Как ни пыталась оправдать Алёшу Зарина, Штальманн и администрация концертного комплекса его поступка не оценили. Получив суровый нагоняй за испорченную дверь, Алёша всё равно был доволен: к изумлению Штальманна, он набрал рекордное за историю конкурса количество зрительских голосов.

Конкурсанты вернулись на базу далеко за полночь. Едва добравшись до постели, Алёша отключился, но через пару часов проснулся от нестерпимой боли в спине. Он попытался найти удобное положение, но, увы, такого не существовало. Алёша дотянулся до рюкзака и, пошарив рукой, достал пластиковую баночку с анальгетиками. Решив не мелочиться, проглотил сразу три таблетки. Но уснул не скоро, только когда небо за окном начало сереть. Благо завтра выходной.

Разбудил Алёшу яркий свет дня – солнце било в глаза. Он недовольно прикрыл их ладонью и вдруг понял, что не чувствует ног. Их как будто не было. Ленивая паутина сна слетела в мгновение ока. Алёша похолодел и попробовал подняться на руках. Одеревеневшая поясница ответила режущей болью, но сесть позволила. Алёша подтянулся к изголовью кровати, с ужасом наблюдая, как волочатся за туловищем ноги, словно принадлежат не ему, а тряпичному Петрушке. От страха захотелось заорать, но Алёша стиснул зубы.

«И это всё? Неужели на этом всё закончится? Так нелепо и быстро? Потерять мечту? Из-за неосторожности? Из-за какой-то двери?! Нет, не может быть!» Алёша принялся бить себя по бёдрам, щипать, колоть ногтями, пытаясь почувствовать хотя бы боль… Тщетно. Резко повернувшись, он сбросил ватные ноги на пол. «Не сдаваться! Только не сдаваться!» – умолял себя Алёша, сопротивляясь отчаянию.

В дверь кто-то осторожно постучал. Показалась кудрявая голова Славы:

– Лёха, ты тут?

– Тут.

– А мы тебя потеряли. Уже три часа дня, а ты не показываешься. Неужто дрых столько?

– Да.

Слава подошёл и протянул руку для пожатия:

– Я тебе спасибо сказать хотел: ты вчера меня здорово выручил. Не только меня – всю постановку!

– Пожалуйста. – Алёша пожал ладонь, пытаясь выглядеть спокойным.

– Ой, да ты ледяной! – вздрогнул Слава. – Слушай, там в холле девушка из подтанцовки тебя спрашивает, рыженькая такая. Красивая.

– Что? – сглотнул Алёша. – Маша?

– Угу, она. Ты выйдешь, или подсказать ей, где твой номер? – подмигнул Славик.

Алёша не ответил. Он прикрыл на мгновение глаза, чтобы не выдать себя: «Господи, только не сейчас! Не хочу! Я снова буду для неё только жалким калекой! Лучше потом… потом…»

– Лёх, ты шо? Ты в порядке?

Алёша открыл глаза:

– Не совсем. Слушай! – Он схватил Славу за кисть. – Я тебя вчера выручил, сделай мне одолжение сегодня! Как друга прошу! Сделаешь?

– Конечно, – с готовностью ответил Славик.

– Скажи ей, что меня увезли куда-нибудь… продюсер или… да кто угодно! Ничего в голову не лезет, придумай, пожалуйста!

– Ладно.

– Но как она уйдёт, приди ко мне, хорошо?

– Не вопрос.

Слава скрылся за дверью, а Алёша затаил дыхание и не шевелился, сидя на краю кровати, словно боялся, что, проходя мимо комнаты, Маша может его услышать. Глядя в окно, он начал молиться: «Не остави мене, Господи, Боже мой, не отступи от мене; вонми в помощь мою, Господи спасения моего… Хоть я и изгой, прости меня, Господи! Не наказывай так. Помилуй!» Исступлённую молитву прервал Славик. Он влетел в комнату без стука и с лукавым видом сообщил:

– Задание выполнено. Я сказал, что ты со съёмочной группой поехал за город снимать новую заставку к следующему эфиру и что до вечера вы не появитесь…

– А она? – в нетерпении перебил Алёша.

– Поверила. Только, кажется, расстроилась.

– Уехала?

– Да. На такси. Сам видел. Вот она красивая! Везёт же тебе, Лёха! – мечтательно произнёс Славик и наконец обратил внимание на белое лицо товарища: – Чой-то ты сам на себя не похож. Ты в порядке?

Алёша выдохнул:

– Слав, мне нужен врач. Я не могу встать. Ног не чувствую.

– Да ты шо?! – вскинулся Славик. – А чего молчал-то? Я побегу! Я зараз!

– Только больше никому, ладно?

– За кого ты меня принимаешь? – возмутился Славик и снова исчез за дверью.

Он скоро вернулся, отчитавшись, что врач обещался быть, а заодно принёс Алёше уже остывший обед и принялся отвлекать разговорами.

Через час вместе с доктором в белом халате в комнату, галдя, ворвались Штальманн, Зарина и оператор с камерой на плече.

– Зачем камера? Не нужно меня снимать! – возмутился Алёша. – Выключите камеру! Сейчас же!

Штальманн выпятил грудь и сверкнул очками:

– Слушай, Колосов, не умничай, а? Ты контракт подписал? Подписал. Вся твоя жизнь на конкурсе – это шоу. Я тут решаю, что снимать, а что нет. Давай, рассказывай, что стряслось.

Алёша хмуро обвёл глазами присутствующих и не сказал ни слова.

– Так, что случилось, молодой человек? – поправил очки на переносице пожилой врач и наклонился над ним: – Мне сказали, что-то с ногами…

– Да, – чуть слышно буркнул Алёша. – Я их не чувствую.

– Боли есть?

– В спине, в пояснице.

Доктор принялся осматривать ноги пациента, уточняя по ходу:

– Травмы были вчера или раньше?

– Были. Я только год назад начал ходить. С костылями.

– Что вы имеете в виду? – не понял доктор.

– С какими ещё костылями?! – взвился Штальманн.

– Можно всё-таки убрать камеру? – уже не так ретиво попросил Алёша.

– Нет, дорогой. Я смотрю, тут всё серьёзно. Если ты выбываешь из проекта, придется зрителям объяснить. Не зря же они за тебя вчера такую кучу бабок вывалили… – ответил неумолимый продюсер.

– Ладно, – вздохнул Алёша и в двух словах рассказал о падении, коме и параличе, завершив неудачным ударом по двери в гримёрку.

– Офигеть, – хором подытожили Зарина и Славик.

– М-да… Ты, выходит, у нас инвалид. Черт… Теперь видимо участникам придется ещё медосмотр устраивать, чтобы подобных сюрпризов не было, – схватился за голову Штальманн и обратился к врачу: – Сергей Васильич, что скажете?

Доктор задумался:

– Парез, конечно, может быть временным, а, может, и нет. Онемение ног иногда возникает из-за компрессии конского хвоста выпавшим межпозвонковым диском, но может иметь и другую этиологию. К примеру, из-за сотрясения спинного мозга… Надо срочно сделать МРТ, показать парня вертебрологу и ортопеду. Может, не всё потеряно.

– Сергей Васильич, – обратился к врачу Штальманн, – договоритесь по вашим каналам. Нам Колосов нужен на ногах.

Сбитый с толку продюсер принялся шарить по карманам стильного велюрового пиджака, а потом с укором посмотрел на Алёшу:

– Я с тебя, Колосов, просто валяюсь. Спрашивали же, что интересного было в биографии. Молчал, как пень! Ты скажи, у нас что, каждый второй после комы на сцене выступает? Рок поёт и прыгает?

– Это к делу не относится, – мрачно ответил Алёша.

– Ещё как относится! – гаркнул Штальманн. – Мы тут голову сломали, биографию твою сочиняли, а тут такая натуральная драма. Да, Зарина? – Он повернулся к менеджеру, та лишь кивнула, с сочувствием глядя на Алёшу.

Штальманн наконец вытащил из внутреннего кармана бархотку и с остервенением взялся протирать очки. Водрузив их себе на нос, он просветлел взглядом и с воодушевлением заключил:

– Между прочим, уже вчера, сразу после эфира писюшки мелкие в соцсетях фан-сообщества пооткрывали. Девочки слюной истекают: «Ах, красавчик! Мне бы такого! Лёша – няшечка…» Слово-то какое отвратное – «няшечка». Ненавижу его. Короче, мы тебя так просто не отпустим. Деньги вложили. Должен отработать. А посему, – он ткнул пальцем в Алёшу, – сейчас по врачам. К эфиру обязан встать. Попробуй только у меня не встать! На коляске выкатим. Мы из тебя ещё героя слепим, Колосов!

– Да какой из меня герой? – передёрнуло Алёшу.

Штальманн театрально всплеснул руками:

– О! Скромность! Скромность – это хорошо! Герои должны быть скромными!

Целой свитой, в составе «проектного» врача Сергея Васильевича, Зарины, оператора и пары дюжих помощников, Алёшу возили по специалистам: из лаборатории МРТ в рентген-кабинет, от вертебролога к хирургу, от ортопеда к неврологу. Эскулапы размышляли и диагноз ставить не торопились, и лишь последний с удовлетворением заключил: «Да у тебя, голубчик, мышечный спазм и защемление корешковых нервов в поясничном отделе позвоночника. Ничего удивительного с твоими травмами. Тебе следует поаккуратнее быть со своей спиной, если ходить хочешь».

Штальманн не поскупился на ресурсы, и за то Алёша был ему благодарен, однако выставлять напоказ всё, что с ним случилось, претило. Так неправильно! Зачем спекулировать на собственной жизни? Но пока пришлось это проглотить. Не сбежать же от камер на подворачивающихся, ватных ступнях.

К вечеру Алёша попал в кабинет рефлексотерапевта, маленького азиата с затянутыми в узел смоляными волосами. Тот не взглянул на снимки, вскользь выслушал Зарину и выставил её вместе со съёмочной группой за дверь. Алёша остался лежать в одних трусах на твёрдом столе, готовый съесть живьём змею или глотать огонь – все что угодно, лишь бы встать. После недолгих манипуляций загадочный азиат утыкал тело Алёши тонкими иглами и уселся на коврик медитировать. Алёша с грустью смотрел на азиата, не слишком веря в эффективность его ритуалов. По ногам волной пробежала судорога. Алёша дёрнулся и ощутил боль.

– Чувствую! – ликующе объявил он.

– Хорошо, – ответил дзенской улыбкой высокооплачиваемый «Будда» и принялся снимать иглы. – Пошевели пальцами на ноге. На другой. Так. Теперь садись. – Алёша сел. – Попробуй встать. Вот сюда, на коврик. Не надо вскакивать. Медленно.

Алёша подчинился и, наступив на что-то острое, вскрикнул от неожиданности.

– Походи.

Неуверенно балансируя и кривясь от болезненных ощущений, Алёша оторвал руки от стола и начал переступать по тряпке с аппликаторами. Азиат невозмутимо наблюдал за ним.

– Я стою! – не верил своему счастью Алёша. – Господи, спасибо! Как больно! Как хорошо! Я чувствую! Господи! Спасибо вам!

«Будда» кивнул. Медно брякнул колокольчик над входом – заглянула Зарина.

– Что у вас тут? О! Колосов! Стоишь…

– Да!

– Слава богу!

– Да! – сиял Алёша.

«Будда» улыбнулся:

– Завтра с утра ко мне. Будет больно, терпи. Никаких таблеток. Пока никаких нагрузок.

Темой следующего эфира объявили мюзиклы. Но, как велено было мастером нетрадиционной медицины, всю неделю Алёшу возили на сеансы иглотерапии, а потом в бассейн. И только после процедур наступало время «лежачих» репетиций. В комнату Алёши притащили синтезатор и микрофон. Летиция умчалась на гастроли, потому Штальманн сам выбрал песню для Алёши и заявил:

– Канканы тебе плясать не придется. Романтичные герои могут петь и на стуле, и в застенке. Сидя в кандалах, например. Фанатки ещё больше расчувствуются.

Алёша забеспокоился:

– А как же репетиция в зале? Я ведь хожу. Ребята репетируют… Или у меня не будет постановки?

– Думаем, – ответил продюсер. – Китаец сказал не торопиться, значит, не торопись.

Педагог по вокалу, Ирина Викторовна, приезжала теперь каждый день и разбирала вместе с Алёшей французское произношение и смысл слов в финальной арии Квазимодо из мюзикла «Нотр Дам де Пари». И только в среду Зарина радостно сообщила по телефону:

– Колосов, мы придумали! На общей песне будешь на троне сидеть. Там всё равно под фон. Твою партию завтра запишем, готовься. А в отдельном номере ты ж у нас Квазимодой будешь. – Она не удержалась и хмыкнула: – Штальманн, конечно, юморист… Ладно, речь не о том. Мы соорудим башенку, будешь там сидеть и руки протягивать, а вокруг будет кружиться Эсмеральда. На экраны пустим картинку с собором. Полный антураж. Девочка сама порепетирует под твою фонограмму, а ты приедешь сразу на эфир, чтобы уж точно без эксцессов обошлось.

– Как скажешь. А с кем я выступаю?

– С Машей Александровой. Она танцовщица опытная, в принципе может на себя весь номер взять.

Алёша шумно сглотнул.

– Ты имеешь что-то против? – не поняла Зарина.

– Нет, я только за, – пробормотал Алёша, чувствуя, как волнение сжимает горло. Выступать с Машей! Вдруг это что-то изменит, наконец?

Вечером появился измочаленный после прогонок номера Слава:

– Ну, ты как?

– Нормально.

– Клёво. А тебя сегодня опять эта рыженькая спрашивала. Я сказал, что ты записываешься в студии, Штальманн так велел. Не разглашать пока, чтобы слухи не поползли.

– Да я уже правда нормально. Штальманн перестраховывается. – Алёша встал на ноги, демонстрируя, что всё в порядке.

– Молодец, друже! Напугал ты меня.

– Я сам, если честно, чуть не поседел.

– Так мне рыженькой ничего не говорить?

– Пока не надо, раз Штальманн требует. А то ещё нарвёшься на неприятности…

Славик ушёл, а Алёша продолжил репетировать до поздней ночи, выискивая нужные вокальные оттенки. Ещё бы! Теперь каждое слово песни обрело новый смысл, перевод гласил: «Танцуй, моя Эсмеральда. Станцуй ещё раз для меня. Дай мне уйти с тобой, умереть ради тебя – не значит умереть…» Одно непонятно – как смог Штальманн, этот чёрствый сухарь, кошелёк в очках, настолько точно угадать?