Похоже, пить ей хотелось меньше, чем ему, отметил Доу. Так вышло, что их две лошади, а с ними еще три чужие, нашлись неподалеку от гробницы. Веревки, которыми они были стреножены, давно развязались, но ни одна лошадь так и не забрела далеко в глубь черной пустыни, когда нервы их слегка успокоились. Но у Доу при этом складывалось стойкое впечатление, что Нэнси совершенно не волновалась. Среди немногочисленного табуна началась паника, и лошади бросились врассыпную, когда завидели направляющуюся к ним Нэнси, поэтому Доу пришлось самому подойти к ним и взяться за поводья. Несмотря на все приключения, выпавшие на их долю, лошади Доу выглядели вполне неплохо, в отличие от остальных – тощих и неухоженных. Но их он, конечно, тоже забрал. Ворам они больше точно не понадобятся.

Взобравшись на лошадь, Доу обмяк в седле и мысленно поблагодарил Богиню за то, что та не оставила его в беде. Ему уже казалось, что Нэнси сбежит в Дариен, но впечатление бывает обманчиво. Как бы то ни было, пустыня простиралась до самого горизонта, и они двинулись в путь. Даже сидя на лошади, Доу чувствовал, как силы покидают его, голова опускалась все ниже и ниже, по мере того как они продвигались вперед. Он испытывал облегчение еще и от того, что не придется возвращаться к Баскеру без лошадей. Старый вояка не очень-то жаловал тех, кто плохо обращался с животными. Доу был рад, что ему не придется узнать, как Баскер поступает с теми, кто бросает лошадей в черной пустыне.

Лошадь Нэнси успокоилась, как только девушка снова уселась в седло. Сумки оказались пусты. Вне всяких сомнений, воры обчистили их, пока Доу с Нэнси ходили в гробницу. У них на двоих осталась только одна ценная вещь: золотая маска с нарисованными на ее поверхности голубыми глазами. А ведь она так прекрасна, смотрел бы и смотрел, с некоторой гордостью подумал Доу. Очнувшись в очередной раз от дремы, он снова испытал жгучее желание взять ее в руки и поглядеть на нее, провести рукой по прохладному гладкому металлу. Но он сдержался, вспомнив, как труп в саркофаге повернулся к ним, пытаясь посмотреть на них, тщетно силясь вернуться к жизни, пока Нэнси высасывала из него магическую силу. Кем бы ни был старый колдун, такого исхода он не ожидал.

Доу протянул руку вниз и ощупал мешок, в котором лежала маска. Его братец Джеймс водил в Дариене знакомство с нужными людьми. Надо бы им исследовать маску по-хорошему где-нибудь подальше от влияния Нэнси – просто на тот случай, если в этом старинном тяжелом куске золота таится нечто большее. Потом Доу пришла в голову мысль, что лучше бы эту маску расплавить. Стыдно уничтожать такую красоту, но многих его товарищей по профессии упекали за решетку члены знатных семей, стоило им приблизиться к музеям. В заверения бедняков о том, что ценную вещь они получили в наследство, почти никогда никто не верил, а скупали музеи все по дешевке, не дороже, чем обычный металлолом. Лучше всего было бы начеканить из этой маски золотых монет. У Доу имелась на примете парочка фальшивомонетчиков с неплохими прессами. За десятую долю стоимости они начеканят ему целый мешок – и это уже будет столько денег, сколько ни он сам, ни уж тем более Нэнси в жизни не видели. Он решил не обманывать Нэнси и честно разделить с ней добычу. Это было более чем разумно, учитывая то, как она уничтожила шестерых здоровых мужчин, имевших глупость встать у нее на пути.

– Ты еще не в настроении обсудить, что произошло там, в гробнице? – спросил он.

Нэнси посмотрела на него из-под завесы распущенных волос. Глаза девушки уже не светились красножелтым пламенем, с облегчением отметил Доу. Но они стали ярче, да и сама Нэнси будто бы похорошела. Теперь она была по-настоящему притягательной. И прямо-таки сияла здоровьем, словно скаковая лошадка, и, должно быть, поэтому-то и казалась еще красивей.

Сперва она молчала, и лошади шли бок о бок. Животным хотелось пить ничуть не меньше, чем всадникам. К счастью, обе лошади прекрасно понимали, что их ждет в Дариене, в стойлах Баскера. Можно даже не держать поводья. Измотанные создания стремились как можно скорее вернуться домой.

– А я ведь прав насчет магии, – пробормотал Доу.

– Ох, Доу, успокойся, я не хочу тебя обижать. Я знала, что рано или поздно ты скажешь это. Да, ты был прав. Доволен?

– Я просто подумал, что должен так сказать, вот и все. Ты как-то умеешь вбирать ее в себя. Наверное, ты делала это уже много лет, но сама ничего не замечала.

Он покачал головой при мысли о том, как много магических предметов и проявлений магии почти наверняка Нэнси уничтожила, когда всего лишь жила себе в Дариене. Разумеется, он и раньше слышал о том, что артефакты иногда дают сбой. Творить заклинание – совсем не то же самое, что возводить крепостную стену, так говорил его брат Джеймс.

Трифолд еще не был готов признать, что его собственных познаний в колдовстве не хватит и на то, чтобы разжечь крохотный огонек. Изготовлением зачарованных монет, ловушек и всяких игрушек занимался его брат, хотя дариенские торговцы каждый день обменивались между собой сотнями подобных безделушек. Худшие из них по какой-то причине всегда попадали в магазин Трифолда. Доу в свою очередь был главным покупателем товаров, и брат делал ему семейную скидку. Имея скромное преимущество перед соперниками, Доу заполучил новые артефакты – одни выиграл, другие купил, третьи украл – и вел, в общем- то, вполне достойный образ жизни.

А в благодарность Доу хорошо платил брату и скрывал их родственную связь от любопытных зевак.

– В гробнице я кое-что почувствовала, – негромко произнесла Нэнси. – послушай, Доу… магия разливалась внутри меня, заполняла меня, словно лампу маслом… одна искра – и я бы вспыхнула.

– Чары были достаточно сильны, чтобы держать оборону веками, – вымолвил он. – Если ты впитала их, то удивительно, как они не убили тебя. Похоже, случилось нечто из ряда вон выходящее. Непредвиденное. И я испугался, что ты потеряешь сознание.

– Я не могла ничего понять. У меня будто началась горячка, и рассудок начал меня подводить. Это было… ужасно. Я ощущала, как начинаю закипать. Нет, не закипать… трудно выразить словами. Я вроде бы держала ситуацию под контролем, но это было все равно что стоять на вершине скалы, пока вокруг тебя бушует ураган… а потом ты схватил золотую маску.

– Последнее заклятие. Оно должно было вернуть колдуна в мир живых или призвать нечто страшное, чтобы прикончить того, кому удалось зайти так далеко. Но ты поглотила магию. Серьезно, Нэнси, нам обоим крупно повезло! Как-никак, а мы уцелели и до сих пор дышим. То, что ты сотворила с теми людьми у входа в гробницу, – никто не обладает такой… дикой силой. Ты понимаешь? Сейчас ты не подвластна чарам. Ни один боевой маг – ни в Дариене, ни где бы то ни было еще – не совладает с тобой. А магия еще внутри тебя? Там еще что-то… осталось?

Он с изумлением и трепетом наблюдал за тем, как Нэнси поднимает руку и разглядывает свою ладонь. На секунду ему показалось, что огонь лизнул кончики ее пальцев. И она позволила руке снова упасть.

– Да, Доу. Сила подобна океану. Когда она иссякает, то сразу становится ясно, что ее нет. Но и сейчас я чувствую, что во мне сокрыта буря, хотя она слабее той, что бушевала во мне, когда я вышла на солнечный свет и увидела тех головорезов. Но я стала лишь чуть- чуть слабее, Доу. Я – как опавший лист, который швыряет по ветру с такой… силой, что я едва могу… говорить с тобой. Я вижу себя со стороны…

– А ты, наверное, могла бы выплеснуть силу наружу, – заявил он, волнуясь за нее и за себя самого.

У Доу не было ни малейшего желания превратиться в кучку обугленной одежды и костей, если Нэнси внезапно потеряет контроль над тем, что обуревает ее изнутри. Он не мог представить, насколько сильны ее чары. Но его брат, по крайней мере, должен знать больше.

– Выплеснуть? – прошипела Нэнси в ответ. – Истратить все впустую, значит? Вряд ли я соглашусь на такое, Доу. Впервые за всю мою жизнь я получила преимущество перед другими людьми. Да, чары могут быстро рассеяться…

– Магия может прикончить тебя или свести с ума! – перебил ее Доу.

Нэнси повернулась к нему, и глаза ее сквозь пряди волос сверкнули красно-желтым необузданным пламенем. Он отвернулся.

– А может, это продлится достаточно долго, Доу Трифолд. Я не раскрывала тебе все свои карты. Некоторые из моих секретов не предназначены для посторонних ушей. Помнишь, я говорила, что хотела бы потратить свою долю на наемников?

– Я расплавлю маску и начеканю из золота монет, Нэнси, поэтому не беспокойся об… – протараторил он, чувствуя себя неуютно под ее яростным пылающим взглядом.

Нэнси рассмеялась.

– Я задумала нечто действительно грандиозное, Доу. Наступил сбор урожая, и Дариену не помещает очищающий огонь. Пора сжечь солому, брошенную на полях. Лорд Альбус – дядя короля. На празднике жатвы главный судья будет стоять рядом с королем Йоханнесом и махать рукой тем, кто ненавидит его, но не в силах что-либо сделать. Быть может, если кому-то удастся спалить дворец вместе с лордом Альбусом, в городе хоть немного поубавится зла. Быть может, после этого те, кто заслуживает правосудия, наконец-то получат его – хотя бы и ненадолго.

Доу слушал, моргая от изумления. Он не собирался вступать в споры с женщиной, пылающей огнем, которого она, похоже, не замечала. Но он видел, как сверкнули кончики ее пальцев, когда девушка сжала поводья, отчего от них пошел дым.

– Вряд ли ты что-то изменишь, убив одного человека, – осмелился он сказать спустя некоторое время.

– Что ж, тогда решено, – отозвалась Нэнси. – Мне придется убить их всех.

Несмотря на всю ее дерзость и силу, Доу видел, что она не меньше его, а может быть, и сильнее боялась того, что они пережили и что происходило с ней. Жаль, что пафосные речи об отмщении не могли заново наполнить опустевшие фляги.

– Да, но сперва сделай одолжение, позволь мне наведаться к моему брату Джеймсу. Он живет на Аптекарской улице и… у него жена, две дочки и маленький сын.

Заметив беспокойство в голосе Доу, Нэнси фыркнула.

– Я не спятила, Доу. И я не сойду с ума, едва ступив на городскую землю. Думаешь, твой брат может помочь? Хорошо, заглянем к нему. Но потом я отправлюсь прямиком во дворец, найду лорда Альбуса и спалю там все дотла, а он и не узнает, кто я такая. Я зажгу факел, используя силу, что спрятана внутри меня, а потом, когда она иссякнет, я заберу свою долю от золотой маски и буду вести тихую, неприметную жизнь. Но все запомнят, что меня не остановить. – На секунду она задумалась, и на лице ее отразилась паника. – Праздник жатвы ведь еще не начался? Мы не опоздали?

– Нет, Нэнси, он будет завтра, ты права. К закату Дариен будет полон невинных людей, празднующих начало сбора урожая.

– Со спиртным, масляными лампами и снопами пшеницы, – добавила она, злобно ухмыльнувшись. – Отлично будет гореть.

– Ты ведь сказала, что ты в своем уме, Нэнси, помнишь? В Дариене живет мой брат с семьей, не забыла? Хорошие люди, которые не сделали тебе ничего плохого.

Словно очнувшись, она потрясла головой.

– Да, верно. Если бы ты только мог это почувствовать, Доу. Это немного напоминает опьянение, словно ты опрокинул пару стаканов и тебя еще не тошнит. Понимаешь? Всю жизнь мне приходилось склонять голову перед проходящими мимо королевскими стражами, зная, что, если они захотят причинить мне боль, как сделали с моим отцом, никто никогда не придет на помощь и не остановит их. Никто.

Она снова замолчала, Доу вздрогнул, гадая, что за воспоминание могло так отразиться на ее лице. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте лорда Альбуса.

Лошадь Нэнси вдруг тихо заржала и задвигала головой, словно учуяла в дуновении ветра запах не то воды, не то города. В нескольких милях к востоку от них лежал Дариен, где кипела жизнь и делались приготовления к самому главному празднованию в году, когда по улицам текли реки крови заколотых животных, вращающихся на шампурах, а каждый стол ломился от спелых фруктов, свежего хлеба и дымящихся котлов с мясом. И в этот город, в эту шумную пирушку они с Нэнси войдут, как нож в самое сердце.

Элиас нес пшеничный сноп на сгибе локтя, как и другие горожане в разрастающейся толпе, которая уже начала праздновать приближающийся Канун жатвы. Лица некоторых скрывались под масками в виде разрисованных черепов – напоминание о том, что всех рано или поздно скосит смерть. Толпа все множилась, и это никак не умаляло всеобщего веселья. Когда-то Канун жатвы был серьезным торжеством, во время которого фермеры привозили свои продукты на городские рынки. Некоторые из них теряли голову, едва в их карманах начинали звенеть монеты. Но за последние десятилетия праздник превратился в чествование Богини, в пир, которому не было равных, гулянья с вычурными костюмами и всевозможными излишествами, которые длились с вечера накануне и до заката следующего дня. Спустя девять месяцев на свет появлялось так много детей, что этот месяц в народе называли «родильным». По утрам в канавах валялись тела: пьяные вперемежку с мертвыми. Таковы были взлет и падение жизни в Дариене. Уважаемые люди могли избежать всего этого, просто не выходя из своих домов или запираясь в комнатах. Если же они выходили на улицу до полуночи, это значило, что они готовы напиваться, смеяться, петь, драться, горланить и рисковать своей жизнью.

Элиасу с трудом верилось, что в мире может существовать так много людей. Ему было настолько не по себе, что он тяжело дышал, отчего голова его начинала кружиться. Дидс широко улыбнулся и показал пальцем на свое лицо в надежде, что Элиас додумается изобразить такую же улыбку и избавится от своего вечно насупившегося вида. Охотник отошел в сторону, уступая дорогу группе голых по пояс молодых людей, которые бежали по улице, расталкивая попадавшихся на пути ничего не соображающих пьяниц так, что те кубарем катились в разные стороны. Один из парней заметил движение Элиаса и попытался дотянуться до него. Элиас ударил его по вытянутой руке, и парня, ругающегося и сыплющего проклятиями, оттащили в сторону товарищи. Было еще рано, и большая часть людей в толпе спешили по домам, чтобы переодеться. Те же компании, которые уже вышли на гулянья, еще не настолько напились, чтобы затевать потасовки с чужаками или зажимать женщин у стенок. Все будет чуть позже, когда город словно вулкан извергнет из себя все, что весь год сдерживалось оковами цивилизованного поведения.

Если бы не важное задание, Дидс наслаждался бы праздником. Но в нынешних условиях он находил шум и все, что отвлекало внимание, раздражающим. Пляшущие пьяные мужчины и женщины вовсе не веселили того, кто был трезв как стекло. Дидс сжал покрепче свой сноп и помахал им в воздухе, не спуская глаз с ворот королевского дворца, которые возвышались всего в каких-то двадцати ярдах впереди, если идти прямо по дороге.

– Что бы ты ни делал, сквозь запертые ворота ты пройти не сможешь, верно, минейр? – спросил Дидс, пытаясь перекричать шумных певцов, марширующих плечо к плечу. Один из них попытался увлечь Дидса с Элиасом за собой, но не смог, и его понесла толпа.

Элиас поднял голову и пожал плечами. Он без труда мог пересчитать стражей, но, как бы много их ни было снаружи, внутри наверняка скрывалось еще больше, не говоря уже о хваленых королевских мастерах меча.

– Не надо так стоять столбом и пялиться на ворота, – зашипел на него Дидс. – Стражи сразу видят тех, кто выбивается из общего движения толпы, минейр! Они высматривают все, что может показаться странным, и они не тупицы. Вертись на месте время от времени, маши руками, танцуй с кем-нибудь. Делай хоть что-то, не стой и не смотри на них, будто Судный день настал!

Элиас перевел взгляд на Дидса. Стрелок в ответ взял его за руки. Элиас был так ошеломлен этим, что не сопротивлялся и позволил увлечь себя прочь. Дидс, подпрыгивая, вертелся на месте, запрокидывая голову и горланя.

– Мы в десяти шагах от людей, которые высматривают любого, кто проявит слишком большой интерес к воротам, Элиас! – сказал Дидс и громко рассмеялся. – Ты бы подыграл, а то они примут нас за воров, которые замышляют недоброе. Хочешь, чтобы они удвоили охрану? У-у-у-у!

Элиас отдернул руки, внутри него нарастал гнев. Ему казалось, что Дидс издевается, и уже не в первый раз охотник подумал, что стрелок слишком безрассуден, слишком поглощен самолюбованием, чтобы быть здравомыслящим и полезным союзником.

Зная, что Дидс последует за ним, Элиас проскользнул сквозь толпу подальше от ведущих во дворец ворот, по бокам которых возвышались тяжелые каменные будки привратников. По пути Элиас напряженно думал, плывя, словно рыба по течению, и уворачиваясь от рук, пытающихся ухватиться за него. За его спиной Дидсу, который пытался не отставать, приходилось куда тяжелее; вслед за Элиасом он ввалился в таверну Баскера с раскрасневшимися щеками и порванным воротником, но при этом улыбаясь от уха до уха.

Здесь, в миле от королевского дворца, было гораздо тише. Пирушка пока не добралась до этой части Дариена, где почтенные семейства торопились по домам, увлекая за собой детей.

– О Богиня, как же я люблю этот город! – воскликнул Дидс, смеясь и задыхаясь.

Небольшой внутренний двор был пуст, и Элиас пододвинул к себе стул. Дидс грузно сел рядом с ним, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто их не подслушает. Он знал, что в таком месте, как Дариен, трудно соблюдать осторожность.

– Сейчас все начнут буянить еще сильнее, а завтра все начнется заново, когда люди немного отоспятся.

– Мне плевать на гулянки. Мы закончим сегодня. Если ты прав и ворота все же откроют.

– Разумеется, я прав. Я видел уже четыре праздника жатвы в Дариене. В полночь горожанам позволят пройти через ворота во внутренний двор, погулять по освещенной факелами аллее и прокричать слова восхищения и любви к его августейшему величеству, который будет наблюдать из окна. Король Йоханнес даст им покричать и постонать немного, а потом соберет нескольких придворных – возможно, возьмет очередную пассию – и выйдет на балкон, чтобы помахать рукой. Само собой, он будет плотно окружен стражей, но вряд ли у тебя возникнут с этим проблемы. Я буду рядом с тобой на тот случай, если произойдет что-то непредвиденное.

– Тебя прикончат, – мрачно сказал Элиас. – Как я тогда узнаю, что генерал не причинил вред моим дочерям?

– Он же заключил с тобой сделку, минейр, – сказал Дидс со всей серьезностью. – Генерал всегда держит слово, можешь не сомневаться. Это так же верно, как то, что завтра утром взойдет солнце, что бы ни случилось ночью. Даже если мы с тобой этого уже не увидим, оно все равно взойдет.

Элиас посмотрел на молодого человека, стоящего перед ним, и разглядел в его глазах огонь необузданного возбуждения.

– Это не игра, сынок, – сказал Элиас. – Ставки не те, да и я не тот, с кем можно шутить шутки. Ты понимаешь?

– Разумеется, понимаю, – ответил Дидс.

В его глаза вернулась холодность, и Элиас был рад этому. Крепость дворца, кишащая стражами, устрашала его. Прорваться туда вместе с Дидсом, опьяненным городской гулянкой, казалось чем-то за гранью возможного.

– Твои пушки, – заговорил вдруг Элиас. – Ты хорошо ими владеешь? Я видел, как ты стрелял в кромешной тьме, когда на нас напали, но правда ли ты лучше других стрелков? Или стрельцов, не знаю, как вы там себя называете.

– Ты бы мог догадаться, что генерал Джастан не сделал бы плохого стрелка своей правой рукой, – ответил Дидс. – Но я тебя понимаю. Мне нужно купить третий револьвер, и поскорее, пока все добропорядочные люди не захлопнули оконные ставни и пирушка не набрала полную силу. Пойдем, у оружейника, которого я приметил, есть стрельбище позади магазина. Там я тебе все покажу. – Он сунул руку в карман и вытащил выписанный генералом документ: белую карточку с тиснеными золотыми буквами. – Может быть, мы и тебе прикупим пушку, а, минейр? Как тебе такое?

Элиас замер, лицо его посуровело.

– Нет. Слушай, если ты готов, то пойдем. К дворцу возвращаться бессмысленно, если ворота откроют не раньше полуночи. Признаюсь честно, мне не терпится увидеть, оправданно ли твое высокое мнение о себе хотя бы наполовину.

Дидс встал, слова Элиаса, казалось, его оскорбили. Револьверы висели у него на бедрах, и он будто бы наудачу похлопал по кобуре каждого из них.

– Прекрасно, – сказал он.

– Хорошо, – отозвался Элиас. – Тогда веди.

На улицах попадалось много рабочих, они торопились по домам, некоторые из них смеялись и перекрикивались друг с другом в предвкушении вечернего празднества. Дидс стремительно шагал против течения толпы на почти негнущихся ногах: казалось, недоверие Элиаса сильно задело его. Больше никто не пытался схватиться за его плащ, а Элиас шел сквозь толпу по Аптекарской улице вслед за ним, не выпуская стрелка из виду. На одной стороне улицы он увидел исключительной красоты женщину, которая, по всей видимости, спорила о чем-то с молодым мужчиной. Проходя мимо, Элиас заметил, как тот жестом показывает на ряд торговых лавок и качает головой. Интересно, что же такое он отказывается ей покупать, подумал Элиас. Заглядевшись на красоту девушки, Элиас споткнулся о край тротуара и едва не упал на дорогу. Смущенно улыбаясь, он мысленно пожелал парню удачи.

Шедший впереди Дидс свернул в переулок так стремительно, что со стороны могло показаться, будто он хочет заставить Элиаса попотеть, разыскивая его. Охотник мысленно вздохнул. Вряд ли в окрестностях так много оружейников. Это подлое оружие было еще слишком в новинку и стоило недешево, так что вряд ли во всем городе отыщется хотя бы парочка подобных заведений. Как охотнику, ему не составляло труда следовать по запаху масла и пороха вплоть до самой двери в лавку, над которой звякнул колокольчик, когда Элиас толкнул ее.

– Мне нужен еще один в комплект к этим двум, – говорил Дидс. – И несколько дюжин патронов, хочу испытать его у тебя на стрельбище. Мой друг изъявил желание поглядеть, как я стреляю.

Оружейник оказался невысоким тучным мужчиной примерно тех же лет, что и Элиас. На носу у него сидели очки, чтобы лучше видеть лежащие перед ним револьверы. Он мог бы сойти за счетовода или мясника, но как только он взял оружие, сразу стало видно, как отточены движения его рук. Элиас смотрел, как сначала один револьвер, а вслед за ним и другой так удобно легли ему в ладони, словно стали продолжением руки оружейника. Они с Дидсом были в восторге от металлических штуковин, это было ясно видно по их лицам.

– У меня есть парочка улучшенной конструкции, минейр. Очень точные, лучшая моя работа – я создал их у себя в мастерской по своим собственным стандартам. Мне не хотелось бы разлучать эту пару, минейр.

– И вам не придется, – ответил Дидс, выложив на стеклянный прилавок генеральскую бумагу. Хозяин лавки улыбнулся от неподдельного удовольствия, как только прочитал выведенные золотом слова.

– Прекрасно, минейр.

Он вручил Дидсу пару револьверов, и тот целую вечность разглядывал их, снимал какие-то части и ставил на место. Элиас не заметил никакой разницы между ними и теми, что уже висели у Дидса на поясе.

Хозяин лавки пододвинул к Дидсу коробку с патронами, но придержал ее своими толстыми пальцами, когда Дидс протянул руку и хотел взять несколько штук. Другая рука оружейника легла на кобуру единственного револьвера у него на поясе. Лицо его стало очень суровым.

– Обычно я не позволяю покупателям заряжать оружие внутри магазина, минейр. Прежде чем вы это сделаете, я хочу, чтобы вы знали: я вооружен и, если вы станете целиться в меня, если вы хотя бы двинете дуло заряженного оружия в мою сторону, я застрелю вас насмерть без малейших колебаний. Это понятно?

– Да, – ответил Дидс без тени своего обычного высокомерия.

Хозяин убрал руку с коробки, и Дидс на глазах у Элиаса зарядил все четыре револьвера, держа тяжелую портупею с парочкой новых в правой руке. Хозяин же, как и предупреждал, очень внимательно следил за ним, держа руку на кобуре.

– Идите вперед, минейр, – сказал он.

Дидс не стал спорить и первым пошел к задней части магазина. Все трое прошли через длинную, почти пустую комнату с громким эхом, на дальнем конце которой до самого потолка были навалены мешки с песком. Как только дверь закрылась, городской шум будто бы вмиг стих, и Элиасу даже захотелось зажать нос и дунуть посильней: ему показалось, что уши заложило от давления.

– До целей двадцать ярдов, – сказал хозяин. Казалось, он чувствует в молчании Дидса разочарование – или он просто вообразил это себе. – На более дальнее расстояние точность гарантировать нельзя, минейр. Если хотите большего – что ж, можете попробовать пострелять по жестяным банкам и бутылкам в черной пустыне. Земля в городе слишком дорога, минейр, и стрельбище побольше я, к сожалению, не могу себе позволить. Мне и без того каждую неделю, если не чаще, приходится кому-нибудь отказывать.

Дидс равнодушно кивнул. Один ремень с двумя револьверами он передал Элиасу, а затем вальяжно осмотрел полигон. Элиас заглянул в будущее и подсмотрел, что случится, прежде чем Дидс успел что-либо предпринять. Но, несмотря на это преимущество, то, что он увидел дальше, поразило его. Обе пушки будто бы сами выпрыгнули из кобуры и оказались в руках у Дидса, и он тут же начал стрелять по мишеням. Он сделал по шесть выстрелов из каждого револьвера, грохот выстрелов слился в единый шквал, от которого у Элиаса зазвенело в ушах, и через мгновение первые два револьвера уже были пусты.

Ошарашенный, он протянул Дидсу вторую пару. Стрелок зашагал через стрельбище, чтобы заменить мишени. Он протянул Элиасу те, в которые попал: в них отсутствовала самая середина, словно зрачок, вырезанный из глаза.

Из второй пары Дидс стрелял с большей осторожностью. Он не знал, как поведут себя револьверы, поэтому помедлил, давая себе время приспособиться. Результат был тот же: на обеих мишенях он выбил самый центр.

– Когда в тебя стреляют в ответ, должно быть сложнее, – заметил Элиас.

Дидс покачал головой.

– Нет, не сложнее. Ничуть.

Элиас заметил на лице хозяина уважение и страх. Похоже, Дидс и впрямь так хорош, как думает. А значит, у них есть шанс пережить эту ночь.

Трифолд в очередной раз поднял руки, чтобы остановить Нэнси, хотя если бы она поднажала, то ее грудь оказалась бы прямо под его ладонями. Тогда ему пришлось бы отступить, и еще долго он бы не позволил себе такой дерзости.

– Мой брат работает с магическими предметами, Нэнси, прошу тебя! Ты же знаешь, что ты можешь натворить, или забыла? Нет никакого оправдания тому, кто лишит человека средств к существованию, а именно это и произойдет, вспомни, как ты уничтожила вещи в моем мешке там, у Баскера. Ты чуть не прикончила меня, Нэн. Прошу, не повторяй этого с моим братом.

Несколько ночей тому назад, когда он встретил молодую женщину у Баскера, он и подумать не мог, что ему придется с ней спорить. О Богиня, неужели прошла неделя? С тех пор как они выбрались из гробницы, Нэнси будто бы стала более жесткой, менее открытой к убеждению. Он видел, что она уже готова тряхнуть плечами, ворваться в маленький магазинчик его брата и вытянуть всю силу из дюжин артефактов, находящихся внутри. Трифолд понимал, что она испытывает что-то вроде голода, и думал: неужели ее так же тянет к этому, как жаждущего человека тянет к глотку воды?

Нэнси проводила взглядом прохожего, переходящего дорогу: с приближением вечера на улицах становилось все больше людей. Доу осмелился проследить за ее взглядом и увидел очередного самодовольного молодого павлина, хотя этот тип и отличался от прочих низко свисающими с пояса револьверами. Они были столь ценными, что парень был наверняка очень опасен, раз осмеливался демонстрировать их в открытую и вдобавок на людной улице, не опасаясь, что кто- нибудь отберет у него оружие.

Вслед за ним вприпрыжку бежал рослый мужчина. Его взгляд скользнул по Нэнси, которая застыла в нерешительности. Девушка повела себя как хищник: мигом оценила ситуацию и решила все проигнорировать.

Доу попытался еще раз:

– Прошу тебя, Нэнси. Просто позволь мне зайти одному и вызвать к тебе Джеймса. Ты ведь оставишь его в живых, да? Он – это все, что у меня есть. И все, что есть у его жены.

Голод и раздражение исчезли из ее взгляда, и Нэнси пожала плечами.

– Ступай, – бросила она. – Кстати, до полуночи мне нечем заняться. И я собираюсь навестить старых друзей. Может, я прогуляюсь по улице и пополню свои запасы – да-да, кроме магазина твоего брата. Я не чудовище, Доу.

– Верно, Нэнси. Я знаю.

Он поднял руки ладонями наружу, отступая, а она лишь закатила глаза. Какие-то мужчины, проходя мимо, присвистнули и осыпали Нэнси непристойными предложениями на предстоящий вечер. Улыбка, которой она ответила им, заставила их отшатнуться, и они поспешили прочь, ускорив шаги.

Две маленькие девочки с волнением наблюдали за тем, как солдаты с грохотом маршируют по дороге ровными рядами, словно на параде. Между шеренгами скакали конные разведчики: они следили за тем, чтобы вояки не вступали в контакт с врагом, хотя этого от них никто и не ожидал. Бессмертные находились на своей территории, до Дариена оставалась дюжина миль, если не меньше. Если бы какой-нибудь фермер и увидел армию, он бы разве что с гордостью рассказал своим товарищам об этом зрелище.

А путешествовать в генеральской карете оказалось даже приятно. До сих пор ни Дженни, ни Алисе не приходилось видеть столь огромных повозок. В другой ситуации было бы интересно сидеть так высоко и наблюдать, как мир проносится мимо, пусть даже огромная плоская платформа с полдюжины раз съезжала в канаву, откуда ее приходилось доставать потным сквернословящим мужчинам.

Девочки уже уяснили, что для тяжелой работы солдаты годились не хуже быков – на самом деле служивые справлялись даже лучше, чем рогатая скотина. Однако генерал Эйрис злился и ругался при каждой задержке, а терпение его иссякало по мере того, как они приближались к долине, которую его разведчики выбрали для последнего привала.

Прошлой ночью они, между прочим, преодолели целых тридцать миль, продолжая закалять Бессмертных. Они скрывали усталость и радовались возможности выпить свежей воды, наесться и выспаться накануне праздника жатвы.

Солнце клонилось к закату, а они уже были на ногах, отдохнувшие и набравшиеся сил.

Алиса коротко взвизгнула от радости, когда возле генеральской кареты появилась миссис Дальтон. Колонна растянулась почти на милю, и повариха вспотела, пока бежала к карете. Ее щеки покрылись пылью. Миссис Дальтон нервничает, заметила Дженни. Грузная женщина сделала реверанс, низко склонив шею, и продолжала идти рядом, ожидая, пока ее заметят.

Генерал Джастан шагал по платформе на колесах, сцепив руки за спиной и отдавая приказы, меняя строй и объясняя тактику, а затем отправляя гонцов направо и налево, чтобы те донесли его приказы до остальных. Он оказался сердцем легиона, и все проходило только через него. Дженни не понимала, почему он не может дать людям самим решать свои проблемы, но, похоже, то был не его метод.

Никто не спросил толстую потную повариху, зачем она семенит за генеральской каретой, поэтому ей наконец пришлось заговорить:

– Генерал! Позвольте мне покормить девочек. Я сделала для них бутерброды и завернула в вощеную бумагу. Вы не возражаете? Они с утра ничего не ели.

Генерал Джастан поднял ладонь, чтобы двое мужчин прервали свой отчет, и медленно повернулся. Сделав несколько решительных шагов по дощатому полу платформы, он замер у ее края и посмотрел на миссис Дальтон сверху вниз.

– А это мы можем устроить, не так ли? – произнес он. – Вы весьма предусмотрительны, миссис Дальтон, благодарю вас.

Судя по всему, счел разговор оконченным и, как только она снова заговорила, удивленно поднял брови.

– Я подумала… минейр, что должна спросить у них, не пора ли сделать очередную остановку в кустиках, если вы понимаете, о чем я, сэр. Если вы не против. .

Алиса тотчас оживилась, но Дженни взяла ее за локоть. Генерал Джастан часто посматривал на них, пока карета катилась вперед, а Бессмертные невозмутимо шагали рядом. Он никогда не говорил, о чем думает, а лишь проводил часы в безмолвных размышлениях. Хотя он был довольно вежлив, у Дженни уже сложилось о нем впечатление, и она понимала, что генерал вовсе не друг их отца. Казалось, его больше заботят лошади и его солдаты, чем две девочки, которые по его настоянию должны были постоянно находиться в поле его зрения.

– Очень хорошо, миссис Дальтон, – ответил генерал. – Я должен был подумать об этом.

– Вы были так заняты, минейр! Спасибо. Я сию же минуту верну их назад, не беспокойтесь. Могу я их проводить?

Генерал уставился на раскрасневшуюся женщину, положительно не зная, как поступить.

– Я… должен предупредить вас, что они действительно нужны мне, миссис Дальтон. Вы не поймете для чего. Мы уже совсем рядом с городом, и я надеюсь, вы простите мне излишнюю предосторожность. Девочки! Идите сюда. Быстрее, прошу вас.

Дженни с Алисой быстро вскочили с деревянного ящика, служившего им скамьей, и на негнущихся ногах побрели к генералу. Они недоуменно смотрели, как генерал отпирает сундук, прикованный к полу платформы железными цепями. Он достал оттуда две пары наручников – они зазвенели и блеснули золотом на солнце. Девочки никогда раньше не видели подобных вещей, но, несмотря на их цвет и блеск, цепи оставались цепями.

– Я не хочу… – пробормотала Алиса, попятившись.

Генерал добродушно рассмеялся.

– Милая, ты ведь не хочешь, чтобы я на тебя рассердился? Или на миссис Дальтон? Вы должны оставаться рядом со мной, в безопасности. Если не наденете их, я не смогу вам доверять, ясно?

Алиса была готова расплакаться, поэтому Дженни храбро вышла вперед и протянула руки, только моргнув, когда на них защелкнулись кандалы. Они слегка ущипнули ее кожу, и девочка заметила, как на пол упала капелька крови, но не подала виду, чтобы не пугать Алису еще сильнее.

Не переставая хныкать, Алиса последовала примеру сестры и разрыдалась, когда наручники защелкнулись. Миссис Дальтон побледнела, в глазах ее сверкнула злость. Ну а генерал просиял.

– Превосходно. Этого пока будет достаточно. – Он указал пальцем на железное кольцо, приваренное к полу кареты. – У меня есть другая цепь, она пригодится, когда вы вернетесь. Вы будете в полной безопасности, девочки. Мы ведь не хотим, чтобы вы потерялись или вас кто-то разлучил, верно? Я делаю все ради вашего же блага, поэтому перестаньте хныкать! Миссис Дальтон, проводите их в кусты, хорошо? А затем немедленно верните их мне. Я должен быть у городских стен вовремя. Вам понятно, миссис Дальтон?

– Но вы же не собираетесь брать таких маленьких детей с собой в город? – ошеломленно осведомилась женщина.

Прежде чем ответить, генерал Джастан опустился на корточки.

– Вам не стоит задавать лишних вопросов, миссис Дальтон. Будьте осторожны. Вы не знаете, для чего мне нужны Алиса и Дженни. И ни единый волосок не упадет с их детских головок! Но даже если я захочу причинить им вред, вас это не касается!

Он говорил все громче и громче, а последние слова выкрикнул ей прямо в лицо.

– Капитан Диггс! Проводите миссис Дальтон и убедитесь, что она не выпустит девчонок из виду!

Офицер коснулся брови ребром ладони и соскочил с лошади.

Миссис Дальтон напряглась и побледнела еще сильнее. Ей было страшно. Не оставалось никаких сомнений в том, кто из них двоих обладал здесь большей властью. Дженни переводила взгляд то на нее, то на генерала, и в каждом движении поварихи она видела поражение.

– Ну, полно вам, зря я повысил голос в присутствии девочек. Капитан Диггс присмотрит за вами. У меня впереди долгая ночь, миссис Дальтон. Я должен убедиться, что все пойдет как надо. И, как я уже сказал, занимайтесь своим делом.

Миссис Дальтон снова сделала реверанс, помогла девочкам спуститься с платформы и не упасть. Алиса молча ухватилась ручкой за ладонь женщины, пока та не разжала пальцы, а затем побежала, покачиваясь, рядом с ней. Цепи сковывали движения обеих девочек, делая их неуклюжими. Осеннее солнце опустилось за горизонт, но небо еще было расчерчено лиловыми и красно-золотистыми облаками, темнеющими с наступлением сумерек. Вокруг пять тысяч Бессмертных маршировали молчаливыми колоннами.

Закончив, девочки вернулись к генералу. Миссис Дальтон обняла обеих и ушла. Молодой капитан помог им взобраться на платформу: им мешали цепи. К этому времени уже зажгли факелы. Карету генерала накрыли пурпурной тканью, отчего она приобрела сходство с театральной сценой. Но железная петля никуда не делась, и от нее золотой змеей на фоне ткани извивалась новая цепь. Генерал Джастан лично защелкнул замок на кандалах так, чтобы длина цепей составляла всего несколько футов и не позволяла девочкам снова сойти на землю. Алиса хотела было подойти к краю кареты, чтобы поглядеть, как вертятся колеса, но цепь одернула ее так резко, что девочка упала на пол и принялась тихонько всхлипывать.

Из темноты появился один из мужчин, которого они раньше видели в поварской палатке. Он бежал рядом с каретой, держа в охапке подушки для девочек.

Он закинул их наверх, одну за одной, а потом улыбнулся: так девочки получили капельку уюта от миссис Дальтон, хоть это было и все, что она могла для них сделать.

Генерал Джастан все видел, но ничего не сказал, и парень снова скрылся в темноте. Над горизонтом светилась луна, а впереди смутно виднелась уходящая вдаль дорога. Дженни обняла Алису и потрепала ее по голове, изо всех сил стараясь не бояться.