Сверху, из классного окна это было видно наглядно, как в учебном пособии. Недружные одноклассники.

– Да, странно. Я ждала, что они будут обсуждать. Смерть Голодковского, опрос, меня, да что угодно. А они просто взяли и разошлись, – сказала капитанша.

– Разошлись, – подтвердила очевидное классная.

– И вам не кажется это странным?

– Нет. Живут-то они в разных местах. Вот и спешат домой. А наговорятся потом. Интернеты всякие, фейсбуки да одноклассники.

– Вряд ли, – сказала капитанша. – Мы проверяем интернет-активность ваших ребят. Всё больше книжки читают, да. Довольно странные книжки для этого возраста.

– Порнушку? – подобно Антону сказала классная.

– Нет, порнушка для этого возраста норма. Философов почитывают, литературу по физике, теологии, средневековых поэтов.

– Вы просматриваете их компьютеры?

– Дистанционно. Система оперативно-разыскных мероприятий в действии.

– Может, вы и за моим компьютером следите? За смартфоном?

– Разумеется. Как иначе? В вашем классе за два года пятое самоубийство.

– В моём – первое. До этого классными руководителями были другие люди. А я пришла в эту школу в январе.

– Да мы за всей школой следим, и не только школой. Дело на контроле. На самом-самом.

– И потому из Москвы присылают капитана?

– Вообще-то я полковник. А капитан – это более для маскировки. Чтобы лишнее внимание не привлекать.

– Тогда зачем вы мне это говорите?

– Для ясности. И вы подписали – о неразглашении. Так что, уверена, в глазах остальных я так и останусь капитаном полиции.

– Оставайтесь, – классная смотрела из окна уже не на учеников, они давно скрылись, а на город. И то, что она видела, ей не нравилось.

Нет, Смирнов-Каменецкий город не хуже других, хотя и не лучше. Печально то, что уехать из города она не может. То есть теоретически, конечно, может – сесть в автобус и доехать за два с половиной часа до Чернозёмска, ну а оттуда хоть в Москву, хоть в Питер, хоть в Мюнхен. В Мюнхен, правда, с пересадкой, но не в пересадке же дело. У химички, Клавдии Петровны, сын в Мюнхене. Работает, жениться собирается. Мать не зовет, и объясняет почему: устроиться работать учителю без языка, особенно возрастному, особенно с чернозёмским дипломом, невозможно. В уборщицы она не пойдёт. А содержать её сын не может. У самого шестидесятичасовая рабочая неделя. Вот когда матушка доживет до пенсии, до немецкой пенсии, понятно, а не российской, вот тогда и будет смысл ехать. А так, с сухарей на воду – нехорошо.

– Как вы – неформально, без протокола – могли бы охарактеризовать этих ребят и погибшего? Быть может, их что-то объединяло? – спросила капитанша, включив контур задушевности. Без протокола – и тут же «охарактеризовать», протокольнее не скажешь.

– Я уже говорила, да вы и сами, уверена, посмотрели в кадрах, что я в этой школе с января. Повезло. Вторую школу закрыли – как и за год до нее первую. Многих учителей и не только учителей, конечно, уволили. А меня взяли сюда. Переводом. И даже классное руководство дали – какая ни есть, а прибавка к зарплате. Ну, и школьников сюда перевели из второй школы тоже. Как до того – из первой.

– Но класс, я посмотрела, не столь и большой, даже вместе с переведенными новыми учениками, – сказала капитанша, то есть полковница.

– Всё-таки большой, – не согласилась классная. – Но, конечно, не три нормальных класса.

– А куда же дети делись? – сыграла простушку капитанша (пусть уж будет капитанша, тем более подписка обязывает).

– Как куда? Не родились. В девяностом году город населяли тридцать тысяч человек, средний возраст двадцать восемь лет, по последней переписи нас двенадцать тысяч, средний возраст сорок девять лет. Потому и детей на три школы просто нет. Даже на две школы нет. Но те, кто вас интересует, с самого начала учились здесь, в этой школе. И те, что прыгнули, и те, кому слали сообщения. Потому я знаю очень немногое, вам лучше спросить у старожилов.

– Уже спрашивала и ещё спрошу не раз, но сейчас мне важно именно ваше мнение, мнение нового в этой школе человека. С незамыленными глазами.

– Мои незамыленные глаза, товарищ капитан, видят… – классная задумалась. Да, что они видят на самом деле? – Они мало чем отличались от остальных – в стенах школы, я имею в виду.

– Учёба?

– Им было скучно учиться, во всяком случае, по моему предмету. Но и всем остальным, если честно, тоже.

– То есть предмет они знали плохо?

– Напротив, очень хорошо. Но школьная история такой предмет, в котором лишние знания, прямо скажем, не приветствуются и становятся действительно лишними, создающими проблемы. К примеру о подробностях жизни князя Владимира, Ивана Четвертого, Петра Великого – о них говорить настоятельно не рекомендуется. Создавать положительный образ, не более того. И эти ребята любой ответ начинали со слов «в учебнике написано…» и далее своими словами, но близко к тексту. Потому были отличниками.

– Может, они очень любили историю?

– По виду не скажешь. Они отвечали, будто манную кашу ели. Не в смысле четкости речи, с этим у всех порядок, а словно надоело им всё, хочется чего-нибудь остренького, ан нет – манная каша на молоке, три раза в день манная каша.

– А по другим предметам?

– Этого я не знаю. Судя по классному журналу, учились они либо хорошо, либо очень хорошо.

– Их не преследовали? Не травили? Отличников часто не любят.

– Этих – точно нет. Их побаивались. Не только одноклассники, даже старшеклассники сторонились. Был один случай…

– Да? – подтолкнула капитанша.

– В январе. Сразу после каникул. В школу перевели одного ученика, десятиклассника. Тот паинькой не был, наоборот. Требовал у тех, кто младше, денег и вообще… Хотя семья не то чтобы приличная, бери выше – у отца три магазина, мать депутат, местный, конечно. Опора власти. Ну, и десятиклассника прозвали Опорой – он высокий был, на опору высоковольтной линии походил. Начал трясти наших семиклассников. Чтобы по пятьдесят рублей каждый ему приносил ежедневно. А Лёня Абель спокойно так, при всех, сказал, что мелочиться ему некогда, он завтра пять тысяч принесет, и чтобы до лета больше его не тревожили. Ну, неси, неси, обрадовался Опора. Ты, главное, сам не опоздай, к первому уроку подойди, ответил Леня.

А ночью Опору в больницу из дома забрали. Передоз. Наутро в область отправили, местным не доверяя. Только до области он не доехал, в машине умер. Дело, понятно, замяли – как так, у таких больших – по меркам нашего городка – людей сын от передоза умирает. Написали «острую сердечную недостаточность». Сам мэр на похоронах присутствовал. И начальник местного РОВД. Только после этого никто больше запугивать ребят не решается, денег не трясет.

– То есть вы считаете, что Лёня Абель как-то причастен к смерти этой вашей Опоры?

– Как он может быть причастен? Это невозможно. Кто он, а кто Опора. Они на разных орбитах, только в школе и пересеклись однажды.

– А откуда этот ваш Опора брал наркотик?

– Это уж не по учительской части. Говорят, из отцовских запасов, но мало ли что говорят. Это у полиции нужно выяснять. Я же говорила, на похоронах присутствовал начальник РОВД, вот вы у него и спросите, как полковник полковника.

– Значит…

– Значит, совпадение. Лёне повезло, что Опора в тот вечер ошибся дозой, а Опоре не повезло. Но люди суеверны. Я просто привела этот случай, чтобы показать – нет, никакого особенного давления на них я не замечала, но полагаю, что в случае чего они смогут за себя постоять.

– Семиклассники? Вы не переоцениваете их возможности?

– Не думаю. Нужно будет – и в полицию обратятся, и в родительский комитет. Ладно, не хотела сор из избы выносить… Был у нас физрук, на девочек заглядывался, если не больше. Так Ольга Бондаренко написала заявление в РОВД, а с ней и Антон Яковлев, мол, и к нему физрук подкатывался. И всё.

– Что – всё?

– Уволился физрук. Уволился и уехал. Дело возбуждать не стали, нет доказательств или не искали. Но уехал. Так что зубастенькие семиклассники. По крайней мере, эти. И Виктор Голодковский был таким же. До самоубийства довести его никто не мог. Сомневаюсь.

– А в семье?

– Нормально в семье. Не хуже, чем у большинства. Даже лучше. Отец, хирург, ещё за год до закрытия больницы выучился на сантехника, мать, детский врач, теперь штукатур-маляр. Без работы не сидят, хотя и не грузятся сверх сил. Труд свой ценят недешево. В прошлом году семьей ездили в Грецию на две недели – это мне ученики рассказали, не Виктор. Уже потом. В этом, летом, собирались на Красное море.

– А у остальных ребят, у этой четверки?

– Подноготную не знаю, но, судя по одежде, нормально в семье.

– Вы судите по одёжке?

– Конечно. Если одежда грязная, мятая, дырявая – в семье неладно. А если одет прилично, то и семья приличная. Не стопроцентный метод, но в девяносто пяти случаях из ста срабатывает.

– Прямо дедуктивный метод.

– Нам, учителям, без этого никак.

Они ещё поговорили, вернее, капитанша спрашивала, а учительница отвечала, но классная чувствовала – пустое. Не знает никто причины, по которой Виктор Голодковский выпрыгнул из окна девятого этажа, и вряд ли когда узнает. Да и есть ли у причины фамилия, имя и отчество или это просто проявление жизни в конкретном месте конкретного времени?