11
Гвен

Покинув склад, мы направляемся обратно в ту кофейню. Заправляемся кофеином, а потом я прошу у женщины, стоящей за стойкой, телефонную книгу. Она недоверчиво смотрит на меня и наконец откапывает в дальнем ящике попорченный водой том, которому наверняка не менее десяти лет. Я не говорю ей, почему я такой ретроград, а она, слава богу, не спрашивает.

Из каталога я выуживаю телефонный номер и почтовый адрес «Ривард-Люкс». Прохожу через шесть стадий выбора нужной цифры в меню, прежде чем слышу холодный, безэмоциональный голос оператора, которая спокойно уведомляет меня о том, что мистер Ривард недоступен для звонков. Я ожидаю этого и говорю:

– Пожалуйста, передайте ему сообщение. Спросите его, не пропал ли бесследно детектив, нанятый им несколько месяцев назад. И если да, то я нашла его человека. Он мертв.

Следует короткое молчание, в течение которого оператор осмысляет это, и, когда она снова отвечает, голос ее уже звучит не так спокойно:

– Извините, вы сказали – мертв?

– Совершенно верно. Вот мой номер телефона. – Я диктую его ей. После этого мне придется покупать новый сменный телефон, но это приемлемая плата, потому что я все равно намеревалась это сделать. – Скажите ему, что у него один час, чтобы перезвонить мне. После этого я не отвечу.

– Понятно. И… как вас зовут?

– Мисс Смит, – говорю я. – Один час. Понимаете?

– Да, мисс Смит. Я немедленно передам ему ваше сообщение.

Тон у нее достаточно обеспокоенный, чтобы я ей поверила. Я вешаю трубку и, подняв брови, смотрю на Сэма. Он кивает. Мы хорошо понимаем, что Ривард может сделать что угодно, в том числе позвонить в полицию Атланты, и мы абсолютно готовы выкинуть этот телефон в мусор, как только увидим патрульную машину. Наблюдаем, как клиенты входят в кофейню и выходят из нее. Никто не обращает на нас внимания. Как и в большинстве кофеен, основные темы разговоров – учеба в школе, работа, политика и религия. Иногда всё сразу.

Десять минут спустя мой телефон звонит.

– Пожалуйста, соедините меня с мисс Смит.

– Я мисс Смит, – отвечаю я. – А кто говорит?

– Баллантайн Ривард. – У него южный акцент, но не джорджийский. Это характерная луизианская растяжечка, густая, как сливочный соус.

– И как я могу быть уверена, что это вы, сэр?

– Не можете, – отвечает он таким тоном, словно это его развлекает. – Но раз уж вы добрались до меня, полагаю, вам придется рискнуть.

Он прав. Я не могу получить доказательства, что говорю с нужным мне человеком, но какой у меня выбор, честно говоря?

– Я хочу побеседовать с вами о человеке, которого вы наняли. И который пропал бесследно.

– И который теперь мертв, согласно вашему разговору с мисс Ярроу.

– Да, – подтверждаю я. – Он мертв. Я могу рассказать вам то, что мне известно, если вы примете нас.

– Если вы хоть что-то обо мне знаете, то вам должно быть известно, что я не встречаюсь ни с кем. – Он говорит по-прежнему вежливо, но в голосе его появляются жесткие нотки. Я чувствую, что теряю контакт с ним. – Пожалуйста, обратитесь с вашей историей в полицию, мисс Смит. Какую бы схему вы ни измыслили, у меня нет денег, чтобы…

– Мне не нужны деньги, – прерываю я его, решив пойти с козыря. – Мне нужен «Авессалом». И, полагаю, вам тоже.

Тишина, в которой потрескивает статика, длится словно бы целую вечность, прежде чем Ривард произносит:

– Вы привлекли мое внимание. Говорите.

– Не по телефону, – возражаю я. – Мы придем к вам.

Сэм пристально смотрит на меня, забыв про кофе. Он не меньше меня изумлен тем, что великий Баллантайн Ривард не только ответил на мой звонок, но и продолжает со мной беседовать.

– Вас тщательно обыщут, – заявляет тот. – И лучше бы вам не тратить мое время напрасно, иначе, обещаю, я без раздумий отправлю вас под арест. Вы поняли?

– Да.

– Тогда приходите к зданию «Люкс» в деловой части Атланты. Полагаю, вы находитесь в городе?

– Да.

– И каковы ваши подлинные имена? Те, что указаны в документах, которые вы должны будете предъявить моим людям?

Мне не хочется этого делать, но он прав: нам придется показать наши документы.

– Гвен Проктор, – сообщаю я, – и Сэм Кейд.

Я знаю, что его подручные за несколько секунд «нагуглят» наши имена, предоставив ему полное досье со всеми новостными выпусками, где упоминается Гвен Проктор и Джина Ройял. Это будет достаточно увесистый файл. Досье на Сэма окажется куда менее объемистым.

Если он и узнаёт мое имя, то ничем этого не показывает.

– Вы оставите все вещи охране. Телефоны, планшеты, компьютеры, блокноты, бумаги, одежду. Мы дадим вам, во что временно переодеться. Если вы не согласны с этими условиями, лучше не приходите, мисс Проктор. Если согласны, то увидимся ровно в половине второго.

Это оставляет нам не так много времени. Мы покинули Люстига – точнее, агент отбыл по своим делам. Он не спросил нас, чем мы намерены заниматься остаток дня. Возможно, с его стороны это была ошибка.

Я прощаюсь и завершаю звонок, потом кладу телефон на стол между нами.

– Ты раздобыла нам приглашение в Башню из Слоновой Кости, – говорит Сэм. – Господи Иисусе…

– Куда?

– Так называют здание «Люкс», – поясняет он. – Ривард вот уже двадцать лет живет на самом верху этого здания. И не покидает его ни на минуту, особенно после смерти сына.

– Как умер его сын?

– Самоубийство, – отвечает Сэм. – Если верить желтой прессе, этим он разбил сердце старого Риварда.

– А ты читаешь желтую прессу?

– У меня слабость к сплетням о знаменитостях, как и у многих других.

– Не могу осуждать, – говорю я и чувствую, как впервые за долгое время мне хочется по-настоящему улыбнуться. – Значит, из нас двоих ты эксперт по Риварду. Как думаешь, чем можно впечатлить этого человека?

Сэм отпивает кофе.

– Честностью, – отвечает он. – И мне кажется, ты уже это сделала.

– Я рада, что ты так думаешь. Они намерены обыскать нас, раздев до нитки, в буквальном смысле, – сообщаю я. Сэм давится кофе. – Видишь, я честно тебя предупредила.

Это не совсем тюремный обыск – относительно них у меня богатый опыт, – но люди Риварда явно относятся к своей работе серьезно. У нас забирают телефоны и рюкзаки со всем содержимым, в том числе и мой ноутбук. Нас просят раздеться до нижнего белья, обыскивают, а потом позволяют надеть спортивные костюмы из темно-синей бархатистой ткани с вышитой золотыми нитками надписью «Ривард-Люкс» спереди, над гербом компании. Не сказать, чтобы это была повседневная одежда для бизнеса, однако держу пари, что цена у этих костюмчиков запредельная. К ним выдают такого же цвета тапочки, такие мягкие, словно ступаешь по облакам.

Нас провожают в частный лифт, который выглядит так, словно сохранился со времен Позолоченного века, и сам по себе представляет произведение искусства. Охранник едет с нами и протягивает нам пропуска, висящие на черных шнурах.

– Вы не должны снимать их, – говорит он. – Оставайтесь в пределах строго определенных помещений. Если выйдете за их пределы, включится сигнализация.

– А откуда мы узнаем, в каких помещениях нам положено находиться?

– Предполагается, что прежде, чем войти куда-либо, вы должны спросить разрешения, – отвечает охранник. Он похож на бывшего военного, причем в довольно высоком чине, и явно привык командовать. Я оглядываюсь и вижу, что Сэм теребит язычок молнии на куртке своего спортивного костюма. Ему непривычно в таком наряде. Он замечает мой взгляд, пожимает плечами и говорит:

– Чувствую себя русским бандюком.

– Обувь не та, – отзывается охранник, и я тихо смеюсь. А потом задумываюсь о том, скольких же посетителей он вот так сопровождал сюда, наверх.

Мы прибываем в большой круглый вестибюль. В одном его конце поблескивает разноцветными стеклышками витраж – смесь модерна и ар-деко, – изображающий человека, который тянется к солнцу. Это завораживающе красивое произведение искусства, к тому же небывало огромное. По моим предположениям, стоило оно несколько миллионов долларов. Денежный эквивалент десяти-двенадцати тысяч таких спортивных костюмов, как те, в которые мы сейчас одеты. Не знаю уж, каким именно образом Ривард считает деньги.

Охранник проводит нас через громадную двустворчатую дверь в соседнее помещение, которое, как я подозреваю, существует лишь ради таких случаев: встреч с посторонними. Оно выстроено для того, чтобы впечатлять. В нем нет никаких рабочих столов, однако из него открывается вид на город, над которым сегодня нависают низкие клочковатые тучи. Три огромных дивана установлены треугольником, в центре которого располагается кофейный стол соответствующих размеров. Охранник встает у стены, скрестив руки на груди; кажется, будто он может простоять вот так десять тысяч лет. Мы с Сэмом ждем, не зная, куда нам можно присесть и можно ли вообще.

Баллантайн Ривард вкатывается в комнату точно в назначенное время. Его кресло на колесах представляет собой чудо дизайнерской эстетики и движется почти совершенно бесшумно, не считая тихого шороха колес по толстому ковровому покрытию. Вживую он выглядит моложе, чем на фотографиях, к тому же очки в черной оправе сменил на другие – с голубоватыми линзами и без оправы вообще. Они придают ему такой вид, как будто он намерен отправиться на гонки «Формулы-1».

Иронично – или нет, – но Ривард облачен в точно такой же спортивный костюм, как те, что сейчас надеты на нас.

– Садитесь, садитесь, – говорит он, оделяя нас казенной улыбкой. – Гвен Проктор. Сэмюел Кейд. Не стойте, как на церемонии.

Его медовый тон не обманывает меня. Этот человек проложил себе дорогу на самый верх башни отнюдь не очаровательными манерами.

Мы с Сэмом опускаемся на софу, которая кажется совершенно новой. Я думаю, немногим людям доводилось сидеть здесь. Мы – редкое исключение.

– Могу я предложить вам напитки? – Ривард не оглядывается, но в комнату, словно по сигналу, входит безупречно одетый мужчина в синем деловом костюме; в руках у него серебряный поднос, уставленный бокалами с различными напитками. Все они алкогольные, и цена их такова, что я и мечтать не могу позволить себе подобное.

– Виски вполне подойдет, – говорит Сэм, и я киваю. Ривард хочет проявить гостеприимство, и мы в знак вежливости делаем по глотку.

Виски, конечно же, оказывается превосходным. Я стараюсь отпивать понемногу.

– Итак, – произносит Ривард, беря собственный стакан с коктейлем, который мужчина в синем костюме, с ловкостью, выдающей большой опыт, смешал ему из трех различных ликеров. – У вас есть новости о том детективе.

– Я расскажу вам все, что мы знаем, но дело требует приватности.

Ривард смотрит на меня через голубоватые стекла очков.

– Мистер Чивари, мистер Догерти, пожалуйста, оставьте нас.

Мужчина в синем костюме исчезает без малейших колебаний или вопросов, но охранник говорит:

– Сэр, не будет ли мне лучше остаться…

– Выйдите, мистер Догерти. Вы можете подождать за дверью. Со мной все будет в порядке. – Ривард чуть выпячивает челюсть, бледную кожу на его шее покрывает слабый румянец, хотя голос его остается спокойным и тягучим. Догерти бросает на нас последний недовольный взгляд и скрывается за дверью, закрыв ее за собой. – Что ж, теперь мы одни. И я могу отвечать на ваши вопросы, не выбирая слова. Скажите мне, каким образом вы нашли того человека?

– Вы имеете в виду мистера Сойера?

Его глаза на миг вспыхивают, но я не знаю, что это означает.

– Да. Где вы нашли его?

– На заброшенном складе, – отвечаю. Я хотела бы, чтобы разговор вел Сэм, но он лишь молчит и наблюдает, впитывая информацию. – Почему вы наняли его?

– Вы назвали имя «Авессалом». – Ривард переходит в контратаку. – Объясните, пожалуйста, откуда оно вам известно.

Я выдавливаю улыбку.

– Конечно. Но сначала вы должны пояснить мне, откуда оно известно вам.

– У меня были кое-какие… сложности. Я предпочту не вдаваться в подробности.

– Это имеет отношение к вашему сыну? – уточняет Сэм, и я с облегчением предоставляю ему вести диалог. В течение нескольких секунд мне кажется, что старик больше не будет с нами разговаривать, что сейчас он позовет своих людей и велит вывести нас вон… но Ривард лишь тяжело вздыхает и смотрит куда-то вдаль, на панораму кварталов Атланты.

– Да, это имеет отношение к нему. Вы же знаете, он покончил с собой несколько месяцев назад. Моя вина. Это нелегко – растить богатых деток, внушая им понимание того, что правильно, а что неправильно. Я должен был стараться лучше, но это мой грех, не его. У него годами были проблемы с наркотиками, и я полагаю, вы в курсе этого; желтая пресса постаралась осветить это со всех сторон. Он не раз побывал в реабилитационных клиниках… почти как вы, мистер Кейд. У вас в прошлом ведь тоже была госпитализация в подобном заведении, верно?

Сэм замыкается в себе. Я и прежде видела в нем подобные перемены, но они продолжают пугать меня: он словно весь становится стеклянным, и только его глаза остаются живыми. Потом эта оболочка лопается, и он отвечает:

– Было такое. После Афганистана.

– В этом нет позора, сынок. Многие хорошие люди вернулись с войны сломленными.

Сэм не покупается на подслащенную снисходительность Риварда. Взгляд его становится холодным и безэмоциональным.

– Меня лечили от сильной депрессии, и поскольку вы обсуждаете это только ради того, чтобы продемонстрировать, насколько глубоко копнули наше прошлое, почему бы вам просто не перейти к главному блюду и не заговорить о Мэлвине Ройяле?

Я рада, что Сэм сделал ответный выпад. То, что он произнес имя моего бывшего мужа, было для меня потрясением, однако достаточно умеренным. Мы только что взяли контроль над разговором. И по тому, как Ривард едва заметно сжимает тонкие губы, я понимаю, что его это не особо волнует.

– Отлично, – говорит он. – Давайте обсудим неуловимого серийного убийцу. Мэлвин Ройял на свободе, все бегут в ужасе, однако вы, Джина, не прячетесь. Хотя, казалось бы, именно вам следовало это сделать… разве что у вас есть веская причина не бояться его. И это заставляет меня предположить, что именно таким образом вы узнали об «Авессаломе».

– Да пошел ты, – говорю я, и моя невежливость заставляет его вздрогнуть. – Ты думаешь, я сотрудничаю с моим бывшим? Вот честно – пошел ты! – Я встаю, со стуком ставлю стакан на стол и направляюсь к двери. Ривард плавно выкатывается вперед на своем кресле, преграждая мне дорогу, а я еще не настолько зла, чтобы ударить старика, прикованного к инвалидному креслу. – Отвали.

– Я лишь хотел увидеть вашу реакцию, – спокойно говорит он мне. – Прошу прощения, если вас это оскорбило.

Я смотрю прямо ему в глаза.

– Если меня это оскорбило? Да пошел ты вместе со своей Башней из Слоновой Кости и со своими дерьмовыми играми во власть! Этот чокнутый ублюдок охотится на меня. Он охотится на моих детей. Или помоги мне, или отвали с дороги. Это достаточно прямо сказано?

Сэм тоже встает. Я слышу, как он ставит стакан на стол.

– Мы не нуждаемся в вас, – говорит он Риварду. – Катитесь к черту.

Это не совсем «пошел ты», но я согласна с этим. Сэм, вероятно, думает о Майке Люстиге и не хочет окончательно отрезать этот запасной путь, но у меня больше нет терпения. Я киплю от ярости. «Маленькая помощница Мэлвина» достаточно наскиталась по тюрьмам и судам, и будь я проклята, если позволю кому-либо снова назвать меня так в лицо.

Ривард моргает первым.

– Хорошо, – говорит он и откатывает кресло с моего пути. – Вы можете уйти, если хотите, я не стану вас останавливать. Но я действительно приношу вам свои извинения, мисс Проктор. С моей стороны это была непростительная грубость. Однако я должен был убедиться, что вы… не одна из них.

– Из группы «Авессалом», вы имеете в виду? – уточняю я, и он кивает. – Так вы охотитесь за «Авессаломом»? Это их выслеживал Сойер?

– Да. – Ривард протяжно вздыхает. – Мой сын страдал, как это сейчас принято называть, «болезнью богачей». Я бы просто назвал его избалованным. Это привело к алкогольной и наркотической зависимости, что вызвало разнообразные проблемы. До скуки предсказуемо. Стереотипно. – Он взмахивает рукой. – «Авессалом» избрал его своей целью, и они с невыразимой жестокостью терзали его через Интернет. Без какого бы то ни было повода. Просто потому, что он был легкой целью. Полагаю, это их развлекало.

– Каким образом они травили его? – спрашиваю я, но полагаю, что ответ мне уже известен.

Ривард отпивает еще глоток, потом ставит стакан на стол рядом с нашими. Думаю, это значит, что он сдает последнюю линию обороны.

– Это началось как посты в Сети. Знаете, как это называют в Интернете? Мемы, мемасики. В один далеко не прекрасный день он проснулся и обнаружил, что стал предметом тысяч шуток, и я могу лишь представить, как это терзало его. Он никогда не рассказывал мне об этом, пытался справиться с этим сам, но это лишь подливало масла в огонь. Они кидались на него, как стая бродячих собак. Размещали в Сети его личные данные. Выкладывали украденные врачебные записи. С каждым днем они заходили все дальше. У моего сына была трехлетняя дочь. Сначала они утверждали, что он домогается ее, потом сфальсифицировали документы, призванные доказать это. Фотографии. Они размещали эти… ужасные видеозаписи того, как… – Голос Риварда прерывается, и впервые я ощущаю к нему сострадание. Я знаю эту историю. Сама пережила такое.

Он откашливается.

– Хуже всего то, что люди поверили в это. Были созданы целые сайты, посвященные тому, чтобы травить его. Полиция расследовала заявления о домогательствах. Доносы оказались лживыми, и дело закрыли, но это не остановило травлю. Последовала целая лавина злобных писем. Факсов. Телефонных звонков. Ему… ему было некуда деваться от этого. Полагаю, через некоторое время он уже не видел смысла в том, чтобы что-то делать. – Взгляд водянистых глаз Риварда внезапно обращается на меня: – Вы понимаете. Я знаю, что вы понимаете, каково это, учитывая, как обошлись с вами.

Я медленно киваю. С того дня, как была вскрыта камера ужасов Мэлвина, я и мои дети стали мишенями. Вам никогда не понять, насколько вы уязвимы в эпоху соцсетей, – пока кто-нибудь не обратится против вас, а тогда… тогда будет слишком поздно. Вы можете удалить свои аккаунты из «Фейсбука», «Твиттера», «Инстаграма», можете сменить номер телефона и адрес электронной почты, можете переехать в другое место. Но для увлеченных гонителей это не преграда. Они наслаждаются тем, что наносят вам удары. Они не особо заботятся о том, попадет ли этот удар в цель, всё это просто становится состязанием – кто разместит самый шокирующий, самый кошмарный материал. Этот поток льется отовсюду и ниоткуда, и ненависть… это как яд, сочащийся с экрана прямо в мозг.

Не нужно даже обладать искусностью «Авессалома» в области травли, чтобы подточить твое душевное равновесие, твою уверенность, твое доверие к окружающим. Когда твои враги безлики, они повсюду. Паранойя становится реальностью. В каждый отдельно взятый момент, даже сейчас, я могу зайти в Сеть и обнаружить залп ненависти, направленный на меня и моих детей. Я могу видеть, как это происходит в реальном времени.

Поэтому могу лишь посочувствовать тому ощущению безнадежности, которое возникло у сына Баллантайна Риварда. Бывали дни – много дней, – когда мне казалось, что единственный выход из ловушки заключается именно в этом. Я выжила, пусть едва-едва. А он – нет. Это нечестно и несправедливо, но ужасно по-человечески – то, как мы рвем друг друга на части.

– Мне жаль, что ему пришлось пройти через это, – говорю я Риварду, потом позволяю себе задать еще один вопрос, прежде чем вернуться к главной теме: – Как он покончил с собой?

Взгляд Риварда становится невидящим и отстраненным.

– Он спрыгнул с этой башни. У него здесь были свои апартаменты. Ему пришлось приложить усилия, чтобы разбить толстое стекло. Полагаю, он воспользовался мраморным бюстом. Потом прыгнул. Двадцать восемь этажей.

Несколько секунд я молчу в знак уважения, потом продолжаю:

– И… после его смерти вы наняли того детектива, чтобы найти людей, которые преследовали вашего сына?

– Нет. Я нанял мистера Сойера несколько раньше, для того чтобы выяснить, кто доводит моего сына до сумасшествия. Но мистер Сойер исчез еще до гибели моего сына. – Руки Риварда беспокойно постукивают по подлокотникам кресла. Потом он крепко сжимает их, так что я почти слышу, как хрустят костяшки пальцев.

Вот мы и дошли до сути.

– Он присылал вам регулярные отчеты? Сведения?

– Кое-что, – отвечает он. – Не так много, как я надеялся. В тот день, когда Сойер исчез, он должен был прийти ко мне с некоторыми подробностями. А теперь вам пора объяснить мне, как именно вы нашли моего пропавшего человека.

Мы объясняем. Люстига оставляем за скобками, однако рассказываем о найденном видео – но не о том, где мы его взяли. Флешку забрал Майк Люстиг, но Сэм принял меры предосторожности и загрузил файлы в «облако» и сейчас предлагает Риварду показать ту запись. Тот достает ноутбук, и Сэм дает ему ссылку. Я не смотрю и пытаюсь не слушать, но все равно слышу, как Сойер называет фамилию Риварда.

Ривард останавливает запись. Все мы некоторое время молчим, потом Сэм спрашивает:

– Вы кого-нибудь узнали? Чьи-нибудь голоса.

– Нет, – отвечает Ривард. Тон у него подавленный и задумчивый. – И вы нашли там его труп?

– Да.

– Что-нибудь еще вам удалось найти? Какие-нибудь улики?

– Только его бумажник. Сейчас это все в полиции. – Я подумываю упомянуть ФБР, но решаю не делать этого.

– Вы не хотите передать нам то, что вам известно про «Авессалом»? – спрашивает Сэм. Меня подмывало потребовать этого, однако Сэм прав. Ривард куда более склонен прислушиваться к тому, что считает вежливой просьбой. Не важно, лишь бы сработало. Мое чувство гордости не пострадает. – Мистер Ривард, я знаю, что вы можете нанять сотню детективов, чтобы расследовать это дело, но вот мы здесь. Мы заинтересованы в этом вопросе. И будем продолжать, с вами или без вас, так что вы вполне можете заключить с нами соглашение, как вам кажется?

– Вы предлагаете мне союз. – Он смотрит на меня, потом снова на Сэма. – Вы осознаёте, что я в высшей степени публичная фигура. Я попросил бы вас ни словом не упоминать о моей причастности к этому. Однако я могу предложить вам в помощь некоторые ресурсы. Вы будете держать меня в курсе того, что обнаружите?

– Да, – отвечает Сэм. – На каждом этапе. – Его голос звучит совершенно искренне. Но ведь он в свое время успешно лгал мне некоторое время. Когда ему нужно, он может быть искусным притворщиком.

Ривард, похоже, принимает это за чистую монету.

– Ладно. Сойер сообщил мне несколько имен. Большинство этих людей – просто дети, пятнадцати-шестнадцати лет. Да, они социопаты, но слишком юные, чтобы нести уголовную ответственность, к тому же явно ведомые, а не вожаки. Из взрослых участников двое уже были мертвы, когда Сойер узнал, кто они такие. – Ривард делает прерывистый вдох. – В утро своего исчезновения он позвонил мне и назвал имя, но я надеялся на большее. Он сказал, что свяжется со мной позже, но так и не связался.

Я стараюсь говорить тише, мягче. Женственнее. Похоже, это гармонирует с культурными предпочтениями Риварда.

– Вы сообщите нам последнее из имен, переданных вам мистером Сойером? – осторожно спрашиваю я. Негромко. Не глядя на него прямо, опасаясь, что он снова спрячется в свою скорлупу.

Ривард размышляет над этим – довольно длительное время. Потом раздается стук в дверь – короткий, один-единственный удар, – она приоткрывается, и в комнату заглядывает мужчина в синем костюме.

– Сэр, вам вот-вот пора на процедуры, – напоминает он.

– Хорошо, – отзывается Ривард – Пару минут, мистер Чивари.

Тот ждет у двери, не закрывая ее. Ривард некоторое время молча нажимает клавиши ноутбука, при этом почти рассеянно говоря:

– Последнее имя, которое предоставил мне мистер Сойер, – Карл Дэвид Саффолк. Он живет в Уичито, штат Канзас. Кажется, это ваше прежнее место жительства, мисс Проктор. Предоставляю вам отыскать его. Ах да. Вот. Полагаю, напоследок вы должны это увидеть.

Он разворачивает компьютер к нам. Я смотрю на лицо Риварда, потом на экран, и Сэм подается вперед, чтобы лучше видеть. Я ожидаю узреть что-нибудь относительно Карла Дэвида Саффолка, однако наш гостеприимный хозяин наносит мне удар исподтишка, и я даже не сразу понимаю это.

Дом на видеозаписи мне знаком. Это… это мой дом. Проходит лишь мгновение, прежде чем у меня возникает жуткое чувство узнавания, и мне кажется, что я уплываю прочь из собственного тела. На секунду мне приходит в голову мысль: «Должно быть, кто-то отремонтировал гараж», но это глупо: гараж так и не был отремонтирован после того, как чья-то машина проломила кирпичную стену, явив миру тайны моего мужа. Дом снесли и разбили на его месте парк. Я была там.

Но на этом видео показан наш прежний дом – до того. До того как весь мир узнал, кем мы были, кем был Мэлвин.

Я не понимаю, зачем мне это показывают, и бросаю быстрый взгляд на Риварда.

– Подождите, – говорит он.

Видеозапись слегка зернистая, но совершенно отчетливая. На ней ночь, и фонари, укрепленные под крышей дома – на этом настоял Мэлвин, – сейчас не горят. Я вспоминаю, что они были снабжены датчиками движения. Но уличный фонарь на тротуаре отбрасывает неподвижный свет на стену нашего и соседского домов, и я вспоминаю, как долго мне пришлось искать светонепроницаемые шторы, которые устроили бы Мэлвина – он терпеть не мог спать в комнате, где не было абсолютно темно, и…

Я вижу, как в кадр въезжает внедорожник. Фары его погашены, он тихо сворачивает на подъездную дорожку к нашему дому.

Это наша старая машина. Я ощутимо помню, как ездила на ней, как вела ее в тот день, когда все пошло кувырком. Мои дети были со мной в машине, и сейчас меня снова охватывает чувство, словно весь мир переворачивается вверх тормашками. Я не знаю, зачем Ривард показывает нам это, но мне страшно. От движения внедорожника срабатывают датчики фонарей на дальней стене дома. Тот, кто делал эту запись, движется рывками и останавливается на углу подъездной дорожки, когда машина заезжает под навес. Под навесом темно. Вспыхивают тормозные огни, затем угасают, и когда дверца внедорожника открывается, камера дает приближение и некоторое время двигается туда-сюда, прежде чем фиксируется на человеке, вылезающем с водительского места.

Это Мэлвин. Моложе, чем в прошлый раз, когда я видела его. Зловеще настоящий. Он оглядывается по сторонам, и я думаю: «Он выглядит совершенно обычным. Просто обычный мужчина в клетчатой рубашке и джинсах. Просто обычный монстр».

Потом я осознаю, что кто-то выходит из противоположной дверцы машины, и этот кто-то – я.

Нет. Это Джина Ройял.

Она выглядит иначе, чем я. Волосы у нее длиннее, они завиты и уложены в прическу. Она одета в платье («ему всегда нравилось, когда я носила платья»), которое в тусклом свете кажется голубым. Туфли на каблуках. Я не помню это платье, но ощущаю, как к горлу подкатывает тошнота при виде Джины – женщины, которой я когда-то была. Голова ее опущена, плечи ссутулены. Я никогда, никогда не считала себя забитой женой; я никогда не замечала, как он контролирует меня, травит меня, манипулирует моей жизнью. Но все это становится для меня ясным сейчас, когда я смотрю на женщину, которой некогда была. Это все равно что увидеть призрак.

Мэлвин открывает заднюю дверь внедорожника и что-то говорит. Джина идет к задней части машины, и на меня обрушивается странное, доселе не ведомое ощущение нереальности.

Что я вижу? Я не помню этого. Ничего из этого. Мэлвин нагибается к машине и что-то достает оттуда.

Это девушка. Обмякшая, находящаяся без сознания девушка. Ее длинные волосы колышутся, когда он поднимает ее под мышки, а Джина Ройял берет ее за ноги. Девушка одета в серый топик и синие шорты, на ногах у нее кроссовки, и Джина крепко сжимает ее лодыжки. Она едва не роняет свою ношу, когда пытается одновременно закрыть дверцу внедорожника.

Я сижу в оцепенении. Не в силах сказать ни слова. Потрясенная ощущением абсолютной неправильности. Потому что я не делала этого.

Такого никогда не было.

И все же я узнаю́ этот дом. Эту машину. Мэлвина. Себя. Фонари с датчиками движения, которые вспыхивают, когда я помогаю своему мужу нести жертву в наш дом.

Оцепенение слетает с меня, когда яркий свет падает на лицо девушки, которую не-я помогаю переносить, и я слышу стон Сэма, низкий, хриплый, как будто вырвавшийся из самых глубин его души. Это его сестра. Кэлли.

«Это неправильно», – думаю я. Собственная голова кажется мне странно невесомой, а весь мир вокруг – неправильным. Все в нем неправильно. Я не такая. Я никогда не была такой.

Экран становится темным.

Ривард закрывает ноутбук и со спокойным благодарным кивком протягивает его обратно помощнику.

Мне хочется кричать. Придушить этого ублюдка. Блевануть. Но вместо этого я просто сижу, застыв в неподвижности, и жду, пока мир снова обретет смысл. «Могла ли я…» Нет. Нет. Я помнила бы. Я знала бы. Я не помню этого.

Я не Маленькая Помощница Мэлвина.

Наконец я облизываю губы и произношу:

– Это не я. – Мой слабый, дрожащий голос кажется мне чужим. – Это не я. – Мне одиноко и холодно. У меня такое чувство, будто я падаю к центру Земли.

– Это была моя сестра, – говорит Сэм. – Это была Кэлли… – В отличие от моего голоса, тон у Сэма не холодный. В нем звучит горячая, кипящая, едва сдерживаемая ярость. Я чувствую, как вздрагивает диван, когда Сэм вскакивает на ноги и идет прочь. Я не оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него, потому что не могу. Я не могу сейчас видеть ужас и отвращение на его лице. Выцветшие глаза Риварда смотрят ему вслед. – Запись настоящая?

– Нет, – отвечаю я. – Не может быть. Я не делала этого. Сэм, я…

– Она настоящая? – Это крик, грубый и яростный, и адресован он не мне, но я все равно вздрагиваю. Сэм обращается к Риварду. Если я чуть-чуть повернусь, то смогу увидеть его лицо. Но я не могу на него смотреть. Я не смотрю.

– Нет, я не верю, что запись подлинная, – спокойно отзывается Ривард. – Я полагаю, что они намного повысили свое умение фальсифицировать улики. И все же вы должны знать, что эта искусная подделка сейчас находится в «темной сети». Пока что ее видели немногие, и еще меньше тех, кто смог понять, на что это видео намекает. – Он нажимает кнопку пульта на подлокотнике своего изящного дорогого кресла, и огромные двойные двери позади него открываются. Одну створку придерживает Чивари, другую – охранник, мистер Догерти. Я сижу и смотрю, не совсем понимая, что мне делать теперь, и Ривард разворачивает кресло, описав плавный полукруг. Затем останавливается и медленно поднимает его спинку, чтобы смотреть мне в глаза. – Один из главных источников дохода «Авессалома» – изготовление и продажа разного рода фальшивых улик… таких как поддельная запись домогательств, которую они использовали против моего сына. Когда вы позвонили мне сегодня, я купил у них этот образец искусного применения спецэффектов.

– Вы… вы купили это? – Я не понимаю, что происходит. Мне холодно, я чувствую себя больной. – Зачем это вам?

– Быть может, мне следовало сказать, что я приобрел копию. Поскольку счел, что мне нужно иметь рычаг давления на тех, кого я не знаю, – а я не знаю ни вас, мисс Проктор, ни вас, мистер Кейд. Полагаю, «Авессалом» создал это видео, планируя дискредитировать вас, если вы когда-нибудь решите пойти против них. Я могу остановить их, предложив им купить это видео полностью, со всеми правами на него, чтобы оно не было доступно больше никому. Цена будет огромной, но если вы станете со мной сотрудничать, я готов заплатить ее. Вот мое условие: отправляйтесь к Карлу Дэвиду Саффолку и передайте ему, что я хочу поговорить с ним. Передайте, что я желаю предложить ему за это большую сумму денег. Я дам вам запечатанное письмо для него относительно вознаграждения. Я считаю, что это побудит его вернуться сюда вместе с вами.

– Зачем? Что вы намерены сделать с ним?

– Если он наведет вас на других членов «Авессалома» и вашего бывшего мужа, то какое вам дело? – спрашивает меня Ривард. – Я понимаю, вам может понадобиться некоторое время на осмысление. Мистер Догерти сопроводит вас вниз, когда вы будете готовы. Всего доброго, мисс Проктор, мистер Кейд.

Я не хочу, чтобы он уходил. Я не хочу, чтобы эти двери закрылись. Я не хочу оставаться в этом безмолвии наедине с Сэмом.

Минное поле, через которое мы потянулись друг к другу, но так и не пересекли его, превратилось во многие мили смертоносных ловушек, и теперь мне страшно даже смотреть на Сэма. Страшно, что прогремит взрыв. Я сижу на диване и жду, пока он скажет что-нибудь. Он ничего не говорит. Это молчание невыносимо.

Наконец я произношу:

– Сэм, я…

– Нам нужно идти. – Эти слова похожи на железный прут, впечатавшийся мне в живот, и я не могу дышать от боли. – Мы должны найти Саффолка. Если кто-нибудь увидит эту запись, тебе конец.

Я хочу сказать ему, что не делала этого, что никогда не видела жертв Мэлвина, что ни за что не стала бы помогать своему бывшему мужу, никогда. Но все это прозвучало бы как слабость и, что еще хуже, как ложь. То, что я увидела на экране, пошатнуло даже мою собственную уверенность. Реальность вокруг меня плывет, искажается и смещается. И я уже не знаю, что правда, а что ложь.

Сэм проходит мимо меня и направляется к двери. Он не смотрит на меня. Я следую за ним.