Глава 25
Запершись в своей комнате, Тиана принялась хохотать. Она даже не сразу услышала стук в дверь, и только когда Мегана начала кричать: «Тиа! Открой немедленно!» — впустила сестру и баронессу Борик.
— Что случилось, Ти?! — не понимала причины такого смеха Мегана. — Отвечай!
Но ответить Тиана не могла. Как это часто бывает, Мегана и Рита сначала хихикнули, а затем истеричное веселье стало общим. Они хохотали до слёз, до икоты, и лишь через несколько минут Мегана смогла спросить:
— Ты чего, Ти?!
Вытерев глаза платочком, Тиана спросила:
— Ты помнишь, Мег, как мы с тобой забрались на смотровую башню замка?
— Ну да! — кивнула младшая баронесса и пояснила Рите: — Это самая высокая башня! Её построили, когда думали, что Пустошь будет наступать, а потом забросили! Там всё прогнило. А после этого отец заставил нас ходить на уроки Ретока… И что, Ти?!
— Там, на верхней площадке, когда мы звали маму… — Тиана вздохнула и всхлипнула. — Только что мы были гораздо ближе к смерти, чем тогда.
Они помолчали, а потом Мегана заявила:
— Я хочу есть! Ти! Давай у тебя поужинаем?!
— Почему нет? — пожала плечами Тиана и заказала ужин на троих.
Поужинали весело. Даже попробовали вино и пиво, которые упорно прилагались к любому заказу. Сошлись на том, что вино слишком сладкое, а пиво крепкое и кислит. Но, если вино разбавить соком, а к пиву не прикасаться, то получается вполне приемлемо. Тут Тиана заметила, что сестра совсем не ест пирожные.
— Чего это ты, Мег, мимо пирожных проходишь?
— Да ну их, Ти! Переела я их, наверное! Скоро в платье не влезу!
— Наверное, — согласилась Тиана. — А я подумала, что ты цветочками в оранжерее обнюхалась.
И обе заговорщицы моментально приникли к своим бокалам и, не выпив ни глотка, долго оставались в таком положении. Наконец Тиана их пожалела.
— Как думаете, Менестрель сегодня будет петь у Восточного крыла?
Мегана вынырнула из бокала и затараторила:
— Кто знает?! Если судить по прежним его действиям, то да! И если он честный человек, конечно! А может, он где-то в городе петь будет или вообще уехал уже!
— Говорят, королю предложили жениться на зинкарке в обмен на голову Менестреля! — поддержала её Рита. — А без головы он петь совсем не сможет!
— Ну а если он будет петь здесь? — Тиана усмехнулась. — За вами послать?
— Я занята буду, — быстро ответила Рита и покосилась на Мегану. — Надо письмо подругам написать.
— А я… Я, Ти, что-то устала! Спать рано лягу! — И поинтересовалась странным тоном: — А за тобой послать? Ну, если он у нас будет петь?
— Нет, — покачала головой Тиана. — Я уже слышала. Поёт хорошо, но без его песен я не умру. И, наверное, как и ты, спать рано лягу.
Мегана посмотрела на сестру с удивлением, даже рот приоткрыла, но потом быстро повернулась к Рите:
— Досточтимая баронесса Борик! Стоит ли нам ещё злоупотреблять вниманием досточтимой баронессы Арлей?!
— Вы совершенно правы, досточтимая баронесса Арлей! — откликнулась Рита.
Тиана подытожила этот светский обмен мнениями коротко:
— Выметайтесь!
И девушки со смехом отправились к себе.
Проводив баронесс, Тиана собиралась заняться дальнейшим изучением законов королевства. Благо что оставалось прочесть всего две трети последней книги. Но дело не пошло. И баронесса решила прогуляться в саду.
Здесь было тихо, немного прохладно. Аромат цветов почти незаметный и очень приятный. Хотя некоторые клумбы поблекли — цветы сомкнули лепестки и выглядели искорками на фоне тёмной зелени.
Баронесса разглядела скрытую темнотой и лозами винограда тайную дверь в стене, но подходить не стала. Её больше заинтересовала мраморная скамейка, на которой сидели исполнители серенад. Место было продумано до мелочей. Даже каменный блок имелся, чтобы ногу опирать.
Тишину Тиана явно переоценила. Из окон доносились смех и даже чьё-то пение. Да и стражники у ворот редко, но довольно громко перекрикивались:
— Смотри!
— Никого!
Решив, что для хорошего сна короткой прогулки вполне достаточно, баронесса поднялась к себе. Ещё запирая дверь, услышала перебор струн лютни и удивилась — в саду, пока она гуляла, не было ни души. Но, судя по звукам, играл именно Менестрель. Эта догадка Тианы тут же и подтвердилась.
— Это кто к нам пришёл?! — раздался высокий женский голос. — Что-то ты сегодня рано!
Менестрель ответил строчками в рифму и явно — экспромтом:
Кто приходит раньше —
Получает больше.
Поцелуи слаще,
Ну а ласки дольше…
— Ну так и лезь ко мне! — предложил тот же голос. — Покажешь, на что способен, а потом споёшь для всех!
Лютня хихикнула, хохотнула, и Менестрель под нежный перебор струн запел:
Я прошу, верный конь, помоги мне понять:
По какой нам дороге безумно скакать?
Там болото, здесь горы, в туман поворот,
А к любимой моей лишь одна приведёт.
Дорога на запад, а здесь на восток.
Безумно мой путь к любимой далёк.
Дорога на север, дорога на юг.
Зажги же свечу на окне, милый друг!
Лучше в Пустоши сгинуть, чем вечно блуждать,
И колдун мне седой путь не смог указать.
Кинул кости на кожу и стал хохотать,
А мне вслед удосужился лишь прокричать:
«Дорога на запад, а там на восток!
Безумно твой путь к любимой далёк!
Дорога на север, дорога на юг!
Свечу зажигает в окне милый друг…»
Где-то слева по стене простучала верёвочная лестница, и звонкий голос со смехом предложил:
— Да лезь ты по этой! Дорога короче будет, а утехи те же!
— У неё все ступеньки подпилены! Прямая дорога к лекарю! — разоблачил предложение другой женский голос. — Лучше расскажи, Менестрель, за что тебя из Зинкара погнали?! За шустрый меч среднего размера?!
— А вы уверены, что хотите это слушать? — раздался из сада хриплый голос.
— Ясное дело! И если там про ласки будет, не экономь на словах!
Лютня внизу вздохнула:
У королей Зинкара есть простая блажь —
Не отпускает их в веках военный раж.
И не поможет ни внушение, ни лесть,
Когда горбы такие под короной есть.
Когда ж им подданных любить,
Коль хочется лицо разбить
Своим солдатам?
А Пустошь глупость не простит,
С землёй их вместе поглотит…
Салют горбатым!
И собирает снова армию король,
Но не берёт себе он полководца роль.
А мог бы сам, один отправиться в поход…
Его бы с радостью оплакал весь народ!
Когда ж им подданных любить,
Коль хочется лицо разбить
Своим солдатам?
А Пустошь глупость не простит,
С землёй их вместе поглотит…
Салют горбатым!
Тиана с самого начала устроилась на стуле у окна. И теперь, пока в ночном воздухе растворялся последний аккорд лютни, подумала, что за такую песню срубил бы голову любой король. И это мнение разделяли многие.
— И до сих пор живой?! Счастливчик!
А визгливый голос, явно принадлежащей графине Тукань, был более категоричен:
— На кол тебя за такие песни!
Лютня насмешливо мурлыкала в саду, пока кто-то не спросил:
— А чего ж ты, Менестрель, на салон баронессы Ристер не явился?! Там интересно было!
— Голову берёг! Вот и не явился!
— Жизнь любит!
— Да наврала всё Ристер! Он и не собирался!
Вместо ответа хриплый голос сам задал вопрос:
— Вы спрашивали, кто моя избранница?
— Да!
— Да!
— У меня нет больше сил таиться! Сейчас узнаете…
Бриллианты глаз любимой
Сияют над лестницей длинной.
Со ступеней вниз не упасть
Помогает безумная страсть!
Мой путь, отмеченный кровью,
Украшен твоей любовью.
Мир умер, когда ты со мной,
Поцелуями шрамы покрой!
Утомлённый любовной сечей,
Но с надеждой на страстный вечер
Кану я в предрассветную рань…
О моя дорогая! Гра…
Менестрель закашлялся и даже звуки лютни не смогли ему помочь произнести заветное имя. Казалось, что все окна, обращённые в сад, разочарованно вздохнули… Но певец справился с кашлем и повторил последнюю строчку:
Моя дорогая! Гра…
И вновь Менестрель не смог преодолеть этот рубеж! Однако ему помогли. Тиана даже решила, что имя достаточно очевидно. Хотя, в отличие от других слушательниц, совершенно без сожаления.
Пока Менестрель боролся с кашлем, по стене длинно простучали ступени развернувшейся верёвочной лестницы, и с третьего этажа торжествующе прозвучало:
— Графиня Тукань!
Лютня в саду одобрительно тренькнула, и певец вполголоса пропел:
Кану я в предрассветную рань…
А затем мощно закончил фразу:
О моя дорогая! Гра… циозная лань!
Бессвязные ругательства графини потонули в неудержимом хохоте. Тиана не смогла бы поклясться, но сквозь свой смех она слышала и ржание стражников! Что-то с треском упало в сад, потом раздались грязные ругательства и жалобный звон стекла — Тукань вымещала на мебели и вазах своё разочарование.
И посыпались советы. Многие из них заставили бы покраснеть даже служанку трактира. Но наиболее достойным Тиана сочла следующий:
— Эй! Выбрасывай кровать! Сегодня она тебе не нужна!
Графиня затихла. Может быть, упала в обморок?.. А словесные упражнения на её счёт продолжались ещё минут десять. И никто больше не вспомнил о Менестреле. А он, конечно, просто исчез из сада.
Когда Тиана вышла из душа, за окном перекликались только стражники. Но и в их голосах слышался смех. Баронесса немного почитала про хитреца и выключила свет, решив, что ничто в этой книге не может сравниться с окончанием сегодняшнего выступления Менестреля.
