Глава тридцать первая
Гамаш и Бовуар проделали половину пути до места назначения, но никаких известий от Лакост так пока и не поступило.
А от суперинтенданта Туссен пришла эсэмэска.
Оборудование собрано, фургон загружен. Группа захвата готова.
«Если не получим других инструкций, – писала Туссен, – то уедем из Монреаля через десять минут и прибудем на место еще до сумерек».
«Merde», – написал в ответ Гамаш. Квебекский эквивалент пожелания удачи и внутренний сигнал Квебекской полиции о том, что все идет по плану.
«Merde», – ответила она, и связь оборвалась.
Теперь они увидят друг друга, только когда все начнется.
Гамаш посмотрел на часы на приборном щитке. Шесть тридцать. В восемь тридцать будет уже темно. Суперинтендант Туссен рассчитала точно.
– Что ее задерживает? – спросил Жан Ги, сидевший за рулем.
Было ясно, кого он имеет в виду.
– Не знаю.
Гамаш достал свой айфон и позвонил домой. Телефон звонил долго. Наконец раздался записанный на автоответчик голос Рейн-Мари.
Гамаш оставил веселое сообщение о том, что он уже едет и Жан Ги с ним.
– Не ответила? – спросил Жан Ги. – Наверное, она у Клары или Мирны.
– Наверное.
* * *
Войдя в туалет, Лакост заперла дверь и нажала зеленую кнопку на трубке. Надеясь, очень надеясь, что радиосигнал старого аппарата покроет это расстояние.
Услышав гудок, она быстро набрала номер.
– Шеф? – прошептала она, когда ей почти сразу ответили.
– Изабель, где ты была?
– Только сейчас удалось вырваться. Я в бистро. Он здесь.
– Кто?
– Глава картеля. Он в Трех Соснах.
– Мы знаем, – раздался издалека голос Бовуара. – Поэтому ты там и находишься, верно? Для наблюдения.
– Нет. Я говорю про американский картель.
Гамаш и Бовуар переглянулись.
– Ты уверена? – спросил Гамаш.
Задай этот вопрос кто-нибудь другой, Лакост разозлилась бы, но она понимала: шефу требуется абсолютная уверенность.
– Да. Американский картель, – произнесла она с такой настойчивостью, что ее голос превратился в шипение.
– Черт, – сказал Бовуар. – Он тебя узнал?
– Не знаю. Человек с ним, его охранник или советник, не сводил с меня глаз. Я думаю, Антон сказал им, кто я.
– Зашибись, – вырвалось у Бовуара.
– Но я, конечно, заказала выпивку и даже помахала ему.
– Помахала? Ты помахала рукой главе наркокартеля? – спросил Бовуар.
– Ну не пистолетом же, – ответила она. – Хотела, чтобы он усвоил, что я его видела и не имею ни малейшего представления о том, кто он такой. Просто небольшой дружелюбный жест. Может, ты слышал про такие.
Гамаш задумчиво кивнул. Немногим хватило бы присутствия духа, самообладания Лакост. Именно так и следовало поступить. И если у американского картеля оставались сомнения в некомпетентности Квебекской полиции, Изабель развеяла их. Старший офицер полиции не узнаёт одного из самых опасных преступников Северной Америки.
– Что нам делать? – прошептала она.
Кто-то подергал ручку. Кому-то приспичило.
– Минуточку, – пропела она.
Дергать ручку прекратили.
– Сколько их там? – спросил Гамаш.
– Американцев? Снаружи я ни одного не заметила. Только двоих в бистро. – Лакост еще больше понизила голос. – Глава картеля и человек постарше. Он с меня глаз не сводит.
Да, подумал Гамаш. И в Канаде то же самое. С появлением новых опиоидов, новой теневой экономики и новых технологий появилось и новое руководство. Иногда оно переступало через кровь, как в Штатах, иногда происходила смена поколений, словно передача эстафетной палочки, как в Канаде.
В игру вступили молодые. А Гамаш из собственного опыта знал: никто не бывает так опасен, как молодые мужчины. Или женщины. Они еще не устали, не почувствовали отвращения к кровопролитию. Да что говорить, они словно наслаждались кровью. Им нравилось своей властью отдавать кровавые приказы и исполнять их. Похищать, пытать и возвращать своих врагов в расчлененном виде.
Это была их собственная извращенная зависимость.
Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Полицейские, судьи, прокуроры. Дети, матери, отцы. Все становились материалом для мясников.
Не знавшие мук совести, они были всемогущими. Бессмертными. Не крестными отцами, а крестоносцами.
Если план Квебекской полиции этой ночью провалится, страну ждет хаос. И платить придется кровью. Их кровью. Кровью их семей.
Гамаш не питал иллюзий насчет того, какими могут быть последствия провала.
– Как только вы приедете, мы сможем их арестовать, – сказала Лакост. – Я уверена. Вы еще далеко?
– Будем через двадцать минут, – пообещал Бовуар и нажал педаль газа. – Через пятнадцать.
– Что я должна делать?
Гамаш взвесил различные варианты.
Он предполагал задержать их ближе к ночи, и в лесу, а не в бистро.
Но в некотором отношении второй вариант был даже лучше. Все говорило о том, что Туссен права и картели полностью заглотили их наживку. Уверились в том, что Квебекская полиция не представляет для них никакой угрозы, и даже перестали скрываться.
Чтобы глава синдиката оказался на месте совершения каких-либо криминальных действий – такое было почти неслыханно. Они отправляли на подобные дела своих шестерок.
А получить не одного, а сразу двух глав синдикатов было вообще невообразимой удачей.
Да, это было гораздо лучше, чем они смели надеяться.
И в то же время хуже.
Их план строился на предположении, что встреча состоится в лесу, а не в бистро, среди друзей и членов семей.
– Мы пока не можем их арестовать, – сказал Гамаш спокойным, уверенным голосом. – У нас нет улик против них. Вот в чем проблема. Да, там их боевики, но сами они остаются чистенькими. Мы должны взять их при совершении каких-то противозаконных действий. И сидение в бистро к таковым не относится.
– Фак, фак, фак, – вполголоса проговорил Бовуар.
В очередной раз эта мантра не помогла ему.
Шеф был прав.
Успех операции зависел от того, удастся ли захватить преступников на месте преступления. То есть на том месте и тогда, когда «крокодил» пересечет границу. До этого момента у полиции не было неопровержимых улик против глав картелей.
Если обмен произойдет в лесу, пока наркобароны будут вести приятную беседу в бистро, значит операция провалилась. Они их потеряют. Они проиграют.
Бовуар вопросительно посмотрел на Гамаша широко раскрытыми глазами.
Лакост ждала на телефоне. Они слышали ее дыхание. Потом снова кто-то принялся дергать ручку.
– Эй, там, – раздался мужской голос, говоривший по-английски.
– Tabernac, – сказала Лакост. – Кажется, это телохранитель. Я почти закончила, – весело пропела она.
Гамаш знал: когда Лакост повесит трубку, он больше не сможет связаться с ней. Его приказ должен быть четким, недвусмысленным. И отдан быстро.
В двух словах.
– Еще одно. – Голос Лакост звучал так тихо, что они ее почти не слышали. – Здесь мадам Гамаш. С Анни и Оноре.
Кровь отхлынула от лица Гамаша. Он посмотрел на Бовуара, который вцепился в баранку и еще сильнее нажал на педаль газа.
– Им нужно уходить оттуда, – пробормотал Жан Ги.
– Нет, подожди, – сказал Гамаш. – Подожди.
Прошла секунда.
– Мы приедем через пятнадцать минут…
– Через десять, – поправил его Бовуар.
– Пусть остаются там, и пригласи еще Рут.
– Вы шутите! – почти закричал Бовуар.
Лакост спустила воду, чтобы телохранитель не услышал громкий голос Бовуара на линии.
– Оноре, – неистово проговорил Жан Ги, словно Гамаш не понял слов Лакост. Потом тише: – Оноре.
Весь мир Жана Ги сузился до одного слова.
– Анни, – прошептал он.
До двух слов.
«Рейн-Мари», – подумал Гамаш.
– Они должны оставаться там. Это безопасно. Эти люди пришли туда поговорить, а не устраивать перестрелку.
– Откуда мы знаем? – спросил Бовуар неестественно высоким голосом. – Переговоры нередко оборачиваются кровавой баней.
– Non. Если бы один или оба имели такие намерения, то встречались бы в лесу вместе со своими боевиками. А не в бистро. Они жестокие, но не глупые.
Он говорил твердо, хотя не чувствовал уверенности. Старший суперинтендант Гамаш понимал, что руководитель не может позволить себе демонстрировать эмоции. Он не может требовать мужества от других, когда сам дрожит от страха.
– Если мы не предвидели этого, – сказал Бовуар, – то, возможно, упустили что-то еще. Что, если они собираются провести обмен прямо там, в бистро? На глазах у всех. Мы сами убедили их в безопасности. Мы это сделали.
– Он прав, – сказала Лакост, пустив воду, чтобы заглушить их разговор. – Так что мне делать? Арестовать их? Или хотя бы попытаться? В зале, где полно людей?
«Оноре, – думал Гамаш. – Анни. Рейн-Мари».
Не чужие люди.
Бовуар еще сильнее нажал на педаль газа. Машина неслась со скоростью сто сорок километров в час и продолжала прибавлять скорость. Они свернули с хайвея на второстепенную дорогу. Не предназначенную для высоких скоростей. Машина подпрыгивала на колдобинах, перелетала через выбоины, грохалась на асфальт.
Но Гамаш не просил Жана Ги сбросить скорость. Напротив, он еле сдерживался, чтобы не крикнуть ему: «Прибавь газа. Давай скорей!»
– Вызови Рут в бистро, – приказал Гамаш тихим голосом. – А пока присоединяйся к Рейн-Мари и Анни. Глава американского картеля, вероятно, не знает, кто они, а канадцы знают. Они ни за что не поверят, что мы подвергаем их опасности.
Тишина.
Они тоже не могли в это поверить. В особенности Гамаш.
Но выбора не оставалось. Если попросить Изабель увести Рейн-Мари, Анни и Оноре, это почти наверняка насторожит наркобаронов, а они и без того внимательно следят, не происходит ли чего-то необычного.
Даже будучи уверены в собственной безопасности, они не теряют бдительности. Это звериный инстинкт. А эти люди и есть звери.
– Вы уверены?
При любых других обстоятельствах и если бы кто-то другой стал ставить под сомнение его приказ, это вызвало бы у Гамаша раздражение. Но он понимал, что Лакост нужна абсолютная ясность.
– Oui.
– Хорошо, – сказала она. Прежде чем она отключилась, он услышал ее последнее слово: – Merde.
Merde, согласился он.
Но на сей раз это было не сигнальное слово, говорящее, что все идет по плану, а просто merde.
Лакост сунула трубку в карман и отперла дверь.
– Désolé, – сказала она старшему из двух мужчин, который смотрел на нее изучающим взглядом. – Извините. Критические дни.
Она положила руку на низ живота, и он тут же отпрянул, вряд ли желая услышать подробности. Но она для вящей убедительности добавила:
– Спазмы.
* * *
Как только Лакост отключилась, Гамаш позвонил Туссен и сообщил последние новости. Он закончил, но она ответила не сразу.
– Bon, – раздался наконец ее ломкий голос. Но без всяких признаков паники. – Что нам делать? Вы хотите, чтобы мы приехали в деревню?
– Нет. Езжайте на границу. Действуем по плану. Независимо ни от чего, хлорокодид направляется в Штаты, и единственное, что мы знаем наверняка, – это место, где он пересечет границу. Ваш информатор ведет наблюдение за церковью?
– Да. Мы, по крайней мере, будем знать, когда наркотик начнет движение. А если они изберут другой маршрут? – спросила Туссен.
– Тогда просто поторчите в лесу, а Бовуар, Лакост и я обо всем позаботимся.
Он произнес это так спокойно, словно речь шла о ремонте забора.
Опять последовало молчание.
– Во всех планах приходится рассчитывать на долю удачи, – напомнил он ей. – К тому же мы все в деле. А это большое преимущество.
– У нас за спиной океан. Да, patron. Все получится, потому что иначе и быть не может. – Туссен тихонько рассмеялась и загадала, чтобы все так и случилось. – Удачи, – сказала она, либо забыв добавить словечко merde, либо не желая, чтобы в случае чего это слово оказалось последним, сказанным между ними.
– Oui. И вам удачи, Мадлен.
* * *
Когда Лакост вернулась, Матео и Леа сидели за столиком в дальнем углу зала. Вдали от остальных. Но рядом с американцами.
Лакост осторожно, чтобы никто не заметил, положила телефон на место и отправилась в кухню поздороваться с Антоном и предупредить его.
– Bonjour, – сказал он. – А я думал, вы будете в городе.
– Была, но решила уехать на несколько часов. Слишком уж жарко. И я не одна такая.
– Кто бы сомневался, – сказал он, возвращаясь к работе.
Не услышав ее ответа, он поднял голову.
– Здесь Матео и Леа, – сказала Изабель. – Может, еще и Патрик. Хотя его я не видела.
Антон положил нож и взглянул ей в глаза:
– Зачем?
– Не знаю. Но подумала, что стоит вас предупредить.
Она говорила абсолютную правду. Изабель Лакост прекрасно знала, почему Матео и Леа находятся в бистро, и не хотела впутывать в это дело Антона.
– Merci. – Вид у него был мрачный. Он глубоко вздохнул. – Через несколько дней я должен буду давать показания. Я боялся этого. Слышал, они там поклевывают месье Гамаша.
– Обычное дело.
– Даже главный прокурор и судья? Разве они не на одной стороне?
– Судебные процессы – вещь непредсказуемая, – сказала она, делая вид, что все происходящее в зале суда совершенно нормально. – Завтра моя очередь.
– Где они сидят? – спросил Антон. – Чтобы не попадаться им на глаза.
– В углу.
– Около двух американцев?
– Вы их знаете?
– Никогда не видел прежде. Один из них называет себя поваром. Он попробовал суп, – Антон кивком показал на кастрюлю, – и спросил, не дам ли я ему рецепт.
Лакост посмотрела на тетрадь, открытую на странице, озаглавленной: «Холодный овощной суп с арбузом, мятой и манго».
Ей захотелось съесть эту страничку.
– Я смотрю, Рут нет. Ничего, если я ей позвоню?
– Бога ради. Может, это будет впервые, когда у нее зазвонит телефон. По-моему, она вообще не знает, как он выглядит.
Изабель улыбнулась. Между молодым поваром и старой поэтессой возникла своего рода дружба, основанная на том, что он ее подкармливал бесплатно, а она говорила ему гадости. И еще они оба знали, как легко на перекрестке свернуть не на ту дорогу.
Лакост подошла к телефону на стене, набрала номер. После десятого или одиннадцатого гудка (Изабель представила, как Рут все это время обыскивает свой маленький дом в поисках того, что это у нее тут звенит) Рут взяла трубку.
– Алё! – прокричала она в микрофон.
– Рут, это Изабель Лакост. Я в бистро. Мы тут выпив…
– Сейчас буду! – прокричала Рут и повесила трубку.
Лакост повернулась и увидела улыбающееся лицо Антона. Он явно все слышал. Наверное, весь Квебек слышал.
Она вернулась в бистро. К Рейн-Мари и Анни присоединились Клара и Мирна, и, поздоровавшись с ними, Изабель села рядом.
Она сидела спиной к двум американцам и к Матео и Леа, хотя и видела их отражения в свинцовом стекле окна.
– Не хотят сидеть с вами? – спросила Изабель, кивнув в сторону Матео и Леа.
– О, это не нас они избегают.
– Меня, – догадалась Лакост.
И конечно, она знала почему. Из-за процесса. Она, как и Матео с Леа, была свидетелем обвинения. Но в отличие от нее, они были свидетелями против желания.
Лакост знала первый вопрос, который задаст им обвинение, и подозревала, что им это тоже известно. Тот самый вопрос, который задал старший суперинтендант Гамаш той ноябрьской ночью, когда они под ледяным дождем пришли в гостиницу.
* * *
– Который час? – спросил сонный Габри, слыша непрекращающийся стук в дверь. – Кто-то забыл ключ?
– Все здесь, – сказал Оливье, продирая глаза. – И какой такой ключ?
– Половина второго? – Габри полностью проснулся, спустил ноги с кровати и потянулся к халату. – Что-то случилось. Что-то не так. На, возьми.
Он вручил Оливье палку.
– Зачем?
– Отбиваться от грабителей.
– Грабители не стучат.
– Ты хочешь проверить?
Они тихо прошли по коридору, чтобы не тревожить гостей, хотя и сомневались, что те спят. В особенности Патрик, который, несмотря на усталость, был взбудоражен, когда двое друзей провожали его в номер.
Оливье и Габри включили свет на террасе и выглянули в окно. Потом быстро отперли дверь.
* * *
Патрик услышал стук.
Если тебя будят в такой час, ничего хорошего ждать не приходится. Впрочем, Патрик не спал.
Когда они ложились спать, Габри предложил ему другой номер, но Патрик хотел остаться в том, который они делили с Кэти. Здесь оставалась вся одежда Кэти, ее драгоценности, туалетные принадлежности.
Все это описали и сфотографировали криминалисты и вернули ровно на те места, где их держала Кэти.
Ее сумочка на стуле. Ее очки для чтения на книге на прикроватном столике.
Патрик лежал в кровати, слушая, как потрескивают стены старой гостиницы. Слушая, как устраиваются на ночь остальные, как замирают все звуки. Когда все стихнет, он сможет остаться вдвоем с Кэти. Закрыть глаза и сделать вид, будто она здесь, рядом, дышит так тихо, что он и не слышит ее.
Патрик вдыхал ее запах. И знал, что она здесь. Да и как иначе? Как она могла уйти?
Но она не ушла, поспешно сказал он себе, прежде чем сделать какую-нибудь глупость. Она была здесь. Рядом с ним. Дышала тихо-тихо, он ее даже не слышал.
А посреди ночи раздался стук в дверь. Потом постучали в дверь его номера.
– Патрик?
– Oui?
– Вы не могли бы спуститься? – спросил Габри.
* * *
Патрик, Леа и Матео вошли в гостиную. И остановились.
Они увидели перед собой старшего суперинтенданта Гамаша, старшего инспектора Лакост, инспектора Бовуара.
И Жаклин. Пекаря.
Габри пошевелил угли в камине, подбросил пару березовых поленьев. Дерево занялось, защелкало, временно заглушив стук ледяного дождя о стекла.
– Что там происходит? – прошептал Оливье, когда к нему в кухне присоединился Габри.
– Они глазеют друг на друга. – Габри достал булочку и включил духовку, пока Оливье заваривал кофе. – А Жаклин-то что здесь делает?
– Наверное, ей что-то известно, – сказал Оливье. – Может, видела что-то.
– Но зачем им говорить с Патриком и остальными? – спросил Габри. – Причем посреди ночи? Что, нельзя было подождать?
Только одно не могло подождать до утра, и они оба знали что.
* * *
– Присядем? – предложил Гамаш, показывая на кресла и диван.
Бовуар остался стоять, выбрав себе место у огня. И не случайно: с этого места он мог блокировать выход. Любая попытка убежать была бы немедленно пресечена.
Пока что здесь прозвучал только голос Леа. Увидев полицейских, она прошептала: «Наконец-то». Но при этом смотрела на Жаклин.
Лакост начала говорить:
– Жаклин пришла к нам сегодня с удивительной историей. – Она взглянула на Жаклин, которая сидела очень прямо, будто кол проглотила, и с вызовом смотрела на других. – Удивительной для нас, но, наверное, не для вас.
И все же, подумал Гамаш, это не должно было стать полным сюрпризом. Теперь все казалось таким очевидным, и он недоумевал, как же он не сумел увидеть этого раньше.
Как и в случае признания Антона Жану Ги, Гамаш понимал, что, придя к ним, Жаклин сделала опережающий ход. А когда она рассказывала свою историю, он знал, что она не скажет ничего такого, чего бы они не узнали сами через несколько часов. Она тоже понимала это.
– Она вам все рассказала? – спросил Матео, переводя взгляд с Жаклин на Изабель и обратно.
– Да, она призналась, – ответила Лакост.
– В убийстве? – спросил потрясенный Патрик, глядя на женщину. – Вы убили Кэти?
– Она рассказала нам о кобрадоре, – пояснила Лакост. – Теперь ваша очередь. Что знаете вы.
Они переглянулись, а потом, естественно, заговорила Леа:
– Жаклин пришла к нам со своей идеей. – Леа посмотрела на мужа, и тот согласно кивнул. – Она узнала про кобрадора, когда работала на этого испанца. Поначалу мы решили, что она шутит. В это невозможно было поверить. Человек смотрит на кого-то – и дальше все происходит волшебным образом?
– Никто не отнесся к предложению Жаклин всерьез, – сказал Матео. – Désolé, но вы знаете, что так оно и есть.
Жаклин резко кивнула.
– Однако это навело меня на мысль об истории, – продолжил Матео. – И вот я написал статью о cobrador del frac, о сборщике долгов в цилиндре и фраке, и поблагодарил Жаклин за идею. Вот тогда-то она и сказала, что у нее в голове был образ не такого кобрадора, а древнего.
– Она отправила нам ссылки на Испанию, – добавила Леа. – Этот кобрадор был совсем иным. Он наводил страх.
– И все же, – заметила Лакост, – рассказывая об этом месье Гамашу в первый раз, вы сказали, что о настоящем кобрадоре знаете только по старой фотографии. Вы сказали, его изображения встречаются редко.
– Да, редко, – кивнул Матео. – Но…
– Мы не хотели кормить вас с ложечки, – откровенно сказала Гамашу Леа. – Мы знали, что вы проведете расследование и выясните, что вам нужно. И будете больше уверены, если найдете все сами.
Стоявший у камина Жан Ги ощетинился. Никто не любит, когда им манипулируют, а Леа Ру сделала это идеально. Она явно умеет подчинять окружающих своей воле, совершать ловкие маневры. И Бовуар спросил себя, какие из этих навыков Леа использует в данный момент.
Впрочем, Гамаш не казался ни расстроенным, ни рассерженным. Он просто согласно кивнул. Но продолжал смотреть на нее вдумчивым взглядом.
– И тут мы начали понимать смысл предложения Жаклин, – сказал Матео. – Мы испробовали все. Терять было больше нечего.
– На организацию дела ушло больше времени, чем мы предполагали, – продолжила Леа. – Во-первых, нужно было найти костюм. В конце концов мы решили изготовить его сами. Жаклин рассказала вам все это?
Она посмотрела на Жаклин: та, бледная и сдержанная, сидела на диване между Гамашем и Лакост.
– Рассказала. Но нам нужно услышать это от вас, – сказала Лакост. – Кто именно сделал костюм?
– Жаклин, – ответила Леа. – Когда он был готов, мы все еще не знали, что нам делать. Это казалось глупым. Нас убедила Кэти. Она была ближе всех с Эдуардом. Она хотела, чтобы этот человек заплатил.
– Даже по прошествии стольких лет? – спросила Лакост. – Эдуард погиб почти пятнадцать лет назад.
– Если ты видишь, как твой лучший друг падает с крыши, это не забывается, – ответил Матео. – В особенности если виновный не ответил за это. Даже не извинился.
– И это то, чего вы хотели? – спросил Гамаш. – Извинения?
Они переглянулись. Как будто вообще не обсуждали, чего добиваются, чего им будет достаточно.
– Пожалуй, – сказала Леа. – Мы подействуем ему на нервы, напугаем чуть-чуть, а потом вернемся к нормальной жизни. Что еще мы могли сделать?
– Вы сказали «ему», – проговорила Лакост. – Кто этот он?
– Разве Жаклин вам не сказала? – спросил Матео.
– Но я хочу услышать это от вас.
– Это Антон, – ответила Леа. – Мы просили его прекратить продавать наркоту Эдуарду, и он согласился, но этот говнюк нам врал. Он продолжал продавать наркотики Эдуарду. Новые. Более сильные.
– Мы не знали, – сказал Матео. – Пока…
Он смотрел на Лакост, а перед его мысленным взором был тот прыжок.
Не случайное падение. Не нога подвернулась. Эдуард стоял на краю, на крыше шло веселье. А внизу, в какой-то из комнат, его великая любовь Кэти и его друг Патрик занимались любовью.
Вокруг он видел юность и свободу, секс и любовь.
А Эдуард остался на острове с Повелителем мух. И ненасытный зверь грыз его изнутри.
Эдуард медленно расставил руки, словно для прекрасного полета. Матео и Леа смотрели на него ошеломленно, они были слишком далеко, чтобы успеть помешать ему. И он прыгнул.
Бовуар закрыл глаза. Пусть он не знал Эдуарда, но он знал, что такое отчаяние. И счастливое освобождение от наркотиков. И как легко перепутать падение с полетом.
Эдуард покинул край крыши и остров. И своих друзей. И семью. Но они никогда не забывали его.
Леа посмотрела на Жаклин, которая все это время сидела молча.
– Антон его убил, – сказала Леа, обращаясь к Жаклин. – Как если бы собственной рукой толкнул его в спину. Мы все это понимали.
Жаклин встретилась взглядом с Леа и коротко кивнула, признавая ее правоту.
– Полиция сказала нам, что смерть Эдуарда – несчастный случай, – продолжил Матео. – Даже если бы они нашли Антона, они могли бы предъявить ему только торговлю наркотиками, но даже и в этом случае обвинения могли быть сняты или срок назначен условный. Первое преступление, юный студент…
– Семья наняла частного детектива, чтобы его найти, – сказала Леа. – На это ушло много времени. Он бродяжничал, ложился на реабилитацию, а потом получил работу в одном испанском семействе. Работал за наличные. Но детектив его все же нашел.
Жан Ги, стоявший у камина, кивнул.
Антон рассказал ему все это. Он проходил под фамилией Лебрен, хотя его настоящая фамилия Баучер.
Почти что Батчер.
Хорошенькое имечко для убийцы, подумал Бовуар. Хотя он понимал, что фамилия человека не дает основания ни для подозрений, ни для снятия подозрений. И все же.
– Вот тогда-то Жаклин и связалась с нами. – Леа снова внимательно взглянула на женщину, застывшую на диване. – Она сказала, что они нашли Антона и что семья, в которой он работает, ищет няньку и учителя для обучения испанских детей французскому.
– Она хотела получить наши рекомендации, – сказал Матео. – Мы согласились, и, когда мадам Руис позвонила, мы поручились за Жаклин.
У Бовуара мелькнула мысль: а кто поручился за Антона?
Это был важнейший вопрос. Единственное, что вызвало у Жана Ги сомнение в сегодняшнем рассказе Антона. Он признал все, о чем здесь говорилось. Расписался в своих грехах. Раскаялся.
Но оставалась одна маленькая проблема. Почему семья Руис, в особенности Антонио Руис, не проверили Антона, прежде чем его нанять. Хотя явно проверили Жаклин.
И тем не менее Руис, подозрительный, может быть, даже параноидально подозрительный, принял в дом незнакомого человека.
С чего вдруг, недоумевал Бовуар. Почему не сделал ни одного звонка?
– Что случилось потом? – спросила Лакост.
– Проработав там несколько месяцев, Жаклин узнала про кобрадора и снова связалась с нами, – сказала Леа. – Когда она нас убедила, мы начали составлять план. Когда и где напустить на него кобрадора.
– Мы не могли отправить кобрадора к дому Руиса, – продолжил Матео. – Тот, вероятно, просто пристрелил бы его, решив, что кобрадор пришел по его душу, и Антон подумал бы то же самое. Нам требовалось какое-то другое место.
– Потом семья переехала обратно в Испанию, и нам стало казаться, что наш план разваливается, – сказала Леа. – Но тут Антон устроился в это бистро мойщиком посуды. До этого мы несколько раз приезжали в Три Сосны, встречались здесь. Место казалось идеально подходящим. Да и вы тут были.
– Я? – переспросил Гамаш.
– Мы должны были быть уверены, что с кобрадором ничего не случится, – пояснил Матео. – Что никто на него не нападет.
– Мы знали, что вы этого не допустите, – произнесла Леа.
– Вы манипулировали мной? – уточнил Гамаш.
– Мы верили в вас, – возразила Леа. – Верили, что вы будете стоять на стороне закона, даже если ситуация будет неприятна вам лично.
Гамаш сделал глубокий, протяжный вдох. Опять манипуляции. Впрочем, это не столько раздражало его, сколько снимало груз с плеч. Проливало свет на истинный характер Леа Ру, на ее способность дергать за ниточки.
Она проделала немалый путь от молодого политика и закона Эдуарда.
– Жаклин получила работу в пекарне, и теперь наш план был готов к реализации.
– В чем же состоял ваш план? – спросила Лакост.
– План был прост, – ответила Леа. – Появится кобрадор и до смерти напугает Антона.
– А потом? – спросила Лакост. – Или это все? Только напугать?
Матео хотел было ответить, но закрыл рот и посмотрел на Леа, на Патрика и, наконец, на Жаклин.
Их явно смутил этот вопрос, и Изабель подумала, что ей известна причина.
То, что началось как попытка заставить виновного принести извинения, превратилось в нечто совсем иное.
Как часто что-то начинается из самых благородных побуждений, но потом искажается, извращается, начинает жить собственной жизнью. Превращается в существо в черной накидке.
В труп, лежащий в кладовке.
– Это было весной, – сказала Леа. – Мы собирались провести нашу ежегодную встречу летом, и все шло идеально. Вот только…
– Дневной свет, – закончил фразу Матео.
Услышав это, Гамаш тихонько закряхтел.
Дневной свет.
В этих двух словах крылся ответ на многие вопросы.
Почему встречу друзей перенесли на конец октября. И как кобрадору удавалось простоять на лугу весь день.
А ответ состоял в том, что это ему удавалось благодаря короткому дню.
Летом солнце долго не заходит. И жара стоит безжалостная, невыносимая. Никто не может простоять в таких условиях целый день.
Но в конце октября – начале ноября дни короче и прохладнее.
С наступлением темноты кобрадор мог уходить.
Дневной свет. Все очень просто.
Как и большинство преступлений. А они теперь как раз подходили к преступлению.
– Мирна говорит, что рассказывала вам про церковь и «сухой закон», – напомнил Бовуар, обращаясь к Леа, которая кивнула ему в ответ.
– Да. В самый первый мой приезд. Еще до начала наших общих встреч. Она даже показала мне маленькую комнату – кладовку. Я вспомнила об этом, когда мы начали строить планы.
– Там и прятался кобрадор, – сказала Лакост. – Кто он? Вы наняли какого-то человека? И что с ним сталось?
Ее вопрос снова вызвал замешательство.
Леа посмотрела на Жаклин:
– Вы им не говорили?
– Я им сказала, что за кобрадора несу ответственность я. Это мои дела.
– И вы думали, они не догадаются? – спросил Матео.
– О чем не догадаемся? – спросила Лакост. – Где кобрадор?
– Вы на него смотрите.
Полицейские уставились на Матео. Который показал на Патрика. Потом на Леа. Потом на себя.
– Мы все представляли кобрадора, – сказал он.
Гамаш закрыл глаза и на миг опустил голову.
Так же как и на острове больных, проклятых и обездоленных, кобрадор в Трех Соснах не был одним человеком. Он был идеей. Сообществом совести.
Они все были кобрадором.
– А Кэти? – спросил он.
– Она была кобрадором вчера, – сказала Леа. – Мы решили прекратить все это после вчерашнего, когда на кобрадора чуть не напали. Это становилось опасным. И когда Кэти закончила бы, мы собирались уехать, независимо от того, какой будет реакция Антона. Но, конечно…
Эти друзья были очень наивны. Думали, что их угроза останется без последствий. Приведя сюда кобрадора, они разбудили нечто большее, чем совесть.
И возможно, не очень затруднили себя расследованием о настоящих кобрадорах.
Да, те кобрадоры обвиняли своих мучителей в нравственных преступлениях, но в конечном счете за эти преступления платили не халифы на час. Преследовали и убивали именно кобрадоров.
Так случилось и с Кэти.
Гамаш посмотрел на Лакост и Бовуара. Они посмотрели на него. Все они думали об одном.
О бите. На бите обнаружилось три образца ДНК. Один – Кэти Эванс. Второй, очень небольшой, в виде следа, принадлежал Жаклин. И третий – Антону Баучеру.
Его ДНК была на бите повсюду.
Бита практически подтверждала ту же историю, что все эти люди.
У Антона Баучера сдали нервы. Вчера вечером в темноте под ледяным дождем он пошел за кобрадором в церковь, спустился в кладовку и убил его. Так и не сняв маску. Он даже не знал, кого убил.
Хотя это само по себе было любопытно. Неужели Антон не пожелал узнать, кто так безжалостно преследовал его?
– Как вы входили в кладовку и выходили из нее? – спросил Гамаш.
– Через дверь, конечно, – ответил Матео.
Гамаш кивнул. Здесь от него требовалась осторожность.
– И вы не боялись, что вас увидят?
– Кто смотрит в ту сторону после наступления темноты? – пожал плечами Матео. – И в церковь больше никто не ходит. Мы решили, что это будет самое безопасное место. Гораздо безопаснее, чем если бы кобрадор снимал номер в гостинице.
– Мы раздевались, – сказала Леа, – и оставляли костюм для следующего исполнителя этой роли. А если бы нас кто-то увидел – что ж, мы бы во всем признались. В любом варианте Антон был бы разоблачен. А мы не совершали ничего противозаконного.
– Или даже безнравственного, – добавил Матео.
– До вчерашнего вечера, – заметил Гамаш.
– Но мы не убивали Кэти, – возразила Леа. – Уж это-то очевидно.
– Однако мы ее убили, – сказала Жаклин. – Если бы мы не затеяли это дело с кобрадором, она была бы жива. Если бы я не захотела, чтобы Антон заплатил за свой грех, она была бы жива. Я знала Антона лучше, чем кто бы то ни было. Знала его характер. Если он не получал желаемого, то становился агрессивным. Но я не думала, что он способен на такое. На убийство. – Она посмотрела на Патрика. – Я сожалею. Я должна была понимать, что он нанесет удар. Он убил Кэти, и я в этом виновата.
– Зачем ему понадобилось убивать ее? – спросил Гамаш.
– Он же не знал, что убивает Кэти, – сказал Матео. – Он убивал кобрадора, который явно знал его тайну.
– Какую тайну? – спросил Гамаш.
– Об Эдуарде, конечно, – ответила Леа.
Гамаш кивнул. Потом покачал головой:
– Это лишено смысла. Вам ведь известно, что он узнал всех вас. Он знал, что вы друзья Эдуарда. Даже если он подозревал, что вы надеваете костюм кобрадора, он должен был понимать, что, убив одного, он ничего не добьется, ведь оставались еще трое.
– И потом, – вмешался в разговор Бовуар, – он мне все рассказал.
– Все? – спросила Леа.
– Oui. О том, что продавал наркотики, о смерти Эдуарда. Если Антон готов был признаться в этом, то зачем убивать, чтобы сохранить тайну?
Гамаш посмотрел на Жаклин:
– Он не узнал только вас. Правда, он никогда вас раньше и не видел. Во всяком случае, в университете. Ваш брат никогда не брал вас с собой, отправляясь покупать наркотик. Он знал, как вы к этому относитесь.
Жаклин, сестра Эдуарда, кивнула.
– Мне придется арестовать вас, – сказал Гамаш, и она кивнула:
– За кобрадора.
– За убийство Кэти Эванс.
– Но это безумие, – возмутилась Леа. – Ее убил Антон. Вы это знаете. Если он все вам рассказал, то лишь для того, чтобы прикрыть задницу. Он, вероятно, узнал нас только после убийства. Сегодня днем, когда мы ждали в бистро. И признался лишь в том, что связано с Эдуардом, потому что вы так или иначе узнали бы все.
– Манипуляции? – спросил Гамаш, уставившись на нее проницательным взглядом.
– Он умен, – сказал Матео. – Бога ради, не обманывайтесь. Вы понятия не имеете, какой он на самом деле. Он совсем не тот, кем кажется.
– А вы? – спросил Гамаш.
Леа Ру уставилась на Гамаша, заглянула ему в глаза. Ей не понравилось то, что она там увидела.
– Прошу прощения, – сказал он, вставая. – Я думаю, вы имели благие намерения. Все это началось довольно невинно. Вы никому не собирались причинять вреда, даже Антону. Вы просто хотели справедливости по отношению к Эдуарду. Хотели, чтобы торговец наркотиками знал, что вам все известно. Но вы не понимали, что вас используют. Не увидели, что происходит на самом деле.
– А вы увидели? – спросила Леа.
– Что происходит? – спросил Патрик, когда полицейские уводили Жаклин. – Что это значит? Это она убила Кэти? Я не понимаю.
Выйдя на улицу, старший инспектор Гамаш обратился к Жаклин:
– Вам необходимо выстроить сильную защиту.
– О чем вы? Вы ведь не собираетесь на самом деле арестовывать меня?
– Собираюсь. За убийство Кэти Эванс.
Даже Лакост и Бовуар были удивлены, а Жаклин испытывала настоящее потрясение.
– Разве вы не понимаете, что убийца – Антон? Вы знаете, что я не убивала Кэти, и все равно хотите меня арестовать? Почему?
И вдруг ее паника словно отступила на второй план.
– Я знаю почему. У вас нет доказательств против него. Вы хотите, чтобы Антон считал, будто ему это сошло с рук. Настала моя очередь быть кобрадором. Стоять за то, во что я верю, невзирая ни на какие риски. Вы об этом меня просите?
– Ваша совесть чиста? – спросил он.
– Чиста.
И он поверил ей. Но он не был так уверен насчет себя самого.
* * *
Старший инспектор Изабель Лакост сидела в бистро спиной к Матео Биссонетту и Леа Ру. Избегая встречаться с ними взглядом. Отчасти из-за обвинения, горевшего в их глазах. Обвинения в том, что невинную женщину судят за убийство, которого та не совершала. И что Лакост знает это.
Да, ошибиться насчет ярости в их взглядах было невозможно.
Но Изабель необходимо было сосредоточиться на самоуверенном американце и его охраннике, которые сидели здесь на виду у всех.
Приехал ли он для дружественных переговоров? Для дележа территории с его квебекским партнером теперь, когда Квебекская полиция исключена из уравнения? Отпраздновать запуск нового товара – «крокодила»?
Или он приехал заявить о своих правах? Зачем делиться, если он может получить все?
Что это будет – встреча confrères или начало жестокой краткосрочной кровавой войны за территорию?
А она сидела посреди этой территории, в жерле войны.
Изабель посмотрела на мадам Гамаш, на Анни, на Оноре. И поняла кое-что о том, что, вероятно, пришло в голову старшему суперинтенданту Гамашу, как только она сказала ему, что глава американского картеля находится в Трех Соснах.
Если сражение состоится в этой маленькой приграничной деревне, то, кто бы ни победил, наказаны будут жители деревни. И в первую очередь месье Гамаш и его семья.
Деревня будет лежать в руинах, и население других приграничных деревень будет точно знать, что случится с ними, если они не примкнут к победителю. Власть картелей никогда не опиралась на любовь и преданность местных жителей. Наркоторговцы всегда прибегали к террору.
Лакост почувствовала, как ручеек пота побежал ей за воротник.
