3. Как исполнилось желание оберлейтенанта Адольфа Ван Фростена

Адольф ван Фростен, оберлейтенант личного эскорта его светлости герцога Остзее, Фридриха фон Цоллерн, сидел на бетонном полу дворцового стартового ангара боевых машин класса AuRa. Сегодня всё пошло не так. И он, потеряв себя, не знал, как быть дальше. Так, хорошая боевая машина, получив сбой в команде, становится бесполезной. Сегодня Адольфу надоело быть боевой машиной.

Кабина его «гепарда-тридцать четыре» была открыта, и он слышал всё, что проходило в эфир. Он слушал, не различая слов, находясь в странном состоянии оцепенения. Что-то надорвалось в нём ещё в тот момент, когда тактические бомбы Альянса рвались где-то далеко вверху, сносили остатки дворца, стремясь проникнуть туда, где был ван Фростен. Адольфу казалось, что он превратился в маленькую точку, в которую нацелено всё смертоносное, летящее из верхней полусферы боя над дворцом.

Когда шлюзы открылись и лиловые, в свете аварийного освещения, «гепарды», заблестели серебром, взлетая, разрывая барабанные перепонки характерным надсадным звуком, закачивая в ангар бетонную пыль из развалин — он открыл кабину и, как больной, сполз вниз. Пилот, один из лучших пилотов Остзее, чьё имя постоянно звучало рядом с именем его командира, капитана фон Касселя, сейчас просто сидел на бетонном полу, положив руки на колени, уткнувшись в рукав лицом. Хотелось исчезнуть волшебным образом из этой реальности, отмотать время на месяц, год, два года назад. Ему хотелось оказаться там, где хорошо, тихо и спокойно. Противная трусливая дрожь лихорадила его, он пропитался белой пылью и стал похож на одну из тех скульптур, что раньше украшали наземную часть дворца.

Пять дней назад, увидев в небе сотни боевых машин десанта Альянса, он записал в своём дневнике: «Я скоро умру». Он был в том первом бою над Кёнигсбергом, где погиб почти весь гвардейский эскорт из-за неожиданной потери связи. Связь и управление боем пропали после того, как с орбиты подавили планетарное ПВО. Но он выжил в этом бою, посадив свою разбитую машину прямо у посадочных шлюзов. Адольф хорошо помнил, как выпал из кабины на руки старине фон Касселю, ведомым которого он был, и Патрику Гордону, тоже живому и севшему парой минут ранее.

«Я скоро умру» — написал ван Фростен в своём дневнике, вернувшись в свою тихую офицерскую комнату в казармах дворца Фридрихсхалле. Его не радовал счёт сбитых им вражеских машин. Его не трогала похвала фон Касселя и обещания наград от герцога. Всё его безразличие, к которому терпким ощущением примешался растущий с каждым днём страх, уже были выражены в трёх словах: «Я скоро умру».

С тех пор каждый день эти слова росли в нём, заполняя каждую клетку его тела. С этими словами он просыпался, с ними же он засыпал тяжёлым сном, в котором снова дрался в синем небе над Кёнигсбергом, уходил от погони, прижимался к земле, просил поддержки, сам приходил кому-то на помощь, пролетая сквозь рыжие облака взрывов чужих боевых машин и их обломки, разлетавшиеся веером. Врагов не становилось меньше и на следующий день всё повторялось снова, превращаясь в нелепое дежа-вю, в страшный квест, который завершался у того же шлюза, в том же ангаре, со стенами, исписанными последними перед вылетом словами его друзей и соотечественников, уходивших в небо над дворцом, чтобы на следующий день всё повторилось снова. Противник каждый день выставлял паритетное количество машин, приходящих с орбиты, глушил сигналы навигации, защитники дворца дрались почти вслепую. Ходили слухи, что часть Имперского флота, интернированного Ганзой, прорвалась с боем и идёт на помощь, нужен ещё один, может два дня, чтобы шлахтшиффы пришли на помощь и свели счёты и с кораблями Альянса и с их союзниками. Однако, в это мог поверить кто-то другой, но не ван Фростен. Каждый день перед тем, как сделать себе инъекцию снотворного и заснуть, он думал о том, как найти выход из тупика, в котором оказался он и его друзья по несчастью. Каждый день это заканчивалось ничем, и он снова проваливался в мутный сон. Утром Адольф долго и тяжело просыпался и ждал, когда снова прозвучит сигнал тревоги.

Он сходил с ума от того, что того пути, которым их всегда вёл капитан фон Кассель — прорваться, пробиться, победить — не было теперь. «Солдат должен выжить, если это не несёт урон его чести». Этими словами начинался «Codex militaris», главный свод военных правил Империи и её союзников.

Первая часть максимы: «Солдат должен выжить…» — тоже постепенно росла в его голове, становилась больше второй, она казалась намного важнее, превращаясь в навязчивую идею. Выживший может бороться дальше. — Что толку в бесполезной смерти? — спрашивал он себя, одновременно понимая, что просто сломался. Ван Фростен был противен сам себе, презирая раньше таких людей, каким стал сейчас.

«Дружеский подзатыльник от нашего капитана всегда стоит доброго слова» — в шутку любил повторять весельчак Адам Вайде. И Адольф ван Фростен вчера честно обратился к своему другу и командиру, Францу фон Касселю в надежде, что тот скажет что-то такое, отчего всё вернётся на свои места. И тогда он, оберлейтенант особой штурмовой группы герцогства Остзее «Тени», Адольф ван Фростен, уйдёт в небо и честно погибнет в бою в небе над Кёнигсбергом так, как это сделали его друзья.

— Я хочу уйти, Франц, — сказал он, не глядя куда-то в сторону. Со мной что-то происходит… Мне кажется, я не смогу больше подняться в небо…

— «Один день, дружище, — ответил командир, — дай мне ещё один день и, быть может, многие наши проблемы решатся».

Капитан фон Кассель выглядел, как всегда, был бодр и подтянут, даже улыбался ровно настолько, насколько это было уместно в их безнадёжной ситуации, но на этот раз, ван Фростен заметил во взгляде своего друга что-то такое, чего раньше не было заметно.

Чуда не произошло. Трусость, как болезнь ван Фростена, не оставила его, продолжая расти где-то внутри, незаметно для окружающих.

Разговор случился после сеанса связи с представителями Ганзы, предлагавшим посредничество между Альянсом Претерис и той горсткой людей, которая всё ещё защищала дворец. Ганзейцев было шестеро. Черно-белая имперская форма без знаков различий выглядела на них так, будто была с чужого плеча. Переговоры с их стороны вёл офицер с русской фамилией, которую ван Фростен не запомнил. Посредники. Это их назначил Альянс разбирать все, что осталось от Империи.

Как понял Адольф, ганзейцев интересовала больше всего личность Фридриха. Судя по заявлениям Альянса в их медиа, именно герцог должен был стать главным военным преступником, оказавшим сопротивление. Ощущение брезгливости чернильной волной смешалось со всем, что испытывал Ван Фростен.

Ганзейцы, чистокровные сапиенс, служили Альянсу. Теперь им достанется то, что строил их герцог Фридрих и его брат, кайзер Вильгельм фон Цоллерн. То, что строили все сапиенс, навсегда уходя с когда-то общих с террисами планет. Проект кайзера Вильгельма назывался «Новый мир» в пику «Новому порядку» модифицированного человечества. Освоение планет. Много места для всех. Мир инженеров и навигаторов, архитекторов и медиков. Экзотическая фауна на планетах, пригодных для жизни и создание новой на тех, что подвергались ускоренному терраформингу.

— Один день, — сказал тогда командир, — дай мне ещё один день, Адольф, и наши проблемы решатся.

Ван Фростен так и не понял тогда, как решатся эти проблемы, но кивнул головой, доверяя своему командиру.

Вчерашний день отличился высокой облачностью, сменившимся почти черными грозовыми тучами и штормом с грозой, разразившимся над осаждённым дворцом Фридрихсхалле. Перед боем ганзейская пехота отвела оставшихся гражданских из кварталов, прилегающих к дворцовому комплексу. Потоки людей под потоками ливня потянулись к окраинам, в поисках укрытия и приюта.

Где-то, высоко над дворцом, висели «мулы» Альянса, не давая наводиться на цель, они глушили любые сигналы, маркеры целей то появлялись, то исчезали. На боевых экранах видно было то чёрное, рассекаемое молниями небо, то море и неясные очертания города где-то далеко внизу, то, внезапно, хищные силуэты чужих машин.

Это был второй раз, когда «гепарды» защитников начали бить прямо на взлёте, но остзейские машины взлетели и снова дрались, отчаянно пытаясь продать свои жизни подороже. Ван Фростену вспомнилось, как он с друзьями бегал в детстве на запрещённые состязания штральзундских боевых псов, дерущихся в яме, откуда нет выхода, пока у одного из бойцов не откажет сердце, или пока на его горле не сомкнутся челюсти противника. Вчерашняя посадка сопровождалась первой попыткой штурма самого дворца легионерами, тяжёлой пехотой Альянса, поддержанной шагающими боевыми машинами управления боем типа «Торо» и «Ягуарами» — боевыми машинами десанта. Атаку отбили, террисы отошли, понеся минимальные, совсем незначительные потери в несколько единиц техники. Становилось понятно, что времени до логического конца их сопротивления осталось совсем мало.

Где-то вверху, сейчас шёл бой, а оберлейтенант ван Фростен просто сидел на бетонном полу, обняв руками колени, уткнувшись в рукав лицом. Всё его безразличие, к которому терпким ощущением примешался растущий с каждым днём страх, были уже давно выражены в трёх словах: «Я скоро умру». Хотелось исчезнуть волшебным образом из этой реальности, отмотать время на месяц, год, два года назад. Он хотел оказаться там, где хорошо, тихо и спокойно. Противная трусливая дрожь лихорадила его, он пропитался белой пылью и стал похож на одну из тех скульптур, что раньше украшали наземную часть дворца. Сегодня он не прикрывал своего командира — последние дни показали, что это было бесполезно. Связь хорошо глушили, и остзейские пилоты дрались в одиночку.

Я хочу уйти, Франц… — повторял себе ван Фростен фразу, сказанную вчера капитану фон Касселю, — Я же говорил тебе, что хочу уйти. Со мной что-то происходит… Я не хочу в небо. Там так темно. Ты же знаешь, как там темно, Франц…

Всё ещё находясь в каком-то неприятном полусне, Адольф услышал сквозь своё отвратительное оцепенение характерные металлические звуки, как будто кто-то открыл кабину боевой машины. Этот «кто-то» выбрался из стоящего рядом «гепарда», спрыгнул вниз, после чего очень тщательно отряхнул себя, приводя в полный порядок. Ван Фростен услышал шаги — чьи-то гравиботинки легко и уверенно шлёпали по рифлёному полу ангара. Он медленно поднял голову. Девушка в костюме пилота присела рядом, протерла рукой в перчатке пластину с его именем на груди и прочитав, теперь внимательно смотрела на него. Её голубые глаза жёстко кололи взглядом, наверное, оценивая состояние Адольфа, золотые волосы стянуты в тугой узел на затылке. Похоже, что костюм пилота она натянула в спешке, прямо на повседневную офицерскую форму.

— Дезертир? — спросила она с насмешкой, издевательски прищуривая глаза, и утирая высокий лоб.

— Вы тоже не в самой схватке — безразлично ответил ван Фростен, разглядывая, как помигивает красным индикатор сетевого подключения к боевым системам «гепарда» на рукаве её доспеха пилота.

— Нас уже двое, да? — спросила она, — приятно, что не ты один предал, правда?

— Всё равно — ответил Адольф и начал было снова опускать голову в исходное положение.

И как раз в этот момент ему прилетела звонкая пощёчина. Настолько приличная, что ван Фростен ударился виском о стену, почувствовал, как по виску побежал горячий ручеёк. Совсем тонкий, горячий ручеёк пробежал далеко вниз, до самого подбородка, и застыл внезапно где-то под нижней губой. Противная дрожь в ожидании боя, бившая его с самого утра внезапно прошла. Сознание понемногу прояснялось.

Оберлейтенант снова поднял голову и посмотрел сначала в её странные, слишком большие и слишком синие глаза, потом прочел имя на форме «Elisabeth Suget, Leutenant, Himmelskanzlei».

«Небесная канцелярия» — так у герцога Фридриха назывался отдел статистики и планирования. Много красивых девушек в форме, им принадлежало целое крыло дворца, вхож туда был только его светлость. Название канцелярии звучало всегда забавно, провоцируя шутки по этому поводу. А сейчас, «девушка из небесной канцелярии», появившаяся перед Адольфом выглядела вообще смешно. Как будто уже всему конец и это валькирия пришла за последним отчётом. Он так и спросил:

— Не можешь сама написать рапорт о потерях? Так и не научилась?

Сказано было обидно. С намёком. Ван Фростену почему-то казалось, что если сказать ей что-то обидное, то она исчезнет, как привидение. Но он ошибся.

В ответ прилетела ещё пощёчина. Не такая, как первая, но тоже весьма приличная. Девушка-лейтенант, которую звали Элизабет Сугэ, взяла его холодной рукой за подбородок, и, растирая пальцем в перчатке кровь на его лице, глядя ван Фростену в глаза, медленно, четко произнося каждое своё слово, сказала:

— Я не смогла поднять атмосферник. Мой тридцать третий «гепард» сильно повреждён. А маркер «гепарда-один» только что исчез на боевом экране моей машины. Твой командир, капитан Франц фон Кассель сбит. Разве ты не хочешь попробовать спасти его, если он ещё жив, или хотя бы забрать то, что от него осталось?

«Спасти или забрать то, что от него осталось» — чудно прошло бегущей строкой в сознании Адольфа ван Фростена. Речь шла о Франце. Капитан фон Кассель сбит.

— Перестань меня бить, — неожиданно грубо для себя, ответил девушке-пилоту ван Фростен, медленно поднимаясь на ноги, но всё ещё думая о своём. Теперь понятнее. Вот почему Франц просил ещё один день. Захотел красиво уйти. Думал ли он о том, что «Солдат должен выжить…»?

Элиза отступила на шаг. Оберлейтенант был выше её на голову. Шире в плечах раза в два. Ладонь в лётной перчатке, которой он вытер кровь с подбородка была тоже весьма и весьма внушительной.

— Перестаньте меня бить… — повторил ван Фростен, медленно приходя в себя и оглядывая девушку с ног до головы. — Чего Вы от меня хотите?

— Всё просто, военный, — тихо и зло сказала девушка, которую звали Элизабет Сугэ, — Начинай быстро думать. Я хочу спасти твоего командира. Понимаешь? Твоего командира, — повторила она ещё раз, отступая ещё на шаг, — Ты поможешь мне?

— Да, — ответил ван Фростен, в котором вдруг что-то резко «включилось», вытаскивая шлем из кабины и снова поворачиваясь к Элизе. — Да, — сказал он, всё ещё ощущая противную дрожь в коленях.

Понемногу, он снова возвращался в реальность. Он больше не трус. Он, оберлейтенант гвардейского эскорта Адольф ван Фростен, спасёт своего командира или сам превратится в тень.

Адольф сделал шаг и чуть не упал от непонятной слабости. Трусливая дрожь, бившая его несколько дней подряд, вынула из него все силы.

Элиза, быстро окинув его взглядом с ног до головы, похоже, поняла его состояние, положила его руку себе на плечо, обняла, как больного, за талию, и с неожиданной силой для красивой девушки, потащила по коридору к пневмолифтам, ускоряясь с каждым шагом.

— Слушай меня внимательно, оберлейтенант ван Фростен, — застучали в ушах у Адольфа её слова, — сейчас я возьму у Фридриха (она так и сказала про герцога фамильярно, но Адольф понял, что это «герцог Фридрих») рейдер «Серебряная Тень», — быстро говорила Элиза снимая его руку с плеча, — у тебя же есть допуск к пилотажу именно этого корабля?

— Да — снова сказал ван Фростен, ускоряясь и удивляясь, что его ноги больше не заплетаются и прекрасно слушаются его, — у меня и…

— У тебя и у твоего друга фон Касселя, — закончила за него фразу Элиза. Теперь, она уже просто толкала его в спину, и они почти бежали.

— Ты возьмёшь с собой несколько человек из гвардейского эскорта «Тени» и полетишь искать твоего капитана, — говорила ему настойчиво Элиза со стальными нотками, которыми Адольф сам умел говорить с людьми, отдавая приказы.

— Эскорта больше нет, — сказал ван Фростен, начиная впадать в прежнее безразличие и останавливаясь, — от кампфгруппы «Теней» осталось, вместе со мной, несколько человек.

— Плевать! — почти выкрикнула Элизабет, яростно толкнула его в спину и он опять побежал, — ты возьмёшь кого угодно, кто может носить оружие и пойдёшь за своим капитаном.

Адольф не знал, почему он выполняет то, что говорит ему эта девушка, но понимал, что это правильно. Всё правильно. Лучший «подзатыльник» не смог бы дать сам фон Кассель, хотя Франц был большой мастер поставить задачу кому угодно и в какой угодно ситуации.

— Как ты знаешь, Альянс глушит сигналы навигации вокруг дворца, — лихорадочно, но чётким голосом говорила Элизабет, — поэтому я поведу тебя «вручную», простой маркировкой, прямым сигналом из развалин на поверхности. У нас очень мало времени. Ты понял, Дольф?

Теперь они бежали изо всех сил. Рухнув в кресло пневмолифта, ван Фростен стирал со своего лица белую пыль, становясь снова похож на человека.

— Да, — ответил он ей уже совсем другим голосом. — Да.

Она разглядывала его, словно пыталась убедиться, пришёл ли он в себя окончательно.

— Кто Вы, лейтенант? — спросил Адольф. — Я никогда не видел Вас раньше.

Девушка из «Небесной канцелярии», которую звали Элизабет Сугэ, отрицательно покачала головой, как бы поясняя, что вопрос сейчас неуместен, и тоже упала в ложемент пневмолифта напротив. Она посмотрела на Адольфа ещё раз — глаза у ван Фростена были уже почти ясные. Удовлетворённо кивнув головой, она включила компенсаторы и нажала на панели пневмолифта горящую красным кнопку «Пуск». Капсулу лифта выстрелило, унося в извилистые развилки шахт, ведущие высоко вверх.

Лифт вынес их в центральный холл. Отсюда лучами расходились коридоры дворцового бункера, находившегося глубоко под наземной частью дворца Фридрихсхалле.

Они снова бежали, минуя, сидящих прямо на полу, пилотов, солдат лёгкой пехоты, и кампфгренадиров, в доспехах штурмовых групп. Регенераторов для раненных не хватало и несколько раз они пересекали коридоры, где рядами лежали солдаты, ожидавшие своей очереди. Везде царила растерянность и недоумение, близкое к отчаянию. Адольф старался не смотреть в лица раненных. Он знал, что он увидит там и не хотел, чтобы к нему снова вернулось это чувство. Он вспомнил нехитрый стих, который придумал его командир, капитан фон Кассель и каждый шаг, на бегу, отдавал в его мозг пару слов, которые отвлекали его от безнадёжного фона, окружавшего его со всех сторон. …Sei braver… Junge… Sei braver…Soldat…— повторял он себе до бесконечности.

По пути он поднял брошенный кем-то автомат, «HKGewehr 400», его тяжесть придала ещё больше спокойствия и уверенности. У входа на «ZK», как всегда сокращённо называли Центральный Пост Управления, вместо солдат своего гвардейского эскорта, он увидел несколько массивных фигур в тяжёлых, черно-белых имперских доспехах. Это показалось странным, но ван Фростену, на какую-то секунду, пришла в голову нелепая мысль, что мог прорваться кто-то, из союзников-имперцев. От мысли о том, что чудо случилось, что всё произошло так, как и говорил старина фон Кассель, сердце, на мгновение, взыграло радостью.

— Чудес не бывает, — урезонил он себя, когда увидел, что вместо черного имперского орла, на нагрудных эмблемах кампфгренадиров плыл, под полным парусом, древний как Галактика, и простой, как молекула водорода, корабль, почти лодка, под которым аббревиатура RSG «Hansе» не оставляла никаких сомнений. Ганзейская стража, массивные безликие фигуры в тяжёлых доспехах имперского десанта, молча подняла оружие так, что ван Фростен увидел аккуратные отверстия стволов, направленные ему и Элизе прямо в лоб.

Их командир, громадный, как гора, в своём доспехе, сделал шаг вперёд и протянул руку, как бы предлагая Адольфу сдать оружие. Ван Фростен видел перед собой только черное блестящее забрало его шлема, и вдруг, ему очень захотелось выстрелить туда, потом попытаться срезать ещё тех двоих, стоявших за ним. Эти люди, без сомнения, уже арестовали герцога.

— Адольф, отдай оружие, — вдруг подала, откуда-то сбоку, голос, лейтенант «Небесной канцелярии» Элизабет Сугэ.

Как раз в этот момент двери открылись и внезапно появился герцог Фридрих фон Цоллерн.

— Спокойно, ван Фростен! — сказал он, — Спокойно. Отдайте оружие. Это друзья.