Примерно в это время в 1991 году я снова переехал из университета Мичигана в Энн-Арбор в Стенфордский университет, возвратился на облюбованное моей семьей западное побережье. Ко мне присоединился новый чудесный автор, свежеиспеченный доктор наук Принстонского университета Джошуа Аронсон (теперь знаменитый профессор Нью-Йоркского университета). Джошуа как доктор наук решил заниматься исследовательскими проблемами, связанными с теорией самоутверждения, которую я развивал несколькими годами ранее и которую преподавал студентам. Он только что закончил обширную диссертацию по этой теме. У него имелся интуитивный нюх к социальной психологии и к проведению экспериментов. Но, как и раньше Стив, Джош обнаружил, что работает с занятым профессором, погруженным в вопросы неуспеваемости, женщин в математике, возможных эффектов стигмы на интеллектуальную работу и ее продолжение. Загадки лежали на моем столе. И Джош, заинтригованный и полный идей, присоединился ко мне, пытаясь найти ответы. Я почувствовал, что мне повезло. Одна голова это хорошо, а две – лучше.

Мы рассмотрели факты перед нами: феномен неуспеваемости, мои интервью с женщинами и чернокожими студентами, результаты Мичиганских экспериментов, которые я провел со Стивом. Мы выстроили наши вопросы. Первым по важности был обобщенный вопрос: будет ли эффект давления стигмы, который Стив и я наблюдали с женщинами в математике, распространяться на другую группу, чьи интеллектуальные способности не уважают, такую, как афроамериканцы, группу, чьи академические проблемы запустили это исследование? Если бы это было так, у нас были бы веские основания полагать, что влияние стигматизации на интеллектуальное функционирование – это общее явление – может случиться с членами любой группы, одной или всех, чьи интеллектуальные способности рассматривались негативно в более широком обществе. Если бы это было не так, нам пришлось бы рассмотреть возможность того, что женщины имели некоторую особую уязвимость к этому давлению.

Второй вопрос сводился к следующему: если бы эффект давления стигмы случился с «черными» студентами, то он бы затронул и сильных «черных» студентов, как получилось с сильными в математике студентками в экспериментах со Стивом. Была причина задуматься. По сути рецензенты грантового предложения, которое я подал, чтобы получить финансирование для этого исследования, вообще усомнились в такой возможности. Они сочли, что трудно поверить в то, что давление стигмы такого рода, которое мы описали, может серьезно нарушить интеллектуальную деятельность сильных, мотивированных «черных» студентов в самых престижных университетах страны. Эти студенты, рассуждали они, были бы слишком сильны или слишком мотивированы, чтобы быть сбитым с толку таким давлением. Мы смогли понять их позицию, но не спешили сдавать свою: в конце концов к такой возможности нас привели в большей степени факты, нежели интуиция. Таким образом, мы знали, что наша задача состояла из двух частей: во-первых, проверить, возникнет ли эффект, который мы со Стивом получили со студентками в математике, также и у чернокожих студентов и, во-вторых, проверить, если он возникнет, будет ли он у сильных «черных» студентов. Оказалось, что нам повезло с местом проведения исследования: Стенфордский университет был одним из самых избирательных университетов страны.

Скоро мы приступили к эксперименту. Мы пригласили чернокожих и белокожих студентов Стенфорда, в основном второкурсников, в лабораторию в одинаковое время и предложили им сложный тест на вербальное мышление, составленный из элементов речевого раздела продвинутого GRE. На той ступени тест был сложен для студентов – подобные работы во время предварительного экзамена набирали не более 30 процентов. Тест вызвал бы разочарование. Мы предположили, что, как и волнение, возникшее из-за сложных математических тестов у женщин, у черных студентов может появиться разочарование из-за того, что они могут подтвердить стереотип о более низких интеллектуальных способностях их группы. Мы провели тест так же, как и в реальных условиях, не было ничего необычного, и предположили, что у черных студентов возникнет достаточное разочарование, чтобы ощутить угрозу.

Белокожим студентам тоже не понравилось бы разочароваться. Но они бы не беспокоились, потому что они не подтверждали ничего о своей группе, так как в обществе не существует стереотипа о более низких способностях белых.

Случилось то, что мы ожидали: белые студенты справились намного лучше, чем черные. Они получили в среднем на четыре пункта больше в тридцати пунктах, в получасовом разделе GRE – это огромная разница, сохранение которой в полной версии экзамена было бы значительным. Как Стив и я когда-то заметили низкие математические результаты женщин в лаборатории, мы с Джошем заметили низкие результаты вербального мышления черных студентов в лаборатории.

Этот результат, конечно, имел и другие возможные объяснения. Мы уравняли «черных» и белых участников относительно их релевантных для теста знаний и умений. Но, возможно, чернокожие участники просто не были настолько мотивированы, как белые, чтобы пробиться, несмотря на разочарование. Возможно, они не восприняли тест серьезно. Или, может быть, тестовые элементы носили характер культурных предрассудков против них. Мы не могли понять только по нашему открытию, какое объяснение было лучше.

Чтобы выяснить это, нам нужна была другая часть эксперимента, которая исключала давление стигмы, которое чернокожие могли чувствовать во время решения теста. Как и в экспериментах с женщинами и математикой, наша задача состояла не в том, чтобы выяснить, как применить давление – мы предполагали, оно появится автоматически в обычных условиях испытаний, как только тест вызовет разочарование – а в том, как устранить его для черных в сложном интеллектуальном тесте.

Мы пришли к решению, отличному от того, которое мы со Стивом использовали для женщин и математических экспериментов. Мы использовали тот же самый тест, на котором чернокожие отстали при обычном тестировании. Но мы сказали другой группе участников, что тест был заданием для изучения решения проблем в целом, и подчеркнули, что он не измеряет интеллектуальные способности человека. При помощи такой инструкции мы сделали стереотип об интеллекте чернокожих безотносительным к интерпретации их опыта по отношению к этому конкретному заданию, так как оно не могло измерить их интеллектуальные способности. При помощи инструкции мы освободили чернокожих участников от угрозы стигмы, которую они могли бы иначе испытывать во время сложного теста на вербальное мышление.

И они ответили соответствующим образом. Они показали результат на том же более высоком уровне, что и тестируемые белокожие с равными навыками и знаниями, и значительно выше, чем чернокожие тестируемые, для которых тест был представлен как проверка вербальных способностей. Без риска подтвердить негативный стереотип об интеллекте их группы неуспеваемость, которую они могли бы показать по результатам теста, полностью исчезла.

Благодаря этой находке мы почувствовали, что с разумной степенью уверенности в себе можем говорить о том, что знаем три вещи. Во-первых, мы знали, что эффект давления стигмы на интеллектуальную эффективность был общим. Он не случился только с женщинами. То же самое произошло по крайней мере с двумя группами – женщинами и чернокожими участниками. В критических ситуациях тестирования в том обществе и в то время давление выступило групповой личной идентификацией, так же, как ограничения в бассейне были расовой личной идентификацией в Чикаго моей молодости. Такая идентификация связана с серьезными потерями – снижением результатов теста, от которого могут зависеть чьи-то возможности.

Во-вторых, мы знали, что, несмотря на озабоченность наших рецензентов по гранту и наши собственные опасения, личная идентификация была достаточно мощной, чтобы повлиять на результат теста сильнейших студентов в этих группах с наименьшим количеством академических и мотивационных проблем. Как и спортивных журналистов в Сиэтле, когда «Соникс» начали выигрывать, факты оттеснили нас от взгляда на недостатки этих групп в объяснении их недостаточной эффективности. Все больше и больше казалось, что было задействовано давление стигмы.

И в-третьих, найдя надежное средство воспроизведения в лаборатории неуспеваемости «черных» студентов, которую мы видели в реальной жизни, мы знали, что теперь можем рассмотреть ее вблизи – разобрать на части и увидеть, как она работает. Исходя из наших рассуждений, напрашивался вопрос: действительно ли люди, испытывающие давление стигмы, беспокоятся о подтверждении негативного группового стереотипа.

Мы исследовали это простым способом. Мы снова попросили чернокожих и белокожих студентов Стэнфорда пройти сложный словесный тест. Перед началом мы предложили им несколько примерных заданий так, чтобы они могли увидеть, насколько сложным будет тест, а затем показали список из восьмидесяти фрагментов слов. Каждый фрагмент представлял собой слово без двух букв. Их работа состояла в том, чтобы дополнить каждый фрагмент настолько быстро, насколько они могли, как в игре свободной ассоциации. Мы узнали из предварительного опроса, что двенадцать фрагментов можно дополнить словами, отражающими стереотип об интеллектуальных способностях чернокожих, например, фрагмент слова «-пой» может быть завершен как «тупой» или фрагмент «-ка» может быть завершен как «гонка». Если просто сесть, чтобы пройти сложный тест на способности, было достаточно заставить черных студентов вспомнить о стереотипах о своей расе, и эти студенты могут дополнить больше фрагментов словами, связанными со стереотипами. Они так и сделали. Когда чернокожим студентам сказали, что тест измеряет способности, они завершили большую часть фрагментов словами, связанными со стереотипами, нежели когда им сказали, что тест не является мерой измерения способностей. Находясь под давлением стигмы, они явно вспоминали стереотипы о способности их группы мыслить. Не находясь под таким давлением во время теста, белые не дополнили почти никакие фрагменты словами, связанными со стереотипами.

Джош придумал другой способ выяснить, какого рода беспокойство вызывал стереотип. Снова мы попросили черных и белых участников перед тестом составить рейтинг – на этот раз по своим предпочтениям различных видов музыки и спорта. Некоторые из них были связанны с образом чернокожих, например, баскетбол, джаз и хип-хоп, а другие – нет, например, плавание, теннис и классическая музыка. Интересно, что когда черные студенты собирались проходить тест на способности, они, как правило, отвергали вещи для чернокожих, проявляя меньший интерес к баскетболу, джазу и хип-хопу, чем белые студенты. Но когда тест был представлен как тест, не связанный с проверкой способностей, черные студенты выказывали сильное предпочтение вещам для черных людей. Они, казалось, избегали таких вещей, если предпочтение могло бы способствовать поощрению стереотипных представлений о них. Всеобщее внимание к стереотипу о группе – это то, чего они избегали.

Наконец, появились данные о том, что угроза подтверждения стереотипа вынуждала искать оправдания, искать нечто, что можно винить в неуспехе кроме себя. Мы спросили участников, как много они спали в ночь перед экспериментом. Чернокожие студенты, собиравшиеся пройти тест на способности, сообщили о том, что спали меньше, чем чернокожие студенты, собиравшиеся делать просто задание, и меньше, чем белые студенты с подобными ожиданиями. Перед риском стереотипного суждения студенты объяснимо искали способ смягчить удар, если он на них падет.

В дополнение к любым навыкам и мотивации, которые они имели, в дополнение к любым ожиданиям от выполнения теста, в дополнение к любым способностям и тенденциям, которые у них были, чернокожие студенты защищались от суждения о своей группе и о себе как о члене группы. Они решали тест, и другим он нравился, что было обусловлено историческим контекстом.