25
Сирень была везде.
Складывалось такое ощущение, будто одной хмельной весенней ночью город навестили шутники-инопланетяне и насадили усыпанных миллиардами крошечных созвездий кустарников во все пригодные места.
Белая, сиреневая, темно-фиолетовая, а еще нежно-розовая и нежно-голубая – этот месяц можно было объявить месяцем сирени и месяцем Галининой победы.
В тот день, когда на экране монитора колыхнулось, дернулось и застыло на моментально вылезшем снимке изображение трехнедельного эмбриона, Мигель был у отца на Кубе.
Весь апрель он тараторил на своем испанском по скайпу и как-то вечером сообщил Галине, что старый музыкант, доигрывавший свою скрипку в дешевых забегаловках для туристов, стал совсем плох.
Не спрашивая ее совета и не приглашая с собой, Мигель поставил Галину в известность о том, что берет билет до Кубы, пока в один конец.
Это неожиданная новость вызвала у нее противоречивые эмоции.
С одной стороны, любовник показал ей себя в таком качестве, в котором она его почти не знала – обозначил свою ответственность в отношении отца.
С другой – поездка причиняла лично ей массу неудобств: сожитель на неопределенный срок лишался заработка, плюс он потратит деньги (которые и ей бы не помешали) на недешевый авиабилет, к тому же ей и дочери, привыкшим к его помощи, пусть и дозированной, придется какое-то время крутиться самим.
Между отъездом Мигеля и ошеломляющей новостью о беременности прошло десять дней, за которые он пару раз позвонил и сбивчиво рассказал о том, что отец действительно плох и что сейчас старик находится в муниципальной больнице, где хоть как-то пытаются его поддержать.
– Срочно бери обратный билет! – едва справляясь с переполнявшими ее эмоциями, закричала в трубку Галина, как только вышла из кабинета врача.
– Галя, у меня еще ночь. Что? Что-то с бабушкой? С мамой? Да не кричи ты, говори спокойно.
«Хм… Слишком бодрый у него для разбуженного человека голос», – несмотря на волнение, тут же отметила Галина.
Ей показалось, что некоторые женщины, дожидавшиеся своей очереди в коридоре, глядя на нее, усмехнулись.
– Нет-нет! Это очень хорошее! Пока секрет. Приезжай скорее и все узнаешь, – еще громче, еще восторженней продолжала она и нарочито медленно, горделиво задрав подбородок, поплыла мимо этих унылых куриц.
– Галя, говори!
– Нет! Узнаешь сразу, как прилетишь.
Мигель хамски зевнул прямо в трубку и заговорил уже раздраженно:
– Ты понимаешь, что так нельзя? Я не могу прямо сейчас бросить отца, ему только вчера стало лучше.
– Пора и о своей жизни всерьез подумать, – начала в ответ заводиться Галина.
Этот старый больной кубинец был для нее сейчас что кусок протухшего мяса, непонятно как попавший на банкет в самый центр стола.
– Галя, или говори прямо, или… пока.
Но чертенок в ней уже разошелся и пошел в пляс.
– Галь, ты слышишь?! Говори или до связи!
– Я сегодня же куплю тебе билет домой. Поговорим при встрече.
Выдавив это, она тут же нажала «отбой» и выхватила рывком из рук гардеробщицы свой легкий плащик.
«Так-то лучше! Пусть пока помучается… Не вылетит сегодня в ночь – это разрыв. Но это даст мне возможность сразу, не растягивая, все оборвать… Как и не было ничего, и этого ребенка тоже».
Отдышавшись по дороге домой, Галина, точно зная, чем можно откупиться от чертенка, позволила ему на прощание глотнуть пятьдесят граммов коньяка из припрятанной на кухне бутылки.
И мысли ее сразу стали налаживаться в нужном направлении:
«Он там не останется… Там он никто. Обычный танцор, каких там, нищих, десятки тысяч. Здесь же у него имеется какой-никакой статус, приличный заработок и моя прекрасная квартира… и еще тепло, еще забота… Здесь у него все».
Галина, счастливо усмехнувшись, погладила себя по животу.
Через час билет был куплен.
А на следующий день любовники встретились в аэропорту.
Перед выходом из дома Галина тщательно привела себя в порядок.
Пока она ожидала в зале прилета, редкий мужчина не бросил взгляд в ее сторону.
И настроение, еще с утра расколотое, заметно улучшилось.
Мозолил глаза цветочный ларек, расположенный неподалеку.
В голове промелькнула шальная мысль: «Не купить ли будущему папаше букетик? А что? Не так уж глупо! Он-то мне пока не подарил ни одного… Деревенщина кубинская».
Среди избитых, упакованных в аляповатую гофрированную бумагу цветочных букетов внимание Галины привлек один, сделанный со вкусом.
Темно-фиолетовая сирень, коротко остриженная по веткам, под аккомпанемент маленьких бутонов карамельных роз, заключенная в простую плотную бумагу, образовывала большой пышный шар.
Едва себя сдерживая, чтобы вслух не рассмеяться, Галина толкнула дверь в ларек.
