Глава 7
Элисон
Ноябрь 2016 г.
ДобРо поЖаловаТь, ЭлиСон БЕйКер.
Вот ты и Здесь наКонец.
Жду не дОждусь вСтречИ.
Послание в моей дрожащей руке составлено из букв, вырезанных из журнала.
Я приехала на занятия пораньше и сходила к ячейкам для персонала проверить почту. Обычно для меня ничего не было, но сегодня…
Коричневый конверт. Внутренняя тюремная почта.
С минуту я смотрела на послание, пытаясь уразуметь, как это понимать. Может, все совершенно невинно и беспокоиться не о чем? Но здесь никто не знает моей фамилии, кроме персонала!
В дверь постучали – мои мужчины начали собираться. Сунув записку в карман, я отперла класс, готовая к уроку.
– Мисс, что вас заставило к нам податься? Мы заинтригованы!
Вопрос задал Барри, низенький человечек с головой, похожей на лампочку – широкой вверху и сужающейся к подбородку. У него кружка с надписью «Лучшему дедушке в мире». Его все так и зовут – Дедом. До сих пор я находила его вопросы занятными и даже лестными, но сейчас я вне себя.
Я покосилась на окно. Патруль охраны проходит мимо учебки каждые четверть часа, но до главного офиса отсюда добрых десять минут.
– Потому что я хочу, чтобы все люди научились получать удовольствие от искусства, – резко ответила я, роясь в шкафу с канцтоварами. Что угодно, лишь бы занять руки.
Барри кивнул, явно удовлетворенный, а я вздрогнула, вспомнив последний совет Анджелы:
– Не говорите им о себе ничего – потом не отстанут. Однажды одна наша учительница проговорилась классу, что выходит замуж, так один из заключенных проходу ей не давал, обещая ей золотые горы, если она выйдет за него.
– Кошмар какой! – ужаснулась я.
– Она сообщила об этом начальнику тюрьмы, но заключенный не отставал. В результате его перевели в другую тюрьму. Допек ее, надо полагать. – Анджела сделала лицо «а что поделаешь?». – Заключенные выкидывают странные номера, когда рядом женщины.
«Наконец ты здесь. Жду не дождусь встречи».
Неужели писал один из моих учеников? У меня их только двое, Барри и Курт.
Да, Курт тоже ходит на занятия. Улыбается мне, показывая испорченные зубы. Особенность преподавания изобразительного искусства в том, что к ученикам приходится подходить вплотную, чтобы помогать, – неидеальная ситуация в условиях тюрьмы. Но Анджела относится к Курту с симпатией, а я ей доверяю.
Сегодня мы будем рисовать мультяшных котов. Я к кошкам равнодушна, но Барри непременно хочет отправить открытку своим внукам.
– Они обожают котят, – с грустью в голосе поделился он.
Я старалась думать о нем и его внуках вместо записки, прожигающей, по ощущениям, дыру в кармане. Мягким фломастером я на белой доске нарисовала «кошку», кругами наметив голову и тело и прямыми линиями – усы.
– У меня лучше получается, чем у него, мисс? – спросил Курт. Вот же, хлебом не корми, дай подставить меня своими вопросами!
– Смысл искусства не в том, у кого лучше, а у кого хуже, – поправила я. – Произведение искусства судят по его достоинствам, заслугам…
– Что, как нарушителя закона?
Я еле сдерживала раздражение от его постоянной ухмылки.
– Так Дед вообще легко отделался! Хотите знать, что он сделал?
– Пошел к черту, Курт! – буквально зарычал Барри. Я ощутила уколы мелких невидимых иголочек-мурашек на коже.
– Хорош, Дедуля! Ты пугаешь нашу творческую леди. Веди себя прилично.
«Творческая леди» – прозвище, которым с недавних пор Курт меня наградил, ухитрившись в двух словах передать затаенное одобрение и изрядную долю сарказма, не скатившись, однако, до прямого оскорбления. Я его не поправляю – ведь он только этого и ждет.
Не могу передать облегчение, охватившее меня по окончании занятия. Курт вскочил открыть мне дверь.
– Спасибо, – говорю я, – но вы должны выйти первым, чтобы я могла запереть класс.
Он сверкнул своей жуткой улыбкой:
– А вам не помочь навести порядок?
Может, это Курта следует опасаться?
– Нет, благодарю вас.
Мне сразу стало легче, когда он наконец вразвалочку вышел. За ланчем меня так и подмывало рассказать Анджеле о записке, однако что-то одновременно и удерживало.
Поэтому я говорила об уроке, о новом ученике по прозвищу Дед и о том, как мы рисовали кошку. Жуя свои макароны с сыром, я старалась не думать о том, что может оказаться в тарелке.
– Погодите, речь идет о Барри? – моя новая подруга, заметно побледнев, перестала есть. – Он в вашей группе и рисует кошек?
– А что, это запрещено? – с учащенно бьющимся сердцем спросила я. Что я еще натворила?
– Да, вы не можете знать, – Анджела покачала головой и отложила вилку. – Его посадили за убийство троих детей. – Ее передернуло. – Не помните сенсацию середины 60-х?
– Я тогда еще не родилась, – напомнила я.
– Ох ты… Вот я дура!.. Когда полиция его арестовала, в доме было полно кошек, очень ухоженных, а в кошачьих мисках нашли человечину…
Меня начало мутить.
– И его семья продолжает с ним общаться?!
– Насколько я знаю, у Барри не бывает посетителей.
Я похолодела.
– Но у него кружка «Самому лучшему дедушке»!
– Наверное, сам себе купил, это не запрещено. Заключенные получают список разрешенных к заказу товаров…
– Зачем?!
– Чтобы нас обманывать – и себя заодно. Сделать вид, что он нормальный приятный пожилой человек. – Анджела понизила голос: – Элисон, мало ли кто лжет! У всех свои секреты. Еще насмотритесь коварства… Попадаются и приличные люди, но иногда трудно отличить одних от других… Мой совет – привлеките к делу Курта. Может, он и немного с приветом, зато он всех знает. Попросите его найти для вас больше учеников и следите, чтобы он обязательно присутствовал в классе, когда Барри на уроке.
– А что совершил Курт? – еще дрожа, спросила я.
Анджела готова была ответить, но передумала и отбросила назад длинную и черную как смоль прядь.
– Лучше вам не знать. Но поверьте, волноваться о нем не следует.
Записка, а потом правда о преступлении Барри оказались для меня чересчур. В тот вечер я добралась до колледжа на ватных ногах, зато с чувством неподдельного облегчения: мне остро требовалось общество людей, не совершавших преступлений. Ученики, явившиеся на изготовление витражей, уже ждали в классе. Единственный, кто отсутствовал, – Клайв с волевым подбородком, он же Свинцовый Человек. Я ощутила мимолетное разочарование, которое тут же прошло.
– Добрый вечер, Элисон! – послышался хор радостных голосов. Сегодня в мире моей витражной группы знаковое событие.
– Как прошел ваш день? – весело спросила студентка с лошадиным лицом.
Я могла ответить, что помогала маньяку-детоубийце рисовать мультяшных кошек, но сочла за лучшее не отвечать вовсе.
– А у вас?
– Скука. Домашняя каторга. Возила грязь и все мечтала вырваться сюда. Оставила мужу в духовке макароны с сыром…
Макароны с сыром. Никогда больше не стану их есть. Они теперь ассоциируются у меня с котятами, кошачьим кормом и…
– Ладно, класс! – сказала я с фальшивой веселостью. – Перчатки надели? А очки?
– Надели! – радостно подтвердила Берил. За окном послышался рокот мотора, и на парковку въехал сверкающий серебристый «Порше», из которого выбрался высокий мужчина в зеленом клетчатом «барбуре». Свинцовый Человек.
Не люблю, когда опаздывают, а я уже начала объяснение: это мешает вести урок. Помогать опоздавшему нагнать группу означает меньше времени уделить тем, кто пришел вовремя.
– Простите, – торопливо войдя в класс, Свинцовый Человек виновато поглядел на меня. – Совет директоров продлился дольше, чем я рассчитывал.
Можно было догадаться – типичный руководитель. Я не спрашиваю учеников, кем они работают, потому что часто люди приходят сюда в поисках отдушины. Да и в тюрьме мне лишний раз напомнили неписаное правило – не задавать вопросов.
А ну-ка, соберись, Элисон!
– Мы как раз проверяем, подойдет ли стекло к вашим рамкам, – сказала я.
После демонстрации – я ощутила знакомый восторженный трепет, несмотря на разыгравшиеся нервы, когда мое стекло идеально подошло, – я немного посидела с каждым учеником. К Свинцовому Человеку я подошла в последнюю очередь – отчасти в качестве наказания, а еще потому, что он вселял в меня странное беспокойство. Он больше не приглашал меня на ужин и был с того раза самой корректностью.
– Простите, мне действительно неловко за опоздание, – сказал он, понизив голос.
– Ничего, все нормально.
Может, я неправильно воспринимаю ситуацию и Клайв ничего не замышляет, просто у него хорошие манеры? Но когда я помогала ему срезать острый краешек стекла, наши руки нечаянно соприкоснулись, и от него точно проскочила искра. Опасность и интерес.
– Извините, – сказали мы одновременно.
– У меня получилось! – взвизгнула Берил. – Смотрите, Элисон!
Сердце у меня взмыло в небеса – она сложила витраж! Синий тюльпан на фоне красного неба.
– Осторожно, – поспешила сказать я, – его надо закрепить…
Дзынь! Слишком поздно, куски стекла выпали. Я помогла расстроенной студентке подобрать осколки.
– Вот я растяпа…
– Со мной такое тоже было, – заверила я. – Не беда, сделаем новый витраж.
Осколки я отнесла в лаборантскую и незаметно выбрала один, завернув в платок: томительное желание росло во мне целый день.
– Вы отлично разрулили ситуацию, – похвалил Клайв, снова задержавшись дольше остальных. – Я восхищен тем, как вы спасли положение. Ведь…
– Спасибо, – перебила я, вдруг испугавшись. – Мне пора запирать класс. Приходите на следующей неделе.
В окно я смотрела, как он идет к своей сверкающей машине. В душе я была рада ощутить его прикосновение и сожалела о том, что оборвала разговор, но мне казалось, что раз моя сестра не может жить полной жизнью, то и я не имею на это права.
Я поспешно прошла в лаборантскую, достала осколок стекла и прижала к запястью, упиваясь моментом, как алкоголик, держащий в руках бутылку.
Я не могу больше ждать.
И я говорю не только о порезе.
Медальон на еще теплой коже.
Незнакомый голос.
То вплывает в сознании, то уходит в глубину.
Сирена.
Затем ничего.
«Из ничего и выйдет ничего».
Где я это прочла?
Когда?
Или все это мне просто пригрезилось?
