Глава семьдесят пятая

Дверцы лифта вполне могли бы оказаться и самыми настоящими вратами в ад с их грозным предупреждением «Оставь надежду всяк сюда входящий», светящимся, например, там, где обычно высвечиваются номера этажей. Но я все-таки вхожу в кабину вместе с остальными, и будь она трижды проклята, эта надежда…

Однако передо мной действительно мой сын.

Стивен буквально падает ко мне на грудь, отчего-то вдруг снова превратившись из мужчины в ребенка. За эти два дня он изрядно похудел, и я чувствую, как его выступающие ребра поднимаются и опускаются в такт то ли дыханию, то ли всхлипам, и ласково прижимаю его к себе. Куда бы По ни повел нас сейчас, в этом походе мы будем вместе.

По решает вмешаться и мягко разнимает наши материнско-сыновьи объятия.

– Для этого у вас еще будет время, доктор Макклеллан. Потом. Когда мы окажемся у главного входа, старайтесь не поднимать глаз и не произносите ни слова. – Он достает из кармана брюк три черных браслета и протягивает их Лоренцо, Петроски и мне. – Наденьте.

– Ни за что, – говорит Лоренцо. – Ни за что, черт побери!

Петроски бледнеет и молча качает головой.

– Они пластмассовые, – говорит По. – Просто наденьте их, и все. Сержант Петроски вывести вас отсюда не сможет. А я смогу. Но только в том случае, если вы будете делать то, что я вам скажу.

Я защелкиваю браслет на запястье, и дверь лифта с шипением закрывается. Мужчины делают то же самое.

Я вопросительно смотрю на По.

– Ну, давайте, – кивает он, явно разрешая мне задать вопрос, который вертится у меня на языке.

– Что происходит? – говорю я и внутренне сжимаюсь, готовясь к знакомому болевому шоку.

Но боли нет.

– Доверьтесь мне, – говорит По. – А теперь опустите голову пониже и не поднимайте, пока мы не минуем пункт охраны. А еще – ну, не знаю, – постарайтесь выглядеть ужасно усталыми.

Никто из тех, кто находится в лифте – включая меня, замечаю я, увидев собственное отражение в полированной стальной стене, – не нуждается в том, чтобы ему советовали казаться усталым. Наручные часы Лоренцо показывают два часа ночи, но у меня такое ощущение, словно и год вполне мог уже пройти с тех пор, как Морган вчера днем вернул нас в здание лаборатории.

По нажимает на кнопку и предупреждает:

– Когда будем выходить, старайтесь по-прежнему идти строем и побыстрей забирайтесь в пикап через заднюю дверцу.

Мне кажется, что лифт ползет наверх целый час.

– Приехали, – говорит По. – Первыми дамы.

Мы вереницей выходим из лифта, Лин, Изабель, Джеки и последней я. И в тот же миг я чувствую, как что-то прижимается к моей спине, и в течение нескольких кратких, совершенно иррациональных, мгновений я уверена, что это Петроски со своим пистолетом 45-го калибра; потом до меня доходит, что меня касается не холодная сталь, а нечто теплое, ободряющее. Рука Лоренцо.

– Я здесь, Джианна, – слышу я его шепот.

Однако там, где раньше дежурила всего пара солдат, я, глядя в землю, насчитываю десять пар начищенных ботинок. Одна пара тут же направляется к нам, и я слышу, как кто-то говорит:

– Мы не можем позволить им выйти, сэр. Приказ доктора ЛеБрона.

У меня просто язык чешется, так мне хочется сказать, что доктор ЛеБрон никогда и никому больше никаких приказов отдавать не будет – ни в ближайшем будущем, ни в отдаленном; возможно, впрочем, у него все-таки будет одно, последнее, требование: изрядная порция льда, чтобы не так мучительно было гореть в аду. Я чувствую, что невольно улыбаюсь, и прикусываю себе щеку изнутри.

По, остановившийся прямо передо мной, вытаскивает некий конверт и машет им перед носом у охранника; конверт выглядит как-то очень знакомо: в правом верхнем углу президентская печать, а в левом, где обычно пишут обратный адрес, виднеется выпуклая серебристая буква «И».

– Сообщите ему, – и По подает охраннику конверт.

Тревожно шуршит бумага – это вскрывают конверт и читают некое вложенное в него письмо.

– Ага, Форт Мид, – говорит солдат. – Ну, ясно. Что ж, вы и сами прекрасно знаете, как туда добраться. – И куда более грубым тоном приказывает своим подручным: – Отойдите в сторону, ребята. Пропустите их.

Вокруг меня слышится шепот: «Разве это не та самая? Ну, та самая, что сыворотку изобрела?» «Эге… а ведь этого парнишку вчера вечером по телевизору показывали». «И эту, по-моему, я откуда-то знаю…» «Вот черт, сегодня целых семеро!»

Цитата из Берка снова вспоминается мне – причем в том самом виде, в каком ее перефразировал Стивен, когда уводили Джулию Кинг. «Для победы зла необходимо лишь одно: чтобы добрые люди бездействовали».

Мы проходим между рядами начищенных солдатских ботинок, я слышу, как охранники перешептываются, и не могу решить, какое чувство во мне сильнее – отвращение или жалость.

Скорее, это смесь того и другого.

Лоренцо забирается в пикап последним и садится рядом со мной. Затем По закрывает дверцы, но я успеваю отметить неприятное отсутствие окон, а также ручки на внутренней стороне дверей. Панический ужас заползает мне под кожу, когда я слышу урчание двигателя, и в голову приходит страшная мысль: а что, если меня – всех нас! – попросту переиграли?

– Все уселись? – спрашивает кто-то, и этот голос, мужской, мягкий, негромкий, кажется мне на редкость знакомым, но я никак не могу вспомнить, кому же он принадлежит. – А теперь включите свет, Кристофер.

Этот голос… Откуда же, черт побери, я так хорошо его знаю?

И когда наконец вспыхивает неяркий свет, высвечивая не семь, а девять лиц, я понимаю, почему этот голос мне знаком. В дальнем углу пикапа сидят Дэл и Шэрон. Я бросаюсь к Шэрон и стискиваю ее руку. Она отвечает столь же горячим рукопожатием, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не броситься ей на шею, хотя мы с ней, по сути дела, едва знакомы.

– Все остальное потом. Время у нас еще будет, – говорит мне Шэрон.

– Дорогая, ты бы занялась их браслетами, – просит ее Дэл, указывая на запястья Джеки, Лин и Изабель. – Ты еще не забыла, как это делается?

Шэрон возмущенно округляет глаза.

– Наших-то девочек я сумела от этого избавить, верно? – И, глядя на меня, она презрительно поясняет: – Ох уж эти мужчины! Вечно считают себя единственными специалистами во всем на свете. – Она смачно целует мужа прямо в губы и обещает: – Не беспокойся, дорогой, я тебя и таким люблю и буду любить до самой твоей смерти. А может, и еще чуточку после.

Она с той же спокойной уверенностью трудится над счетчиком Джеки, с какой Лин делала шимпанзе трепанацию черепа.

– У тебя может немного погудит, девочка, но не говори ни слова, если не хочешь, чтобы мы обе получили изрядный пинок в задницу. Дэл, конечно, молодец, только его ключ не совсем такой, как у тех паршивцев, которые это на тебя надели. Поняла меня? Готова?

Джеки кивает, потом смотрит прямо на меня.

– Все! – В голосе Шэрон явственно звучат победные нотки, и она переходит к Лин.

А Джеки произносит свои первые слова – точно такие, каких я и ожидала:

– Вот ведь хренотень! Это дерьмо куда хуже той гребаной безмолвной медитации, которой я так увлекалась лет двадцать назад!

«Моя прежняя Джеко», – с удовольствием думаю я, и мы с ней начинаем разговор – настоящий разговор впервые за два десятка лет.