Часть XI

Жизнь после

Глава 36

Лимб

По мнению очень многих, Джордану следовало просто до конца своих дней остаться в этом идеальном живописном кадре матча с «Ютой»: время игры уже истекло; он стоит с поднятой вверх правой рукой и согнутой в доведении, словно в знаке вопроса, кистью; мяч парит, падая в корзину, а море лиц на заднем плане напряжено в саспенсе. Air Jordan, непобежденный и не склонившийся до самого конца.

Лучшей кульминации было и не придумать. Карьера, старт которой дал ставший знаменитым на весь мир бросок на последней секунде, завершалась два фантастических десятилетия спустя еще одним пиковым моментом. Другие знаменитые спортсмены становились известными благодаря своим великим карьерным моментам, но ни у кого из них не было такого их количества, никто не ставил их на поток так, как он. А теперь его карьера подошла к такому эпическому завершению в Юте?

Почти все, включая и Джерри Райнсдорфа, склонялись к тому, что ему нужно уходить, оставить баскетбол в покое. «Ничем больше не занимайся, – говорили они ему снова и снова все последующие месяцы. – Ты достиг совершенства. Разве можно сделать такую карьеру еще лучше?»

Но остановиться было невозможно.

Спустя пару дней после того, как финальная серия NBA завершилась в Солт-Лейк-Сити столь славным для «Буллз» образом, ему уже не терпелось поскорее попасть на поле для гольфа, и никакая накопившаяся за три подряд чемпионских сезона с «Чикаго» усталость не могла его удержать.

Джордан часами играл в видеоигровое воплощение своего на тот момент любимого поля для гольфа, спроектированного Fazio в местечке Бартон-Крик, расположенном неподалеку от Остина, штат Техас. Поле поражало своими фервеями, окантованными отвесными берегами, обильными водопадами и известняковыми пещерами. Теперь, когда долгий сезон NBA был позади, Джордан планировал опробовать настоящее поле в реальной жизни.

И тут на авансцену вышел Кит Лундквист. В тот понедельник Джордан прибыл в Остин, чтобы сыграть пару дневных партий на поле в Бартон-Крик. За пару дней до своего приезда он позвонил Лундквисту, техасскому профессиональному гольфисту, чтобы узнать, не хочет ли тот в понедельник составить ему компанию на разминке в гольф-клубе Great Hills.

По понедельникам Great Hills был закрыт, а значит, это было идеальным временем для визита Джордана и его свиты. Потому гольфист сказал Джордану, что все подготовит к его приезду и будет ждать. Он заключил, что звезда баскетбола, которой теперь было уже 35, с радостью согласится поиграть в неспешном темпе, чтобы немного отвлечься от изнуряющей борьбы в NBA.

Но в тот понедельник телефон Лундквиста зазвонил до абсурдности рано. В трубке раздался голос Джордана: он объяснял, что его частный самолет заходит на посадку и по приземлении он сразу же отправится на поле. Лундквист сонно моргал глазами и вновь глянул на часы. Потом выскочил из кровати и принялся второпях собираться, чтобы встретить Джордана в магазине для профессионалов гольфа.

Приехав в Great Hills, Лундквист обнаружил ждущего его Майкла Джордана: тот разогревался, яростно запуская мячи в темноту. Лундквист уже не первый год был профессионалом, но такое видел впервые.

Когда они пожимали друг другу руки, гольфист увидел, как его рука исчезает в огромной лапе Джордана, напоминавшей боксерскую перчатку. «Это правда», – осознал он. Майкл был решительно больше, чем он представлял. Больше самой жизни.

Пока солнечный свет пробивался сквозь сумрак, Джордан вместе со своей группой из четырех человек, среди которых был бывший ресивер NFL Рой Грин, двигался к стартовой площадке. Его Воздушество был решительно настроен пройти как можно больше лунок, прежде чем в полдень появиться на благотворительном мероприятии.

Лундквист шел рядом, чтобы проводить Джордана к полю. «Я советовал ему, куда направлять удары, рассказывал о расстояниях между лунками и характеристах гринов, – вспоминал о том дне Лундквист. – На первых девяти лунках он не слишком блистал. Прошло всего несколько дней после финалов NBA. Он курил сигары и наслаждался жизнью. Четверка свиты поигрывала с ним, но без особого фанатизма. Он бил по мячу чрезвычайно хорошо, намного лучше, чем я ожидал. Он умеет бить. В этом сомнений нет».

К тому времени как Джордан дошел до вторых девяти лунок, он уже играл собраннее и лучше. Лундквист отмечал: «На гринах он работал отменными касаниями. Кисти его рук были громадными, поэтому на клюшках у него были удлиненные рукоятки. Зрительная координация его рук впечатляла. Очевидно, что его атлетические таланты находят применение во всем, во что бы он ни играл».

Когда Джордан добрался до вторых девяти лунок, члены клуба уже прознали, что на закрытом поле тренируется сам Майкл Джордан. Быстро собралась импровизированная толпа из 60–70 человек. Такие делегации встречали его практически всюду, куда бы он ни приезжал. Юрист из Орландо Марк Нежам как-то раз вспоминал, как одним утром, выглянув в окно на поле для гольфа, находившееся по соседству с его домом, увидел несущийся по фервею гольфкар. «Минуту спустя я увидел по меньшей мере 15 каров, гнавшихся друг за другом по полю, – вспоминал он. – В первом каре сидел Майкл Джордан, а в остальных – члены клуба, отчаянно преследовавшие его в надежде посмотреть на него хоть одним глазком».

Джордан был представительным мужчиной и, по всей видимости, давно привык к тому, что за ним всюду следуют люди. Лундквист вспоминал: «Он считал обязательным подходить ко мне и общаться по ходу партии. Он использовал клюшки от Wilson. Я сказал ему: «Могли бы найти клюшки и получше».

Джордан согласился. «Они платят по счетам», – сказал он, имея в виду свой спонсорский контракт с компанией – производителем клюшек.

Ричард Эскинас однажды отметил, что Джордан играет в гольф так же, как играет в баскетбол, всегда взвинчивая темп и стараясь получить за счет этого преимущество. В тот день в Техасе все было точно так же. Проглатывая лунку за лункой, свита Джордана из четырех человек двигалась по полю на большой скорости. «Это способно утомить кого угодно», – подумал Лундквист, позже, в полдень, проследовавший с компанией на благотворительное мероприятие, где воодушевленный Джордан непринужденно общался с толпой детей и взрослых. После полудня Джордан прошел еще одну внушительную «порцию» лунок на симпатичных полях Fazio в Бартон-Крик. Он закончил как раз вовремя, чтобы успеть в Сан-Маркос на благотворительный баскетбольный матч, запланированный на вечер.

«В тот вечер он отыграл всю игру от начала до конца, – говорил Лунд-квист. – То есть провел на паркете по меньшей мере два часа. Я никогда не видел ничего подобного». После Джордан заскочил в один из лучших ресторанов Остина, где пробыл до раннего утра: сперва он съел стейк, а потом курил сигары и пил дорогое вино, пока не пришло время спешно возвращаться в аэропорт. Он улетал, когда рассветные лучи солнца уже начали озарять техасское небо.

Джордан отбыл, оставив Лундквиста раздумывать о совершенно запредельном, каком-то потустороннем аппетите к жизни, с которым он только что столкнулся. Быть может, завершение карьеры пойдет на пользу Джордану. У него были внушительный счет в банке, собственный самолет и громадное любопытство и энергия, необходимые для изучения обитаемого мира в поисках совершенного поля для гольфа. Для наблюдателей со стороны вроде Лундквиста такой исход казался идеальным развитием событий, вот только одно было непонятно: хватит ли Джордану одного этого?

Брошенный

Позже Джордан признает, что чувствовал себя брошенным из-за решения Джексона оставить «Буллз». Джордан, как человек слова, поклялся завершить карьеру, если Джексон перестанет тренировать его. Было трудно оценить последствия его расставания с Джексоном, объяснял близкий товарищ их обоих. «Когда манипулируешь кем-то, получаешь то, что хочешь. Но когда этот человек раскрывает тебя, узнает, что им манипулировали, наступает отчуждение. Это скажется на отношениях, какими бы крепкими они ни казались когда-то. Отчуждение – следствие манипуляции».

Позже Джордан узнал всю правду о Джексоне, уже после завоевания чемпионства, узнал подробности увольнения Джонни Баха и другие факты, но главным образом Джордан ощущал, что Джексон просто решил уйти от него. Джордан сумел отменить «приказ» Краузе, распорядившегося уволить Джексона, однако тренер все равно ушел, оставив их всех брошенными.

После этого Краузе стремительно провернул обмен Скотти Пиппена в «Хьюстон». В результате трейда Пиппен сделает целое состояние, но надлом в отношениях с Джексоном и развал команды лишь усилили у Джордана ощущение отчужденности. Джордан, изначально мало кому доверявший, теперь верил людям еще меньше. Один из близких товарищей, входивший в узкий круг доверенных лиц, который Джексон выстроил в команде, наткнулся на Джордана позже в том же году и мгновенно ощутил, что всякие теплые чувства, что были между ними, теперь давно в прошлом. «Мы разговаривали, – говорил товарищ, – но после разговора у меня было впечатление, что он больше мне не доверяет, по крайней мере не так, как прежде. Казалось, что мы были друзьями раньше, но не теперь».

Если доверие к «Буллз» пропало, не значило ли это, что весь его опыт с этой командой был миражом?

Когда клуб обменял Пиппена и расстался с Джексоном, все сочли, что уход Джордана на пенсию – дело решенное. Но официальное завершение им карьеры было отложено из-за трудовых разногласий, вновь возникших между игроками NBA и владельцами команд. Джордану было легко расслабиться и отдохнуть от баскетбола, потому что владельцы NBA объявили локаут в межсезонье 1998 г., по ходу которого вели торги с игроками по условиям нового коллективного соглашения – необходимость в нем возникла в том числе и из-за огромного контракта самого Джордана. Владельцы попросту не хотели платить сопоставимые суммы игрокам меньшего калибра. Возникшая ситуация давала ему больше времени на обдумывание собственного будущего.

Во время одного из таких потерянных уик-эндов он случайно порезал себе сухожилие на руке приспособлением для обрезки сигар. Ему потребовалась операция, лишь усугубившая сомнения по поводу будущего.

Тем временем его отношения с матерью, братьями и сестрами также пребывали в подвешенном состоянии. Сис продолжала бороться со своими эмоциями, связанными с отцом. Вскоре после его смерти в 1993-м она начала писать книгу, но забросила проект в 1995-м. Она оставалась убежденным критиком своего богатого и знаменитого младшего брата, особенно ее возмущали внушительные суммы, потраченные им на азартные игры, в то время как она и другие члены семьи испытывали финансовые трудности. Дело было не в том, что он не помогал близким; к примеру, он купил своему дяде Джину Джордану фуру, благодаря которой тот смог работать водителем грузовика до старости, пока ему не перевалило хорошо за 70. Сис подсчитала, что брат перевел ей в общей сложности около ста тысяч долларов за все эти годы. Она не ждала, что он сочтет заботу о ней или ее детях своей обязанностью, но ее и других родственников озлобили всплывшие в прессе факты о проигранных им крупных суммах денег. По всей видимости, у ее критики был свой ценник. Она отмечала, что каждый из членов семьи получил новенький автомобиль благодаря спонсорскому контракту ее брата с дилером Nissan, каждый, кроме нее. Ей дали ключи от подержанного авто. В этом неуважительном отношении она видела доказательство того, что он пользовался своим богатством, чтобы контролировать близких.

К 1997 г. Сис и Майкл перестали разговаривать друг с другом. Каждому из ближайших родственников он дарил дорогие ювелирные украшения по случаю завоевания каждого чемпионского титула в NBA, но в 1998-м он не подарил ей никаких украшений. В 1999-м, после завершения карьеры, он гневно отреагировал на новости о том, что она снова взялась за работу над своей книгой. По ее словам, он заявил, что книга станет попыткой заработать на его репутации за счет преувеличенных и необоснованных утверждений. Она ответила, что не входит в громадное число подхалимов, окружающих его в жизни и говорящих ему только то, что он хочет услышать; что она знала и любила его задолго до того, как он стал знаменитым; что, в отличие от других родственников, озвучивавших ту же критику в его адрес в разговорах «на кухне», она не боится высказать свое мнение.

Позже в тот год в авиакатастрофе погиб гольфист Пэйн Стюарт, недавно выигравший US Open, из-за чего Сис стала размышлять о том, сколько времени ее брат проводит на борту своего частного самолета, летая туда-сюда по земному шару. Она позвонила и оставила сообщение, в котором делилась своим беспокойством и хотела узнать, все ли с ним в порядке. Он отправил ей ответ через мать, сказав, что с ним все хорошо. Майкл не общался с ней лично, говорила она позже, так как «у него есть склонность сбегать от чего-то, с чем он не хочет иметь дело, и его богатство предоставляет ему множество вариантов побега».

И хотя Джордан поддерживал контакты с матерью, они уже не были близки друг к другу так, как раньше, отмечали друзья и знакомые.

Осенью 1996 г. у них состоялась эмоциональная встреча: они появились вместе в Университете Северной Каролины, чтобы объявить о передаче в дар 1 млн долларов на создание Института семьи им. Джордана в школе социальной работы. Если людям было интересно, откуда Джордан черпал свои легендарные энергию и задор, то им не надо было далеко ходить, достаточно было взглянуть на Делорис Джордан, которая продолжала писать и ездить по всему миру, рассказывая о семейных проблемах, даже когда ей было далеко за 70. Его харизма в значительной степени была унаследована от матери. Джим Стек отмечал: «Она замечательная леди, очень радушная и искренняя. У него в характере тоже есть эти качества». Работа Института Джордана в УНК хорошо сочеталась с ее огромной позитивной энергетикой и транслировала ее послание будущим поколениям, став для Делорис, вероятно, способом совладать с теми проблемами, с которыми она столкнулась когда-то как молодая мать.

Позже по Чапел-Хилл начнет бродить слух о том, что у школы были трудности с тем, чтобы забрать подарок Джорданов. Было ли это проявлением легендарной скаредности Майкла или признаком растущей пропасти между ним и матерью, превратившейся в одного из самых суровых его критиков? А может, и то, и другое? Со временем подарок придет по назначению, институт откроет целый ворох программ в школе социальной работы и станет важным элементом семейного наследия Джордана.

Летом 1999 г. исполнилось шесть лет с момента гибели Джеймса. Из всех ближайших родственников Майкл был ближе всех к отцу, который почти всегда оставался его компаньоном и советником, самым пылким его поклонником. Джеймс постоянно был на его стороне, он помогал поддерживать течение событий в позитивном ключе, неизменно подбадривал Майкла, сталкивавшегося на своем пути с колоссальным давлением и все нараставшими сложностями в жизни. Казалось очевидным, что остаток своего существования Джордан проведет в компании двух ангелов, сидящих на плечах: одним будет его мать, она, склонившись перед крестом Божьим, будет нашептывать ему на ухо, увещевая о необходимости вести самоотверженную, бескорыстную публичную жизнь; вторым будет отец, который стает подталкивать его к тому, чтобы он искал веселье всюду, где только можно было его найти, ведь он определенно заслужил его.

После смерти Джеймса мать и сын продолжали свои битвы на невидимом фронте, сообщала Сис, и их конфликт дошел до такой точки, когда Майкл решил поменять замки на дверях офиса фонда, чтобы на время закрыть Делорис доступ туда. Он даже попытался ограничить использование его имени в ее деятельности, как утверждала старшая сестра. И все же Джордан продолжал обеспечивать свою мать ежемесячным довольствием и оказывал другую финансовую помощь. Хотя со временем им удастся до некоторой степени разрешить свои разногласия, их взаимоотношениям, по всей видимости, был нанесен существенный ущерб.

Отца уже давно не было в живых, но казалось, что влияние старшего Джордана во многих отношениях стало лишь больше и значительнее, чем оно было при его жизни. Для некоторых первоочередным доказательством этого был образ жизни, который Джордан вел вдали от внимания публики. Другие, однако, видели в нем давно заслуженное освобождение от оков его отельной жизни взаперти.

Как бы то ни было, Сис утверждала, что предвидела такое развитие событий. Как и другие члены семьи, она поддерживала иллюзию того, что он все тот же любящий, заботливый и нежный младший брат, которого она знала. «С появлением этого его имиджа громадных размеров он стал заложником своего общественного статуса, и напряжение, которым сопровождался его успех, ожесточило его, – напишет она в книге. – Со временем давление, вызванное постоянным пребыванием «на виду» и необходимостью соответствовать ожиданиям, усложнило Майклу жизнь настолько, что ему стало трудно расслабляться даже в кругу семьи». Он превратился в «ходячий и говорящий конгломерат», – говорила она.

По совести говоря, протестовали его защитники, подобное «корпоративное» существование было фундаментом его долгосрочного успеха. Его возвышение на ниве бизнеса во многом было тем, что коренным образом отличало его от армии бывших спортсменов, по окончании карьеры скатывавшихся до попыток выжать несколько долларов из своей былой славы.

В 1999 г. Джордан столкнулся с очередным вызовом: теперь ему предстояло сочинить второй акт своей жизни, после спорта. Согласно одному из исследований, ни много ни мало 90 % вышедших на пенсию игроков NBA становились банкротами в течение нескольких лет после окончания карьеры. Многих из них обирали до нитки агенты и финансовые менеджеры. Другие становились жертвами системы образования, которая ничему или почти ничему не научила их по части управления финансами и богатством. Большинство же становились жертвами того самого дорогостоящего образа жизни, поддерживать который с окончанием карьеры они были не в состоянии.

На контрасте Джордан благодаря своему статусу партнера в Nike и прочих доходов от спонсоров и инвестиций зарабатывал миллионы каждый год. Его состояние обычно оценивалось примерно в 500 млн долларов, а часто его даже называли первым спортсменом-миллиардером. Он добился долгосрочного успеха вопреки всем превратностям жизни профессионального баскетболиста, почти как его прадед Пиплс, процветавший, несмотря на невозможность жизни испольщика. И при этом подвиги Джордана были свежи в воспоминаниях очень многих его современников. Годами интервьюеры просили Джордана перечислить самые памятные его выступления, и его ответ всегда был стандартным: «Я дождусь окончания своего марафона, прежде чем оценивать свои достижения».

Такой ответ можно было понять, хотя эмоции, которые он выражал на публике, уже давно указывали на то, что он от души смаковал эти достижения. Страсть была его фирменным почерком. Он отмечал победы с неистовым ликованием, и эти выбросы эмоций каждый раз притягивали внимание мировой аудитории. Что же до других людей, внесших посильный вклад в создание этой поп-культурной иконы, то Сонни Ваккаро, в частности, дивился широте охвата Джорданом аудитории и его огромной популярности. «До Майкла никого прежде не раскручивали так, как раскручивали его мы, – говорил Ваккаро. – И никто никогда не акцентировал столько внимания на одном конкретном спортсмене, чтобы продать какой-либо продукт».

К 1999 г. Джордан единолично захватил вершину культуры, падкой на мифологизацию спортивных героев. Насколько глубоко его влияние проникало в мир? В декабре 1999 г. издание Financial Review выразит искреннее удивление тем, что по результатам проведенного еще в 1992 г. опроса китайских школьников Джордан занял второе место в списке величайших фигур XX в. наряду с Чжоу Эньлаем, много лет занимавшим пост премьера Госсовета КНР. Это было за пять лет до выхода на экраны Space Jam и задолго до того, как легенда Джордана начала набирать серьезные обороты с его первым «уходом на пенсию», бешеным ажиотажем вокруг его возвращения и выигрыша последних трех чемпионских титулов в стиле книжных бестселлеров.

«Выдвижение Джордана в этом списке выглядит странно, – отмечал Financial Review, – если не помнить о том, что достижения чернокожих в спорте высоких достижений вошли в число ярчайших страниц истории XX в.».

«Насколько велик Майкл Джордан? – задавался вопросом журнал Newsweek в 1993 г. – Мы все знаем, что он – живой бог для десятков миллионов американских парней, самая медиагенная фигура из мира спорта в истории, человек-конгломерат, способный перемещать товары и услуги так, как несколько слов главы Федеральной резервной системы способны сдвигать котировки на финансовых рынках».

Возвращение в баскетбол в 1995-м подняло популярность Джордана на новые высоты. Четыре года спустя 800 репортеров собрались в чикагском «Юнайтед-центре», чтобы присутствовать на пресс-конференции, собранной им для объявления о втором завершении карьеры. Журналисты понимали, что эпохе настает конец. «Очевидно, что Майкл – один из самых важных спортсменов. Но помимо этого он – одна из самых важных фигур в истории с точки зрения культуры Соединенных Штатов, – говорил в то время Тодд Бойд, профессор Университета Южной Калифорнии, специализировавшийся на спорте и культуре. – Не думаю, что это может вызывать сомнения. Когда речь идет о спортсмене, который не только с явным отрывом доминировал в своем виде спорта, но также сумел превзойти спортивные успехи достижениями своего бренда, когда мы говорим о его способности продвигать продукцию на рынке, – а именно этим Майкл Джордан занялся спустя какое-то время, – то становится ясно, что он совершил, вероятно, самый значимый переход, какой только удавался кому-либо: с баскетбольной площадки к самым высоким пикам мира американской популярной культуры».

На вершине популярности Джордана у общественности часто вызывали удивление любые намеки на необычное его поведение. Но гораздо больше удивляло, как утверждал Сонни Ваккаро, то, что он не давал больше намеков на это. «Как мог он не развратиться? – спрашивал Ваккаро. – Это было бы невозможно для человеческой природы. Как можно было устоять? Помните, у него были эти рекламные ролики с Марсом Блэкмоном, которые он делал в начале 1990-х со Спайком Ли? Они были невероятно популярны. Потом он сделал фильм и снимался в рекламе с Багзом Банни и Луни Тюнс. Он выиграл все эти чемпионства и стал величайшим спортсменом мира».

«Так что старшая сестра Джордана была действительно права, утверждая, что этот значимый опыт изменил его личность, – добавлял Ваккаро. – После того как мы создали всю эту коммерческую машину, он стал другим… Он стал другим Майклом. Все эти события сказались на нем в очень молодом возрасте. Я не знаю, как можно было бы на его месте уйти от этого».

Его поклонники справедливо подмечали, что, в отличие от других жертв безграничного успеха, вроде Элвиса или Майкла Джексона, Джордан весьма успешно противодействовал многим деструктивным факторам, доступным потерянным и одиноким обладателям такой известности. Это замечание будет актуальным и в последующие годы, когда во втором акте своей жизни – уже в роли баскетбольного менеджера и владельца команды – он столкнется с ураганом трудностей. Если раньше его перформансы на площадке, выходившие за все грани разумного, всегда могли скрыть его недостатки, то жизнь в статусе баскетбольного менеджера таких поблажек ему не давала. Более того, вскоре Джордан убедится, что она лишь будет раскрывать и подчеркивать негативные стороны его жизни.

Преданность Райнсдорфа

В декабре локаут в NBA наконец закончился. Лига объявила, что планирует начать проводить матчи в январе 1999 г., что дало Джордану возможность заявить о завершении карьеры журналистам со всего мира, собравшимся в «Юнайтед-центре» 13 января. Однако он отказался вносить какую-либо конкретику, сказав, что существует 99,99 % вероятности того, что он закончит выступать, но никогда нельзя говорить «никогда», отмечал он.

«В ментальном плане я утомлен и измотан. Я не чувствую, что передо мной стоит какой-то значимый вызов. В физическом плане я чувствую себя великолепно, – говорил Джордан, объясняя свое решение. – Сейчас идеальное время для того, чтобы уйти из баскетбола».

Некоторые обратили внимание, что он говорит не слишком убедительно. «Я думаю, что лига продолжит работу, хотя у нас и были трудности последние шесть месяцев, – говорил он, имея в виду проблемы в связи с торгами вокруг нового коллективного соглашения, из-за которых болельщики не видели баскетбола почти половину сезона 1998/1999 г. – Думаю, что эта история вернула нас всех к реальности. Баскетбол – это бизнес, но в то же время развлечение. Это все еще игра. И игра продолжит жить».

Но ей придется жить дальше без него.

«Я просто собираюсь наслаждаться жизнью и делать то, чего никогда прежде не делал», – объяснял он. Если вкратце, говорил он, то его заново обретенная свобода будет отдана на откуп жене и трем маленьким детям, любви к гольфу и многим коммерческим соглашениям.

«Я вижу, что теперь Майкл гораздо чаще занимается карпулингом», – сказала Хуанита Джордан репортерам, отвечая на вопрос о том, как она видит будущее Джордана. «К сожалению, – продолжал Джордан, – моя мать, моя семья, братья и сестры не смогли присутствовать здесь. Но раз вы видите меня, значит, вы видите и их. Моего отца, мою мать и, разумеется, моих братьев и сестер. Они здесь через меня, и они, как и я сам, говорят вам спасибо за то, что вы взяли меня к себе, выказывали мне уважение и благодарность, которые я получал от вас на протяжении всех этих лет. Я буду в Чикаго до конца своих дней. Моя жена не разрешит мне переезжать куда-либо еще. Я буду жить в Чикаго и буду поддерживать чикагские команды».

Один из репортеров спросил, не раздумывает ли Джордан над тем, чтобы направить свои многочисленные таланты на спасение мира. Джордан открыто заявил, что он никакой не спаситель. И действительно, он не справился с задачей по спасению чемпионской команды, которую так отчаянно жаждал сохранить. Однако Джордан дал совсем скудные комментарии касательно разногласий в клубе, приведших к развалу команды, вместо этого отметив, что менеджмент «Буллз» ждет очень много тяжких трудов впереди. «Мы высоко подняли планку стандартов», – сказал он с тенью улыбки на лице.

«Я хочу поблагодарить двух джентльменов, мистера Стерна и мистера Райнсдорфа, за то, что они предоставили мне возможность поиграть в баскетбол и, разумеется, за возможность прийти в Чикаго, познакомиться с моей прекрасной женой и построить здесь семью, – сказал он. – Хочу сказать спасибо моей семье в Северной Каролине и многим моим друзьям, которые приехали сюда, чтобы поддержать меня в этот день, и которые поддерживали меня всегда, с первого моего шага на баскетбольной площадке, и даже когда я еще на нее не ступил. Я хочу выразить благодарность этим двум джентльменам и всем болельщикам Чикаго за то, что вы разрешили мне приехать сюда и приняли меня как одного из своих… Надеюсь, все будут знать наш город как город чемпионов, надеюсь, что победы продолжатся и без Майкла Джордана на паркете. Я буду болеть за «Чикаго Буллз».

Он и Хуанита вещали на пресс-конференции о том, как он отойдет к тихому существованию и станет наконец нормальным отцом. Он искренне любил своих детей, любил с самого начала, так что такой вариант казался возможным – ровно до того момента, пока он не попробовал действительно жить так. Мир полей для гольфа никуда не делся, он ждал его, как ждал и его собственный самолет Jump 23, манивший возможностью слетать куда только душе будет угодно, предлагавший возможность поиграть в карты, подымить сигарой и подурачиться с приятелями на всем пути к заветной цели. Он продолжил жадными глотками поглощать лунки, а с ними и целые поля, устраивал гольф-оргии и марафоны азартных игр, которые по масштабу лишь немногим уступали тем, что он организовывал в начале 1990-х, еще до своих неприятностей на этом поприще.

Позже его будут обвинять в том, что он вытащил на эту странную и недоступную очень многим орбиту своего приятеля Тайгера Вудса.

Дошло до того, что когда Вудс столкнулся со своими проблемами на почве сексуальной зависимости, получившими широкую огласку в СМИ, один из представителей гольфиста пожаловался, что именно участие Вудса в вакханалиях Джордана привело его к падению.

И хотя Джордан ушел из баскетбола, его соревновательный дух никуда не делся, он продолжал бушевать настолько, что Майкл стал жаждать постоянного движения, борьбы, он все время искал новые стимулы, играл партию за партией, каждый раз до позднего вечера, и ставил на кон столько, сколько было нужно, чтобы чувствовать азарт. Стал ли он зависимым от адреналина или это был выход эмоциям? Ведь он ушел из жизни на виду у всех, жизни, в которой ему так хорошо платили за то, чтобы он был таким безупречным? Скорее всего, причина была и в том, и в другом, и еще много в чем, включая то, что такой заполненный гольфом график давал ему возможность проводить много времени с друзьями, с которыми он не мог встречаться на публике в силу своей популярности. После двух десятилетий в баскетболе он не знал почти ничего, что выходило за пределы его устоявшегося жизненного цикла: тусовки с окружением, проведение минимума необходимых встреч для поддержания бизнеса, съемки в рекламах, перемежавшиеся с приземлениями в Чикаго, необходимыми для сохранения семьи. Так он думал.

Каким бы ни был корень всего этого, несколько июньских дней 1998 г., которые он выделил на импровизированное празднование чемпионского титула, обратились в недели, потом месяцы, а затем стали новым образом жизни. Как отмечал Лэйси Бэнкс, Джордан приобрел королевскую ауру, этот статус ему счастливо даровала обожавшая его публика. Настойчивое стремление соответствовать большим ожиданиям, которыми сопровождалось его существование в баскетболе, не пропало с завершением карьеры игрока. Погрузившись в гольф и необузданное веселье, он довольно быстро решил, что хочет иметь какое-то место в баскетболе, хочет пустить в дело те ценности, которые он так ясно олицетворял, будучи игроком. Он будет учить следующее поколение важным понятиям об игре, объяснял он репортерам.

Первой его мыслью было занять важную должность в «Буллз», стать совладельцем команды, участвующим в управлении клубом. Некоторым казалось смехотворным то, что у него были такие ожидания, учитывая, какие конфликты разгорались в «Чикаго» в последние его сезоны в команде. Одного гнева Джордана было достаточно, чтобы заставить такого сурового господина, как Джерри Райнсдорф, побелеть. Однако опыт его работы с Nike породил прецедент. За годы он расходился с Филом Найтом во мнениях по очень многим вопросам, но его присутствие в обувной компании и участие в ее развитии обеспечили Nike существенный рост и обогатили фирму. И за свою беспрецедентную власть в ней и влияние на ее развитие он получал щедрое вознаграждение.

Было очевидно, что его усилия и энергия обеспечили аналогичный рост и «Буллз». Но если Джерри Райнсдорф и раздумывал о том, чтобы вознаградить Джордана аналогичным образом, никаких документальных свидетельств этого не имеется. Было бы разумным сохранить связи невероятно популярного в народе героя с клубом – такое решение могло бы подготовить почву к повторному возвращению Джордана в Чикаго.

Чтобы привести в управленческую структуру «Буллз» Джордана, клуб должен был изменить роль Краузе или уменьшить его полномочия, а то и вовсе избавиться от него, учитывая взаимную неприязнь двух участников конфликта. В 1999 г. эта неприязнь еще была свежа в памяти Краузе и Райнс-дорфа. Чикагская пресса на всем протяжении сезона 1997/1998 г. снова и снова окунала их в неприглядные обстоятельства истории с развалом команды. Джордан всегда был правым, а они, казалось, всегда неправыми.

«У нас была поговорка, – вспоминал в 2012-м Краузе. – Мы говорили, что могли бы выстроить всех журналистов вдоль Стейт- и Мэдисон-стрит, и Майкл мог бы помочиться на каждого из них, мог бы помочиться им прямо на лица, а они бы сказали только: «О, нектар богов!» Вот как велико было его влияние на прессу в Чикаго. У него был полный контроль».

Недовольство сторонами друг другом означало, что вариант с приглашением Джордана в «Буллз» в качестве миноритарного акционера и управленца, никогда всерьез не рассматривался, и владельцам клуба было все равно, сколько денег он для них заработал.

«Джерри никогда не говорил со мной о такой возможности, – сказал Краузе в 2012-м о реакции Райнсдорфа на заинтересованность Джордана. – Он никогда не упоминал об этом». Краузе вспоминал, впрочем, что эту тему поднимали некоторые представители СМИ. «Я отшучивался, отвечая на вопросы об этом, потому что знаю Майкла, – говорил Краузе. – Он уже показал, какого уровня его таланты управленца».

Краузе хорошо знал не только Джордана, но и Райнсдорфа. «Джерри – очень упрямый человек», – объяснял он, добавляя, что преданность была колоссальным по важности фактором для Райнсдорфа. По мнению Краузе, преданность главы клуба в первую очередь распространялась на акционеров «Буллз». И хотя старания Джордана сделали акционеров довольно богатыми, его потенциальное участие в управлении было совсем другим делом. Краузе говорил: «Такое делегирование ответственности могло бы привести к печальным последствиям. Думаю, Майкл был уверен, что получит эту работу. Майкл думал, что получит все на свете. Он не знал, какие требования предъявляла эта работа. Понятия не имел».

Краузе также отмечал, что обида и разочарование, испытанные владельцем «Буллз» в ходе переговоров по последним двум контрактам Джордана с клубом, также были важны и их следовало учитывать. «Решение контрактных вопросов с Майклом было горьким опытом, веселья там было мало», – говорил Краузе. Отчасти обида Райнсдорфа объяснялась поведением Фалька во время переговоров. Краузе поспешил добавить, что он и Райнсдорф уважали Фалька, в том числе и потому, что тот был очень неуступчивым в переговорах. Но это уважение едва ли могло бы смягчить обиду «двух Джерри» на Джордана.

Джим Стек, который позже покинет «Буллз» ради должности директора «Миннесоты Тимбервулвз», говорил, что вопрос приглашения Джордана в менеджмент «Чикаго» усложнялся в том числе тем, что все годы своей игровой карьеры он пытался продавливать приобретение игроков из Северной Каролины. «Другой составляющей было то, что Джерри Райнсдорф действительно доверял нам и верил в то, что мы делаем, – говорил Стек об администрации команды при Краузе. – Джерри Райнсдорф уже получил представление о Майкле-управляющем после истории с Уолтером Дэвисом и кое-каких других инцидентов. Не думаю, что Майкла удовлетворило бы номинальное участие в жизни «Буллз». Он наверняка захотел бы принимать участие в непосредственном управлении, в принятии решений. Это было бы трудно осуществить. Даже если бы Джерри Райнсдорф захотел вернуть Майкла в «Буллз», не думаю, что он сумел найти бы для него такую должность, которую Майкл захотел бы принять и которая устроила бы его».

Стек, тесно сотрудничавший и с Джорданом, и с Краузе, содрогался от одной мысли о том, что эти двое могут делить фронт-офис клуба. «Нет никаких шансов на то, что эти парни могут работать сообща», – говорил он. Джордана не должен был удивить отказ Райнсдорфа, отмечал репортер Дэвид Олдридж, много лет освещавший NBA. Он утверждал: «У меня никогда не было мысли о том, что Райнсдорф хотя бы на секунду задумался о приглашении Майкла директором. Я хочу сказать, что обычно всегда можно понять, что человека готовят к переходу на работу во фронт-офис. Чтобы это понять, не надо быть семи пядей во лбу. У меня никогда не было ощущения, что они готовят Майкла на эту роль. Никогда».

Быть может, реализации этого плана помогло бы то, что продолжение сотрудничества Джордана с клубом было в лучших интересах держателей акций. Ведь по факту он был самым мощным орудием лиги по привлечению внимания, тем, что Джерри Уэст любил называть «лицензией на печатание денег». Ценность Джордана отражалась не только в громадном росте доходов и совокупной стоимости «Чикаго Буллз», но и в его влиянии на город Чикаго в принципе, выразившемся в расцвете некогда невзрачных и опасных кварталов вокруг чикагского «Стэдиума», которые преобразились в бурно развивающийся район с многочисленными барами, ресторанами и другими видами бизнеса, выраставшими вокруг с открытием «Юнайтед-центра» – «дома, который построил Майкл». Позволит ли Райнсдорф своему гневу помешать сделать то, что было в интересах акционеров команды и всего города?

Что же до тезиса о том, что Райнсдорф был что-либо «должен» Джордану в связи с ошеломительными успехами команды, Краузе парировал просто: «Мы заплатили Майклу много денег за то, чтобы он играл в баскетбол». Последний контракт Джордана, по которому он получил 33 млн долларов за сезон, служит доказательством этого утверждения, вот только выкладка NBA данных по совокупным карьерным заработкам звезд лиги, опубликованная в 2012 г., указывает на другое. В списке главных толстосумов NBA, ранжированных по количеству заработанных денег за карьеру, Джордан занял лишь 57-е место, чуть отстав от Дэвида Ли. Совокупные доходы Джордана от выступлений в NBA составили относительно скромные 90 млн долларов. Из списка становится понятно, что успех Джордана позволил следующему поколению звезд, выступавших после него, – Кевину Гарнетту, Коби Брайанту и Шакилу О’Нилу – приблизиться к цифре в 300 млн долларов, заработанных за карьеру. Джордан часто отмечал, что его успех был построен на усилиях поколения игроков, игравших до его появления в баскетболе и зарабатывавших сущие гроши. Он говорил, что вполне логично, что он заработает меньше своих последователей.

И все же Джордан оказался далеко позади даже своих современников. Патрик Юинг возглавлял группу игроков, выступавших в эру Джордана, со своими 119 млн долларов совокупного дохода. Скотти Пиппен заработал 109 млн долларов, большая часть из которых была получена им уже после ухода из «Буллз». Хаким Оладжувон мог похвастаться 107 млн, а доходы Гэри Пэйтона, Реджи Миллера и Карл Мэлоуна перевалили за отметку в 100 млн долларов.

Эти данные говорят о том, что «Буллз» не баловала Джордана щедрыми контрактами, особенно если сравнивать его доходы с тем богатством, которое свалилось его стараниями на держателей акций команды. Владелец «Лейкерс» Джерри Басс, к примеру, заплатил Мэджику Джонсону 14 млн долларов перед его уходом на пенсию, отчасти для того, чтобы отблагодарить лучшего игрока за пять чемпионских титулов NBA, к которым он привел команду, и за то, что его игра помогла значительным образом увеличить общую стоимость клуба.

Впрочем, отношения Басса и Джонсона часто описывали как нечто похожее на отношения отца и сына, тогда как некогда крепкие взаимоотношения Райнсдорфа и Джордана настолько сильно пострадали в результате их разногласий касательно Пиппена и Джексона, что Райнсдорф быстро и решительно оттолкнул от себя Джордана, как только тот завершил игровую карьеру.

«Дефицитом» доходов Джордана можно также объяснить его позицию. Он всегда утверждал, что играет «ради любви к игре». Даже потом, после возвращения в баскетбол, он играл за минимальную компенсацию. Он очень гордился тем, что заработал свое огромное состояние – превышавшее миллиард долларов по некоторым оценкам – «за пределами баскетбольной площадки».

Джерри Райнсдорф определенно лишил своих партнеров некоторой прибыли, отказавшись нанимать Джордана управляющим. И все же глава «Буллз» повел себя так, как повело бы большинство в этой ситуации. Ему надоели конфликты, и он решил отпустить Джордана на все четыре стороны. «В конце концов Майкл почувствовал, что у него еще остался порох в пороховницах, но он был вынужден уйти, потому что у него не было выбора, и ему это очень тяжело далось», – говорил Джим Стек.

Под конец карьеры Джордана Краузе попросил его о последней встрече. Этот случай заставил Краузе вспомнить их первую встречу с Джорданом 14 годами ранее, весной 1985-го. После случилась травма стопы, а дальше разногласия между ними только множились. «Враждебность начала проявляться именно тогда, – вспоминал Сонни Ваккаро. – И она продолжала накапливаться, пока не вылилась в очень некрасивые инциденты».

«Моя работа состояла не в том, чтобы беспрестанно унижаться перед Майклом», – говорил Краузе. Краузе почувствовал нужду в примирении с Джорданом или в окончании их конфликта, он надеялся, что встреча поможет в разрешении их конфликта, а потому попросил Майкла прийти в его офис в «Берто-центре». Разговор Краузе начал с признания, что слова о том, что Эрл Монро был лучше Майкла, он говорил неискренне. «Ты был лучше его в начале своей карьеры, – говорил Краузе, – но я не мог сказать тебе об этом».

«Я знал», – ответил Джордан так, словно ему наконец представилась возможность сказать: «Ага! Я подловил тебя!»

«Он отреагировал в духе «Ну, хорошо», – вспоминал это Краузе. – Разговор получился очень коротким. Мы с Майклом никогда не сядем за один стол. Он помнит всех, кто сомневался в том, что он станет великим. Он помнит каждую негативную заметку, написанную о себе».

И он определенно будет помнить Джерри Краузе, даже когда будет очень далеко от него.