Часть VII

Циник

Глава 20

Вот это развлечение!

Его старшая сестра видела в нем эту особенность еще в детстве. Отец и даже Ред Ауэрбах заметили ее, когда его карьера начала набирать обороты. Джордан обожал развлекать толпу. Его взаимоотношения с публикой росли и развивались настолько стремительно, что окружающие не могли измерить эту скорость. Этот феномен заставил даже университетских ученых и преподавателей изучать Майкла как новую силу в популярной культуре.

Но даже при том, что Джордан отдал свое существование во владение публики, в жизни оставалось многое, что ему удалось скрыть. Он сделал это по собственной воле, следуя крепнущему инстинкту самосохранения и своей убежденности, что в некоторые аспекты его жизни никто не имеет права совать нос. Джонни Бах наблюдал за этим с благоговейным трепетом. Прилежный студент, тщательно изучавший баскетбол и жизнь в целом, Бах был большим философом, наделенным обаянием и искренностью. Кто знает, как развивалась бы история Джордана и NBA, если бы в жизни Майкла не появился Бах, который вел с ним долгие беседы?

«Если его глаза загорались и он начинал слушать, мне очень везло», – говорил Бах, рассказывая об их взаимоотношениях и выпавшей ему возможности поработать с величайшим баскетболистом в истории.

Джордан боролся за право не раскрывать некоторые свои слабости и свою привычку потакать им, равно как и распространяться о том бремени, что он добровольно нес на себе помимо баскетбола. «В начале его карьеры я думал, что он делает безумно много всего, это было просто невероятно, – вспоминал Бах. – Он всегда навещал какого-то человека или ребенка, чьим последним желанием было пообщаться с ним. Он никогда никому не отказывал. Каждый вечер приходили такие просьбы, и я никогда не мог понять, откуда он берет силы на все это. Его просили о визите покалеченные, обгоревшие, умиравшие от смертельной болезни дети. Я до сих пор помню, как он встречался с ребенком, отец которого сжег ему лицо. Его привели к нам, и Майкл сидел с ним в старой раздевалке чикагского «Стэдиума» перед игрой и разговаривал. Просто разговаривал. Вы представить себе не можете, как ужасно обгорел тот малыш. А Майкл просто говорил с ним. Потом посадил его на скамейку и периодически подходил к нему во время игры и спрашивал: «Ну как тебе тот джампшот?» К нему подошел один из арбитров и сказал: «Майкл, нельзя, чтобы парнишка сидел на скамейке. Это против правил лиги». Майкл посмотрел на него и сказал: «Он останется на скамейке». Командные тайм-ауты он отвел на разговоры с мальчиком. Помню, как у нас с Джоном Пакссоном стояли в глазах слезы, когда мы смотрели на эту сцену, потому что мальчик страшно обгорел. А Майкл просто стоял и говорил с ним. В нем было величие. Именно оно рождало такие моменты. Они повторялись много раз. Он – чудесный, удивительный человек».

Казалось, что Джордан черпает энергию из того же огромного эмоционального запаса, который подпитывал его соревновательный дух. Бах вспоминал: «Я чувствовал, что они злоупотребляют им. Так много людей просили его о стольких вещах сразу, что все эти просьбы не могли не утомлять его. Но он, казалось, всегда находил время и возможность помочь тем, кто нуждался в нем сильнее всего. Он вырос не только как игрок, но и как личность, которая теперь могла взять и осчастливить маленького ребенка просто так. Я не умел так. Я вам вот что скажу. Я бы наверняка сломался, это и так почти произошло. Он же справлялся с давлением чрезвычайно легко, и не важно, исходило ли оно от прессы, компании или самой игры – баскетбола. Он выходил и делал это чаще, чем кто-либо другой. У него редко бывали блеклые матчи. Блеклый матч по его стандартам был бы лучшей игрой в карьере для другого игрока. Я восхищаюсь им и по сей день. Как ему удалось помочь стольким людям, я не узнаю никогда, никогда».

Джерри Краузе тоже восхищался природным даром Джордана по-доброму обходиться с теми, кому повезло в этой жизни меньше. Генеральный менеджер вспоминал, что единственной причиной, по которой молодая звезда могла отказаться от этого своего долга, было стремление кого-либо из причастных превратить это в пиар. Джордан приказал, чтобы о таких вещах никто не распространялся, чтобы они проходили исключительно за кулисами, в тишине. «Он постоянно этим занимался, – вспоминал Тим Халлам. – Было только одно условие. Он делал это не ради саморекламы. Он настаивал на том, чтобы все это проходило в тайне. Никакой прессы, полный запрет».

Разумеется, последнее, в чем нуждался Джордан, – самопиар. Его подвиги на паркете и так обеспечивали ему лучшую рекламу. А в личных беседах он жаловался на то, что уже достаточно настрадался от безупречности своего имиджа. Общественность уже давно питала слабость к звездам спорта и всегда с большой охотой верила в то, что они есть воплощение лучших человеческих качеств, о чем свидетельствует вознесение до статуса полубогов целого ряда разных фигур – характерная черта века, который позже окрестят «столетием спорта». Мало кто осознавал тогда, что это поклонение Джордану лишь только начинается.

Бум продаж на рынке кроссовок совпал со стремительным прогрессом «Чикаго Буллз». За три сезона Джордана в команде стоимость клуба увеличилась более чем втрое и продолжала расти с каждым матчем. Джерри Райнсдорф был так доволен этими изменениями к лучшему, что продлил годичный контракт Дага Коллинза и планировал предложить новое соглашение Джордану.

Количество зрителей на матчах «Чикаго» выросло почти на 200 тыс. человек, теперь «Буллз» собирала в общей сложности аудиторию в 650 718 человек на домашних играх – прирост почти на треть в сравнении с предыдущим годом, когда Джордан пропустил из-за травмы 34 домашних матча. На выезде «Буллз» тоже подтянула совокупную аудиторию лиги, сумев привести на арены дополнительных 276 996 болельщиков, что принесло еще 3,71 млн долларов дохода. Владельцы клубов осознали, что курица, несущая золотые яйца, принадлежит не одному Райнсдорфу. Возросшая популярность и приток денег подняли уверенность команды в себе. «Мы добились уважения города, – говорил журналистам Коллинз. – Нас больше не считают Буллз», приносящей только плохие новости».

Wooly Bully

Несмотря на все эти завоевания, клубу еще только предстояло нанять на работу Фила Джексона и задрафтовать Скотти Пиппена. Весной 1987 г. Майкл Джордан еще не был знаком ни с одним из них – хотя эти двое будут самыми важными личностями в его профессиональной жизни. Пиппен придет в команду по результатам драфта 1987 г., а Джексон войдет в штаб «Буллз» в межсезонье и станет ассистентом тренера, в обязанности которого будут входить скаутинг соперников и решение всевозможных второстепенных задач. По большей части Краузе хотел видеть Джексона в команде для того, чтобы отрядить его в пару к Тексу Уинтеру, который должен был взять над ним шефство.

Каким-то образом Краузе удалось уговорить Коллинза нанять Джексона, который все еще оставался главным «чудаком» баскетбола, интеллектуальным типом, носившим шляпу с перьями и имевшим благодаря своей книге репутацию любителя LSD. Но в этот раз баскетбольный хиппи побрился и надел галстук на собеседование, последовав указаниям Краузе. Когда Джексон пришел в команду, Джордан ничего о нем не слышал и отнесся к нему с подозрением, как к очередному ставленнику Краузе. Однако первые впечатления оказались достаточно сильными, чтобы он отбросил свой негативный настрой.

Никто не озвучивал, что Джексон будет ждать своего часа, то есть увольнения Коллинза, но в замкнутом мире NBA это все понимали и ожидали дальнейшего развития этой дворцовой интриги. Клубы NBA не прибегали к услугам ассистентов тренеров вплоть до конца 1960 – начала 1970-х гг., поскольку большинство команд не могли себе их позволить или не хотели им платить. Да и почему Коллинз должен был доверять Краузе, который уже уволил двух тренеров за два года работы в клубе? Однако каким-то образом это назначение сработало, потому что Джексон, несмотря на свое раздутое эго, вел себя сдержанно и держался в тени.

В «Буллз» собралась целая когорта сильных личностей: Джордан, Джексон, Коллинз, Бах и Уинтер, все они каким-то образом оказались объединены этим странным маленьким человеком по фамилии Краузе, и всем им не давали расслабиться растущее напряжение Джордана, его разочарование и цинизм. Он слабо верил в то, что Краузе способен найти какие-либо действенные решения для команды. И кроме того, по-прежнему злился на генерального менеджера за его поведение в истории с возвращением Майкла в строй после травмы стопы – он счел это головотяпством. Однако родители и Дин Смит воспитали Джордана учтивым, они всегда напоминали ему о том, что важно уважительно относиться к другим людям. Он понимал, что такое субординация. Джордан мог время от времени в игривом стиле отпустить шпильку в интервью для прессы, но когда репортеры начинали напрямую спрашивать у него о сотрудниках команды, он часто уклонялся от ответа, говоря, что вопросы, связанные с персоналом клуба, не в его компетенции.

Но за кулисами Майкл был полон сомнений, и драфт 1987 г. лишь сосредоточил его внимание на них, так как Краузе проделал кое-какую работу, чтобы команда получила два пика в первом раунде. Пиппен, которого удалось заполучить пятым пиком по итогам сделки с «Сиэтл Суперсоникс», не стал предметом ожесточенных дебатов внутри клуба.

Десятый пик, однако, стал проблемой, так как на Краузе одновременно оказывали давление Дин Смит и Джордан, убеждая его выбрать Джо Вулфа или даже Кенни Смита. Генеральные менеджеры стали все с большим подозрением относиться к некоторым игрокам Каролины. Дело в том, что система игры Дина Смита затрудняла оценку их талантов. Вдобавок тренер был очень настойчив и всегда хотел, чтобы его игроки получали максимально высокие номера на драфте. Генеральный менеджер клуба NBA мог столкнуться с серьезными проблемами, если бы позволил Смиту затуманить себе разум.

В день драфта Краузе никак не мог определиться с десятым пиком, но Райнсдорф сказал ему «следовать своему чутью». Тогда Краузе выбрал вместо Джо Вулфа Хораса Гранта из Клемсонского университета, что привело в бешенство Дина Смита. Тот факт, что клуб «Чикаго» предпочел игроку Каролины выпускника Клемсона, взбесил Смита, потому что такой поворот событий мог повредить ему в плане дальнейшего рекрутинга студентов. «Дин Смит позвонил мне, – вспоминал Краузе, – и очень жестко отругал. Он кричал: «Как ты мог поступить так, болван?» Буквально так все и было. А Майкл сказал: «Какого черта? Ты взял этого болвана?!» И долгие годы так он и называл Хораса – болваном. Прямо в лицо. Болван. Говорил ему это в глаза».

Краузе не проконсультировался с Джорданом по поводу своего выбора, хотя хорошо знал, что это обрадовало бы Майкла. «Я разговаривал с игроками, но не с Майклом, потому что он тогда еще не был достаточно взрослым, чтобы понять всю суть», – вспоминал Краузе. Что еще более необычно, так это то, что игроки, с которыми он консультировался по вопросам найма персонала, представляли другие клубы. Он часто общался с Робертом Пэришем из «Селтикс» и Брэдом Дэвисом из «Мэверикс». «Те отношения я выстраивал долгие годы, – признавал потом Краузе. – И они могли дать мне ценные советы, потому что играли против разных парней в лиге».

«Мы с Майклом по-разному смотрим на вещи, – объяснял Краузе в 1995-м. – Первые пару лет в команде Майкл хотел, чтобы я привел в клуб Базза Питерсона, его соседа по комнате из колледжа. Мы постоянно шутили на эту тему. Уолтер Дэвис был другим кандидатом. Он умолял меня привести Уолтера Дэвиса. Я этого не сделал».

Эта ситуация подлила масла в огонь нараставшей вражды между двумя мужчинами.

Годом ранее Краузе предпочел Брэда Селлерса другу Джордана из Университета Дьюка Джонни Доукинзу. Теперь он обошел вниманием серьезного игрока из Университета Северной Каролины. Много лет спустя Краузе признается, что Джо Вулф наверняка хорошо вписался бы в состав «Буллз» и что форвард Каролины не смог раскрыть свой талант по большей части потому, что перешел в клуб-аутсайдер «Лос-Анджелес Клипперс». И все же в то время опыт Джордана подсказывал ему, что никто не знает игроков лучше Дина Смита и его одобрение не способно соперничать по авторитетности с одобрением «Тар Хиллз». Именно поэтому он надевал тренировочные шорты цветов Каролины под игровую форму «Буллз» на каждую игру и под обычную уличную одежду каждый день. Он был глубоко верующим в команду Университета Северной Каролины и все, что с ней связано. С Каролиной он выиграл чемпионство, тогда как этап его карьеры в «Буллз» был во многом дешевой авантюрой, клубом управлял непоследовательный и ненадежный Краузе, менее чем за три сезона сменивший трех тренеров.

Но помимо всего прочего, Джордан просто терпеть не мог иметь какие-либо дела с Краузе. Лэйси Бэнкс из Sun-Times вспоминал: «Краузе все сильно усложнял там, где это было совершенно необязательно, и поэтому Майкл его ненавидел». Теперь уже вся общественность знала, что Джордан прозвал вице-президента Крошкой, предположительно потому, что все, что бы ни съел Краузе – а ел он много и с аппетитом, – отлично смотрелось на его одежде. «Мы с Крошкой держимся на расстоянии друг от друга», – сказал он в межсезонье изданию Sports Illustrated.

Со временем Джордан станет менее осторожен в своих презрительных комментариях и поступках в отношении начисто лишенного чувства юмора генерального менеджера команды. В последующие сезоны, когда Краузе начнет заходить в раздевалку команды, Джордан будет «приветствовать» его вместе с партнерами хоровым мычанием главной музыкальной темы из Green Acres: подобное фиглярство Краузе обычно игнорировал, а то и вовсе не замечал.

Когда осенью того года команда собралась в тренировочном лагере для подготовки к сезону, Джордан стал делать то, что делал всегда: он обратил всю мощь своего соревновательного духа и на новичков команды, и на свежие приобретения, сделанные Краузе, чтобы оценить, достаточно ли они сильны в ментальном плане, чтобы выдерживать конкуренцию. Для Джордана эти испытание уже становились привычным ритуалом. Он должен был лично убедиться в том, что генеральный менеджер работает, ему нужно была независимая оценка. Настойчивость и гнев Джордана в вопросах подбора персонала станут одной из постоянных тем его жизни в качестве баскетбольного менеджера много лет спустя.

Правда была в том, что многие игроки NBA были попросту не готовы конкурировать с Майклом Джорданом, и было не важно, из какой школы они пришли или кто задрафтовал их в команду. Любой, кто попадал в состав, отлично осознавал размеры психологического бремени, которое каждому из партнеров Майкла приходилось нести на своих плечах. Было очевидно, что он очень слабо верил в окружающих его людей и их способности. «Поначалу Майкл думал, что может просто взять игру в свои руки и всегда побеждать в одиночку, – делился наблюдениями скаут «Буллз» Джим Стек. – И очевидно, что он много раз так и делал, помогая нам в ключевые моменты игры. До тех пор, пока не стал принимать помощь своих партнеров и не доверился им, свыкнувшись с мыслью о том, что может помогать нам, а не только себе; я подумал, что мы застряли и топчемся на месте».

В предыдущем сезоне очень много помощи ему оказал Чарльз Оукли, который в среднем набирал 14,5 очка за игру и делал 13,7 подбора, а также Джон Пакссон, набиравший 11,3 очка за игру и имевший почти 49 %-ную результативность при бросках с игры. «Чтобы угнаться за Майклом Джорданом, ты должен обрести уверенность в себе как в игроке, – объяснял Пакссон. – Нужно было делать что-то такое, что позволило бы ему начать доверять тебе как партнеру. Он был суров по отношению к партнерам и требователен в плане отдачи, он ждал, что ты будешь играть на максимуме. Так что нужно было дойти до определенного момента в отношениях с ним, своими действиями заслужить его доверие. Это было самым сложным для новичков, и некоторые ребята не справлялись с давлением. Одни не могли играть достаточно хорошо или стабильно, другие не умели делать грязную работу или какие-то другие мелочи. По этой причине Майклу нравился Чарльз Оукли, потому что Чарльз играл жестко и выкладывался на все сто. На площадке он делал какие-то вещи, которые Джордан ценил, но многие ребята этого не понимали».

Пиппен

Когда Джордан впервые увидел Пиппена, он сказал: «О, отлично, еще один деревенский малый». Очевидно, что это было отсылкой к Питу Майерсу, которого Краузе выбрал в шестом раунде драфта 1986 г., вытащив его из Университета Арканзаса. Пиппен был выпусником соседнего вуза, Университета Сентрал Арканзас.

«Я никогда о нем не слышал, – сказал Джордан о Пиппене. – Он был из школы NAIA».

Пиппен был родом из Хамберга, Арканзас, бывшего железнодорожного городка с населением в 3000 человек, уроженцем которого был также автор романа True Grit Чарльз Портис. Пиппен был одним из 12 детей Престона и Этель Пиппен. Престон Пиппен работал на текстильной фабрике, но в годы учебы Скотти в старшей школе его подвело здоровье и он умер, тем самым ограничив возможности своего самого младшего ребенка найти дорогу в этой жизни. В 11-м классе старшей школы Хамберга Пиппен в основном сидел на скамейке запасных, но в выпускной год стал основным разыгрывающим защитником: его рост тогда равнялся 185 см, а весил он 68 кг. Вторая часть неправдоподобного баскетбольного путешествия Пиппена привела его в Сентрал Арканзас: школьный тренер устроил его в университет менеджером баскетбольной команды – Пиппен уже выполнял эту роль в старшей школе. «Я был ответственным за экипировку, майки и тому подобное, – вспоминал он однажды. – Мне всегда нравилось этим заниматься, просто быть обычным менеджером».

Его сырой талант вскоре привлек внимание баскетбольного тренера Дона Дайера. «Ни один из колледжей его не пригласил, – рассказывал как-то Дайер. – Он был статистом, 185-см статистом весом в 68 кг. Его тренер по старшей школе Дональд Уэйн играл у меня в колледже, и я взял Пиппена к себе, решив оказать ему услугу. Я был готов помочь ему с учебой в колледже. Собирался сделать его менеджером команды и помочь с учебой в финансовом плане. Когда Скотти пришел в колледж к началу учебного года, он уже вымахал до 190 см. Пара игроков в тот год покинула мою команду. Я видел в нем некоторый потенциал; он был как молодой жеребенок».

Мысль о карьере в NBA никогда не приходила в голову Пиппену даже в самых бурных фантазиях. Но к концу первого курса он вырос еще на 5 см и уже утвердился в качестве одного из лучших игроков команды. «У него был менталитет разыгрывающего, – объяснял изданию Chicago Tribune Дайер, рассказывая об эволюции Пиппена, – и мы использовали его для того, чтобы продвинуть мяч по площадке при прессинге соперника. Но я также ставил его форвардом, центровым, по всей площадке».

Со временем Скотти Пиппен начал понимать, что на баскетбольной площадке все иначе. «Я мог быть так хорош, как только захотел бы. Я развил уверенность в собственных способностях». Он раскрылся так, что дважды попал в символическую сборную лучших американских игроков NAIA. Его игра в выпускной год привлекла внимание Марти Блейка, директора NBA по скаутингу. Пиппен имел статистику в 23,6 очка, 10 подборов и 4,3 ассиста за игру при 59 %-ной реализации бросков с игры и 58 %-ной реализации трехочковых. Блейк передал информацию о Пиппене «Буллз» и другим командам. Пиппен получил приглашение в один из просмотровых лагерей NBA в Виргинии, Portsmouth Invitational, где Краузе тут же влюбился в него, как это часто делают скауты. Теперь Пиппен имел рост в 2 м, а кроме того чрезвычайно длинные руки, что давно являлось ключевым фактором для Краузе при оценке игроков.

«Мы посмотрели на него, – вспоминал позже Краузе, – и я был очень взволнован им. Я был просто потрясен».

Оттуда Пиппен отправился в следующий лагерь NBA, на Гавайях. Краузе оповестил Коллинза о том, что нашел перспективного молодого игрока. «Когда мы рассказали Дагу Коллинзу о Скотти, он был настроен скептически, – говорил Краузе. – Тогда я подготовил видео по всем игрокам, участвовавшим в гавайском турнире, и отдал его тренерам. Я дал им список имен и составы, но не предоставил никакой подлинной информации об игроках, дав им возможность самостоятельно посмотреть и оценить каждого. После окончания видеосессии все вышли из комнаты и я спросил, есть ли у них какие-нибудь вопросы, и первое, что они спросили, было: «Кто такой этот Скотти Пиппен, черт его дери?»

Далее Краузе провернул довольно запутанную сделку с «Сиэтлом», по итогам которой Пиппен оказался в «Чикаго», хотя изначально именно «Соникс» выбрала его под пятым номером на драфте 1987-го. Взамен команда «Сиэтла» получила Олдена Полинайса, центрового из Университета Виргинии. Будучи игроком из маленького городишка и скромной школы, внезапно оказавшимся в центре всеобщего внимания в Чикаго, Пиппен, понятное дело, растерялся.

«Он обладал феноменальным талантом, но был очень сырым и неподготовленным, – вспоминал Джим Стек. – А кроме того, когда мы задрафтовали Скотти, у него были кое-какие проблемы со спиной. Из-за них он много сидел на скамейке во время работы тренировочного лагеря». Эти проблемы со спиной станут колоссальным фактором, повлиявшим на развитие его карьеры и взаимоотношений с фронт-офисом клуба. Но дружба, быстро установившаяся у него с другим новичком «Буллз» на драфте, Хорасом Грантом, помогла ему адаптироваться в первый год в клубе.

«Эти двое приехали в Чикаго на следующий день после драфта и сразу отправились на игру «Уайт Сокс», – вспоминала Шерил Рэй-Стаут. – Они сидели на скамейке в кепках «Буллз». И незамедлительно подружились… Эта дружба продолжалась и на площадке, потому что они относились друг к другу очень хорошо. Им обоим предстояло повзрослеть и набраться опыта. Скотти, выходцу из NAIA, пришлось труднее всего. Ему было совершенно непривычно видеть рядом представителей прессы, для него это было шоком».

Отношения между двумя новичками вскоре стали походить в некотором роде на безрассудную влюбленность. «Скотти – он словно мой брат-близнец», – объяснял Грант, у которого уже был брат-близнец Харви, также игрок NBA. Пиппен стал его суррогатным братом-близнецом. Они вместе ходили по магазинам, устраивали двойные свидания, водили одинаковые машины и жили по соседству в Нортбруке, недалеко от Чикаго. Они даже женились с разницей в неделю и были шаферами друг у друга на свадьбе. Эти отношения добавили долю странности в атмосферу неловкости, и так царившую в «Буллз». «Как-то раз Скотти позвонил и сказал, что пропустит тренировку, потому что умерла его кошка, – вспоминал бывший тренер Марк Пфейл. – Спустя 15 минут позвонил Хорас и сказал, что останется со Скотти, чтобы помочь ему унять горе. Джонни Бах, наш ассистент тренера, просто обезумел от ярости. Он позвонил Хорасу и сказал: «Немедленно приезжай сюда. Кошку швырни в мусорный бак». Когда команда собралась вместе, Хорас захотел, чтобы все почтили память кошки Скотти минутой молчания».

Подобная чепуха раздражала Джордана. Краузе вспоминал, что тренировки «Чикаго» вскоре стали веселее самих матчей, потому что Джордан время от времени, сидя на корточках, орал Пиппену: «Я тебе задницу надеру!» Поначалу целью агрессивного поведения Джордана в отношении Пиппена на тренировках было закалить боевой дух Скотти. Бах вспоминал, что молодой форвард извлек урок из этого опыта, хотя подобное отношение и не способствовало установлению теплых отношений между ними.

«Когда Скотти и Хорас пришли в команду, Майкл почуял, что теперь команда может изменить свою судьбу к лучшему, – вспоминал Марк Пфейл. – Но проблема была в том, что у них было совершенно другое отношение к этому, что его сильно разочаровывало. Они были слишком молоды, они говорили: «Эй, да нам и так платят, побеждаем мы или проигрываем». Им было достаточно того, что они близко подбирались к победам, и не более».

Джордана заботил поиск только таких партнеров, которые помогут ему выигрывать конкуренцию и побеждать. Коллинз следовал аналогичной жесткой линии. Бах объяснял: «Даг Коллинз предъявлял серьезные требования к молодым игрокам и порой неправильно интерпретировал их реакцию. От них он ждал соответствия высоким требованиям и эмоциональной вовлеченности в работу команды. Даг выводил их на высокий уровень, заставляя выкладываться по полной каждый вечер. Он заводил их. Даг был с ними на одной эмоциональной волне и пытался доносить до любого, насколько важны каждая тренировка и каждая игра, и гнал их вперед. Некоторые тренеры ведут за собой молодых игроков; он же направлял их».

В тот первый сезон Пиппен продолжал испытывать дискомфорт в спине, что заставило некоторых сотрудников и игроков клуба подозревать, что он симулирует боль, пока в межсезонье 1988-го ему наконец не поставили диагноз и не сделали операцию на диске.

«В первы год-два, признаю, я частенько валял дурака, – рассказывал однажды Пиппен. – Я тусовался на вечеринках, наслаждался богатством и не относился к баскетболу так серьезно, как должен был. Уверен, что многие новички поступали точно так же. Тебе непривычно пребывать в центре внимания или оказываться в столь благоприятной финансовой ситуации».

Но даже при этом его талант дарил франшизе «Буллз» большую надежду несмотря на тот факт, что в свой первый сезон он весил всего 92 кг. «Хотя его тело еще не развилось как следует, были видны признаки прогресса, – вспоминал Джордан. – При открытой игре в быстрых отрывах он был очень похож на Доктора Джея. Он получал мяч в отрыве и длинными шагами несся вперед. Следующее, что ты видел, – он уже у кольца. Думаю, многих людей удивило то, как быстро он прогрессировал и как его тело отвечало на наш стиль игры».

Размолвка

Команда, искавшая габаритного ветерана, который мог бы стать лидером передней линии, вернула 38-летнего Артиса Гилмора, чтобы он делил обязанности центрового с Дэйвом Корзином. Оукли прочно утвердился в статусе ведущего тяжелого форвада «Буллз» и теперь хотел получать мяч чаще. Коллинз не отказывал ему в этом, но ему было тяжело устоять перед искушением сделать ставку на Джордана.

«Мы должны добиться того, чтобы Майкл Джордан перестал быть единственным источником энергии этой команды, – говорил репортерам Коллинз. – И Майкл, и «Буллз» в целом знают, что он не сможет долго тащить тот нечеловеческий груз ответственности, который мы на него возложили. Хотя, конечно, порой я сомневаюсь, что он – просто человек».

Оптимистичный план предполагал, что Пиппен и Грант будут понемногу заслуживать все больше игрового времени, чтобы Джордан смог объединить свои запредельные возможности с развивающимися талантами своих партнеров по команде. «Мы еще ничего не доказали, – говорил репортерам Коллинз. – В прошлом году мы прыгали выше головы, играя на голых эмоциях. Подборы Оукли, попадания Джордана, выносливость Пакссона, неуступчивость Корзина – все это собралось воедино и позволило нам выйти на средний уровень».

Тот сезон еще не начался, а проблемы уже давали о себе знать. В конце октября Джордан обвинил Коллинза в жульничестве при подсчете очков во время разминочного матча и ушел с тренировки. Заголовки газет оповестили город о том, что игрок и тренер перестали разговаривать. Джордана оштрафовали, а Коллинз оказался под давлением – все ждали его следующего шага.

«На первых порах Майкл был амбициозным и волевым игроком, – отмечал Бах. – Но Даг Коллинз быстро вспыхивал. С таким порывистым характером и эмоциональным зарядом он мог порой задевать игроков за живое, особенно такого игрока, как Майкл Джордан, – я иногда это видел своими глазами».

«Он гордый человек, я тоже, – сказал Джордан репортерам. – Мы – взрослые мужчины. Когда придет время, слова будут сказаны. Я не собираюсь торопить события».

«Даг знал, что он должен помириться с Майклом, и именно это он сделал, – вспоминал Джон Пакссон. – Ему было необходимо успокоить свою суперзвезду. Это было маленьким испытанием для него. Сделал бы такое другой игрок, я даже не знаю, что случилось бы, потому что просто так с тренировок не уходят. Нельзя просто уйти».

И хотя вскоре они помирились на публике, в реальности Джордан перестал уважать тренера. Годы спустя Коллинз докажет свою состоятельность в баскетболе. «Но в то время он был незрелым, – вспоминал Сонни Ваккаро. – Он попросту не был готов. Это было очевидно».

Джордан иногда выплескивал свое разочарование тренером в разговорах с Ваккаро. Бывали ситуации, которые вынуждали Краузе выносить Коллинзу предупреждения за его поведение. Некоторые подозревали, что генеральный менеджер следит за неблагоразумными поступками тренера и отмечает их для себя. Весной и по ходу межсезонья того года они очень сильно конфликтовали из-за приобретенных командой игроков. Ссора с Джорданом на тренировке лишь добавила беспокойства Коллинзу, и так чувствовавшему себя неуверенно.

Тренер разрывался. Он был убежден, что Джордан слишком часто берет мяч в свои руки, что не позволяло команде задумываться о чемпионстве.

Джордан продолжал отбирать мяч у разыгрывающих защитников при вводе его в игру и самостоятельно продвигать его, чтобы контролировать нападение своей команды. Это означало, что тренер никогда не мог заставить «Буллз» двигаться и работать как единое целое. Эта ситуация натолкнула Краузе на мысль, что Коллинз не способен говорить Джордану «нет».

«Должно быть, главному тренеру очень трудно иметь хорошие взаимоотношения с Майклом и пытаться выстроить такие же отношения с остальными игроками, – говорил Джон Пакссон спустя почти десять лет после тех событий. – Это просто невозможно. Как тренер ты просто обязан давать Майклу некоторую свободу. Нельзя критиковать его игру так же, как игру других игроков, просто в силу того, что он умеет и из-за его значения для команды».

Импульсивный и эмоциональный Коллинз имел склонность винить своих игроков в поражениях, порой делая это в язвительной и неприятной манере, что только отдаляло их от него. Партнеры начали подстрекать Джордана к тому, чтобы он высказался об этой ситуации, но он отказался, напомнив им о том, какой общественный резонанс вызвал Мэджик Джонсон в 1982 г., решив пойти против своего тренера в «Лейкерс» Пола Уэстхеда.

«Если ты главный тренер команды, в которой играет Майкл Джордан, то должен быть очень осторожен, – говорил Пакссон, вспоминая прошлое. – Я не к тому, что он обязательно будет творить что-нибудь эдакое, но мы все знаем ситуацию с Мэджиком Джонсоном и Полом Уэстхедом в «Лейкерс», когда Уэстхеда уволили за разногласия с Мэджиком. Такую же власть мог бы иметь и Майкл, если бы захотел. Так что Даг действовал осторожно. В начале своей карьеры Даг разрешил эту ситуацию наилучшим образом, как только умел».

В результате взаимоотношения Джордана и Коллинза дали трещину, которую Майкл тщательно пытался замаскировать. Некоторые полагали, что игрок и тренер довольно близки – в разумных пределах. На самом же деле ничего подобного не было. Ваккаро говорил: «Они были как вода и масло. Я это знал». Джордан также протестовал против фиглярства и неуместного поведения Коллинза во время матчей, сильно контрастировавших с благородным спокойствием Дина Смита, которое Майкл так ценил. Многие в клубе подпитывались сумасбродной энергией Коллинза. Джордан находил ее почти что противной, но держал свое мнение при себе, поскольку очень многие болельщики считали эту энергетику тренера неотъемлемой составляющей жизни яркой молодой команды.

«Даг был очень энергичным парнем, – вспоминал Джон Лигмановски, много лет проработавший в «Буллз» экипировщиком. – Складывалось впечатление, что он сам хочет быть в игре, на паркете. После игры он спускался в раздевалку насквозь пропотевший и абсолютно истощенный. Было забавно, потому что тогда мы только начали восхождение на вершину. Чемпионская команда была на подходе».

Но какими бы ни были его недостатки в молодости, Коллинз обладал энергией, необходимой для того, чтобы протащить «Буллз» через следующую стадию роста. «Даг был отличным парнем, – говорил Марк Пфейл. – В людях ему было интересно все. Он заботился о них».

Шерил Рэй-Стаут отмечала, что журналисты, особенно телевизионные репортеры, любили Коллинза: «Он был всегда доступен для них. Даг кричал, орал, прыгал и кидал предметы… Он определенно был демонстративным по части своих действий, а ребята, ключевые игроки его команды, были чрезвычайно молоды. Хорас и Скотти его ненавидели. Он взрослел вместе с ними. Он был новичком в тренерском деле. Был парнем, вылезшим из комментаторской будки. И тоже изучал процесс, как и они».

Если Джордан и готов был выдвинуть встречные обвинения Коллинзу в связи с инцидентом, случившимся в октябре, то лишь потому, что к тому времени он уже начал (даже чаще собственной матери) оценивать происходившие с ним события через призму своего имиджа, уже ставшего основой его доходов. В интервью детройтской журналистке Джонетт Ховард, которое Джордан дал несколько недель спустя, он это признал. «Я чувствовал себя скверно из-за того, что так повел себя тогда, – сказал он о своем уходе с тренировки. – Но мне было приятно от того, что люди восприняли это так, как надо, заключив, что это проявление моего соревновательного духа».

Данная фраза становилась привычным его оправданием любого своего поведения, которое можно было интерпретировать как неподобающее: это просто проявление моего выдающегося соревновательного духа. Обвинить собственную спортивную натуру было легким выходом из ситуации, но, что более важно, публика с готовностью принимала такое оправдание. Но даже при этом, как говорил он Ховарду, у него было достаточно причин беспокоиться о собственном имидже. «С этой командой я в непростом положении. Мне трудно быть вербальным лидером команды, потому что такое чувство, что все рассматривают «Чикаго Буллз» как «команду Майкла Джордана» или «Джордан и компания». Мое имя всегда в центре внимания, и вполне естественно, что некоторые люди начинают завидовать мне».

Он беспокоился, что его отношение к партнерам на тренировках будут считать жестоким и суровым, поэтому пытался поддерживать баланс. «Если дать людям ласку и заботу, они начнут ценит тебя больше», – объяснял он. Майкл завел привычку регулярно похваливать своих партнеров в интервью для СМИ.

Коллинз был популярен в Чикаго, и Джордану пришлось переступить через себя, чтобы выказывать ему должное уважение на публике после того инцидента на тренировке. С тренером продлили контракт, но некоторые наблюдатели увидели признаки того, что давление начало сказываться на нем. Он похудел, перестал нормально есть и часто выглядел изможденным.

Джордан тоже пребывал в состоянии стресса – по иронии, эту ситуацию усугубили его финансовые успехи. Деньги, которые он зарабатывал, и его высокий статус продолжали раздражать игроков лиги. Они были наслышаны о его рекламных контрактах, видели его дорогие костюмы и золотые цепи. В то время в NBA было по меньшей мере 24 игрока, которые зарабатывали более миллиона долларов в год, тогда как Джордан был связан со своим клубом контрактом, по которому за сезон 1987/1988 г. получил 830 тыс. долларов. Сонни Ваккаро вспоминал, что Мэджик Джонсон никак не мог понять, почему контракт Джордана с обувной компанией настолько больше контрактов любой другой звезды лиги. Ваккаро слышал аналогичные жалобы и от других игроков. Теперь все знали Ваккаро как главного финансиста Nike, и его работой было общение с игроками и выслушивание их просьб.

Лэйси Бэнкс тоже знал об этих слухах. Осенью 1987 г. Sun-Times поручила ему освещать жизнь «Буллз». Бэнкс также был баптистским священником, а потому те, с кем он работал, иногда называли его Преподобный. Он тоже был поражен необычным отношением Джордана к деньгам и богатству. «Когда я начал освещать жизнь Майкла для газеты, он еще только эволюционировал, – вспоминал Бэнкс. – С ним еще не был заключен большой контракт. Джордан придерживался принципа: раз уж я подписал контракт с Райнсдорфом, то обязан ему. Если Райнсдорф захотел бы разорвать соглашение и дать ему какую-нибудь компенсацию, он бы не отказался от денег. Но он не считал, что имеет право сказать владельцу: «Я теперь стою больших денег. Думаю, вы должны заплатить мне».

Джордан так много зарабатывал вне паркета, что его зарплата по баскетбольному контракту стала для него вопросом гордости. Он не хотел, чтобы люди видели, что он требует себе больше. Доходы от деятельности за пределами площадки позволяли ему говорить, что он играет не ради денег. За годы такое не раз говорили и другие игроки, но Джордан стал первым профессиональным баскетболистом, которому действительно не приходилось концентрироваться на своей зарплате в NBA.

Бэнкс писал о Мохаммеде Али для журнала Ebony и в процессе общения хорошо узнал его, он часто рассуждал о том, насколько недопонятым публикой был боксер. Али проявил невероятную отвагу, решив высказаться против вьетнамской войны задолго до того, как это стало общепринятой практикой, и дорого заплатил за свое отрицательное отношение к ней. Этот же молодой принц баскетбола, карьеру и жизнь которого теперь освещал Бэнкс, не высказывал такого же возмущения социальной несправедливостью. И все-таки, как и многие другие люди, писавшие о Джордане, Бэнкс вскоре обнаружил, что восхищается звездой «Буллз». «Я видел, что он оценил тот факт, что успехи «Буллз» освещает чернокожий парень, – вспоминал Бэнкс в 2011 г. – В первые несколько лет мы были очень близки».

Двое мужчин часто вместе сидели, играли в карты и развлекались разговорами во время перелетов коммерческими авиалиниями, которыми команда летала в те первые годы игры Джордана в клубе. И много раз, когда окружение Джордана не следовало за ним на гостевые матчи, Бэнкс оказывался рядом, приносил ему апельсиновый сок и овсяное печенье после игры, так как набивавшиеся в лобби болельщики не давали Джордану сделать это самому. Они засиживались до предрассветных часов, смотрели фильмы на SpectraVision или опять-таки играли в карты. Тогда-то Бэнкс и пришел к выводу, что Джордан обладает фотографической памятью. Он мог цитировать целые куски текста из фильмов и вспоминать удивительные детали бесконечного множества матчей, в которых сыграл.

«Я стал верить, что он считает карты, играя со мной, – говорил Бэнкс об их титанических битвах в пяти- и семикарточный стад, а также в тонк. – Он мог ответить на любую ставку, по крайней мере на 90 % из них. Я пытался играть, чтобы выиграть у него деньги. Он играл ради расслабления и спортивного интереса. Во многих отношениях он меня просто очаровывал. Майкл был мечтой, у меня были хорошие, приятные отношения с ним, они многое для меня значили и здорово меня обогатили».

Он был неизменно вежлив и обходителен с любой женщиной, стучавшей в дверь его номера поздним вечером в поисках внимания и ласки. «Это было еще до того, как я осознал, что он ведет тайную жизнь», – говорил Бэнкс. В те дни их так часто видели вместе, что, как объяснял Бэнкс, «люди начали называть меня человеком Майкла. Мне было приятно это слышать, это тешило мое самолюбие».

Разумеется, ведь с Джорданом мечтали познакомиться очень многие роскошные женщины. «Вы знаете Майкла? Можете представить меня ему?» – спрашивали они у Бэнкса, который всегда вежливо им отказывал.

Спортивный журналист обнаружил, что Джордан невероятно терпелив не только в общении с женщинами, но и со многими незнакомцами, которых они встречали в аэропортах и отелях. «Он не отмахивался от людей», – констатировал Бэнкс. Такой подход к людям Джордану привили во многом его родители. «Они были тихими, но общительными, – отмечал Бэнкс. – Майкл удивительным образом напоминал своего отца – выражением лица и некоторыми речевыми оборотами. Миссис Джордан была набожной христианкой. Я никогда не слышал, чтобы он говорил что-нибудь неподобающее в адрес своих родителей или братьев и сестер».

Какое-то время журналист потратил на размышления о том, почему некоторые люди неправильно понимали Джордана, не публика и болельщики, нет, а его коллеги по игре. «Когда люди завидовали его успеху, они просто его не понимали, – вспоминал Бэнкс. – Люди думали, что он ведет себя высокомерно, нося драгоценные цацки, и завидовали не столько его таланту, сколько маркетинговому успеху. В те времена многомиллионный контракт баскетболиста с Nike был чем-то неслыханным. Мы все увидели, что этот парень – маркетинговый магнит, и любой, кому удавалось заполучить кусочек притяжения, был обречен на успех. Команда «Буллз» начала собирать полный стадион, стала лидером лиги по числу зрителей на матчах. Майкл превратился в короля паркета».

Эту коронацию оппоненты и некоторые люди внутри «Буллз» наблюдали с презрением.