Глава шестая
Жертва

Идти было некуда. Центральный сектор становился для него опасен, по крайней мере его средние уровни. Возвращаться в приютивший его некогда Западный сектор тоже нельзя: он не выполнил поручение больших и опасных людей, не уладил конфликт, не наладил связи. Беспредельщик Новичок в результате получил не причитавшиеся ему преференции на чужой территории, за чем неизбежно, как костяшки домино, посыплются тяжелые последствия. Для самого посредника это как минимум лишение авторитета и статуса. Как максимум – смертный приговор.

Можно было податься к Шайтану, предлагавшему прежнюю работу. Правда, неизвестно, как поведет себя главарь Копателей, почуяв его слабость. Здесь прямой путь обратно в кабальную зависимость, из которой и без того непросто было вырваться. Это если Шайтан не посчитает более выгодным продать его голову желающим поставить такой сувенир себе на полку.

Но и это не главное. Видящий в нем чувствовал: пути назад нет. Он изменился настолько, что не испытывал ни сожалений, ни дискомфорта по поводу потерянных возможностей в мире неприкасаемых. Теперь он мог двигаться только вперед. Оставался простой вопрос: вперед – это куда?

Сама собой возникла мысль: уйти к изгоям. Ведь он сам стал одним из них, таким же беженцем из «нормального» мира. Он видел, как живут на технических уровнях, в этих Шанхаях под нескончаемыми номерами. Живут плохо, скудно – но при этом свободно и почти неподконтрольно властям. Сейчас это было то, что нужно. И от понимания своего простого и ясного пути на душе становилось легко.

Змей уходил из жилого района на краю сектора, где обитала Тана. Нужно было миновать по краю квартал мастерских и добраться до технических подъемников. Там можно спуститься на уровень в Шанхай-7, за несколько лишних фрамов избежав встречи с патрулем, что неизбежно на пассажирских подъемниках в центре. Благо у него сохранился небольшой запас монет со времен вольготной жизни неприкасаемого. В последнее время, правда, скаканула инфляция – то ли вольфрам упал в цене, то ли подорожала жрачка, потянув за собой все остальное. В любом случае отныне придется зарабатывать на хлеб чем-то иным, нежели посредничеством в разборках. Если Новичок прав, то скоро единственными посредниками между врагами станут ножи и пули.

Однако резонный вопрос: а что он умеет, кроме как чесать языком? Только бить морды. Да управляться с теми самыми ножами и пулями. Круг замыкался. Можно, конечно, просить подаяние, читая безумные проповеди, как один старый знакомый…

Обернувшись на невнятный шум в стороне складов, Змей удивленно пробормотал:

– Легок на помине!

Этот хриплый голос трудно было спутать с каким-то другим. По мере приближения к складам при мастерских Змей увидел толпящихся тут людей, в основном мужиков в рабочих спецовках и женщин в фабричной униформе. Мастерские наряду с частными гидропонными фермами – тонкий слой вольного бизнеса Карфагена в противовес заводам, шахтам и аграрным секторам в подчинении Директории. Всякие приятные глупости, наполнявшие комнату Таны, все эти простынки и подушки, светильники и стулья, блестящие наряды танцовщиц и обитательниц элитных уровней – все это делалось из самого невероятного дерьма, промышленных отходов и мусора в кварталах мастеровых. Или – к негодованию и злобе легальных мастеров – халтурно подделывалось в Шанхае-1, Шанхае-2 или самыми настоящими рабами в секретных шахтах, контролируемых подонками из группировок, типа Барыжников или Каннибалов. Последние прославились еще своеобразным безотходным производством: в дело у них шли даже мясо и кости умерших рабочих. Все это питало Месиво и другие торговые точки товарами, раскачивая спрос и предложение и позволяя выпускать пар частной инициативы – под бдительным контролем тайной агентуры, конечно.

И сейчас эти ребята, знающие цену времени и силам, оставив работу и разинув рты, слушали, как с пеной у рта разоряется грязный безумец с горящими глазами. Со штабелей темных от времени деревянных ящиков он бросал в толпу свои громкие, но порой бессвязные фразы:

– …Да, он пришел! Да, он уже среди нас! И сказал видящий: Карфаген должен быть разрушен! И он будет разрушен! Потому, что рухнет под тяжестью собственных грехов! Все мы – ты, ты, ты и я вместе с вами – все мы тянем на дно последнее убежище человеческого рода! Кисляк и шлюхи не спасут нас от страха! Карфаген уже истекает своей гнилой черной кровью!

– Черная вода! – не выдержав, крикнул кто-то.

– Да! – подхватил Крэк – а это был он. – Только это уже не вода – это чистая смерть! Я набирал ее в ладони – и смотрел, как с пальцев сползает кожа. Я умывался ею – посмотрите на мое изуродованное лицо! Но видящий сказал: все это скоро кончится. Кончится страшной гибелью города грехов – и возродится в новом мире!

– Но что, что нужно делать? – воскликнул женский голос.

Крэк застыл с безумным выражением на лице. Выбросил вперед руку с торчащим вперед грязным пальцем:

– Идти вслед за видящим! Бросить все, что у тебя есть, забыть мерзкое прошлое, саму жизнь – признайся, твоя жизнь не стоит того, чтобы за нее держаться! Как видящий – умер и воскрес из мерзости черной воды! Кто не верит – спросите меня! Я свидетель его чудесного спасения!

Крэк колотил себя в грудь грязными ручищами, которые когда-то легко ломали пальцы несговорчивых клиентов. Стоя в толпе и немного обалдевший от такого напора, Змей хотел было возразить, что Крэк не просто свидетель – он-то и есть его настоящий спаситель. Но у Крэка была своя, собственная реальность. Безумцам не нужна истина – они создают ее сами.

– Видящий восстал из черной воды – и я, я тому свидетель!

– Восстал… – повторяли в толпе.

– Чудо… – неуверенно произнес кто-то.

– Он сказал то, что должен помнить каждый из вас! – восклицал Крэк. – Каждый из тех, кто жаждет спасения! Он сказал…

– …Карфаген должен быть разрушен! – воскликнул слабый, ломающийся голос.

– Карфаген должен быть разрушен… – нестройно ответил хор множества других голосов.

– Воистину! Так он и сказал! – страшно возопил Крэк. – Помните об этом, когда затрещат бетонные своды и на голову обрушится каменный дождь! Вспомните его имя и признайте: мы не верили ему, мы смеялись, а теперь поздно молить о спасении!

– А сейчас еще не поздно? – слабо спросил женский голос.

– Зависит от вас! – Крэк стал вдруг торжественным и строгим. Стоило отдать ему должное: он здорово вжился в роль проповедника. – Готовы ли вы прислушаться к видящему, поверить ему, последовать за ним? Пожертвовать всем, за что вы в страхе цепляетесь, – во имя спасения?

– А правда, что видящий приносит в жертву людей? – спросил кто-то. – Я слышал, на его проповеди кого-то зарезали!

По толпе пронесся ропот. Змей вспомнил того красномордого, неосмотрительно напоровшегося на перо Новичка, и невольно вжал голову в плечи, боясь быть узнанным. Хотя кто мог узнать того, кто стал легендой заочно, благодаря проповедям какого-то юродивого?

Вопрос словно громом поразил Крэка. Наверное, такая постановка не приходила ему в голову, но явно попала в благодатную почву. Глаза проповедника загорелись безумным огнем. Он крикнул:

– Черная вода несет смерть, алая кровь несет жизнь! Только кровью можно смыть грязь черной воды, только ее красный цвет способен отпугнуть черноту ночи!

Крэк сунул правую руку в рукав левой. И медленно вытащил оттуда зверского вида нож – еще тех времен, когда с его помощью он убеждал отстегивать его банде тридцать процентов дохода от свободной торговли. Нож в рукаве – всего лишь привычка неприкасаемого, оставшаяся от прежних времен, – на толпу произвел гипнотический эффект. Было в этом что-то торжественное и магическое.

Но только не для самого видящего, застывшего в толпе благодарных зрителей. Не хватало еще, чтобы его имя стали связывать с ритуальными убийствами! Нужно было прекращать этот балаган, приводить в чувство Крэка и объяснять людям, что все это просто массовый психоз под влиянием свихнувшегося беспредельщика.

Расталкивая локтями слушателей безумной проповеди, Змей стал пробиваться к импровизированной «кафедре», на которой размахивал ножом человек в рубище, с выпученными в религиозном экстазе глазами. Люди жадно взирали на него. Они не особо представляли себе суть откровений, которые пытался донести до них Крэк. Толпа не понимает тонких идей и намеков. Толпа понимает яркие образы. Ничто не воздействует на толпу с такой силой, как вид пролитой крови. В этом люди мало чем отличаются от акул, которых приводит в исступление стакан крови, пролитой в морскую воду. И сейчас они ждали вовсе не продолжения страстных речей свихнувшегося оборванца, не откровений невесть откуда взявшегося видящего и даже не мрачных пророчеств об их собственном будущем.

Они хотели узнать, что сотворит нож в руке безумца.

– Приди, видящий! – страшным голосом вопил Крэк. – Я призываю тебя!

– Вот он я! – крикнул Змей, вскинув над головой руки. – Крэк, я здесь!

Толпа в изумлении ахнула, подалась в сторону, пожирая глазами новоявленного «мессию». Тот медленно подошел к штабелю ящиков, остановившись прямо под зловещей фигурой с темным от окислов клинком.

Змей еще не понимал, что натворил и к чему все идет. Но для Крэка все было очевидно: он в молитве призвал своего «мессию» – и тот явился по первому зову. Возможно, выхватывая нож, он не думал о том, что будет дальше, и жест имел чисто символическое значение. Но последовательность событий иногда настолько совпадает со внутренним состоянием человека, без того находящегося на грани, что аннигилирует, как частица с античастицей, схлопываясь и проваливаясь в сингулярность небытия.

Именно это произошло с несчастным, вообразившим себя пророком.

– Эта жертва – тебе! – истошно завопил Крэк. – Тебе, видящий!

И широким, медленным движением, словно смакуя боль и желая растянуть чудовищное удовольствие, он перерезал себе горло.

Дико завизжала женщина.

Горячая кровь хлынула Змею прямо на голову, заливая глаза и затекая в рот. Выронив нож, проповедник рухнул со своей трибуны прямо под ноги тому, кому предназначалась его жертва. Еще подрагивали конвульсивно руки и ноги, а кто-то уже подобрал его окровавленный нож – и вскинул над головой, демонстрируя всем как святую реликвию.

– Что это за… мать-перемать, творится?! – сдавленно выговорил одноглазый старик с повисшей на губе дымящейся самокруткой.

Потрясенный Змей медленно повернулся к толпе, ощущая во рту характерный солоноватый вкус. Он стоял, разведя руки, с пальцев которых, как и с лица, обильно стекала алая артериальная кровь. Почему-то Змей был уверен, что на него сейчас бросятся разъяренные слушатели Крэка в стремлении порвать самозванца на куски. Это была бы естественная реакция, и, хоть Змею пришлось бы туго, понять ее было бы можно.

В отличие от того, что произошло в действительности.

В гробовой тишине один за другим люди опускались на колени. Даже одноглазый старик повертел головой и последовал примеру остальных, торопливо гася самокрутку в грубой ладони. Не спешил вставать на колени только разношерстный молодняк по краям сборища, хотя и выглядел таким же растерянным.

Надо было что-то делать. Или хотя бы сказать, чтобы не усугублять ситуацию. Но он не успел ничего ни сказать, ни сделать. Да что там – он просто впал в ступор, чего до сих пор с ним никогда не случалось. В это время послышались знакомый дробный топот и резкие окрики командиров.

– Тикай! Облава! – крикнул сиплый голос.

– Псы идут! – истошно завопили с другого конца. – Цепью!

Захлопали взрывы, в воздух стали подниматься белесые облака газа. Стоявшие на коленях люди быстро попадали на четвереньки и бросились в разные стороны, как тараканы с кухни, где неожиданно включили свет. Люди разбегались с воплями и проклятиями, к хлопкам газовых гранат добавились одиночные выстрелы блюстительских «травматов», крики боли и несвязная мегафонная брань.

Змей в оцепенении смотрел на свои руки, думая не о жуткой смерти приятеля, а о том, что в таком виде будет непросто затеряться в толпе. Парой секунд позже по глазам, как ножом, полоснуло. В легкие как будто плеснули кипятка, желудок тошнотворно скрутило. Под слезоточивый газ ему еще попадать не доводилось, и опыт оказался крайне неприятным. Спотыкаясь и выхаркивая собственные легкие, он пытался выбраться из лабиринта мастерских, когда навстречу из облаков стелющегося дыма показались морды чудовищ.

Это было как в ночном кошмаре: лоснящиеся, черные, с уродливо выпученными глазами и омерзительными наростами на месте рта. Одна за другой морды выныривали из тумана – и перли на него, не отводя плоских, невидящих глаз. Только когда под жуткими головами показались фигуры в ярком камуфляже блюстителей, стало понятно, что это не просто уродливые лица – это противогазы.

Вид резиновых намордников поднимал в душе самые темные воспоминания, все то, что хотелось забыть, но что с упорством возвращается в ночных кошмарах. Самые первые дни, недели месяцы – когда Карфаген еще не был Карфагеном, а просто – тесным убежищем в глубине горных разработок, набитым напуганными, подавленными людьми. В те времена за плохонький противогаз могли и убить. Тяжелый воздух подземелий, пропитанный ядовитыми испарениями, и медленно проникающий сквозь невидимые щели радиоактивный убийца – воздух с поверхности. Как с этим удалось справиться, наладив вентиляцию и повысив герметичность – отдельная и тяжелая история. Но в памяти навсегда остались эти безликие лоснящиеся резиновые морды тех, кто жестоко подавлял недовольство умирающих от отравлений и радиации людей. Противогаз ассоциировался со злобой, ненавистью и лютым желанием отомстить. Это желание и толкнуло его тогда в лапы неприкасаемых – настолько он ненавидел жирующую на крови Директорию и их псов-блюстителей. И сейчас на минуту показалось, что то страшное время вернулось. Хотя… Это был лишь предвестник куда более страшных времен.

Он попятился. Споткнулся, упал на спину. Вскочил и собирался рвануть куда-то в удушливую муть, когда кто-то схватил его за руку. Звонкий девичий голос крикнул:

– Стой! Там засада! Давай с нами!

Он подчинился. Просто потому, что понятия не имел, куда идти. Он оказался в самом центре небольшой группки молодых людей в блеклой учебной униформе. Девушка была в такой же одежде, отличаясь от парней россыпью тонких косичек с вплетенными в светлые волосы цветными лоскутками. Его провели узким проходом между неровными стенами складов и втолкнули в неприметную трубу, которую можно было принять то ли за воздуховод, то ли за мусоросборник. Труба, однако, вывела на какой-то странный подуровень прямо в глубине скального перекрытия между стандартными уровнями. Попетляв немного, они оказались в зале с настолько низким потолком, что голова здесь сама невольно вжималась в плечи. Змей понятия не имел о таких норах. Это было что-то внутреннее, мастеровое и наверняка тайное. То, что его привели сюда, могло означать как минимум две вещи.

Первое: его авторитет видящего поразил воображение этих ребят, и он для них действительно стал некой живой реликвией.

Второе: его просто не собираются выпускать отсюда живым. Судя по решительным и хмурым лицам набившегося сюда молодняка, второе представлялось более чем вероятным.

Змей с ходу догадался, что это за сборище и что это за ребята в пыльной униформе. Подмастерья – так их здесь называли. Особой системы образования в Карфагене не было – разве что на элитных уровнях, о которых простым смертным мало что известно. Свои «учебки» были у вояк и блюстителей. Все остальные могли рассчитывать на обучение простейшим рабочим навыкам по принципу «делай как я» – конечно, если мастер согласится взять какого-нибудь недоноска в обучение. Разумеется, за плату в виде отработки бесплатной рабочей силой или частью будущего заработка. Одним словом, в глубинах Карфагена процветала средневековая цеховая система. Неудивительно, что подмастерья сбивались в стаи по интересам, где дружно ненавидели своих учителей и по совместительству – рабовладельцев. Ходили слухи, что эти стихийные сборища обрели уже характер неких устойчивых подпольных организаций. Судя по тому, что сейчас происходило перед глазами, слухи были недалеки от истины.

У них было оружие. Сплошь самоделки: нелепого вида дробовики двенадцатого калибра, а то и крупнее, и безо всякого стандарта. Некоторые – дульнозарядные, допотопной, но все же вполне убойной конструкции. Была и пара компактных, жутко уродливых пистолетов-пулеметов, вроде тех, что делали партизаны всех стран и народов во Вторую мировую. Ребятки явно не посещали «черный рынок», где можно было найти стволы поинтереснее, зато имели доступ к станкам и оборудованию, которыми вполне умели пользоваться. Весьма полезный ресурс в наступающие времена перемен.

– Кого это вы притащили? – отрывисто спросил сидевший на полу у дальней стены парень со странной стрижкой – наголо, кроме креста по центру в два пальца высотой и выкрашенного в рыжий цвет. Самый популярный цвет, учитывая доступность такого рода минерального сырья и оборудования мастерских прямо над головой. – Хотите, чтобы он сюда псов притащил?!

– Не психуй, Чача, – аккуратно подталкивая перед собой Змея, сказала девушка, та самая, которая вытащила его из газового облака. – Это видящий.

По приземистой «аудитории» пробежал недоверчивый гул. Все посмотрели на пришедшего, будто ждали, что из-под его ног со звоном начнут вылетать фрамы крупного достоинства.

– Ты правда – видящий? – прищурившись, спросил Чача.

В его руке покачивался здоровенный пистолет – тоже самоделка, однако совершенно поразительного вида: сверкающий хромом, густо увитый золотой инкрустацией. Это был даже не пистолет – скорее, символ власти, вроде гетманской булавы или скипетра.

– Сейчас – не очень, – равнодушно отозвался Змей. Он все еще щурился красными, слезящимися глазами. Слезоточивый газ не способствует зрению. – Так что если тут еще кто-то претендует на звание видящего – готов уступить место.

Подмастерья одобрительно рассмеялись. Что-что, а расположить к себе аудиторию он умел. Всех, кроме Чачи, который, видимо, был здесь за лидера.

– А что с ним такое, Лара? – спросил Чача. – Вы его били, что ли? Он весь в крови.

– Скажу – не поверишь, – отозвалась приведшая Змея девушка. – Это кровь в его честь.

Пока она в красках, не стесняясь в выражениях, описывала историю с последними минутами Крэка, Змей спокойно уселся на каменный пол, рядом с тощим, забитого вида парнем, примостившимся с краю. Подмигнул ему – и парень опасливо отполз, уступая место. После красочно описанного эпизода с перерезанным горлом на гостя стали смотреть настороженно.

Ну и хорошо, подумалось Змею. Пусть боятся. Страх – ресурс грубый, зато надежный.

– А то, что про тебя рассказывал это псих, – правда? – дослушав Лару, спросил Чача.

На незваного гостя он смотрел исподлобья, видимо, раздумывая, как с ним поступить. Судя по выражению его лица, варианты были не самые приятные.

– Честно говоря, я слышал немного, – сказал Змей. – И в основном он нес полную ахинею. Но кое-что я действительно вижу.

– Расскажи про Карфаген, – вкрадчиво предложил Чача. – Который должен быть разрушен. Так ведь говорит видящий?

Последняя фраза была сказана с сарказмом. Но удивленно оглядевшись, Змей понял: все, кто набился в эту душную каменную клетушку, освещенную слабыми огоньками химических свечек, – все они уже знали эту фразу и все жадно ждали его слов.

– Ну ладно… – Видящий кашлянул в кулак. – Слушайте.

Закончив короткий экскурс в призрачный мир с его сияющими горными вершинами и древним Мудрецом на Запретной горе, Змей замолчал и некоторое время вместе со всеми сидел в полной тишине. Пока какой-то кудрявый черноволосый парень не произнес с чувством:

– Это точно видящий. Мне так про него и рассказывали.

– Значит, и мы все правильно делаем! – мрачно подхватил другой. – Разрушить эту гнилую дыру – это единственный путь!

– Взорвать к чертовой матери! – запальчиво выкрикнул бледный белобрысый парнишка.

Змей предостерегающе поднял руки:

– Эй, народ! Что вы хотите разрушить?!

– Взорвать Карфаген к чертям собачьим! – крикнул кучерявый.

– А ну хорош языками чесать! – оборвал его Чача. – Ничего доверить нельзя, трепло на трепле!

– Стойте! – Змей повысил голос, даже привстал на своем месте. – Вы это серьезно? Ну – про взорвать и все такое?

– Ты же сам про это говоришь, видящий! – глядя на него снизу вверх, улыбнулась Лара.

От этой улыбки становилось не по себе. Змей нервно рассмеялся:

– Я знаю, что говорю. Но даже сам не всегда понимаю, что мои слова означают в действительности – ведь я просто описываю видения. И уж точно не собираюсь прикладывать собственную руку к разрушению Карфагена.

– Выходит, твои слова – пустое сотрясание воздуха? – с вызовом произнес Чача.

Поймав его взгляд, Змей понял: этот молодой идиот ревнует к его неожиданной славе, трясется за свое жалкое место и всячески хочет уязвить и принизить того, кого вдруг стали почитать в качестве нового юродивого, сменившего несчастного Крэка. Все это было как-то скучно, мелко, и Змей начал терять интерес к происходящему. Он пожал плечами и сказал:

– Карфаген должен быть разрушен. И он будет разрушен – это мое внутреннее чувство, с которым мне приходится жить и от которого мне не скрыться. Но разрушать его самому – это все равно что пустить себе пулю в лоб, просто узнав, что ты смертен. Нет смысла тянуть за листья растение, считая, будто так оно вырастет быстрее. Карфаген разрушит стихия, а какая именно – увидим.

– Этой стихией будем мы! – отрезал Чача.

– Валяйте, – вновь опускаясь на свое место, устало произнес Змей. – С интересом посмотрю, как этот мир вас самих размажет по стенке.

– Если ты хочешь нас обидеть, то напрасно, – прищурился Чача. – Обид мы хапнули вдоволь и теперь только возвращаем долги.

– Достойно, – чуть улыбнулся Змей. – Но кто это – «вы»?

Через несколько минут видящий с удивлением узнал о том, что идея взорвать Карфаген появилась не на пустом месте. Ряды неприкасаемых, прежде тщательно прореживаемые авторитетами, пополнились новыми разновидностями асоциальных отщепенцев. Новичок как в воду глядел, предрекая грядущую всеобщую мясорубку. Казалось бы, чего сюда лезть этим зашуганным ребятам, решившим отомстить за обиды и притеснения? А вот на тебе – они объявили себя ни много ни мало, а радикальными анархистами. И, судя по всему, готовили реальные вооруженные акции. О которых спокойно, почти с гордостью сообщали первому встречному.

Если хотите узнать, почему банды таких отморозков не живут долго, – вот вам причина, лежащая на поверхности.

– Ребята, не хочу показаться занудой, – спокойно, почти по-отечески, сказал наконец Змей. – Но все, что я тут услышал, – детский сад, если не сказать – самоубийственный бред.

Подмастерья недовольно зароптали. Чача разозлился еще сильнее:

– Да кто ты такой, чтобы нас тут учить? Мастера учат, этот хрен с горы – учит! Может, и мне тебе урок преподать?

Вожак анархистов подался вперед, демонстрируя мощные кулаки с плотно набитыми костяшками. Змей прикинул: этого драчуна он уложил бы без особых проблем. Правда, наверняка его бы изрешетили последователи. Промахнуться в упор трудно, даже если у тебя в руках самодельная мясорубка, плохо подогнанная под девятимиллиметровый патрон. А потому он примирительно вскинул руки:

– Тихо-тихо! Побереги силы для мордобоя с блюстителями, морячок. Я-то что? Я понятия не имею, зачем вы вывалили на меня всю эту информацию. Чтобы потом шлепнуть с перепугу как ненужного свидетеля?

Чача остановился на полпути. Медленно присел на пол прямо посреди зала. По-бычьи склонив голову набок, внимательно поглядел на Змея. Медленно произнес, с напором, но при этом – с нарочитым уважением:

– Ты правильно понимаешь ситуацию, видящий. Мы можем взять тебя под защиту, но отпустить – уже нет. По крайней мере, пока не сделаем все задуманное.

– Если вы сделаете задуманное – куда же вы меня отпустите? – нервно усмехнулся Змей. – Карфаген-то… Сам понимаешь.

– Вот ты нам и скажешь – куда, – негромко сказал вожак. – Куда податься, когда мы сожжем к дьяволу эту язву?

– Я не знаю.

– Но ты же видящий! – с нажимом сказал Чача. – Ты должен видеть!

– Ты говорил про синее небо, про горы, – подхватил кудрявый анархист. – Про Мудреца на горе. Он ведь как-то живет там – и ты знаешь путь!

Чача кивнул, подняв указательный палец:

– Ты останешься с нами. Ты будешь нашим видящим. И укажешь нам путь – когда придет время.

– А если я откажусь? – хмуро отозвался Змей.

– Тогда видящий станет легендой, – ледяной улыбкой усмехнулся Чача. – Мертвой легендой.

Склад находился в старой штольне, заброшенной после выработки металлоносной жилы. Главные ворота были утоплены в наклонную стену туннеля, прочно задраены и охранялись не блюстителями, а несколькими бойцами внешних сил. На памяти Змея даже неприкасаемые не решались вступать в открытое столкновение с солдатами. Их врагами были блюстители, отвечавшие за внутренний правопорядок. И то смерть каждого пса Директории тянула за собой целую цепочку проблем, распутывать которые было непросто. Змей сам участвовал в таких делах как посредник – с тем, чтобы провинившаяся группировка выдала Директории «козла отпущения»: за кровь блюстителя заплатить можно только кровью.

Анархистам было плевать на эти условности. Что блюститель, что солдат внешних сил – для них не имело значения. Им нужно было раздобыть взрывчатку, и ничто не могло их остановить. Этот молодняк не имел ни опыта, ни корней в мире неприкасаемых, им было плевать на понятия, но главное – на собственное будущее. Они просто не связывали свое будущее с Карфагеном – в этом была их сила и опасность для всех остальных. В другое время Змей попытался бы дать знак неприкасаемым из дружественных группировок, чтобы этих отморозков пресекли на старте.

Сейчас даже связаться было не с кем. Он стал изгоем, и ничего удивительного, что оказался в компании таких же, как он, отщепенцев. В какой-то момент он даже подумал: а может, прав Чача? Может, они и есть та сила, которой предначертано снести убежище, ставшее для многих просто гигантской подземной тюрьмой?

– Они запрещают нам выходить на поверхность, – говорил Чача, пока они собирались «на акцию», – так эти фрики переиначили старое доброе «на дело». – Верхний мир они называют Закрытым, а великую гору – Запретной. Они решают, как нам жить и что делать. Но мы не скоты. Мы откроем створы для всех. Все смогут выйти из этой помойки и увидеть небо!

– Ты не увидишь небо, – вяло, даже не пытаясь переубедить этого громилу с крестом на черепе, возражал Змей. – Ты увидишь серую пелену. Если успеешь, конечно, – до того как заживо превратишься в ледяную глыбу. И если створы будут открыты для всех – большая часть людей погибнет сразу – просто потому, что не приспособлена к такой лютой стуже. Потом будет радиация, черный снег, «дыхание смерти». А знаешь, что такое дождь из ледяных игл? А что с тобой будет, если вдохнешь «стеклянную пыль»? Живущие на поверхности прячутся в ледниках, кто-то даже неплохо обосновался – но нас не пустят в Хрустальный город.

– Хрустальный город? Что это такое?

Змей задумался. Ответ удивил его самого:

– По правде… Это тот же Карфаген. Только еще более холодный, тесный и злой. Наверху нет счастья. Это тебе говорю я – тот, кто побывал там и чудом вернулся. Нет, я могу вас понять. Вы все родились уже здесь, под землей. Верхний мир кажется вам чем-то волшебным, вы думаете найти там то, чего нет здесь, внизу. При этом забываете, что в горы, под землю люди ушли как раз потому, что жить наверху стало невозможно.

– Но ты все же был там. – Чача упрямо нахмурился. – Мы тоже хотим сделать наш – и только наш выбор. Так что не пытайся нас отговаривать. Просто держись за мной и не лезь под пули, пока я не скажу.

…И вот они залегли в засаде, наблюдая за створами, перед которыми прохаживался часовой с автоматом. Под низким сводом не поленились поставить даже будку с нелепой черно-белой раскраской. Это был рудимент верхнего мира – ведь ничто не мешало выдолбить будку в скале. Впрочем, имелось и караульное помещение, только по другую сторону массивных железных створов, за которые вело ответвление узкоколейки. Взять «в лоб» это укрепление было невозможно. Поэтому основная группа сейчас проникала на территорию склада через вентиляцию. Вторая группа, в которую в качестве грубой рабочей силы взяли и Змея, страховала здесь, снаружи, ожидая, когда ворота откроют изнутри. Только теперь Змей догадался спросить:

– А с часовыми что делать собираетесь?

Ответить ему не успели. Из-за ворот послышались торопливые выстрелы. Громыхнуло. Часовой перед воротами вскинул свободно болтавшийся до этого автомат, бросился в полосатую будку, где сдернул металлическую телефонную трубку.

Над ухом глухо хлопнул выстрел. Стрелял бледный белобрысый паренек. В его руках дымилось странное оружие, в котором можно было узнать ствол и глушитель, но не было ни рукоятки, ни даже привычного приклада – лишь какая-то хитро изогнутая проволока. Солдат выронил трубку и осел внутри будки.

– Вперед! – скомандовал Чача.

Группа поднялась и бросилась к воротам. Как-то сумбурно и непрофессионально для опытного глаза неприкасаемого.

– А ты чего ждешь? – прямо в лицо видящему крикнул Чача.

Змей вдруг понял, что замер на полпути и сейчас произойдет то, чего он меньше всего ждал в такой экстремальной ситуации.

«Выпадение». Как всегда не вовремя. Тогда у Полковника оно привело его на край могилы. Самое мерзкое – сопротивляться этому бесполезно. Взгляд уже заволокло пеленой. Еще немного – и он «выпадет» из этой реальности, всплыв в реальности мнимой. А дальше…

– Ты что, струсил?! – Голос Чачи стал глуше, словно звучал откуда-то издалека. – Станешь тянуть назад группу – я тебя сам пристрелю!

Видящий уже не знал – ответил ли он что-то. Стены туннеля стали таять, ворота штурмуемого склада, открываясь, словно пропускали в сознание другой, призрачный мир.

…Он несся на огромной скорости, низко над склоном, почти касаясь его. Это не был просто воображаемый полет – он летел вдоль склона Эльбруса в странном костюме, напоминая себе белку-летягу. Странное сочетание, которого он не слышал никогда прежде – «белка-летяга». Как и название костюма – винг-сьют – для невероятного, бешеного полета без крыльев. На голове был обтекаемый шлем, но в ушах выл ветер, заглушая его собственный крик восторга. Что это было – он не знал, как не знал почти ничего из призрачного мира. Но продолжал облет гигантской горы, закладывая вираж, чтобы нырнуть в седловину между вершинами. Он уже видел свою цель – крохотную фигурку человека в развевающемся на ветру широком одеянии. Осталось лишь раскрыть парашют, чтобы погасить скорость и не быть размазанным о скалистый, покрытый льдом склон. Рука в яркой перчатке уже потянулась к кольцу, и…

…Дикий вопль заглушил звук ветра, а перед глазами вновь возникло подземелье, уже подсвеченное яркими прожекторами. Сознание вернулось в реальность вместе с этим криком, наполненном болью.

Кричал боец в камуфляже. У него был прострелен живот. Змей поднял свою потяжелевшую руку.

В ней был пистолет. Армейский ПЛ-14 – такой он видел лишь однажды, да и то у какого-то блюстителя. Судя по всему, пистолет он добыл у одного из бойцов в камуфляже – по внутреннему пространству склада их лежало около десятка.

Похолодев, Змей уткнул ствол в ладонь – ствол был горячий. Вдавил кнопку выброса магазина. В нем оставался один патрон. Сделал шаг – и под ногами зазвенели гильзы. Машинально вставил магазин на место, отметив, что в стволе должен оставаться еще один патрон. Запоздало взглянул на торчащий индикатор наличия патрона – патрон в стволе был.

Твою ж мать. Выходит, пока разум летал в облаках, тело само положило здесь толпу военных? Но что, черт возьми, произошло?

Он ничего не помнил.

Боец перестал кричать. Приглядевшись, Змей отметил: бойцы бежали в его сторону. Все были при оружии, так что стрелял он все-таки оправданно. Хотя это еще вопрос – стал бы стрелять сознательно или обошелся словами. Медленно обернувшись вокруг своей оси, увидел здесь всех – и атакующую, и вспомогательную группу.

Лару он узнал по косичкам. Она лежала, уткнувшись лицом в свою согнутую руку – словно уснула. Только пистолет-пулемет во второй, неестественно заломанной руке намекал, что девушка погибла в бою. Пулевое отверстие в груди не было видно – оно скрылось под телом Чачи, расстрелянного сразу с нескольких точек. Чача был весь в крови, но безвольно опавшая рука продолжала сжимать сверкающий хромированный пистолет.

Подняв взгляд, Змей увидел раскрытые настежь ворота. Снова огляделся – и увидел сложенные штабелями зеленые деревянные ящики, которые так и не успели вынести. Попытался представить себе порядок событий – получилось слишком приблизительно.

Скорее всего, он плелся медленно, как зомби, вслед за группой прикрытия во главе с Чачей. Атакующая группа, надо думать, перебила, как в ней считали, охрану – вон тех двоих, у входа – и открыла ворота. Вошла группа прикрытия. Вместе принялись таскать вон те ящики, видимо, со взрывчаткой. И тут появились незамеченные до этого бойцы. Откуда они взялись – другой вопрос. Может, кто-то успел вызвать прикрытие, может, прятались, дожидаясь момента. Но неопытных анархистов они положили стремительно и без особого сопротивления – те просто не успели среагировать. А дальше…

Дальше был сюрприз – и для самого Змея, но куда больше для незадачливых бойцов, которые решили, что справились с ситуацией. Где он стоял, сидел, лежал, прятался – неизвестно. Наверное, просто застыл в неподвижности, продолжая существование на автопилоте, пока его разум в детском восторге парил над Запретной горой. Скорее всего, стоял тут же, за ящиками. Его не заметили просто потому, что только псих будет так вот расслабленно стоять без оружия, пока расстреливают его товарищей, собираясь убить и его, как только заметят. Затем, видимо, тот, что кричал, приблизился с пистолетом к штабелю – тут с дырой в спине и затылке лежал кучерявый – чтобы добить его контрольным.

Наверно, этот выстрел по соседству и включил в Змее старые инстинкты.

Он шагнул из своего укрытия, вывернул бойцу руку, направив ствол ему в живот – выстрел.

Вынув пистолет из слабеющей руки, спокойно, как в тире, расстрелял всех подходивших сюда бойцов. Наверное, они тоже стреляли в него. Но то ли боялись попасть в своего, то ли просто мазали, не успев прицелиться. В любом случае Змей оказался быстрее. И, может быть, его спасло именно странное состояние, в котором он пребывал. Беспокойный разум не мешал рефлексам, и тело действовало с хладнокровием и жестокостью рептилии.

В любом случае, помимо всего прочего, на нем теперь убийство военных Директории. Если его возьмут здесь, на месте преступления… Хотя не стоит беспокоиться: живым его брать не будут.

С другой стороны, он снова свободен. В том числе от опасной связи с радикалами, которые кончили так, как, в общем, и должны были в итоге. Правда, эти умудрились дойти до логического конца слишком быстро даже для такого образа жизни. С некоторым сожалением Змей еще раз поглядел на Лару. Красивая девчонка. Жаль. Но каждый делает свой выбор.

Сунув пистолет в карман порядком потрепанной куртки, направился к воротам.

И замер, едва не налетев на человека в сером плаще. Секунду разглядывали друг друга. Человек был какой-то невзрачной внешности, неопределенного возраста и ничем не выделялся, кроме этой странной манеры одеваться: серый, как он сам, плащ нараспашку, с поднятым воротником, руки в карманах. Эти руки и остановили видящего в его инстинктивном желании вытащить пистолет с оставшимся в стволе патроном, да еще одним в магазине. У незнакомца в карманах тоже небось не карамельки были – опытный взгляд это считывает с ходу. В следующие секунды за спиной человека возникли вооруженные люди с настороженными взглядами.

– Оп-ля! А этот откуда взялся? – неожиданно мягко сказал человек. – А ну, не дергайся!

Сделал едва заметный знак своим людям, которые быстро и ловко обыскали его, забрав пистолет, поставили на колени и связали сведенные за затылком руки. Змей покорно ждал своей участи, наблюдая, как хмурые люди организованно выносят ящики со взрывчаткой. Он уже понял: шансов выжить куда больше, когда не дергаешься и не совершаешь лишних движений. Движения мысли это тоже касалось: он даже не пытался понять, что здесь происходит. Лишь ощущал спинным мозгом, как маячит на уровне затылка автоматный ствол. Да, у этих были вполне настоящие автоматы.

Человек в плаще, видно, оценил его покладистость. Подошел, задумчиво поглядел на него сверху вниз. Похлопал по ладони пистолетом, до этого отобранным у пленника. Спросил:

– Ты кто?

– Змей.

– Ты не похож на подмастерье.

– Я и не претендую.

– Дерзкий. Из неприкасаемых?

– У вас прям глаз-алмаз.

– Что делал с анархистами?

– Мимо проходил.

– Допустим. – Незнакомец снова поглядел на пистолет, вытащил из него обойму. Коротко глянул в сторону недавнего побоища. – Это ты положил охрану?

– Не исключено. – Тут даже врать не требовалось.

– Эти сопляки тебя наняли, что ли? Неужто до дураков доперло, что самим им не справиться?

Вопрос был неожиданный и требовал соответствующего ответа. Змей неопределенно пожал плечами. Человек кивнул: видимо, подтверждались некие предположения.

– Лихо, – сказал он. – Особенно что выжил.

– Да мне и самому понравилось.

– Дальше жить хочешь?

– Заманчивое предложение.

– Тогда пойдешь с нами.

– Да что там – в припрыжку побегу.

– Только не сильно радуйся. – Человек в плаще болезненно скривился. – Начнешь дерзить, хитрить – быстро присоединим к остальным.

Он кивнул в сторону убитых анархистов.

– Буду паинькой. – Змей кивнул, не сводя с незнакомца острого взгляда. – Только один вопрос.

– Да?

– Вы кто?

Человек тихо рассмеялся и пошел прочь, на ходу бросив одному из своих мрачных людей:

– Быстро сворачиваемся и уходим. Скоро они прочухают, что к чему.

Змей думал, что лучше всех умеют скрываться от посторонних взоров неприкасаемые. Встреча с Новичком и его бандой беженцев убедила его, что есть мастера и получше. Но эти тихие ребята совершенно сбили его с толку. Его привели в самую обыкновенную действующую шахту, где поначалу заперли в каком-то чулане, в котором хранились лопаты, ломы, кирки и прочий шахтерский инструментарий. Когда он выспался, в чулан заявился такой же угрюмый мужик, поставил перед ним миску с каким-то варевом и чашку с эрзац-кофе.

– Ешь быстрее, – пробасил он.

– А мы куда-то торопимся? – поинтересовался Змей, принюхиваясь к еде.

– Работать пора.

На грязный топчан полетела видавшая виды спецовка. Ответив выразительным взглядом, вслух Змей предпочел не спорить. Он был жив, сейчас будет сыт. А дальше видно будет.

Его привели в шахту, дали в руки лопату и указали загружать вагонетки отбиваемой со стен породой. К своему удивлению, в одном из накачанных бугаев с отбойными молотками Змей узнал автоматчика из команды человека в сером плаще. Долго пялиться по сторонам ему не дали: резкими окриками прораб, тот самый угрюмый мужик, приведший его сюда, подгонял, заставляя делать то, чем Змей отродясь не занимался.

Самое время оценить подход к конспирации этих странных ребят: пленника не нужно специально прятать и сторожить, если его можно нагрузить работой. Никому не придет в голову подозревать в грязных шахтерах, по уши занятых ковырянием горных пород, пленников и заложников. Да и бежать или бузить у такого каторжника попросту не останется сил. То же касалось и боевиков, растворившихся в массе рабочего класса. Это вам не неприкасаемые, которым тайный кодекс попросту запрещает работать и которых за версту видно по татуировкам и дорогим цацкам.

А эти – эти были непонятные, странные, с неизвестными мотивациями, неизвестными целями. И пугающие в своей непонятности.

Когда стало казаться, что руки скоро отвалятся от усталости, а на руках заалели кровавые мозоли, прораб поманил его жестом и провел лабиринтами туннелей к тесной каморке, заваленной пыльными бумагами, письменными принадлежностями, старинными костяными счетами, запутанными графиками, нанесенными мелом на большой черной доске. Наверное, это была контора, какие имеются при каждой более-менее крупной шахте для руководства рабочей силой и учета всего добытого-отгруженного.

И здесь за кособоким столом, в треснутых очках, прихваченных за ушами резинкой, сидел тот самый тип в том самом сером плаще. Тип поглядел на вошедшего поверх очков и кивнул на колченогий стул перед столом.

Змей устало сел. Человек откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки с переплетенными пальцами и принялся с интересом разглядывать уставшего Змея. Наконец поинтересовался:

– А почему ты сразу не сказал, что ты – видящий?

– А вы и не спрашивали, – невинно отозвался Змей.

– Мы могли тебя запросто шлепнуть.

– Вы и сейчас меня можете запросто шлепнуть.

Конторщик поджал губы, покачал головой.

– Как вас называть-то? – спросил Змей. – Хотелось бы знать, из кого выбивать премию за сверхурочные.

– Зови меня Счетовод, – ответил человек. – Отчасти это так и есть. Считаю возможности, просчитываю риски, подбиваю итоги. Ты ведь хотел узнать, кто мы такие?

– С чего такая откровенность? Это потому, что я вдруг оказался видящим?

– Ничего от тебя не скроешь. – Счетовод криво улыбнулся. – Кстати, что это означает – «видящий»?

– Трудный вопрос.

– А ты подумай. Мы никуда не спешим. К тому же вся эта мистика – дело второе. Главное – у тебя растет популярность. Хотелось бы тебя иметь на своей стороне.

Новость про популярность почти не удивила Змея. После кровавого дождя, устроенного Крэком, его уже мало что могло удивить.

– И чья это сторона? – спросил он.

– Я бы сказал – сторона справедливости.

Змей не смог сдержать скептическую усмешку:

– Вы, наверное, очень рьяные поборники справедливости, раз для этого вам нужна взрывчатка в таких количествах.

– Иногда справедливость требует виселиц.

В этот момент в ничего не выражавших глазах Счетовода Змей разглядел огоньки адского пламени. А может, просто показалось. Но пробежавший по спине холодок уже не оставлял его.

– Вы анархисты? – спросил Змей. – Такие же, как эти несчастные ребята, оставшиеся там, на складе?

– Анархия – развлечение дураков, – процедил Счетовод. – Даже сотрудничать с ними – себе дороже. С другой стороны – это полезные идиоты.

– Вы использовали их, – медленно проговорил Змей. – Они добывали для вас взрывчатку. А вы бросили их в беде.

– Мы просто сбросили лишний балласт. – Счетовод постучал по столу костяшками пальцев. – Они были как красная тряпка перед мордами блюстителей. Пусть псы думают, что изъятая у них тонна пластита – в руках малолетних дегенератов. Тебе, кстати, отдельная благодарность за то, что убрал свидетелей.

Любуясь недоумением на лице видящего, Счетовод довольно рассмеялся.

– Чего вы добиваетесь? – глухо спросил Змей.

– Всего, – веско произнес серый конторщик.

– Всего… – Змей недоуменно пожал плечами. – Это как?

– Грядет хаос. – Счетовод с прищуром погрозил Змею пальцем. – Это ведь ты сказал, что все это должно быть разрушено?

Он жестом обвел пространство вокруг себя.

– Да, но… – Змей запнулся, поняв, что возразить ему нечего.

– А что будет после? – Счетовод подался вперед. – Что будет на руинах прежнего Карфагена?

– Этого я не знаю.

– Придем мы! Когда зажравшихся бюрократов Директории начнут рвать на куски – а рвать их начнут в самое ближайшее время, – кто-то должен занять освободившееся место. Единственная сила, которая способна на это, – мы.

– Так вы – заговорщики? Все это – ради захвата власти?

Лицо Счетовода застыло. Он оглядел невольного «посетителя» – словно начинал сожалеть о своей откровенности.

– Мы просто Организация, – сказал он сухо. – Пробиваем туннели, добываем руду, извлекаем металл, считаем приход и расход. Обстоятельства заставляют менять профиль работы. И если это будет в интересах Организации – весь Карфаген отправится дробить камень с кайлом в руках. Ты уже почувствовал, каково это?

Змей невольно поглядел на свои кровавые мозоли. Не знакомый до этого инфернальный ужас поднялся из каких-то генетических глубин, и был он не с мордой экзотического чудовища. Этот ужас имел изможденное лицо человека с номером на каторжной робе, толкающего перед собой тачку с рудой. За его спиной маячили сторожевые вышки и паразитическими червями клубилась колючая проволока. Это казалось страшнее самой смерти – ведь смерть дарит освобождение от бесконечного ужаса рабства, медленно источающего саму душу.

Счетовод же продолжал говорить безжизненно и монотонно, отчего картина становилась лишь реалистичнее, наполняясь ледяным холодом и вонью бараков.

– Знаешь, что такое ГУЛАГ? – вкрадчиво спросил он.

– Трудовые лагеря, тюрьмы. Что-то из истории.

– История, говоришь. – Стекла очков Счетовода неприятно блеснули. – Хочу сообщить тебе одну новость. Ты живешь в ГУЛАГе. Не в истории – прямо здесь и сейчас. Ты всегда в нем жил и никуда из него не денешься.

– Я не понимаю… При чем здесь ГУЛАГ?

– Карфаген построен заключенными, друг мой. Все это – шахты, штольни, обогатительный комбинат на поверхности – с самого своего зарождения было частью ГУЛАга. Главного управления лагерей. Величайшей системы в истории, по сравнению с которой все рабы Древнего мира – просто участники исторического аттракциона. Все это – часть великой рабовладельческой империи, которая сейчас переживает упадок, вроде разложения позднего Рима. Наши «патриции» с элитных уровней беснуются в оргиях, закидываясь наркотой и спариваясь со всем живым, мертвым, реальным и рожденным их больным воображением. Может, им кажется, что из грязных шахт этого не видно?

Голос Счетовода становился все жестче, и он больше не был похож на никчемного бухгалтера из пыльной конторы. Змей не сразу уловил, кого же напоминал ему этот тип в очках с треснувшим стеклом, со стальным взглядом. И вдруг понял.

Инквизитор.

Вот он кто, этот человек, пренебрежительно относящийся к своему внешнему виду, роскоши, не жалеющий ни себя, ни своих людей, ни врагов, ни союзников. Его вела идея, и ради нее он был готов на любые жертвы.

– Люди тонут в черной воде, подыхают от ядовитых испарений в умирающих шахтах, гибнут под пулями блюстителей, пробиваясь в закрытые для них сектора. Над Карфагеном нависла катастрофа – перенаселение, голод, жажда, тотальная резня за кусок хлеба, кружку чистой воды. А что делает Директория? Она закрывает глаза, как испуганная обезьяна, не желая видеть нарастающего давления – прямо под ней, как будто неизбежный взрыв не затронет их самих, не сметет этот гнилой элитарный слой, обратив наш термитник в хаос.

Он замолчал; в воздухе повисла звенящая тишина. Змей смотрел на этого невзрачного с виду человека и понимал: никого страшнее он не видел. Даже Шайтан при все его жестокости был проще, понятнее, и жестокость его вполне укладывалась в рамки личной выгоды с небольшой примесью властолюбия и садизма. Счетовод был другим. Его вели не эмоции, не жадность и даже не примитивное властолюбие – хотя и это наверняка имело место.

Его вела тоненькая старая тетрадка, лежавшая сейчас перед ним. В ней был по-бухгалтерски расчерченный листок, в левой графе которого значился «приход», в правой – «расход». Только если до этого Счетовод считал руду и заработанные на ней фрамы, то теперь вознамерился вести счет человеческим жизням. Можно не сомневаться: графа «расход» в этом графике станет основной.

– Так чего вы хотите? – глухо спросил Змей. – Всех заковать в кандалы?

– Напротив – хочу освобождения, – менторским тоном сообщил Счетовод. – Но освобождения… не для всех.

– А решать, кого освобождать, кого нет, – это вы будете?

– Да. Это будем мы. И критерий у нас простой и ясный: не высовывайся. Если кто-то настолько спятил, что вообразил себя умнее, лучше других, замыслил нагрести фрамов за счет слабых, стать элитой, избранным, – таких мы будем лечить кайлом и лопатой. Нам нужны новые туннели, а значит – рабочие руки. Согласись, это будет справедливо.

– Справедливо? – с изумлением повторил Змей.

– Конечно. Мы уничтожим Месиво – это бесполезное быдло, живущее за счет тех, кто круглосуточно пашет на заводах и фермах. Вытащим шлюх из борделей – пусть потягают шпалы в туннелях…

Слова про справедливость, вроде бы правильные, в устах этого нереализовавшегося инквизитора обретали какой-то искаженный, уродливый смысл. Бывшему неприкасаемому было плевать на справедливость, но он вдруг увидел Тану, которая в своем легкомысленном, сверкающем наряде, с изможденным лицом и потухшим взглядом волочет уродливую гнилую шпалу, – и у него потемнело в глазах. Ощущая на себе колкий взгляд Счетовода, Змей хотел только одного – убраться поскорее из этой душной конторы, пропитанной, как ему казалось, затхлой вонью бараков, смердевшей братскими могилами, наполненной стонами и мольбами о пощаде. Глядя на свои изодранные ладони, он вдруг ощутил впившуюся в мясо колючую проволоку – и задохнулся от непреодолимого ужаса и омерзения. Его повело от внезапно нахлынувшей слабости, он сполз со стула – и тут же его стошнило.

– Уберите его отсюда! – брезгливо кинул Счетовод. – И без того дышать нечем, а тут блевать повадились.

Крепкие руки подхватили Змея, поставив на ноги. Преодолевая слабость, он отстранился от них, пробормотав: «Сам пойду!» Уже вслед услышал голос Счетовода:

– Подумай, чем ты можешь быть полезен для Организации. Посмотрим, заслужишь ли ты своего Освобождения.

Статус видящего не принес за собой никаких послаблений. До вечера он махал лопатой в темной штольне, после чего еле добрался до отведенного ему чулана, заходясь в кашле и отхаркивая ядовитую черную пыль. После мгновенно забылся тяжелым сном без сновидений. Последние перестали ему сниться с тех пор, как пришли «выпадения». Он бы многое отдал, чтобы вернуть все на свои места – свою жизнь, привычки, свою сестренку, о судьбе которой было больно думать. Но мрачная неотвратимость гнала вперед, все ускоряя темп.

Вот и теперь его подняли среди ночи – это он понял скорее по своему разбитому состоянию, чем по ощущению времени, хорошо развитому в мире, где смена времени суток – понятие больше условное, чем астрономическое.

Будил его не прораб, а один из людей Счетовода, засветившихся при разграблении воинского склада.

– Давай одевайся, быстро! – поторапливал его бритый наголо здоровяк.

– На расстрел поведете? – вяло отозвался Змей, напяливая куртку.

Грязная спецовка ему уже опротивела, да и никто на ней не настаивал. Тогда он и понял: ведут не на работы. Несколько крепких ребят запутанными вспомогательными ходами со шлангами, трубами, кабелями привели к аккуратно уложенным штабелям знакомых уже ящиков с пластитом.

– Хватай и неси! – приказал бритый, поднимая первый ящик.

– Почему я? – с трудом поднимая увесистый ящик, спросил видящий. – Рабочих рук не хватает, что ли?

– Рук хватает, лишние глаза не нужны, – сказал бритоголовый. – А ты уже в теме.

– Спасибо за доверие, – с иронией отозвался Змей.

И как бы случайно, от слабости выпустил ручку. Не то чтобы задумал покончить жизнь самоубийством – армейская взрывчатка не бабахнет от простого падения. Просто хотелось посмотреть на перепуганные рожи этих паскуд, решивших в очередной раз поизмываться над ним.

Ящик грохнулся на неровную каменную поверхность углом, отчего у него слетела крышка. Внутри оказались плотно уложенные брикеты в грубой бумаге, покрытые слоем потемневшей от времени соломы. От удара часть из них вывалилась наружу, напоминая бруски низкосортного мыла.

Заговорщики застыли с вытянутыми лицами.

– Оп-па… – невинно произнес Змей. – Вот незадача. Сейчас все исправлю.

– Осторожно, козел! – прорычал сутулый мужик с сухим, смуглым лицом. – Убить нас всех вздумал?

– Я думал, кого-то грохнуть – это ваша затея, – возразил Змей, запихивая бруски в ящик и водружая на место деревянную крышку. – Готово, куда тащить?

О том, как ему удалось спрятать под куртку один из подобранных кусков пластита, он предпочел не сообщать. Без детонатора, правда, толку от него было мало, но, как говорится, чем богаты.

К концу пути уже казалось, пупок развяжется. Шли техническими туннелями, ползли норами, карабкались переходами, волоча за собой опасные ящики. Уже окончательно потеряв счет времени и ориентацию в пространстве, Змей услышал долгожданные слова лысого:

– Все, пришли.

Они были в каком-то темном и душном закутке, и все, что можно было разглядеть, ограничивалось слабым пятном света фонаря на шахтерской каске лысого. Ящики сложили у влажной бетонной стены – взгляд сразу отметил на ней пятна конденсата. Прислушавшись, Змей уловил отдаленный шум. Ровный, шипящий, неуловимо знакомый. Хотя, может, это в голове шумело от недосыпа и усталости.

Только по возвращению в шахту, где базировался штаб самопровозглашенной Организации, Змея вдруг осенило:

– Погоди-ка… Вода. Градирня…

Он остановился, ухватил за рукав бритого командира усталой команды носильщиков, тихо сказал:

– Вы чего задумали? Реактор заминировать? Совсем обезумили, что ли?

Не дослушав, бритоголовый одной пятерней сгреб его за ворот, с силой вдавил в стену, уткнулся холодным каменным лбом в его лоб, процедил, обдавая несвежим дыханием:

– Заткни фонтан, ушлепок! Я не посмотрю, что ты видящий, – сам тебе глаза выдавлю!

– Понял, дядя, понял! – выдохнул Змей, тщетно пытаясь высвободиться из железных лап громилы. – Буду молчать как рыба. Знаешь, что такое рыба? Жили такие твари в воде, еще до Катастрофы…

– Трепло… – Бритоголовый презрительно толкнул Змея впереди себя – так, чтобы тот шел, оставаясь в поле его зрения.

За всем этим наблюдал щуплый жилистый парнишка со следом ожога на шее. Встретился глазами со Змеем, торопливо отвел взгляд. Можно было подумать, ему есть что сказать. Только общаться под постоянным наблюдением бритоголового не было никакой возможности.

Когда его снова заперли в чулане, Змей долго сидел на топчане, тупо уставившись в стену, на которой бледнели полоски света от шахтного плафона, пробившегося через щели в двери. Несмотря на усталость, сон не шел. Не покидало ощущение: что-то должно случиться.

Чуйка не подвела. Кто-то скребся у двери. На всякий случай Змей взял в руки лопату из сложенной в углу кучи инструментов, тихо отошел в сторону, прижался спиной к стене. Дверь, скрипнув, открылась.

– Эй, ты где? – позвал громкий шепот.

И тут же оборвался, сменившись хрипом: подкравшись сзади, постоялец чулана прихватил неизвестного за шею, чуть придушив черенком лопаты, которую крепко удерживал двумя руками, не давая незваному гостю вырваться.

– А ну, тихо! – приказал Змей. – Кто такой, чего надо?

И чуть ослабил нажим на грубое древко.

– Я… Кх… Пусти… Я друг…

Змей ослабил хватку и убрал лопату. Он узнал этого паренька – того самого, с ожогом на шее, вместе с которым они переносили взрывчатку. Парнишка плюхнулся на пол, поглаживая помятую шею. Змей присел рядом, виновато заметив:

– А нечего в темноте подкрадываться. Я нервный последнее время. Тебя как зовут?

– Стас, – сипло выдавил паренек. – Но это не важно. Я предупредить пришел. Вам грозит опасность.

– Тоже мне новость, – усмехнулся видящий. – Мне все время грозит опасность.

– Этой ночью вас убьют, – настойчиво продолжил паренек.

– С чего это вдруг? Ваш главный, который Счетовод, на меня уж планы имеет.

– Счетовод – он большой человек, он по стратегии больше. А тебя Прут решил извести.

– Это тот, лысый?

– Ага. Ты, по ходу дела, какой-то его замысел расколол. Он планировал ящики тайно перетащить – и все. А ты ему что-то про реактор и все такое. Я случайно услышал. И теперь Прут себе места не находит, боится, что ты или Счетоводу стукнешь, как он облажался, или вообще – кому постороннему расскажешь. Вот он и решил тебе несчастный случай подстроить.

– Почему именно несчастный случай? Перо под ребро куда проще. Тем более я сейчас вырублюсь от усталости и, меня хоть на куски режь, ничего не почувствую.

– А это чтобы Счетовода не расстраивать. Сам же говоришь – он на тебя рассчитывает. А так провалишься случайно в трещину – и никто не при делах, ты сам виноват, что без спросу в авариную шахту сунулся. Ясное дело, сбросят силой, особо с тобой не консультируясь.

– Какие тут все чувствительные и тактичные особы, – пробормотал Змей. – И чтобы совесть не мучила, и чтобы Счетовод не расстроился… А тебя-то что гложет?

– Просто помочь решил. Вы же не просто шваль шахтная, вы – видящий.

Последнее паренек произнес с благоговением. Наверное, иногда популярность полезна. Даже шкуру спасти может.

– Ну, спасибо тебе, Стас, – сказал Змей. – За мной не заржавеет, как говорится.

– Живы будем – сочтемся, – быстро ответил парнишка. – А теперь пойдем скорее. Надо выбраться из промзоны, пока ваше исчезновение не обнаружат. Ох, и вой поднимется…

Стас прекрасно ориентировался в шахте в разных боковых норах, которых здесь было полно, как в червивом грибе. С трудом поспевая за шустрым пареньком, Змей думал: надо же, даже в такой гнусной кодле, как эта Организация, претендующая на мировое господство в пределах их вонючего муравейника, даже в ней нашелся нормальный человек, которому не чужды хоть какие-то принципы. Может, не все потеряно для этого гигантского каменного мешка? Может, Карфаген не обязательно должен быть разрушен? А Стаса этого надо бы отблагодарить при случае. Даже неприкасаемые не забывают таких услуг.

– Сюда! – парнишка поманил его, кивнув в сторону светлого пятна в конце кривого узкого лаза.

Он добрался до края, выглянул и пропустил Змея вперед. Видящий выбрался из низкой норы и наконец с удовольствием разогнулся. Темную пещеру, в которой он оказался, едва освещала аварийная красная лампа на стене. Он оглянулся в сторону люка в стене, из которого выбрался, позвал:

– Ты где там? Давай сюда!

Вместо ответа прямо перед носом металлически лязгнуло: дыру в стене закрыла ржавая железная крышка.

– Не понял… – недоуменно проговорил Змей.

Положил ладонь на металл, попытался сдвинуть крышку. Бесполезно. Стукнул по ней кулаком – металл отозвался глухим равнодушным гулом.

– А чего непонятно? – с насмешкой произнес за спиной знакомый голос. – Кинули тебя. Как лоха на пальце повертели.

Змей нахмурился, сжал зубы. Распрямил плечи и повернулся.

– Ну, привет, Змей, – сказал все тот же голос. – Не ждал?

Из тьмы неторопливо вышел человек, лицо которого по-прежнему скрывала тень. Но только не для Змея, слишком хорошо знавшего эту походку, эти нарочито высокомерные движения.

Это был Шайтан.