49
Покричав в коридоре и не услышав ответа, Ольга, радостная и все еще разгоряченная после большой велосипедной прогулки по городу, открыла дверь на кухню и… застыла на пороге.
Из усилителя, присоединенного к телефону, столь громко звучала музыка, что Галина явно не услышала, как она вошла.
Увиденное поразило Ольгу.
Свою сестру, эту располневшую, рано постаревшую невыносимую зануду, она застала танцующей.
И это зрелище, черт побери, завораживало!
Сдернутая чьей-то жестокой рукой с пьедестала, оскверненная алкогольными парами, облаченная в нелепый застиранный халатик, перед ней ритмично двигалась настоящая богиня.
Галина, казалось, смотрела куда-то глубоко в себя и, без остатка отдаваясь циничной гибельной музыке, изгибалась всем своим крупным, ставшим вдруг невероятно пластичным телом. Чувствуя каждую косточку, каждую пульсирующую вену, она вся трепетала, раскрываясь перед невидимым партнером.
На первый план вырывалась скрипка.
Виртуозно отыгранные ею звуки не исчезали и, подобно острым ножам, безошибочно попадавшим в цель, оседали на шкафах и окнах, стульях и чашках.
Грязными пальцами босых ног Галина обозначала каждую ноту скрипки, то тяжело заземляясь, то отрываясь от пола, словно готовясь взлететь, и только невидимые цепи, сковавшие ее колени, мешали ей это сделать.
Ольга узнала музыку.
Это было «Танго смерти» Вивальди.
Глядя на дикий, безупречно выверенный в мельчайших движениях танец сестры, Ольга впервые пожалела о том, что ходила в музыкальную, а не балетную школу.
Такой танец стоил даже изуродованных с детства пальцев ног!
О, ей бы сейчас рукоплескали залы…
Но у единственной случайной зрительницы этот танец вызвал самые противоречивые эмоции.
Часы над плитой не показывали и семи вечера, а Галина была уже пьяна.
Ольга уцепилась взглядом за часы и тут, словно впервые, увидела кухню родного дома.
Там было чисто, и все находилось на своих местах, но ее пронзило скверное ощущение, будто все пространство дома, который теперь уже всецело принадлежал сестре, заражено каким-то опасным вирусом.
Закончив танец, Галина упала на стул и наконец заметила сестру.
– А где дети? – спросила Ольга и тут же об этом пожалела.
– А-а-а! Так ты считаешь, что я не знаю, где мои дети?! – с ходу пошла в атаку Галина.
– Уверена, что знаешь, – приторным голосом ответила сестра. – А ты великолепно танцуешь…
– А зачем тогда спрашивать?
Галина смотрела на нее в упор.
У Ольги похолодело внутри.
Сквозь хмельную пелену, из самой глубины лихорадочно блестевших глаз прорывалось наружу не спутанное сознание, а что-то совсем иное… И это что-то вмещало в себя такую дикую ненависть, такой страх и такое отчаянье, что у Ольги задрожали руки и слова застряли в горле.
Она подошла к фильтру и налила в стакан воды.
Сделала большой глоток, и тут ее внезапно прорвало.
– Все, к чему ты прикасаешься, становится невыносимо тяжелым, понимаешь?!
Галина зло усмехнулась.
– И это говорит мне та, которая воздушным шариком летает по миру, ненадолго зависая в чужих кроватях? У тебя ничего нет: ни семьи, ни детей, ни дома! – Она чеканила слова так, будто давно заготовила их заранее.
Впервые за все это время Ольга вышла из себя. Холеное личико залилось румянцем, и в какие-то секунды она стала похожа на обычную деревенскую девку, только шелухи от семечек не хватало, чтобы бросить в лицо обидчице.
Пытаясь успокоиться, давно практикующая йогу Ольга принялась глубоко дышать.
– У – меня – есть – все! – по-дурацки выдыхая, давила она из себя.
– Вот как?
Взгляд Галины был совершенно ясным, и теперь в нем читалось торжество.
Ольга оставила свои бессмысленные упражнения, и ее понесло:
– Да! И семья, и ребенок у меня появятся ровно в тот момент, когда я захочу, поняла?! Ты поняла разницу? У тебя это все получилось случайно, все, что якобы у тебя есть! Тебе внушили, что так надо и так положено! Положено привязать к себе мужика, повесить ему на шею ребенка, так?! И все, кто рядом, должны разделять твое представление о счастье. Любой их шаг в сторону воспринимается тобой как оскорбление. Твоя дочка похожа на печальную куклу с прилипшим к руке телефоном… Но стоит ей выйти за пределы твоей опеки, в ней появляются живость и непосредственность, потому что она еще ребенок. Ей не нужен твой апельсиновый фреш, ей нужна твоя дружба! Галя, тебе никогда не приходила в голову мысль, что земля не вертится вокруг твоих надуманных страданий?! Ты же не способна просто жить. Проживать свою жизнь здесь и сейчас, в каждом драгоценном моменте. Смотри сама, что получается… Что у тебя в итоге есть? Абсолютная несвобода, бессмысленная борьба с которой сделала из тебя такую… Тебя же все еле терпят! Не любят, Галя, а терпят!
Внезапно оборвав свою речь, Ольга поняла, что перегнула палку.
Обхватив себя крест-накрест руками, Галина уткнулась лицом в грудь и принялась раскачиваться на стуле. Она все еще была красива, но необратимые изменения делали остатки ее красоты совершенно бессмысленными.
И вдруг Ольга, как никогда прежде, почувствовала сестру, почувствовала, как разрушительная энергия, завладевшая ею, не отпускала ее, и как что-то очень хрупкое внутри нее, умоляя и плача, продолжало ей сопротивляться.
Она ощутила буквальную, физическую боль в животе, будто что-то длинное и тонкое, раня и кровоточа, отчаянно пытается оторваться…
Дрожа всем телом, Ольга присела рядом с сестрой на пол и сгребла в охапку своими тонкими ручонками ее колени.
– Галчонок, прости меня… Все наладится, ты только успокойся! Сейчас вернутся с прогулки твои чудесные детки, мы приготовим ужин и будем пить чай, – застучала она на одной ноте. – Как же это бабуля так не вовремя… Я знаю, кем она была для тебя… И тебе, я чувствую, больнее, чем всем нам, даже маме…
Галина резко оттолкнула сестру и встала.
– Бабуля была эгоисткой. Мать эгоистка. И ты эгоистка.
– Хорошо, пусть так, Галя… Ты сильная, как бабуля, и все сумеешь поправить! В самом деле, нельзя же себя из-за мужиков изводить… Этот мир, к счастью, состоит не только из них.
Галина не ответила и направилась к холодильнику.
На ее лице читалась напряженная работа какой-то единственной, очень важной для нее мысли.
И Ольге стало еще страшнее.
Пытаясь отогнать страх, она продолжала заискивающе лепетать:
– Я с тобой ужин хотела обсудить…
– Жрать хочешь?
– Может быть… Галя, мне нужно уехать сегодня к маме, завтра бабуле сорок…
– А ему на это начхать, поняла?! Он на гастроли собрался!
– Кто? – Ольга достала из кармана телефон и открыла нужное приложение. – А, я поняла, ты про Мигеля… Но он этим зарабатывает, такая у него жизнь… Ты сама не хотела, чтобы мы собирались, поминали… сама сказала, что бабуля была бы против показухи…
– Ты дура, Оля! Не только мне изменяют – тебе изменяют, всем изменяют. Ты просто порхаешь, не думая, в своих дурацких моментах и ничего не хочешь замечать.
Нужный билет до Лондона был на послезавтра.
– А тебе не кажется, что тот, кто много думает, несчастлив? – устало возразила Ольга.
Раздался звонок в дверь.
Галина одернула халат, поправила волосы и пошла открывать.
Защебетали звонкие голоса – дети вернулись с прогулки.
Пока Галина, как ни в чем не бывало, напоследок что-то выговаривала няне, Ольга достала из холодильника куриные грудки и помыла овощи. Она не нашла фартука и стала искать его во всех ящиках подряд.
Вернувшись, Галина молча вырвала из рук сестры кухонный нож.
– Галя, да я всего лишь хотела помочь…
Ничего не ответив, Галина сняла с крючка на стене фартук, повязала и встала к плите.
Через час появился Амир, щедро нагруженный пакетами из престижного гастронома.
В числе прочего он принес роскошный «отходной» торт.
С появлением в доме детей и Амира Галина выглядела как будто успокоившейся и, чрезмерно суетясь, выполняла привычные обязанности.
Но Ольга, притихшая и напуганная, хорошо чувствовала, что страшная мысль, завладевшая сестрой, по-прежнему находится здесь же, при ней.
После чая, неожиданно для всех, Амир предложил Галине поговорить наедине.
Слопав большой кусок торта и забрав с собой малыша Лу, Катюша, с явным облегчением на лице, ушла к себе. Галина плеснула себе в бокал коньяка и кивнула в сторону балкона.
На подоконнике все еще лежала пачка бабулиных сигарет.
Неумело затягиваясь, Галина закурила.
Чтобы отвлечься, Ольга попыталась прибрать со стола, но руки по-прежнему сильно дрожали.
Сквозь балконную дверь она подглядывала за беседовавшими.
Амир, сдержанно улыбаясь, что-то быстро говорил сестре и пару раз элегантно щелкнул зажигалкой подле ее то и дело потухавшей сигареты.
Лицо сестры то вспыхивало краской, то каменело, выражая непреклонность.
Разговор получился коротким и закончился в тот момент, когда Галина загасила окурок в цветочном горшке.
Вскоре после этого Амир и Ольга собрали свои вещи, вызвали такси и покинули квартиру.
Две последних ночи в этом городе они решили провести у матери.
