8. На «Святом Андрее»
Keiser:
Ich hoffte Lust und Mut zu neuen Taten;
Doch wer euch kennt, der wird euch leicht erraten.
Ich merk' es wohl: bei aller Schätze Flor,
Wie ihr gewesen, bleibt ihr nach wie vor.
«Faust». Eine Tragödie.
Johann Wolfgang von Goethe deutscher Staatsmann, Dichter und Naturforscher.
Кайзер:
Я думал вызвать вас на подвиг новый,
Но, хоть осыпь вас золотым дождем,
Вы остаетесь прежними во всем
С неисправимой старою основой.
«Фауст». Философская драма для чтения.
Иоганн Вольфганг фон Гёте, немецкий государственный деятель, поэт и естествоиспытатель.
Ещё через сутки, меня отпустили. Хотя, точнее было бы сказать — передали из рук в руки. Три ганзейских стража посадили меня в десантный бот и доставили в космопорт Кёнигсберга. Сначала, на меня надели мешок, но как только я оказался в кресле внутри средства доставки, его сняли.
— Простите, капитан, — сказал один из десантников. — Такой был приказ.
Пока боевая машина десанта типа «мардер» шла в космопорт, я разглядывал людей и улицы города, который я так любил и за который дрался.
Город почти не пострадал, жизнь в нём кипела снова, но теперь — над ним высились руины Фридрихсхалле, бывшем когда-то, одним из самых красивых архитектурных сооружений Империи Сапиенс. Лица горожан, которые я успел рассмотреть по пути, были самыми обычными. Казалось, что ничего не случилось. Не было штурма. Не погибали мои друзья. Жизнь вступила в свои права и текла своим чередом. На улицах появилась реклама Альянса. «Самое время, чтобы измениться!» на фоне портрета явного фрика с размытыми половыми особенностями. Пару раз я заметил смешанные патрули из ганзейцев и террисов.
Я не знаю, почему «мардер» не пошёл над городом. Быть может, это был план ганзейцев — показать мне, что они контролируют ситуацию, а может нет. Спрашивать я не стал. Мы летели через средние и нижние уровни. Работали фонтаны и торговые центры, даже огромные омнибусы плавно взлетая, отвозили людей в пляжные комплексы, как всегда, в это время года. Светлые волосы женщин развевались на верхних открытых палубах, они улыбались. Мне даже показалось, что я слышу счастливый смех сквозь визоры БМД.
Первое, что я увидел, выйдя наружу в комсопорте, была громада универсального корабля типа «кракен». «Кракены» редко садились на планеты. Этот назывался в честь вечного образа Навигатора — «St. Andreas» и занимал почти всё посадочное поле. Мы пересели в багги, он юркнул через пандус в шлюз, и меня повезли по кораблю. Очень скоро я оказался перед апартаментами, где один из моих стражей сказал кратко: «Вам сюда, капитан».
Я удивился — меня вроде как разжаловали, но против привычного обращения «капитан» не возражал.
Герметичные двери помещения открылись с характерным жужжанием, я зашёл внутрь. Апартаменты были внушительными, почти сибаритскими. Человек в каюте резко контрастировал с обстановкой. На нём был одет, почему-то, тяжёлый доспех ганзейской пехоты, несмотря на который двигался он легко, как-то по кошачьи. Он носил усы, которые усиливали его сходство с котом ещё сильней.
— Адмирал Ганзейского Союза Головин, — человек внимательно посмотрел на меня. — Представить себе не можете, как я рад Вас видеть живым.
Адмирал говорил на хорошем имперском языке. Таком хорошем, что я почувствовал себя комфортно. Груз того, что я всё ещё военнопленный, висел на мне.
— Капитан Франц фон Кассель, — представился я в ответ. — Благодарю Вас, адмирал. Наверное, я тоже этому рад.
— Здесь, на моём корабле, мы можем говорить свободно, без риска быть услышанными нашими «союзниками», — сказал человек с кошачьими усами. Слово «союзники» он произнёс с едва заметным пренебрежением. — Я понимаю, что вопросов у вас много, капитан фон Кассель, — продолжал Головин. — Прошу Вас, — указал мой визави на кресла за столом, в одно из которых сел сам. Далее, он посмотрел на меня, подняв брови, как бы приглашая начать беседу.
Честно говоря, я не знал с чего начать. К разговору я готов не был, я вообще видел этого человека в первый раз, но чётко понимал, что существуют две нежелательные темы. Судьбы Фридриха и проблема сотрудничества с Альянсом.
— Тогда начну с прямого вопроса, — сказал я. — Почему я всё ещё жив?
— Наверное потому, что Ганзейском Союзу нужны капитаны, — ответил мне Головин. — А ещё потому, что ваш герцог — мой друг. Вы ведь хотите его спасти, капитан?
Он сказал это таким непринуждённым, мягким и дружеским тоном, что я немного расслабился. Всё ещё, я не знал с чего начать. Но тема пришла легко. Возможно, самая для меня важная.
— Больше всего, — сказал я, — мне хотелось бы сейчас найти человека, который знает что-то о моих отце и матери.
— Вы его уже нашли, — сказал Головин. — Потому, что это мои люди эвакуировали их, по моему приказу.
Вот как всё, оказывается, просто.
— Где они? — спросил я, не зная ещё, верить ли этому человеку.
— Я не скажу Вам, чтобы не было случайной утечки, — ответил Головин, — не возмущайтесь. Отвечу только, что они в полной безопасности, ни в чем не нуждаются, находятся на одной из планет, контролируемых Ганзейским Союзом, под чужими именами. О том, что Вы живы, им уже известно. Я не хотел, чтобы на Вас давил Альянс с их помощью.
— Чтобы давить самому? — спросил я.
— Капитан фон Кассель, — спокойно парировал Головин, — Вам бы было легче, если бы Ваши родители погибли, из-за несчастного случая?
Я промолчал.
— Вечером, — продолжал Головин, — Вы получите от одного из моих офицеров видеописьмо от отца с матерью. Разве Вы ещё не поняли, что Ганза на Вашей стороне настолько, насколько это возможно?
— Пока не успел, — ответил я ему.
Рычаг, для давления на меня, у них есть, — сказал я себе, — посмотрим, что будет дальше.
— Перейдём к делу, — предложил Головин.
Какие это у нас дела, ганзеец? — подумал я и решил зайти издалека.
— Знаете, адмирал, — начал я, — за те годы, что я служил герцогу, я так и не понял до конца, что такое Ганза.
Он удивлённо поднял брови.
— А как Вы её себе представляете? — похоже, он понимал моё состояние, давая мне возможность выговориться.
— Очень в общем. Я представляю себе карту, районы галактики, ранее бывшие Империей. Сотрудничество с Альянсом. Я могу откровенно?
Он кивнул. Смотрел на меня серьёзно, даже как-то по-дружески.
— Знаете, фон Кассель, путь ганзейца прост. Мы строим корабли, продаем корабли, сопровождаем корабли. Находим планеты, зачищаем планеты, защищаем планеты. Иногда продаём планеты. Всё решает Кёльн и сотня капитанов универсальных кораблей класса «кракен», 4 адмирала и гросс адмирал. Это и есть Ганза.
На самом деле, систему Ганзы я знал хорошо. Мой пассаж был попыткой дать себе больше времени на раздумья. Четыре ганзейских адмирала символизировали 3 основных потока денег и инвестиций в Ганзу и из неё. По одному адмиралу давали Империя, Альянс, и Конфедерация Русских Планетных Систем. Должность четвёртого адмирала давала возможность одной из трёх сторон получить больше влияния, получить больше от Ганзы, но и отдать ей потом сторицей. Гросс адмирал выбирался этой четвёркой.
— Я не это имел в виду, — сказал я.
— Можете звать меня Фёдор. Я ведь Адмирал недавно. А с Вашим герцогом, мы были на «ты», — сказал Головин, не желая поддерживать острую тему далее.
Во как! Даже можно на «ты».
— Я попробую звать Вас Фёдор, — сказал я, — но знаете что? Я командовал личным эскортом герцога последних несколько лет, я был в курсе многих дел, а вот Вас не помню.
— Я мог бы сказать, что у Вас послерегенерационная амнезия, — пошутил Головин, — но не буду. Это и не важно, фон Кассель. Зато, я знаю Вас заочно очень хорошо, — тут он лениво, по кошачьи размял шею, как боксёр, перед боем. — И поверьте, Ганза сделала много, чтобы спасти Остзее и Фридриха. И Вас тоже, — добавил он.
— Неужели? — ответил я ему. — И, конечно, из соображений дружбы и гуманности?
— Что касается меня — да, — твёрдо сказал Головин. — Фридрих мне друг. Я знал его, довольно близко, много лет.
— Но…? — спросил я. Адмирал-ганзеец явно хотел сказать «но», а кто из нас не знает, что всё, что было до слова «но», можно не брать в расчёт.
— Но для Ганзейского союза также огромную роль играет Ваш допуск и допуск моего друга Фридриха к «Серебряной тени», — высказал своё «но» Головин. — Ваш корабль создан так, что его искусственный интеллект настроен только на определённых лиц. Кто-то другой просто не сможет его пилотировать.
Это была правда. Чистая, как воды Остзее. «Серебряную тень», насколько я знал, могли пилотировать только Фридрих фон Цоллерн, я, и ван Фростен.
— Вы же понимаете, продолжал Головин, насколько важен контроль над возможностью ставить точки перехода. Особенно в сложившейся ситуации. Мы же до сих пор не понимаем, как работают эти чёртовы точки. И Вы хорошо понимаете, что раньше или позже, наш конфликт с Альянсом неизбежен. Мы разные и у нас разные цели. Даже сейчас мы не союзники, а скорее…
— Попутчики? — закончил я за него фразу. — Правда?
— Если Вы хорошо проанализируете действия Ганзы, Вы со мной согласитесь, — проворчал Головин.
— Ещё есть «Эрфиндер», — сказал я. — Он тоже ставит точки перехода. А что касается конфликта с Альянсом, то мой друг ван Фростен считал, что Ганза просуществует ровно столько, чтобы её руками разобрать наследие Империи.
— Вряд ли Ваш друг представляет себе реальную расстановку сил внутри Ганзейского союза, — поморщился Головин. — Хотя возможен и такой вариант. Борьба есть борьба. Победит тот, кто сможет получить явное преимущество. В том числе, с помощью технологий Вашего корабля.
— Но ещё есть «Эрфиндер», — повторил я.
— Да, есть ещё «Эрфиндер», — в раздумьи сказал Головин. Он снова помолчал немного, потом поднял на меня глаза: — «Возможно, Вы не в курсе, но кайзер Вильгельм, которого после отречения сослали на Старую Землю, сошёл с ума».
— Что? — опешил я. — Но это не в стиле кайзера. Это был волевой человек со здравым рассудком.
— Я тоже так думаю, — сказал Головин. — Однако это правда. Он или сошёл с ума, или искусно симулирует сумасшедшего. А может, он свёл себя с ума — это больше в его стиле. Очередная сверхзадача, которую старина Вильгельм себе поставил. Дешифраторы мозговых излучений фиксируют прогрессирующее раздвоение личности. Но, насколько я располагаю информацией о нём — похоже, что сумасшествие управляемое.
— И кем ещё считает себя кайзер Вильгельм? — спросил я. Управляемое сумасшествие — шутка вполне в духе хоть кайзера Вильгельма фон Цоллерна, хоть хорошо знакомого мне его брата Фридриха фон Цоллерна.
— Он пишет музыку, как один из его официальных далёких предков, — уклонился от прямого ответа Головин. Вся проблема в том, что про «Эрфиндер» можно забыть, пока не удастся вернуть кайзера в нормальное состояние. Поэтому, как я понимаю, он и свёл себя с ума. Сейчас этим пытается заниматься Альянс. Пока безуспешно. Второй корабль, с теми же возможностями — это «Серебряная тень».
— Что значит: «Этим занимается Альянс»? — спросил я. В голове понеслись картинки последней дуэли, отвратительных и страшных метаморфоз терриса, которого звали Хубертус Кассадор, — меня передёрнуло от мыслей о том, какими методами Альянс мог копаться в памяти кайзера Вильгельма.
— Всё-таки, Вы неисправимый ксенофоб, как о Вас и говорили представители Альянса, — рассмеялся Головин.
— Я человек, — сказал я.
— По нынешним временам звучит слишком пафосно, и даже недопустимо, — грустно пошутил Головин. — Не волнуйтесь, мы держим ситуацию под контролем, Франц. Не Вам одному дорог проект кайзера «Новый мир».
— Вам тоже? — удивился я. — Так Ганзейский Союз снёс, вместе с Альянсом, дворец Фридрихсхалле ради этого?
— Не злитесь, фон Кассель, — махнул рукой Головин. — Просто подумайте, чтобы было, если бы Кёнигсберг штурмовал только Альянс? Вы же знаете, что случилось с Аахеном?
Я знал. Кто этого не знал. Небольшая красивая планета с экзофауной — приют туристов, не имевшая вообще военной промышленности, оказала неожиданное сопротивление, уничтожив небольшой десант Альянса. В ответ, висевшая на орбите терассаконтера произвела планетарную бомбардировку. В медиа Альянса всё подали, как отвратительное нападение местных, фанатичных сторонников Империи, на гуманитарную миссию одной из благотворительных организаций Свободных Миров. Тогда ещё было неизвестно, что случилось с Имперским флотом и мы, офицеры Остзее, ощутили этот позор, от неспособности защитить мирную планету, как свой.
— Кто не знает, что случилось с Аахеном, — сказал я. В словах адмирала был резон.
— Да, мы союзники Альянса. Сейчас… — сказал Головин. — Я не знаю, как повернётся ситуация в будущем, это не всегда зависит от воли одного человека. Но мы, Ганза, еще будучи просто верфями — создали кайзера. Это значит, что за проект «Новый мир» сейчас несём ответственность тоже мы.
— Я как-то не привык быть таким многовекторным, — сказал я. Мне очень не понравилось это «мы». — Имперские правила хорошего тона учат говорить от себя. Это предполагает прямую личную ответственность.
— Это тяжело, — согласился Головин, — Я хочу сказать, что нас, как корабелов, очень интересует возможность контроля и освоения новых миров, в свете сложившейся ситуации. А доступ к Тени имеете только Вы, Фридрих, оберлейтенант ван Фростен, и некая Элизабет Сугэ.
— Элизабет кто, простите? — удивился я, снова услышав имя этой девушки, на этот раз от ганзейского адмирала с русским именем. — И что с ван Фростеном, если Вам об этом что-то известно?
— Вы действительно не знаете, кто такая Элизабет Сугэ? — спросил Головин, прищуриваясь и глядя мне в глаза.
— Адмирал, — сказал я, — мне слишком часто стали задавать этот вопрос: «Кто такая Элизабет Суге?». Я действительно видел эту девушку в день, когда меня сбили. Я прочёл её имя на её форме. Кто это — не представляю совершенно. Что она имеет доступ к Тени — не верю. Корабль слишком уникален, чтобы простой офицер канцелярии…
— Вашим спасением руководил лично герцог, — прервал меня Головин. Герцог Фридрих фон Цоллерн дал свой личный корабль, отказавшись от личного спасения и компромисса с Альянсом, ради Вас. В операции принимал участие ещё Адольф ван Фростен — это он убил Вашего метаморфа. Офицеры Патрик Гордон и Адам Вайде были с ним. Я был рядом с герцогом, придя туда со своим гвардейским эскортом, как переговорщик. На самом деле, моей целью было — вывезти Фридриха в безопасное место. Это Вы спутали мне все планы. Вместо герцога, по его приказу, мы стали спасать Вас. Таким образом — всем нам Вы, фон Кассель, обязаны своей жизнью. А Вашу «Серебряную Тень» вела, как раз, Элизабет Сугэ.
— Ничего не понимаю, — признался я, — Кто она такая и откуда у неё доступ к кораблю?
— Возможно, она сама расскажет Вам об этом, — ответил Головин. — Если будет случай.
— И где они теперь? — спросил я.
Головин поднялся и начал расхаживать по каюте.
— Приказ герцога был, — рассказывал он мне, — прорваться в приграничные с Русским Космосом пространства и попробовать потеряться там. Но Вам, после боя, нужна была очень серьёзная, глубокая регенерация. Возможно поэтому, лейтенант Сугэ приняла решение вернуться в бункеры дворца, где вероятности, что Вы выживете, было больше.
Эта незнакомая девушка ещё и спасла мне жизнь, — пронеслось в голове. — Что ж, спасибо, Элиза…
— Почему решение принимал не ван Фростен? — спросил я.
— Это, возможно, расскажет Вам сам ван Фростен. Если будет случай, — отмахнулся Головин. — После, корабль ушёл в невидимость и исчез. Скорее всего, Вашим друзьям удалось покинуть планету.
— Почему герцог не ушёл с ними? — раздумывая, сказал я.
— Ну вот, — сказал Головин, останавливаясь, — теперь касательно того, что Вы чуть не назвали предательством в начале нашего разговора. Вы же это имели ввиду?
— Да, открыто сказал я, — именно это.
— Тут всё не просто, — адмирал снова начал ходить по каюте. — Начну издалека, — сказал он наконец. — Как вы думаете, почему Кайзер отрёкся?
— Вот уж, не знаю — ответил я. — Может заговор? Когда герцог наносил ему визит перед конфликтом — его брат выглядел вполне уверенно. Я, естественно, сопровождал герцога во время его визита. Флот Империи — это была, знаете ли, внушительная сила. Его капитуляция без единого выстрела была для нас полной неожиданностью.
— Просто Его Величество всегда умел держать себя в руках, — сказал Головин. Слово «величество» он произнёс с каким-то странным, неприятным для меня оттенком. — Вильгельм фон Цоллерн также всегда хорошо представлял себе рамки того мифа и декораций, которым был обставлен проект.
Головин сделал ещё несколько шагов, — теперь он стоял, разглядывая скульптуру всадника с копьём, стоявшую у него на столе. Под копытами коня бился, в предсмертной агонии, дракон.
Да, флот Империи — внушительная сила, — продолжал он. — Но почему Вы говорите: «был»? Он есть.
— Он есть у Ганзы, — сказал я, — а Вы сами сказали, что внутри неё существуют разные течения, в том числе враждебные сапиенс.
— Я сказал не совсем так, — мягко парировал Головин. — Хорошо, если бы флот остался у Вас, у Империи, и началась война?
— Это и было его прямой Имперского флота, — сказал я.
— Конечно, это и было прямой обязанностью, — согласился Головин. — Но даже при удачном течении войны, а Имперский флот, несмотря на свою мощь, был только флотом номер два после эскадр Альянса, ему пришлось бы штурмовать планеты противника. Победа в пространстве всегда заканчивается штурмом планеты, не так ли?
— Смешанное население, — кивнул я, — эта проблема часто обсуждалась во Фридрихсхалле перед началом конфликта.
— Да, — кивнул Головин. — И это только малая часть проблемы. Одним из орудий многолетнего соперничества была пропаганда и агитация за два разных пути развития человечества, за понимание разных прототипов образа такого человека и его качеств. Начни флот Империи войну — были бы колоссальные жертвы, не только среди хомо претерис, но и среди сапиенс.
— Кайзер решил заморозить конфликт таким образом? — догадался я.
— Мне сложно сказать, кайзер ли это был, или другие обстоятельства. Кроме того, — продолжал Головин — Ганза, к началу конфликта, уже тоже превратилась в реальную силу с собственным флотом. Это силой стали наши «кракены».
— Ваши медиа всегда позиционировали их, как исследовательские корабли для быстрой колонизации планет, — сказал я. — «Общество Ганза — планеты под ключ», — процитировал я известный всем рекламный слоган. — Но кто не знает мощь «кракенов».
— Когда Альянс, я конечно же имею в виду не их безмозглое общество, а высшую его касту, сераписов, — сказал Головин, — поняло, что мощь «кракенов» и их количество, немногим уступает терассаконтерам террисов — было поздно. К тому же, мы долго занимали нейтральную позицию, представляя себя исключительно промышленной группой.
— И теперь…? — спросил я с интересом.
— Теперь ситуация патовая, как Вы догадываетесь, — сказал Головин.
Я догадывался. Чисто арифметически, «Имперские Эскадры Открытых Пространств», как они назывались, плюс сотня ганзейских многоцелевых монстров, называемых «кракенами» — давали численный перевес над флотом Альянса. Но экипажи Имперского флота находятся сейчас в том же положении, что и я. Офицерский корпус флота не попал в руки Альянса, но ганзейцев он тоже считает врагами, а себя — военнопленными. Когда, при необходимости, Ганза сможет использовать в своих целях Имперский флот, если он действительно попал к ней — большой вопрос.
Со своей стороны, Альянс использует Ганзу для захвата и оккупации имперских планет, создавая ганзейцам репутацию ренегатов и подрывая её репутацию в глазах бывшего имперского населения. Ганза надеется получить своё в виде производственных мощностей, рассчитывая найти компромисс с населением попавших к ним систем, на той основе, что они тоже — сапиенс. Ситуация оставляет пространство для игры и стороны будут в ближайшее время «мягко» гнуть друг друга, стараясь избежать прямого конфликта.
Всё это я и изложил Головину, в виде догадок и размышлений. Должен же я понимать, куда попадаю?
— Всё верно, — глядя мне в глаза, с интересом, сказал Головин, — но это не вся проблема.
— Точки доступа, — кивнул я ему в ответ. — Ваши друзья, допрашивая меня, интересовались, имел ли я отношение к службам техподдержки.
Головин улыбнулся в ответ, показывая знакомство с проблемой. Одновременно очень серьёзной, но и близкой к анекдоту.
— Несмотря на нелепость ситуации, несмотря на наши инженерные и производственные традиции и опыт — ганзейцы бы задали Вам те же самые вопросы, фон Кассель, — сказал он.
— И, честно говоря, я точно так же не смог бы ответить по существу вопроса, — сказал я ему. — Я не знаю никого, кто бы смог объяснить, как работают точки перехода. Ни я, ни герцог ни разу не ставили их сами.
— Всё потому, — поддержал меня Головин, — что производством, продажей и установкой точек доступа занималась только Империя. Несмотря на все свои возможности — мы получили на эту тему ноль информации. Доступ к производству имела только семья кайзера — он сам и его пропавшая дочь. Вы ведь знаете эту грустную историю? — Головин снова посмотрел на меня внимательно.
— Что-то слышал, — ответил я рассеянно.
— Странный Вы человек, фон Кассель, — сказал Головин, — Вы что-то слышали о том, что в течении нескольких лет было основной темой масс-медиа.
— Служба, знаете ли, — сказал я. — Не до того было. Я не был настолько близок к кайзеру, я остзеец, как Вы знаете. А Фридрих не всегда делился со мной новостями семейного характера.
— Жаль, — продолжал Головин — а между тем, человеку с Вашим положением было просто необходимо быть в курсе таких историй.
— Никогда не интересовался. Давайте вернёмся к ситуации, с которой мне, возможно, придётся столкнуться, — сказал я.
Головин кивнул:
— Мы остановились на том, что сейчас у Ганзы, учитывая наличие в её руках Имперского флота с экипажами, превосходство. Альянсу пока хватит чем заняться на планетах, полученных в результате капитуляции. Кайзер и Ваш герцог будут жить, пока у хомо претерис не появится доступа к «Эрфиндеру» и «Серебрянной Тени». Вероятно, поэтому Его Величество и свёл себя с ума.
— А что же будет с герцогом? — спросил я. — Фридрих не только Ваш друг.
— С герцогом сложнее, — ответил Головин. — Но напомню, всё случилось из-за того, что в историю вмешались Вы.
— Каким образом? — спросил я. — Я помешал Вам в качестве полутрупа?
— Возможно, я расскажу Вам об этом позднее, — сказал Головин, — или Вы сами поймёте.
— Если будет случай? — не удержался я.
— Да, — ответил Головин, не поддерживая моей шутки, — пока это не Ваша забота. Хочу напомнить, что мне Вы обязаны жизнью. В том числе мне. И поэтому, Вы переходите в моё распоряжение. То, что ускоренное судопроизводство в отношении Вас окончилось так… — тут он сделал паузу, — неожиданно — тоже не случайно.
— У вас большие возможности, адмирал, — сказал я. — Но почему было не освободить герцога Фридриха?
— Потому, что герцог приказал мне заняться Вами, — отрезал адмирал Головин. — Служить будете здесь, на «Святом Андрее». Осваивайтесь пока. Ключи от каюты получите у моего адьютаната. Зовут его Андрей Матвеев.
— Святой? — не удержался я, намекая на название корабля.
— Отнюдь, — усмехнулся Головин. — Но очень полезный и честный человек. Доверяйте ему как мне.
— Знаете, адмирал, — сказал я, подытоживая услышанное, — мне нужно подумать.
— О чем? — Головин устало вздохнул, — не вернуться ли в тюремный бокс? Не ведите себя хоть Вы, как офицер Имперского флота.
— Адмирал, — я посмотрел на него, — но я офицер Имперского флота!
— Теперь Вы капитан Ганзы, — как больному, сказал Фёдор Головин. — Так хотел герцог Фридрих. В Ганзе, «капитан» — это даже не звание, это статус. Пока без корабля, конечно. Осваивайтесь на этом. За пределы не выходите. Матвеева найдёте в отсеке управления — сегодня как раз его вахта. И возможно, через пару дней мы увидимся снова.
