь развлекалась тем, что выковыривала блестящие камушки из зеркальной рамы.

– Наконец-то! Я уже начала подумывать, что тебя голгофианский демон утащил!

– Я бы не сдался так легко. Ершик может стать неплохим оружием.

– Ты какой-то бледноватый…

Итан сдвинул брови. Шутка не пришлась ему по вкусу.

– Нет, правда, чуть ли не белыми пятнами пошел… – объяснилась Кэйлин. – Случилось что?

– Случилась ты. А потом случился мобильный. И теперь мы идем на место преступления. Как лучше добраться на Стоунвуд-Чейз?

– Автобусом. Забавно, но тем самым, что меня сбил.

– Что в этом забавного?

– Итан, брось, я привыкла!

– Тебя не беспокоит тот, кто сумел загадать на тебе желание?

– А тебя не беспокоит серая кожа? «Сохраняйте спокойствие» – это твой призыв. Можно и девизом сделать, кстати. Беспокойство никому еще не принесло мира.

Итан мысленно продолжил последнюю фразу Кэйлинны вопросом и не удержался от смешка. Похоже, пора ему завязывать с комиксами.

– Что смешного?

– Есть одна история… Про команду суперживотных. Тамошние акула и мышь в вечном идеологическом поединке, и мышь постоянно говорит про то, что жестокость не принесет акуле мира, и все это на фоне Карибского кризиса… – пробормотал Итан и снова фыркнул. – Не обращай внимания. Просто… Пошли уже. Позвонивший клялся, что замочил в своем саду инопланетянина…

Многовато инопланетян для одного дня. Пусть один из них и оказался келпи.

Паучья пещера осталась позади. Странник был уверен на все сто процентов: Орсо прекратит свои нелепые пиршества. Никто из встретившихся с Бригадиром не пропускал его слова мимо ушей. Хранительница судеб не была благоразумной; может, у нее и случится потом рецидив. Только к тому времени мужчина со звериным черепом на голове будет уже далеко отсюда. Когда он получит от города все, за чем пришел.

Свобода идти куда вздумается – это Бригадиры ценили. Очень ценили, хотя и знали, что земля сама зовет их. Камни дрожали от шагов, небеса стрелами молний указывали путь. Природа стремилась к хаосу, но не к тому, который, например, представлял собой Мэпллэйр. Город до самых краев был напичкан несуществующими вещами, и «стенки» его грозили лопнуть в любой момент. Идеальные условия для того, что случалось крайне редко. Так редко, что непонятно до конца, случалось ли вообще. Впрочем, Бригадиры были как раз доказательством. Но кто их видел? По-настоящему? Они как тахионы – вроде бы почти уверен в их существовании, слышал что-то где-то, может, читал в газетах, но убедиться не можешь.

Колокольня и ее отлитый из серебра голос. Бригадир поприветствовал их как старых знакомых. Обветренная невидимая древесина под пальцами, неровно забитые гвозди, влажный мох… Потрясающий вид на город. Только отсюда видно, насколько Мэпллэйр на самом деле невелик.

Наверное, когда-то его задумали строить в виде веера. Короткая улица, следом улица подлиннее, потом еще длиннее – и авеню, пересекающие все улицы и сходящиеся в одной точке. С тех пор городок чуть-чуть вырос, и к первоначальному его облику добавились хаотичные районы, каждый из которых еще и подчинялся какой-то своей архитектурной идее. Церкви – на пересечении старых улиц, торговый район – словно раковина улитки, университетский городок чуть в стороне, квадратный, как знаменитая картина. Несколько жилых территорий – самая сложная часть города. Ни единой фигуры, ни замысла, множество прямых улиц и изогнутых авеню.

Что дарил Мэпллэйр? Богов, которые иногда говорили чушь, а иногда – что-то удивительно мудрое. Духов и энергетические линии. Существ из-за черты, из кошмаров и из дебрей насмешек природы. Еще немного времени, и мир бы сам избавился от такого противоречивого места. Но Бригадиры, к счастью, всегда приходят вовремя.

Идиопатическая невропатия… Паутина Орсо… Безумные ученые из Сити… Эта правда была, пожалуй, самой дорогой, но Бригадир знал, что стоит еще чуть-чуть подождать. Пусть дети со сломанными судьбами играют, пусть Смерть дергает за шнурки и радуется, пусть Игнес Фатуи путают дорожки и стирают следы… Пусть звонит телефон.

Странник слез с колокольни и направился в сторону жилых районов. Там зов был почти отчаянным, и игнорировать его дольше не было никакого смысла.

Асфальт под сапогами немного пружинил, – эйфория от любовного напитка не выветрилась до конца, да и вряд ли выветрится вообще, – и Бригадир шел вперед, широко улыбаясь. Он махал прохожим, здоровался с детьми, помогал пожилым леди донести пакеты до поворота. Он забежал в парикмахерскую и слегка подстриг непослушные вихры: работавшие там девушки даже не заметили, что джентльмен в рваном пальто не заплатил. Он долго шел вдоль витрин, удивляясь собственным глазам и кепке с козырьком, но, поднося руки к голове, с облегчением касался костяного символа своей истинной сущности. Никто вокруг не видел черепа-шлема. Как не видел ни дыры в затылке, ни жил, которые тянулись к покоящейся на плече звериной лапе, ни блестящих камешков стылой крови в рыжих волосах.

Зов привел Бригадира во дворик аккуратного, выкрашенного в зеленый цвет домика с ухоженным садиком. Через несколько минут лезвие лопаты раскроило Бригадиру шею.

Лежа в цветах – вокруг витал потрясающий запах эдельвейсов, – он слушал, как благодарят его корни древних деревьев. Их жажду наконец утолили. Когда-то давным-давно на их ветвях умирали преступники, и земля пропитывалась тяжелой, полной греха кровью. А потом все изменилось. Преступления не закончились – вовсе нет, но никто больше не наказывал по всей строгости, раз и навсегда.

Вязкая кровь Бригадира была почти так же темна и горька на вкус. Дриады вздохнули с облегчением и начали пить.