Книга: Психотерапия, и с чем ее едят?
Назад: Глава восьмая Гендер и психологические проблемы
Дальше: Глава десятая Расстройство, болезнь или моральное падение?

 Глава девятая
Преступность, насилие и психические расстройства

От психиатров и психологов часто ждут объяснения преступному поведению. Людям кажется само собой разумеющимся, что в здравом уме человек не совершит преступлений, кроме экономических. Как будто бы преступление – это сбой в нормальной человеческой программе поведения. Но это не совсем так. Поступок становится преступлением только, если запрещен законом и не одобряется этическими нормами. Продажа людей, пока рабство не было запрещено, не была преступлением.
С другой стороны, люди всегда совершали антиобщественные и агрессивные поступки. Человеческая природа не является ни «доброй», ни «злой». Мы склонны и к тому, и к другому. К тому же понятия «добра» и «зла» относительны. Скорее человек движим своим пониманием счастья и добра или не может найти сил противостоять тому, что и сам считает «злым».
По большому счету мы не можем узнать причин преступления. Объяснение, что у человека психическое отклонение – мало что дает, так как нет общепринятого понимания, что такое психическое расстройство. К тому же и сейчас критерии расстройств включают в себя порой антисоциальное поведение. А в начале появления психиатрии психическая болезнь означала необъяснимое антисоциальное поведение. Поэтому, когда мы говорим, что кто-то совершил преступление, потому что у него расстройство психики, то просто констатируем факт, что человек ведет себя антисоциально по необъяснимым причинам.
Эта тайна касается не только преступности, но и других форм поведения. Пока другой человек сам не объяснит своего поведения, возможно используя наши интерпретации и гипотезы, мы не можем точно быть уверены, что правильно поняли.
Американский психотерапевт Бьюдженталь так пишет об этой тайне:
«Именно такая тайна убила моего друга-психиатра. Его вызвал из кабинета пациент, и когда он, приветствуя, пошел к нему навстречу, тот застрелил его на месте.
Наши профессиональные возможности весьма ограничены и не позволяют нам проникать во все тайны, и поэтому мы далеко не всегда можем предотвратить катастрофу, причина которой может быть скрыта в одной из этих тайн.
Говоря о „тайне“, я не подразумеваю ничего особенного. Я просто говорю о более глубинной и до конца не выразимой сущности каждого человека, которую каждый из нас может интуитивно ощущать в себе и окружающих людях».
Посмотрим на случай, когда совершивший убийство страдал диагностированной шизофренией. В июле 2015 года жительница Нижнего Новгорода сообщала в полицию, что ее муж Олег Белов избивает и топит в ванной ее и шестерых детей. Полиция игнорировала эти заявления. В итоге мужчина в августе того же года он расчленил всех своих детей и беременную жену, сложил останки в пакет, а затем убил свою мать.
Ситуация осложнилась тем, что Белов наблюдался у психиатров с диагнозом шизофрения. СМИ и население стали говорить о «шизофренике-маньяке», обвинять в бездействии психиатров, сводить всю проблему именно к психическому расстройству и призывать открыть базу данных психиатрических пациентов для МВД. Вскоре после убийства у меня брала интервью журналистка с телевидения. Она с жаром доказывала мне, что «душевнобольные опасны и нужно их взять под наблюдение полиции». Когда видеооператор вышел, то она приглушенным голосом сказала мне, что сама лежала в психиатрической больнице с биполярным аффективным расстройством, когда отмечаются фазы чрезмерно выраженного снижения и подъема настроения.
На мой удивленный вопрос, почему она тогда выступает за ужесточение психиатрического контроля, она сказала, что отличается от остальных пациентов. Они опасные, а она нет. Интервью, кстати, кажется, не опубликовали. Ведь я не стал поддерживать предрассудок будто «шизофреники – это опасные маньяки». Похожее отношение я замечал и в самих больницах. Пациенты вполне обоснованно не воспринимают себя как «опасных сумасшедших», хотя и признают, что имеют проблемы. Зато о своих соседях по палате говорят, как о «психах и ненормальных».
Как же произошло это убийство? Белову не понравилось, как жена подстригла одного из сыновей. Вспыхнула ссора. «Когда жена закричала… Я пошел, взял нож, и произошло все то, что я сделал. Я сам в шоке от того, что произошло со мной. Все получилось быстро, само собой», – говорил Белов на суде. Вполне логично затем убить тех, кто мог помочь раскрытию убийства, которое он пытался скрыть. Вероятно, поэтому он убил еще и детей с их бабушкой, а тещу не успел. По описанию вполне типичная сцена убийства на бытовой почве. По крайне мере эти данные не дают оснований считать, что преступление вызвано шизофренией. Суд признал Белова ограниченно вменяемым. Теперь он отбывает пожизненное тюремное заключение.
Мужчины убивают своих жен и детей достаточно регулярно. В январе прошлого года в Хабаровске обнаружены сгоревшими женщина с двумя детьми. В убийстве признался предприниматель Павел Иванов. Соседи описывают его как абсолютно адекватного, дружелюбного и положительного человека, а семью как счастливую. У психиатров не наблюдался. В апреле в Рязанской области произошло убийство женщины с тремя детьми. В убийстве подозревается их муж и отец Олег Горохов. Тоже не наблюдался у психиатров.
Сама шизофрения в редких случаях приводит к совершению убийств. Это возможно при наличии определенных бредовых идей или «голосов» агрессивного содержания, которые встречаются далеко у не всех пациентов с таким расстройством. Но даже само наличие таких симптомов в большинстве случаев не приводит к убийству. Потому что пациент по разным причинам не претворяет в жизнь эти идеи или не подчиняется «голосам».
Его поведение не определяется исключительно его расстройством. Многое зависит от его духовных и нравственных ценностей, качеств характера, взглядов, отношения к своему расстройству. Если же человек с шизофренией и совершает убийство, то в подавляющем большинстве случаев в силу особенностей своего характера, которые сложились до развития расстройства или в связи с злоупотреблением алкоголем, а также под влиянием общей социальной незащищенности. То есть под влиянием тех же факторов, что и здоровые люди.
Убийства вообще, а детей, в частности, это не психиатрический феномен, а биологический, психологический, социальный. Многие виды животных убивают своих детенышей, в различных культурах мира были распространены практики ритуальных детоубийств. То, что детоубийства перестали быть нормой, во многом заслуга социального развития человечества. Но культ агрессии и мужского превосходства, отношение к женщинам и детям как к собственности и людям второго сорта, а также бедность и экономическое неравенство поддерживают существование этого явления.
Продолжая тему преступности и психиатрии, расскажу об одно неоднозначном случае. В этом году психиатры предложили перевести на амбулаторное лечение Анатолия Москвина, который находится в психиатрической больнице уже около 5 лет.
Он долгое время на серьезном уровне исследовал кладбища, так как является серьезным ученым краеведом и некрополистом. Как-то случайно в ходе расследования дела об осквернении мусульманских могил, полиция вышла на него. Выяснила, что он выкапывал трупы детей, делал из них куклы, хранил их дома вместе с вещами из могил. Встраивал внутрь них музыкальные шкатулки. Рассаживал потом перед телевизором. Звучит жутко.
Но он никого не бил, не убивал, не насиловал. Никаких действий сексуального характера в отношении этих тел он не совершал. Его признали невменяемым, поставили диагноз психического расстройства. Шизофрению. При этом у него не было бредовых идей и галлюцинаций. Он не считал себя кем-то, кем не являлся, не считал, что его преследуют. Ему ничего не казалось и не мерещилось.
Вся его психопатология фактически заключается в так называемом аутистическом мышлении. Он объяснял свои действия тем, что ему хотелось детей. А жениться он не мог, усыновить детей тоже не мог. Органы опеки ему этого не разрешили. Он был замкнутым и одиноким человеком. Жил с родителями. Ему так хотелось детей, что, когда ночью он засыпал на кладбище, ему снились умершие дети и просили забрать их.
Но это были все же сновидения, а не галлюцинации. Для нашего мышления звучит дико и «бредово». Из желания иметь детей – выкапывать трупы. Но это не отвечает психиатрическим критериям бреда. Это просто нарушения логического строя мышления.
Я думаю, что нахождение его в стационаре нецелесообразно. Аутистическое мышление не вылечишь в психиатрической больнице на принудительном лечении. Да и диагноз тут на мой взгляд должен быть скорее расстройства личности: шизотипического или шизоидного. То есть это ярко выраженные свойства личности, характера, а не болезнь. Он таким вырос и таким умрет.
Это можно откорректировать психотерапией, но не лечением в закрытом учреждении неопределенно длительного срока. Я не уверен, что можно говорить о его невменяемости. Его действия подпадают под нарушения действующего законодательства, нарушают этические нормы, поэтому он должен понести за это ответственность, как и любой другой человек. Это справедливо и гуманно. Гуманно потому, что юридическое наказание имеет свой определенный конец. А вот лечение в психиатрическом стационаре может продолжаться неопределенно долго.
Учитывая, что его лечат от особенностей его личности, то крайне неопределенно долго. Даже если бы его действия были связаны с галлюцинаторно-бредовой симптоматикой, то за пятилетний срок лечения, учитывая широкий спектр методов психиатрии она скорее всего бы купировалась или ослабела хотя бы в какой-то степени. По крайней мере теперь он может находиться дома под надзором полиции, врачей, психологов, социальных работников. Это вероятнее может скорректировать его психику и поведение. Вовлечение в жизнь общества скорее сможет изменить его, чем многолетняя изоляция, которая только усугубит его наклонности. Это обойдется скорее всего даже дешевле, чем его содержание годами в стационаре на полном обеспечении. Он мог бы принести пользу другим людям. Кроме того, что он некрополист, он еще и лингвист, переводчик. Он составил несколько англо-русских и русско-английских словарей, перевел книгу, написал много статей по некрополистике, готовил собственную книгу. Даже помогал родственникам умерших в поисках могил. Вообще мало специалистов в этой сфере. Возможно, он даже единственный в своем роде. Его изоляция в больнице во многом связана с тем, что общественность и родственники детей сильно возмущены его действиями. А их реакция вызвана не только уважением к телам погибших, что, конечно, важно, но и страхом перед смертью и всем, что с ней связано.
Сам факт сакрального и скорбного отношения к телу культурально обусловлен. В других культурах отношение к телам умерших и смерти очень непохоже на наше. Тибетцы скармливают трупы грифам. Китайцы приглашают стриптизерш на похороны. В Африке похороны больше похожи на свадьбы. В христианской же культуре принято закапывать тело и скорбеть. У нас только относительно недавно появился обычай кремации и хранения урн с прахом, в том числе и дома. Даже развеивания праха в воздухе. Но и эти обычаи пока непривычны для нас.
У некоторых народов есть идея, что умерший продолжает жить среди живых, поэтому его тело хранится на дереве, в жилище, в специальных сосудах на поверхности земли. У нас элементы этой идеи существуют в виде поклонения мощам святых, хранении тел Ленина и Хамбо-ламы. И иногда в виде таких эксцессов, как случай Москвина.
Также мы вскрываем трупы для патологоанатомических и судебно-медицинских исследований. Храним какое-то время дома после смерти для прощания. В самом факте каких-то манипуляций с телами умерших, их хранении дома нет ничего диаметрально чуждого нашему опыту.
Другое дело, что у Москвина была «странные» мотивы. Он проделывал эти манипуляции нелегально, без согласия родственников, в отрыве от принятых социальных и культурных норм. Проблема скорее в этом. И явно он не является опасным маньяком и некрофилом, каким его представляют в СМИ и многие люди.
Можно сказать, что общество само продуцирует преступника и «психически больного». Оно проецирует на него собственные агрессивные тенденции, преувеличивая тяжесть преступления. Потом общество наказывает его, закрепляя роль преступника и сумасшедшего. Петер Куттер в «Современном психоанализе» замечает: «…криминальные компоненты любого человека проецируются на людей, реально совершающих те или иные преступления, и которые вследствие этого кажутся еще более криминальными, нежели являются таковыми на самом деле…»
Я разделяю негодование и печаль родственников этих детей. Считаю, что Москвин должен понести ответственность. Но я не считаю, что его поведение продиктовано болезнью, что ему надо годами находиться в психиатрическом стационаре. После отбытия уголовного наказания он может проходить медицинскую реабилитацию и терапию в амбулаторных условиях по месту жительства. Не стоит относить к психическому расстройству проявления преступного, аморального и странного поведения. Не стоит использовать психиатрию для борьбы с таким поведением. К сожалению, представление, что психическое расстройство напрямую связано с аморальным поведением все ещё живо среди врачей и населения. Это мешает стать психиатрии медицинской наукой.
Продолжая разговор о преступлениях невозможно обойти стороной тему подросткового насилия. В этом году было несколько случаев. Недавно в Керчи 18-летний Владислав Росляков убил около 20 человек в политехническом колледже с помощью взрывчатки и ружья и застрелился сам. До этого в Улан-Удэ подросток напал на класс с топором и коктейлем Молотова и попытался покончить с собой. В Перми подростки напали с ножами на учителя, а затем пытались убить друг друга. В Симферополе школьнику прострелили ногу из пневматического пистолета, а в Челябинской области ножом ранили подростка.
По имеющимся данным, у этих подростков не было шизофрении, хотя вероятно была депрессия, так как многие их них высказывали суицидальные мысли до преступления. Хотя, конечно, сама по себе депрессия, тоже не является причиной насилия, но сталкиваясь с другими факторами, может его облегчить.
Но, как обычно, политики и журналисты, психологи и психиатры нашли простое объяснение. Виноваты в беде соцсети, недостаток психологов и охраны в школах. Еще компьютерные игры, отсутствие духовно-нравственных скреп и агрессивную музыку вспоминают. Выход тоже нашли простой. Усилить контроль за интернетом, увеличить количество психологов и охранников в школах.
Вот теперь, видимо, заживем. Все проблемы с насилием, таким образом, можно решить. Достаточно приставить к каждому человеку полицейского, попа, психолога и психиатра, затем разрешить в интернете доступ только к духовно-нравственному контенту.
В голове у горе-экспертов скорее всего такая картина. Идет такой ребенок счастливый из школы, садится за компьютер, пока мамы с папой нет. Случайно натыкается на группу в ВК про школьников из Колумбайна и думает:
«Круто! Пойду тоже так сделаю. Я и не знал, что существуют оружие, убийства и самоубийства. Вон оно как. И я так могу. Это же лучше, чем ходить в мою любимую школу к моим заботливым учителям и дорогим одноклассникам, а потом дома ждать ужина с внимательными родителями». Берет топор и идет в школу.
Конечно, это абсолютная чушь. Ни одна группа в соцсети не может быть причиной насилия или суицида. Миллионы детей и взрослых потребляют информацию о насилии. Все люди, хотя бы иногда, имеют более или менее осознаваемые фантазии и мысли на тему насилия по отношению к себе или другим, но в реальность это воплощается относительно редко. То есть сама информация о насилии не может быть причиной.
В зависимости от преобладающего настроения и мыслей человек, в том числе и ребенок, ищет соответствующую информацию. Если ребенок и правда счастлив, то пройдет мимо таких групп или посмотрит их из любопытства и забудет. Я работал с детьми в качестве психиатра и психотерапевта. Один вполне здоровый мальчик мне сказал, что он видел эти группы, заходил из любопытства, но ему они не показались интересными.
Если же ребенку плохо, то он будет искать такие группы, с целью поиска информации, отвечающей его настроению и мыслям. Найдя ее, он скорее даже получит облегчение за счет проживания и выплеска негативных эмоций в общении с детьми, имеющими схожие проблемы. В большинстве случаев с пользователями таких групп так и происходит. Конечно, в отдельных случаях может произойти и чрезмерное усиление этого настроения, но, скорее всего, оно бы и так произошло, без соцсети. Что-нибудь другое послужило бы таким триггером рано или поздно.
Психика человека вообще и ребенка в частности, тем более подростка, не реагирует механически на то, что написано или сказано кем-то. Она перерабатывает это в зависимости от эмоционального фона или убеждений. При этом активно ищет в окружающем то, что соответствует психическому состоянию.
Это касается и песен, и компьютерных игр. Практически все подростки слушают агрессивные песни и играют в компьютерные игры. Кто-то из них совершает акты насилия, но это не значит, что песни и игры тому виной. Скорее увлечение ими – иногда следствие агрессивных тенденций, которые могут быть вполне безобидными и находят выплеск в этих занятиях.
Меня, как психиатра, обеспокоила бы скорее обратная ситуация. Если подросток не имеет агрессивных побуждений. И вот почему. Важно понимать специфику подросткового возраста.
Подросток начинает осознавать себя как автономную личность. Он ищет свои ценности. Увлекается различными идеями. Его кидает из крайности в крайность, в том числе и в агрессию. Подросток слепо отвергает ценности старшего поколения в поисках собственных. При этом может увлечься религиозным или политическим экстремизмом, например. Это нормальный период развития. Очень сложный, но необходимый. Если подростковый период протекает спокойно и гладко, то вполне вероятны психологические проблемы во взрослом возрасте.
Запреты и ограничения тут не помогут. Возможно, что подобные акты насилия в любом случае неизбежны. Просто в силу биологической склонности человека к агрессии, наличия социальных противоречий и специфики подросткового возраста, когда агрессивные тенденции обостряются. Пугающие нас эксцессы – это крайние формы континуума нормального подросткового поведения.
Чтобы уменьшить число таких случаев нужно помочь подростку направить бунт и агрессию в социально приемлемое русло. Это может быть увлечение современным искусством, экстремальной музыкой, спортом, участие в политических протестах и компьютерные игры.
Усиление охраны, конечно, не панацея. Если подросток готов к насилию, то он найдет способ его совершить. Школьные психологи тоже очень ограничены в возможностях. Многие думают, что они волшебники, которые как угодно изменяют состояние ребенка. Но это не так. Хотя бесспорно, что психологи в школах нужны, но считать, что их наличие гарантированно предотвратит насилие – глупо. А знание христианских заповедей и молитв тем более не спасает от жесткости.
Помимо физиологических и психологических особенностей подросткового возраста склонность к насилию обусловлена неблагоприятной семейной и школьной обстановкой. Эта обстановка может формировать депрессивное и агрессивное мышление. К тому же подростковая и детская депрессия часто проявляются именно в агрессивном поведении.
Во всем мире и в нашей стране дети достаточно часто подвергаются физическому насилию в семьях, в том числе сексуальному. И если с физическим насилием сталкиваются далеко не все, то психологического насилия со стороны родителей ребенку практически не избежать. Оно проявляется во вполне привычных для российской семьи моральных унижениях и запугиваниях, которые считаются воспитательными мерами.
Школьные учителя поддерживают эту традицию. Они сами унижают детей, сравнивая их друг с другом, делая колкие и неэтичные замечания, запугивая двойками и экзаменами. Дети находятся в невероятном напряжении. При этом учителя давят на родителей, чтобы те усилили репрессии к детям. К ним присоединяются врачи и психологи, которые списывают нарушения поведения на аморальность и пользование компьютером.
При этом никто не пытается понять подростка. На него обрушивается шквал моральных поучений, наказаний и ограничений, что только усиливает его агрессию и/или депрессию. Многие дети подвергаются психологическому и физическому насилию со стороны старшеклассников и сверстников. Учителя, родители и психологи обычно считают, что ребенок сам в этом виноват. Они не пытаются решить эту проблему.
Часто дети могут иметь личностные особенности, которые усиливают их проблемы. И здесь может помочь в первую очередь психиатр и психотерапевт, но не школьный психолог. Но из-за незнания и страха родителей и педагогов, отсутствия материальных возможностей или грамотных специалистов, ребенок вряд ли такую помощь получит.
Все усугубляют бедность, алкоголизация родителей и душная авторитарная обстановка в нашем обществе, где конкуренция и войны, стремление к власти и деньгам стоят во главе угла. Если уважаемым взрослым можно решать проблемы с помощью войн и угроз применения ядерного оружия, то почему подросткам нельзя взять нож?
Эта резня вполне закономерная реакция на весь этот мрак, окружающий наших детей. Спасти от него – задача семьи и общества. Они могут создать более благоприятную атмосферу вокруг ребенка. Защитить его не от соцсетей и компьютерных игр, а от унижений, несправедливости и одиночества. Дать ребенку не оплеух и моральных поучений, а уважение и любовь.
Но почему в общественном сознании психические расстройства и преступность связаны? Для этого нужно окунуться в историю развития взглядов психиатрии на безумие.
Назад: Глава восьмая Гендер и психологические проблемы
Дальше: Глава десятая Расстройство, болезнь или моральное падение?