11. Бегство

Это была рука ван Фростена, ошибки быть не могло. Я посмотрел на Матвеева — случайно ли он меня сюда привёз? Я почти захотел спросить его об этом, но тут, в прозрачном небе над дворцом, появилась яркая точка, на глазах превращающаяся в патрульный «Шилонен» Альянса. Он падал на нас прямо с орбиты. Зрелище завораживало, словно бы я видел такое в первый раз.

— Давай убираться отсюда, Франц, — сказал Андрей, спрыгивая с разрушенной стены к «Мардеру». — К чёрту эту поэзию и экскурсии.

Убираться — так убираться. Матвееву виднее, почему так быстро у нас нарисовались возможные неприятности.

— Боишься союзников? — спросил я, забираясь в боевую машину десанта. Люки со свистом закрылись, совершенно герметизируя «мардер». Я нагнал щит на полную мощность. Синее, с фиолетовым оттенком свечение щита, было заметно теперь, даже сквозь визоры переднего вида.

— Могу сказать тебе только, — сказал Матвеев, поднимая машину, — что интерес к тебе у наших «друзей» не ослабевает. Не знаю, как удалось нашему адмиралу забрать тебя к нам на корабль. Но, похоже, террисы жалеют о своём решении передать тебя Ганзе. Очень жалеют.

«Мардер» рванул от дворца в сторону космопорта, туда, где синел Вестфальский залив.

— Не набирай скорость, Андрей, — сказал я, — не провоцируй погоню.

— Да, ты прав, убегающего догоняют, — согласился Матвеев, немного сбрасывая скорость. — Но, по-моему, к нам интереса нет, — сказал он довольно, прокачав ситуацию. — Они просто кружат над дворцом.

Андрей пытался обмануть себя, как это часто бывает в подобных случаях. Но я давно не верил в случайности.

— Смотри, — показал я на панель радара, — это второй. — Кажется, я спровоцировал их на погоню уже тем, что дал полный щит, если они заметили это.

Второй «Шилонен» падал из стратосферы, четко по нашему следу, стараясь отсечь нам путь к возможному бегству.

— Придётся ускориться, — сказал Матвеев, резко набирая скорость и меняя курс. — Черт! Они нас вызывают.

На дисплее связи появилось, характерное для терриса, идеальное до отвращения, лицо офицера Альянса.

— Лейтенант Серхио Кецаль, — сказало это лицо. — Прекратите движение и подготовьте вашу машину к досмотру.

— Причина? — спросил Матвеев спокойно, как ни в чём не бывало, совершенно беззаботным голосом. Кто же не совершает экскурсии, на боевых машинах десанта, на развалины резиденций вероятных военных преступников, по воскресеньям?

— Патруль полагает, — ответил Кецаль, — что у Вас на борту подозрительное лицо.

Это у тебя подозрительное лицо, метаморф чертов, — подумал я. Возможность услышать от терриса, который мог изменить себя до неузнаваемости, о том, что чьё-то лицо может быть подозрительным, меня веселила, несмотря на всю серьёзность ситуации.

— На борту два офицера Ганзы, — преувеличенно-беспечно ответил Матвеев, увеличивая скорость. — Ваш запрос необоснован и отклоняется.

— Вызываю помощь… — Невозмутимо ответило лицо, представившееся Кецалем. — Открываю огонь на поражение.

Ого! — подумал я, — как всё серьёзно…

— Уходи в кварталы, — сказал я Матвееву, — не будут же они открывать огонь в жилых кварталах?

— Почему ты думаешь, что не будут? — ответил Андрей, и — резко спикировал в городскую застройку. — Вызывай Головина, — сказал он мне. — Второй патруль тоже пошёл за нами. Это точно по твою душу, Франц! По наши души!

Вызывать адмирала не хотелось. Хотелось сесть за заднюю турель и хорошо врезать, сначала по одному преследователю, потом по другому.

Вероятно, у террисов были похожие чувства. По нашей машине открыли огонь. Андрей Матвеев кусал губы и маневрировал, просто мастерски, удивляя меня. Я не предполагал в нём такого хорошего пилота. На дисплее появилось лицо адмирала Головина.

— Фёдор Алексеич, нас преследуют два патруля союзников, — сказал Матвеев. — Пробуем пройти через кварталы города к космопорту. Прошу прикрытия.

Я давно заметил, что обращение по имени-отчеству, у русских, иногда используется для «удлинения», а иногда для «сокращения» дистанции, между участниками диалога. Сейчас обращение «Фёдор Алексеич» выглядело, почти как, «папа, мне крышка».

— Уже вижу, — ответил Головин и нервно пошевелил кошачьими усами. — Я уже послал ноту протеста на террасаконтеру, их капитану-навигатору. «Святой Андрей» в режиме боевой готовности. Корабль сейчас поднимут над городом, заходите сразу в открытый шлюз.

— Можем не долететь. По нам ведут огонь два «Шилонена», — сквозь зубы сказал Матвеев. — Запустите охотников, Фёдор Алексеич. Пугните этих идиотов.

— Нет, — ответил Головин, — нам не нужны неприятности с союзниками. Просто уходите оттуда. Увидите «Святой Андрей» — заходите в шлюз. Сами огня не открывайте. Всё.

Дисплей отключился.

— Ну на хрена нам такие союзники… — сказал Матвеев в пустой экран.

Головин очень вовремя запретил открывать огонь потому, что я уже сел за турель, включил целеуказатель, и даже захватил цель. Теперь по нам огонь вели оба патрульных корабля, чьи пилоты показывали отменное пилотажное мастерство. Матвеев маневрировал в самых нижних уровнях башен городских кварталов. Обе машины Альянса лупили по нам от души, попадая пока, больше не в нас, а во всё, что нас окружало. И хотя Андрей маневрировал очень умело — наш «мардер» уже получил пару несерьёзных попаданий, по касательной.

— Всё, — сказал Матвеев скорее себе, чем мне, — уходим вверх.

Он резко сбросил скорость, пропуская мимо себя патрули Альянса, и резко взмыл туда, куда и сказал — вверх. Это было рискованно и неприятно. На мгновение, мы оказались среди силуэтов наших преследователей. Была какая-то вероятность, что все три машины столкнутся, превратившись в огненный шар. Но — как всё ещё говорят русские: «Бог миловал». До пространства над городом оставалось всего-то метров пятьсот — шестьсот, мы проскочили это расстояние почти мгновенно. Здесь Матвеев резко развернул и повёл БМД в сторону моря — туда, где был космопорт.

Один из наших преследователей вынырнул за нами почти сразу, упрямо не желая отпускать свою добычу. Второй — потерялся где-то внизу. Можно было предположить, что он попытается как-то сократить путь, чтобы перехватить нас наверняка. Наш курс был слишком простым и понятным — космопорт.

— Франц, я его не вижу, — почти прокричал мне Матвеев. — Я не вижу, куда пошла вторая машина этих гадов. Наши сенсоры кто-то глушит!

Кто-то… Очень даже понятно, кто. Высоко вверху, над нами, едва различимая, висела командная машина управления боем Альянса. Я развернул на неё турель и в экране прицела увидел, характерные для этой модификации, излучатели помех, раскрытые с обоих бортов.

— Андрей, — ответил я Матвееву, — над нами «Мул», поэтому мы ослепли.

Хоть Матвеев, своим сумасшедшим манёвром и разорвал дистанцию, оставшийся у нас на хвосте, патрульный «Шилонен» Альянса активно пытался её сократить, чтобы снова выйти на расстояние ведения прицельного огня. Я, сидя за задней турелью, снова захватил преследующую нас вражескую машину в целеуказатель. Её порядковый номер «триста пятнадцать», красного цвета, был хорошо различим. Догнать наш «мардер» у него не получалось, но он упорно, как будто его связывал с нами трос одной и той же длины, следовал за нами в лабиринте улиц и параллельных прямых креплений башен города. Все попытки Матвеева оторваться от преследования ни к чему не приводили. Было похоже, что пилот «Шилонена» загоняет нас, как дичь, под своего друга. Тот наверняка попробует перехватить наш «мардер», где-то ближе к космопорту.

Почти так и случилось. Вторая боевая машина Альянса вынырнула совсем рядом, когда до края города оставалось ещё приличное расстояние, чуть не протаранив нас. Я крутанул турель, захватывая программой наведения более опасную цель. Однако, у противника было гораздо больше шансов расстрелять нас, в упор, более крупным калибром курсовых установок. Что он, клянусь Всадником Георгием, и собирался сделать. Но было поздно…

Я вздрогнул, когда вдалеке, над башнями кварталов и секвойями парков Кёнигсберга, показался огромный, трапецевидный силуэт «Святого Андрея». Ганзейский дизайн — quadratisch, praktisch, groß. Корабль медленно поднимался над городом, обнаруживая всю свою мощь. Открылись башенные колпаки, в нашу сторону развернулись орудия малого калибра. Было видно, как от корабля отделились, собрались в широкий ордер, и пошли к нам сразу все 6 охотников — «гепардов».

«Шилонены» Альянса сразу разошлись в стороны, выходя из-под вероятного удара. Сразу появилась связь, заработала автоматическая навигация. «Мул», висевший где-то высоко вверху, прервал свою работу и лениво стал уходить на более высокую орбиту.

Матвеев довольно хмыкнул и тихо пробормотал что-то. Мне показалось, что это были русские ругательства. И хотя я убеждён, что офицер должен всегда держать себя в руках — я решил возобновить свои занятия русским языком. Просто на всякий случай.

Наш «мардер» шёл, не сбавляя скорость. Громада «кракена» быстро росла в визорах. Когда силуэт заполнил весь экран, Матвеев передал внешнее управление. Швартовы «Святого Андрея» захватили нас и плавно потянули внутрь.

— Мне кажется, нам повезло, Франц, — сказал Андрей, поворачиваясь ко мне. — Ты вообще везучий, капитан фон Кассель?

— Лейтенант Матвеев, — спросил я, глядя ему прямо в глаза, — а зачем мы устроили себе это приключение?

В огромном ангаре шлюза, куда нас принял «Святой Андрей», стояли сразу пять БМД типа «мардер», набитые «гиенами» под завязку и готовые к вылету. Раньше, повидать их в полном составе как-то не доводилось. Майор Рязанцев и лейтенант Мари Гамильтон ждали нас около штабной машины. Рыжие волосы лейтенанта сверкали, даже в искусственном свете освещения ангара. Её пальцы, в латной перчатке, нервно отстукивали что-то по броне. Увидев меня, она радостно заулыбалась и помахала рукой. Рязанцев, как всегда, смотрел с прищуром и улыбкой хищника. Из «мардера» с эмблемой первого взвода, выглядывал невозмутимый Гюнтер Лютьенс, резко и отрывисто сказавший что-то экипажу внутри машины.

— Ну, здравствуй, фон Кассель, — сказал Рязанцев, протягивая мне руку. — Привет, Андрей! — сказал он Матвееву и добавил: — Ну ты ас!

По оттенкам голоса Рязанцева нельзя было точно понять, это одобрение — или поддёвка. У меня лично, было чувство, что прогулка наша в город получилась какой-то глупой. Однако, Матвеев вовсе не был похож сейчас на курсанта, пойманного в самоволке. Из нашей машины он вышел с самым что ни на есть деловым видом.

— Здорово, Павел, — ответил Матвеев, — нам сразу к Фёдору Алексеичу?

— Тебе сразу, — сказал, отчеканивая свои слова Рязанцев. — А Франца, на всякий случай, спрячем на рейдере. Приказ адмирала.

— Адмирал позволит досмотр корабля? — удивился Матвеев.

— Мы же знаем с тобой, что адмирал всегда решает всё сам, — отрезал Рязанцев. — Машуня, — повернулся он, к своей солнечноволосой коллеге, всё ещё барабанившей своей латной перчаткой по «мардеру», — отвезите капитана фон Касселя на рейдер.

— Jawohl, Herr Major, — ответила та и, кивнув головой, радостно заулыбавшись, во все свои тридцать два жемчужных зуба, пошла, я чуть не сказал — «побежала», к багги, снова махнув мне рукой.

— Кажется, — сказал мне тихо Матвеев, — награда найдёт сегодня своего героя.

— Андрей, — так же тихо возмутился я, — что Вы хотите сказать? К чему эти намёки на меня и лейтенанта Гамильтон?

— Спокойно, спокойно, — Матвеев примирительно поднял обе руки, — я твой друг, Франц. Просто все рады, что мы вернулись в целости и сохранности. А то ещё ты меня на дуэль вызовешь.

— Может, я что-то упустил? — спросил я лейтенанта Мари Гамильтон, когда мы сели в багги. — Может, Матвеев и Рязянцев знают что-то, чего я не знаю?

— Нет, не думаю, — ответила Мари и покраснела. — Так странно, — сказала она мне, не глядя на меня, — вчера Вас не было рядом, но я думала о Вас, а сегодня, Вы со мной, а я должна думать о чём-то другом…

Машуней лейтенанта Мари Гамильтон называли все русские на «Святом Андрее». Её это раздражало, она злилась — ей не нравилось звучание русских уменьшительных суффиксов. Но имя Машуня, вместо Мари, приклеилось намертво. Её земляки — имперцы, у которых она стала искать сочувствия, тоже, в конце концов, стали называть её Maschchen. А ещё Машуня, как все блондинки и рыжие, заметно краснела. Её белую, как сметана, кожу просто заливал румянец, обнаруживая иногда совсем неуместные мысли. Это вовсе не означало, что Мари Гамильтон была дурой. Попасть офицером в группу боевого, гвардейского эскорта адмирала Ганзы — задача не для всех. Просто, как говорили среди «гиен», стальную во всех отношениях, Машуню «накрыло».

С момента моего появления на «Святом Андрее», точнее с того дня, когда я встретился с группой «гиен» в тренировочном комплексе, Машуня краснела каждый раз, когда меня видела. Сначала я думал, что это от злости поражения в тренировочных поединках. Но с каждым днём, это всё меньше напоминало спортивную злость.

— Кажется, Машуня тебя скрадывает, — поддел меня, пару дней назад, Рязанцев.

— Что значит, «скрадывает»? — не понял я смысл, очередного, сложного, русского слова.

— Как хищник добычу, — пояснил Павел. — А что, — сказал он мне, полушутя, — она красивая, рыжая, надёжная, как ганзейский сканер.

— Я не хочу, чтобы меня скрадывали, — возмущённо хмыкнул я… — И сравнение Мари со сканером было так себе…

Но было похоже, что Рязанцев прав. Машуня «скрадывала» меня в офицерской столовой, в бассейне, после абордажных тренажёров, успевала самым невероятным образом в тот же лифт, в котором был я. «Случайно» встречала, когда я выходил из каюты. Каждый раз, когда я попадался ей — пунцовая волна заливала её белую кожу. Чувствуя это — она отворачивалась. Ей казалось, наверное, что это как-то сможет скрыть её реакцию.

И сейчас, она молча вела багги к стыковочным шлюзам кораблей поддержки, красная, как рак. Я боялся, что она начнёт, как всегда, в таких случаях, отворачиваться и мы врежемся во что-то.

— Вы откуда родом, Мари? — спросил я, чтобы как-то разрядить обстановку.

— Я из Эдинбурга, — сказала она, краснея еще больше. Ситуация с девушкой обострялась.

Эдинбургом называлась вторая планета в системе звезды Леа. Первая называлась Лондон. На обоих планетах говорили на английском диалекте имперского языка. Система обладала в Империи политической автономией, гораздо большей, чем, например, наше Остзее. Эти две планеты содержали собственную эскадру, входившую, как отдельное подразделение, в состав Имперского флота. Один из адмиралов Ганзейского союза, насколько я знал, всегда был из Лондона. Некоторые слова их диалекта иногда напоминали мне интерлингву Альянса, что вызывало, у меня лично, неприятные ассоциации. Но к Мари мои ощущения, конечно, не имели никакого отношения.

— Я несколько раз бывал на Эдинбурге, — сказал я, пробуя найти нейтральную тему, чтобы притупить слишком уж чувственное восприятие этой девушкой моей хрупкой персоны, — у вас прекрасная Военная академия.

Уж если она покраснеет от разговора на тему Военной академии — тогда твои дела совсем плохи, Франц, — сказал я себе.

— Я училась там, — живо откликнулась Мари. — Было удобно, дом рядом, у моих родителей был частный дом, папа работал астрофизиком при академии.

Мари никогда при мне так много не разговаривала, а сейчас щебетала, как птица. Нужно признать, что голос у неё был приятный. С низким тембром, но приятный. Низкие, бархатные, грудные звуки её голоса завораживали — я тряхнул головой, чтобы снять наваждение.

— Мне следовало сразу, по Вашему имени и манере говорить, угадать, что Вы откуда-то из системы звезды Леа, — поддержал я, вроде бы безопасную, тему разговора. — У Вас очень красивый голос, — добавил я, запоздало пожалев об этом. Мне нельзя говорить Мари приятные вещи.

Машуню накрыло от безобидного комплимента очередной красной волной, внезапной, как цунами.

— Отец родился в Эдинбурге, — сказала она, отводя от меня взгляд, как она всегда делала, когда краснела. Мама — француженка, из Нового Орлеана. Она эмигрантка, из тех, что бежали от Альянса, — продолжала она.

— Моя бабушка была тоже француженкой — эмигранткой, — сказал я.

Тема Новой Франции была мне необыкновенно близка. Этот мир, с двумя главными планетами, суровым столичным Реймсом и самым большим из новых имперских городов — Бордо, сильнее всего затронула трагедия разделения человечества на два вида.

В этот момент мы, наконец-то, добрались до места назначения. Наша маленькая, управляемая транспортная тележка остановилась.

— А где Ваш дом, капитан? — спросила она, выходя из багги и направляясь к шлюзу, за которым открывался вход в пристыкованный штатный рейдер нашего «кракена». Я действительно, так и сказал себе: «наш кракен», хотя ещё недавно считал всех ганзейцев почти врагами. Название здешнего рейдера всё время вылетало у меня из головы. Оно было, какое-то чересчур имперско-русское.

Мари шла чуть впереди, оборачиваясь с такой тревогой, словно бы я мог потеряться в прямом коридоре.

— У меня нет дома, Мари, — честно сказал я, следуя за ней. — Последние годы им был эскортный рейдер его светлости герцога. Так что сейчас, видите, — я попытался пошутить, — я меняю рейдер на рейдер. Прозвучало это, тоном какого-то Вальтера Скотта. «Рыцарь, лишённый наследства». Ещё одна моя ошибка.

Мари не могла не отреагировать.

— Всегда мечтала побывать на личном корабле герцога, — сказала она, уже у самого шлюза, и снова покраснела.

Теперь нужно совсем осторожно, — сказал я себе — девушка пошла ва-банк. — Зачем я тебе нужен, Мари, — подумал я про себя, — у нас же были такие хорошие дружеские отношения? Но вслух, я сказал другое.

— Мой пропуск, наверное, ещё действителен, — ответил я ей. — Если бы мы встретились, хотя бы пару месяцев назад, я бы обязательно пригласил Вас.

— Вы водили девушек на «Серебряную тень»? — спросила она удивлённо.

— Офицеров, Мари, — сказал я, назидательно и строго. — Только офицеров, и только с ведома его светлости герцога.

Мари посмотрела на меня слишком широко раскрытыми серыми глазами и провела рукой по панели доступа. Трап подъехал к нашим ногам.

— Рейдер «Барон Врангель» к нашим услугам, — сказала она. — Прошу Вас, капитан.

Ну не могла же она сказать иначе, чем «рейдер к нашим услугам», — успокоил я себя.

— О, у Вас личный доступ, Мари, — деланно восхитился я.

— Это рейдер «гиен», — ответила мне она. — Я здесь первым помощником у Рязанцева. Я ведь хорошо училась. Как Вы знаете, иногда меня называют на «Святом Андрее» «стальная Мари», но мне это не очень нравится. Не люблю ярлыков на людях.

Вот как, — подумал я, — она ещё и навигатор на этом рейдере…

Мари зашла внутрь, красивая и рыжая. Я — следом за ней, повторяя себе, что это был приказ Головина — спрятать меня на рейдере. Мари Гамильтон протянула мне руку:

— Давайте на «ты», Франц?

— Давай, — сказал я, всё-таки поддавшись очарованию её голоса, но пытаясь уцепиться за какую-то нейтральную тему. — А почему «Барон Врангель»?

— Не знаю, — покачала она головой. — Название давал адмирал. У русских что-то очень сильно связано с этим именем. Какая-то часть героической русской истории. Кажется, они с боями отступали с какой-то планеты, и барон ушёл последним, убедившись, что планета пуста.

Мари путала эпохи, но теперь я вспомнил, кто такой Барон Пётр Врангель, о нём рассказывал мне когда-то отец. Сила этого исторического образа для русских была приблизительно такой же, как личность спартанского царя Леонида для древних эллинов. Но сейчас, это было совершенно не важно. Дело шло к развязке. На рейдере, кроме нас, никого не было.

Она подошла совсем близко ко мне, и закрыла шлюз за моей спиной.

— Может, мы просто выпьем чего-нибудь? — чуть не спросил я.

Но Мари заговорила первая.

— Хочешь, я покажу тебе корабль? — спросила она и я сдался.

Деваться было некуда. «Рейдер к нашим услугам».

— Потом покажешь, — сказал я, обнимая её. — Всё потом.