Сегодня твой день! – радостно прочирикал мой телефон. Руперт уже проснулся и пел. Я переоделась в строгую юбку и блузку, надела лоферы на плоской подошве и объяснила полусонному да Сильве, что я нужна Руперту – последние штрихи перед аукционом.

– Извини, надо бежать, вечером вернусь, дорогой! Ti amo!

В день аукциона солнце, разумеется, решило светить вовсю.

Первым делом зашла в обменный пункт на Риджент-стрит: сняла с кредитной карты десять тысяч фунтов в 8:05. Двойной эспрессо и сигарета около «Прет-а-манже», сообщение да Сильве: «Целую-целую-целую». Такси до Белгравии, к дому Лоренса на Честер-сквер. Уголком сознания я отметила, что очень странно находиться здесь при свете дня, но пышные кусты сирени источают все тот же, хорошо знакомый аромат. Если прикрыть глаза, то я могла снова ощутить себя одной из тех девушек, которыми когда-то была. Этот район города мне всегда нравился, спокойный и таинственный одновременно. Мне открыл вышибала Лоренса, которого я помнила еще с эпохи вечеринок. Помню, как эта груда мышц стояла, скрестив руки на груди, и бесстрастно смотрела на комнату, заполненную сплетающимися и расплетающимися телами, формировавшими все новые и новые узоры, совершенно бесшовные, словно меняющие форму в воде капли чернил.

– Привет, Кевин!

Несмотря на ранний час, охранник был одет безукоризненно, слаксы и рубашка поло, от него пахло свежим ароматом лосьона после бритья.

Он вежливо, но очень внимательно посмотрел на меня. Не думаю, что узнал, но я назвала его по имени, поэтому он должен был понять, из какой я компании.

– Боюсь, мисс, лорда Кинкардайна сегодня нет дома.

– Вообще-то, я пришла к вам. Прошу прощения, что так рано, но дело срочное. Разрешите войти?

Кевин провел меня в небольшую столовую рядом с кухней на первом этаже. Как и во всем доме Лоренса, безупречный антиквариат здесь оригинально сочетался с бытовой практичностью – комбинация, которую не смог бы воспроизвести ни один интерьерный дизайнер. Я присела на выцветшее голубое кресло из IKEA, стоявшее рядом с изысканной ширмой эпохи Эдо с рельефным изображением журавлей в серебристо-голубых тонах, с одной стороны с ширмы свисал ярко-оранжевый пиджак.

– Чем могу быть полезен, мисс?

Кевин всегда был мне симпатичен. Именно такого человека хочется иметь на своей стороне на случай драки. Ну или если надо кому-то ноги переломать.

– Я подумала, что именно вы могли бы помочь мне с одним делом, – начала я.

– Понятно.

Молчать в его присутствии было так же комфортно, как и беседовать с ним. Кевин покручивал массивное кольцо с печаткой, на ладони левой руки была татуировка – голубая молния.

– Мне нужен водитель. Водитель с фургоном. Человек… с хорошей физической подготовкой. Умеющий хранить молчание. Это, пожалуй, самое главное. Надо сделать следующее: арендовать фургон, подождать меня в указанном месте в оговоренное время и помочь с погрузкой. Человек нужен сегодня, фургон смогу вернуть завтра. Ничего сложного, правда? Три тысячи наличными водителю, тысяча – посреднику. Оплата, разумеется, вперед.

– Думаю, что смогу найти подходящего человека, мисс. Прошу меня извинить, надо сделать один звонок. Может быть, желаете чая?

– Нет-нет, спасибо!

Я достала из сумки конверт из «Клариджа», положила на подлокотник кресла, и мы оба сделали вид, что ничего не заметили.

Пока Кевина не было, я мысленно составила список дел. Пошаговый, сначала одно, потом другое. Вот и все.

Он вернулся через пятнадцать минут с номером телефона и адресом на листе почтовой бумаги с монограммой Лоренса.

– Кевин, это просто потрясающе! Вы не представляете себе, как я ценю вашу помощь!

– Я бы посоветовал вам поехать на метро, мисс. В это время на дорогах такие пробки…

– Разумеется, мне пора идти! Было очень приятно снова увидеть вас, Кевин!

– И мне, мисс! Всегда рад помочь друзьям лорда Кинкардайна.

Мы вышли из комнаты, конверт смотрел нам вслед.

В начале одиннадцатого я приехала в пункт аренды автомобилей у «Тоттенхэм-Хейл» и встретилась там с приятелем Кевина Элвисом, приславшим сообщение, что он согласен на работу. Может, стоило взять с собой выпуск «Таймс» в качестве условного знака, но, войдя в «Макдоналдс», я поняла, что это излишне – двойник короля рок-н-ролла там был только один.

– Ты, значит, девочка от Кевина?

– Точно. Вот что надо сделать, – начала я.

Дело в том, что сразу после аукциона я намеревалась вынести со склада «Британских картин» кое-что довольно тяжелое. Около складских помещений, выходящих на задний двор, парковаться было нельзя – лишний риск, придет какой-нибудь офицер дорожной полиции и испортит мне всю малину, тем более что на складе я должна была оказаться сразу после окончания аукциона. Я объяснила Элвису, что от него всего-навсего требуется арендовать фургон, припарковать его заранее в районе Хеймаркет, а потом приехать ко мне, как только я пришлю ему сообщение. Три тысячи за десять минут. На старомодной бумажной карте города я отметила все нужные точки и маршрут, которым надо будет проехать, написала список того, что мне понадобится, и дала ему еще триста фунтов на расходы. Бак фургона нужно будет заправить по полной.

– На всякий случай подстрахуемся, приезжай на место к десяти вечера, хотя я думаю, что понадобишься ты ближе к одиннадцати.

– Хорошо.

– И еще один момент… Ты потрясающе выглядишь, но, если возможно, надень вечером что-нибудь менее броское… Договорились?

На самом деле белая замшевая косуха с бахромой и серебристой шнуровкой отлично смотрелась с ковбойскими сапогами, но в районе Сент-Джеймс такой наряд может привлечь ненужное внимание.

– Хорошо.

Вернувшись к одиннадцати часам на такси в Мейфэр, я пошла по своим любимым диккенсовским лавочкам вокруг площади Пикадилли. Магазинчик наручников в галерее «Берлингтон-Аркейд», где можно было найти викторианские цепочки с зубами давно умерших детей, часовая мастерская, пошив рубашек, шляпный магазин «Локс», армейский магазин, в витрине которого была выставлена полная униформа и антикварные треуголки. Прежде чем подняться в Сент-Джонс-Вуд, я зашла в «Трамперс», мужскую парикмахерскую на Керзон-стрит, где купила самую большую бутылку концентрата лаймового одеколона в светло-розовой коробке и старомодную опасную бритву с полированной черепаховой рукояткой. Потом прошла через Шеферд-Маркет, по Джермин-стрит, где в «Нью энд Лингвуд» выбрала нужное из огромного ассортимента шелковых галстуков, и напоследок забежала в табачную лавку «Фокс». Прежде чем около полудня сесть на такси на Хеймаркет, я успела приобрести упаковку ватных дисков в «Теско» и пару латексных перчаток в «Бутс».

Дверь отделанного бледной штукатуркой дома открыл седеющий мужчина с тонкими губами в твидовых брюках и рубашке из вийеллы. За то время, что мы не виделись, он ничуть не изменился.

– Полковник Моррис? – спросила я, держась подальше от камер наблюдения над дверью, и приподняла огромные солнцезащитные очки от «Диора». – Я из «Британских картин». Прошу прощения за беспокойство, но не могли бы мы сделать снимок вашего Сарджента? Это для нашего каталога.

– Не продается! – грубо отрезал он.

– Разумеется, я не это имела в виду, прошу прощения, – забормотала я с должной ноткой восхищения и лести в голосе, – просто мой начальник… вы ведь такой важный клиент… Мой начальник сказал, что вы будете не против, если я зайду посмотреть картину. Это для выставки портретов этой осенью, – добавила я, взглянув на него из-под ресниц.

– А-а-а, тебя начальник прислал?

– Да-да.

– Надеюсь, это недолго. Я как раз собирался обедать.

– Всего минутка, спасибо вам огромное!

Он проводил меня в гостиную. Я прекрасно помнила эти тяжелые, пастельных оттенков шторы поверх льняных жалюзи, защищающие картины от солнечного света. Над камином висел Сарджент, портрет женщины в бархатном кресле, выполненный в розовых и серых оттенках, пышные юбки почти касаются рамы. Надев латексные перчатки, я с благоговением прикоснулась к гладкой поверхности картины.

– Не трогать! – прикрикнул полковник.

– Ой, простите! Я сейчас только фотоаппарат достану…

Поставив сумку на ковер, я наклонилась, отклячив попу, как бабуин, и продолжая щебетать о том, что мы собираемся выставить на аукцион «После полудня» Сарджента и что для каталога нужно сфотографировать еще несколько его работ. Почувствовав его приближение, я взяла бритву покрепче и, когда рука с пожелтевшими ногтями, которую я запомнила на всю жизнь, потянулась ко мне, схватила полковника за запястье, развернулась и полоснула его бритвой. Получилось даже лучше, чем я ожидала: на долю секунды мы оба удивленно смотрели на белую кость, показавшуюся из десятисантиметровой раны на руке полковника, потом она наполнилась кровью, Моррис заревел и попятился назад в сторону коридора. Я оказалась быстрее и поднесла окровавленное лезвие к картине раньше, чем он добрался до кнопки вызова охраны.

– Полковник, я бы на вашем месте присела. Вон туда, на диван, отлично! – Я бросила ему нежно-розовый галстук клуба «Гэррик» с узором «пейсли». – Можете использовать вместо жгута. Зажмите зубами.

Кровь заливала весь пол, уже успела впитаться в обивку дивана, в отвороты брюк полковника. Побледнев от ярости, он молча сделал все, как я сказала, завязал шелковую ткань на запястье и затянул узел пожелтевшими пеньками зубов.

– А теперь встаньте и принесите из спальни книгу. Альбом с фотографиями, который вы показывали мне при нашей последней встрече, – холодно произнесла я, и в его глазах тут же вспыхнул злобный огонек. – А-а-а, прекрасно, значит, вы меня помните. Пошевеливайтесь, а то порежу вашего Сарджента на полоски. Ясно? Если поняли, кивните.

Он вполне мог выйти из комнаты и наставить на меня свой верный боевой револьвер, но мы же в Англии. Если полковник – спортсмен, то его оружие давно уже сломано и заперто на ключ в каком-нибудь шкафу. К тому же риск добавлял веселья, поэтому я ощутила некоторое разочарование, когда он вышел из комнаты с увесистым альбомом эротических фотографий XIX века в здоровой руке. Я сделала ему знак положить альбом, он подчинился, как загипнотизированный, не сводя глаз с картины, будто я взяла в заложники его ребенка.

– Теперь повернитесь, руки держите за спиной. Медленно. Выпускаете галстук изо рта. Отлично, держите за конец! – скомандовала я и быстро связала ему руки серой футболкой в бордовую полоску. Кажется, форма колледжа Эмплфорт, если я не ошибаюсь.

– Так, теперь ноги… – Я немного отодвинулась, поскольку знала, что он попробует лягнуть меня, и в нужный момент просто схватилась за щиколотку, потянула на себя, и полковник грохнулся лицом об пол.

Он заорал, жгут выпал у него изо рта. Очень аккуратно я закатала ему одну брючину и прижала бритву чуть выше тонкого носка.

– Какая неприятность! Глупый поступок, правда? Мне послышалось или вы нос сломали? Значит, так. Сейчас я свяжу вам ноги и помогу встать. Или, может, перерезать оба ахилла, а дальше ползите до телефона хоть на бровях. Договорились? Отлично!

Ярко-красный с голубым, колледж Рэдли. Схватив полковника за воротничок рубашки, я приставила лезвие к его горлу и заставила опуститься на колени. Классическая поза жертвы.

– Какую мы грязь развели! Может, галстук обратно засунем? – предложила я, запихнув его в кровавое месиво под усами, а потом на всякий случай запихнула еще и галстук отвратительного горчично-белого цвета.

Когда Руперт впервые отправил меня к полковнику, я прикинула, что у него дома висит картин миллионов на десять: Сарджент, Кнеллер, небольшой рисунок Рембрандта, небольшой пейзаж Гейнсборо. Моррис не отрываясь смотрел на меня, пока я ходила по комнате и снимала картины со стен. Рембрандта я завернула в экземпляр газеты «Метро» и убрала в сумку, а остальные картины разложила на наименее залитой кровью части ковра.

– У вас есть очень неплохие работы, полковник. Интересно, не пришла ли пора их почистить? Наверное, сначала нужно вытащить их из рам. Ой, прошу прощения!

Бритва рассекла слегка нарумяненное лицо дамы с картины Сарджента, слегка взвизгнув, проходя через лак. У полковника началась тихая истерика. Следующей под нож пошла воздушная весна Гейнсборо, а потом я обезглавила священника Кнеллера.

– Пора купаться! Если я не ошибаюсь, вы предпочитаете этот парфюм, полковник?

Я вылила целую бутылку из «Трамперса» на лежащие на полу картины и принялась за работу металлической губкой. Через несколько секунд спирт стал разъедать масло, но стоило мне взяться за дело, как минут через десять на картинах появились огромные разводы. К тому моменту полковник уже потерял довольно много крови, упал на бок в отчаянных попытках затянуть жгут потуже и напоминал опрокинутое майское дерево.

– Ах ты боже мой! Наверное, аукционному дому следовало прислать ассистентку? Вы же всегда требовали этого? Просили Руперта прислать кого-нибудь посимпатичнее? Да вы не беспокойтесь, картины-то наверняка застрахованы! Правда? Просто позвоните в страховую после моего ухода, и все! Только вот надо вас посадить. Городской телефон есть? Я подвину столик поближе, вот, провод как раз дотянется. Прекрасно!

Поставив один из столиков между диваном и камином, примерно в двух метрах от того места, куда я усадила полковника, подперев его подушками, я привязала еще один галстук к тому, что связывал ему руки, а второй конец закрепила на ножке дивана прямо над металлическим колесиком.

– Кстати, где вы служили? В Сандхерсте? Такие узлы там не вяжут, но для такого вояки, как вы, это не проблема, справитесь! Итак, как я уже говорила, мне нужна всего пара минут, а потом можете идти обедать.

Взяв в руки фотоальбом, я стала перелистывать ламинированные страницы, пока не нашла пухлую дамочку на четвереньках с перьями в высокой прическе.

– Вы тогда решили, что мне они понравились, да? Кажется, вы назвали их необычными? – спросила я, встала на колени и провела рукой по промежности полковника. – Заводит, да? Похоже на киску, правда? Тогда смотрите!

Я поставила открытый альбом так, чтобы полковнику было видно, рядом с громоздким телефонным аппаратом, подошла к Моррису сзади, взяла его за подбородок и потянула голову назад, на пробу оттягивая кожу его век. А потом отрезала ему веки, два аккуратных треугольника. Ну, может быть, не таких уж и аккуратных – одно глазное яблоко подвывалилось.

– Приятного просмотра, полковник!

В «Планет органик» в Сент-Джонс-Вуде я заказала латте с куркумой и пошла в туалет приводить себя в порядок, убрала все крошечные частички кожи салфеткой и спустила в унитаз. Использованные перчатки еще лежали у меня в кармане, от них я избавлюсь позже. Моя ДНК осталась по всей квартире, но встает вопрос: чья это ДНК? Элизабет Тирлинк, вообще-то, не существует, я наконец-то стала это понимать. Стараешься, создаешь новую идентичность, становишься новым человеком, а потом оказываешься кругом виноватой. Я сняла испорченную юбку и блузку, достала из сумки чистое белое платье-футболку от Александра Вана, надела, потом вытерла небольшое пятнышко крови на щиколотке, забрала стаканчик с пенкой шафранового цвета, села на улице и стала наблюдать за мамами с детьми и наслаждаться прозрачной дымкой тихого июльского дня. Когда-то я сказала одному человеку, что месть меня не интересует, но я вообще много ерунды говорю. Может быть, полковник добрался до телефона, но биться об заклад я бы не стала.