Припустил дождь. Алёша пробежал от крыльца к фирменному синему автобусу с серебристой буквой «V», вертикально прорезающей борта и окна по обе стороны. В автобусе Алёша встряхнул головой, вытер рукавом куртки капли с лица и плюхнулся на мягкое серое кресло в середине салона. Опять не выспался. Надо ловить свободные минуты. Зевнув, Алёша прикрыл веки.

Прошла неделя с того момента, как он встретился с Машей, а мутное чувство недоумения не покидало. Она вела себя так, будто не сама решила прекратить отношения, а он порвал с ней. И натворил ещё бог весть чего. Но чего?! Что ещё он сделал не так?

В душе вскипало раздражение: кто поймёт этих женщин? Алёша нахмурился. Он бы не сдался, пришёл и завтра, и послезавтра, пока Маша не поймёт что-нибудь, не сменит гнев на милость. Увы, осаду пришлось отложить до лучших времён – на следующее утро участников громкого конкурса изолировали от внешнего мира на подмосковной базе отдыха. По мнению продюсеров, требовалось полное погружение в сценический образ: никакой толчеи в метро, пивка с друзьями, мам, пап и внешних забот.

Из неизвестных певцов и певиц здесь усиленно лепили звёзд педагоги по вокалу, хореографии, сценическому мастерству, костюмеры, операторы, журналисты, фотографы и толпы людей, о названии профессий которых Алёша мог только догадываться. Жаль, его «СиДогс» вылетели слишком рано. Процесс оказался интересным, хоть и не простым. Алёша купался в занятиях музыкой, ловил каждое слово преподавателя и пел-пел-пел. Если бы не мысли о Маше, он был бы абсолютно счастлив.

Ребята вокруг, да и собственное отражение в зеркале менялись, становились ярче и эффектнее. Стилисты умудрились придать форму даже Алёшиным непослушным волосам. «Это не я!» – была первая реакция почти каждого, кто отдавался во власть хитроумных конструкторов имиджа.

Алёша смирился с новым обликом, по сути дела, ему было наплевать, уложены его волосы или торчат как попало. Такое же безразличие он проявлял и к одежде – в девушку не рядят, и ладно. Однако Алёша шумно запротестовал, когда перед съёмками видеопрофайла полная женщина с кучей кисточек и мазилок собралась его накрасить.

– Ни за что! – заявил он.

– Сиди смирно. Ты артист или шпалоукладчик? – цыкнула гримёр и увесистой ручищей вдавила его в кресло перед зеркалом. – Не бойся, на картинке будешь выглядеть естественно. Никто не догадается.

Алёша неохотно подчинился, но во время съёмок чувствовал себя настоящим кретином. Знал бы отец, окрестил «голубым» по гроб жизни. Режиссёр профайла ничего не понял, он, наоборот, радовался и приговаривал: «Во-от. Хорошо. Алексей, молодец! Ух, какая презрительная загадка в глазах. Девочкам понравится! Супер!»

Следующую по величине проблему таили в себе уроки танцев: Алёша был самым отстающим, точнее сказать – деревянным. К концу недели хореограф Валера выбился из сил, пытаясь показать безнадежному ученику, что «бёдра должны быть свободными, а руки – пластичными». Весь класс активно повторял за Валерой движения из латины или хип-хопа, а Алёша топтался сзади, как робот Вертер, пытаясь не выдать, что от всех этих «свободных бёдер» у него адски болит спина.

То и дело на базе появлялись судьи, которые переквалифицировались в наставников. Котэ Довсаридзе вёл группы, Марку Далану доверили девушек, а Летиции поручили главенствовать над парнями. Один лишь Штальманн на правах владельца «кошелька» и «V»-узурпатора вмешивался в работу всех и вся. Он возомнил себя Микеланджело шоу-бизнеса и любил сам процесс.

Через семь дней каждому конкурсанту подготовили профайл. Песни к прямому эфиру были выбраны, выучены назубок и даже записаны в студии для рекламного ролика. Осталась самая малость – прогнать номера на большой сцене. Через три дня вся страна увидит, на что способны конкурсанты, дерзнувшие бороться за звание «V-персоны». Без купюр и монтажа. Бр-р. Волнительно.

Автобус вырулил с узкой дороги на трассу, и Алёша открыл глаза. Заснёшь тут, когда невыносимая блондинка, кстати, старая знакомая, трещит без умолку о себе любимой:

– …мы с Марком договорились, я следующие песни тоже буду выбирать сама. Я не хочу петь всякую хрень. Марк няшка, он не против. Ты бы видела, куда меня сначала заселили! Нет уж, я наехала на администратора – дал другую комнату. Да, я так и сказала: я не буду бегать в туалет на другом конце коридора! Вот ещё! Я люблю, чтобы было удобно – душ, туалет в номере. И я люблю окна на солнечную сторону…

«…и чтобы тапочки в зубах приносили, и шампанским заливали постель. Когда же ты наконец заткнёшься?» – закатил глаза к потолку Алёша. Он уже пожалел, что однажды вытащил эту Вику из колодца. В смердящей жиже таким самое место.

Наглая блондинка его, похоже, не узнавала. Она лишь раз спросила: «Я тебя нигде не видела?» Алёша пожал плечами в ответ – напоминать об их сомнительном знакомстве вряд ли стоило.

Марк Далан иногда бросал на Алёшу подозрительные взгляды, но тоже ничего не говорил. Неужели без скуфьи и бороды его не узнать? Верится с трудом. Алёша попросту решил, что «две звезды» так сконцентрированы на себе любимых, что им недосуг думать о тех, кто внимания, на их взгляд, не достоин. И слава богу!

Чтобы не слышать Викину трескотню, Алёша вставил в уши наушники и обвёл глазами полупустой салон. На лицах пассажиров царило возбуждение. Все предвкушали победу. Казалось – до неё рукой подать.

Конечно, ведь из нескольких тысяч осталось всего девять участников. Этапы кастинга были настоящей вокальной мясорубкой: пришлось петь втроём, дуэтом, соло под минус и фортепиано, находиться круглые сутки под прицелом камер, выучивать за пару часов неизвестные песни, и, несолоно поспамши, снова бежать на сцену, в студию, на интервью. Сотни красивых и талантливых выбыли лишь потому, что не сумели вовремя сориентироваться. Они сломались за эти несколько дней. Как тут не почувствовать себя победителем? Одним из немногих выживших.

По словам Штальманна, «здесь человек человеку волк и конкурент», но многие ребята Алёше нравились: мечтательный кудрявый Слава, тенор, что приехал аж из Киева, шкодливые девчонки из самарской группы «Твайс», они улыбались как по команде, стоило на них посмотреть; брутальный хохмач Рома из Москвы. Остальные тоже были приятны по-своему. Только Вика вызывала отвращение. Признаться честно, она обладала недурным голосом, умела великолепно двигаться и чувствовала себя на конкурсе как рыба в воде. Очень заносчивая, противная рыба. Даже не рыба – та молчит, лягушка. От Вики разило духами и прочей косметической гадостью. Ходячая парфюмерная лавка! «Как она не задыхается?» – поражался Алёша, ибо сам, стоя рядом, дышал с трудом. Он бы простил ей и тонны косметики, и розовый чемодан с кучей сумочек, и манерность, и невероятные каблуки – непонятно, как на них можно удержаться, и длинные разрисованные ногти… Но то, что Вика откровенно считала весь оставшийся конкурс небольшой формальностью, а других конкурсантов – массовкой, необходимой для её личной раскрутки, простить было невозможно. Был бы поблизости вонючий колодец, закинул бы, думал Алёша, забывая о христианской терпимости.

Из него самого слова вытягивали клещами. При подготовке профайла журналисты выжали немного: да, мечтал петь, пел, сколько мог, не поступил в музыкальный колледж, любит рок, летом пел на море с ребятами, жаль, они выбыли раньше этого этапа. Да, те самые – «СиДогс».

Интервьюеров и сценаристов подобная замкнутость бесила. Выходил из себя и Штальманн:

– Это же шоу-бизнес! Мы не песни продаём. Народ жаждет эмоций, историй из жизни. Душераздирающих и слезодавильных. А ты, как болван, честное слово! Неужели ничего примечательного рассказать не можешь?

Алёша пожал плечами – мыльную оперу раздувать не хотелось. А смысл? Он хочет честно петь, отдаваясь сцене целиком, быть артистом. Но ради потехи жизнь наизнанку выворачивать?.. Нет уж, обойдётесь.

Штальманн заходился в истерике, сверкая очками и нервами. Алёша поразмыслил немного и добавил:

– Отец меня не поддерживает. Он против пения. Всегда был… Так что я приехал на лично заработанные деньги.

– Ну, хоть что-то, – кивнул Штальманн журналисту: – Надо бы с отцом поговорить. Будет контраст. Где он у тебя? В Ростове?

– Не думаю, что это хорошая идея, – заметил Алёша. – Он или сам камеру разобьёт, или охрану натравит…

– Охрану? – вскинул удивлённо бровь Штальманн. – Ты разве у нас из богатеньких?

– Можно и так сказать. У отца свой завод, ну и ещё… Не важно.

– Качественно шифруешься, – пробормотал продюсер и махнул рукой долговязому журналисту: – Папу отставить. А то публика решит, что всё проплачено. Тогда хоть пой, хоть пляши, рейтинги не взлетят.

– Думаю, надо его друзей, «СиДогс» или как их там, из кастингов нарезать. Оживляж получится. Они мне запомнились. Куча отвязных балбесов, – вмешалась Летиция, сидящая до этого в кресле молча. Она поправила высветленные пряди и недовольно посмотрела на молчуна: – Эх, Лёшка. Чего ж ты такой скучный? Даром что талантливый. Тебе не на сцену, а в монахи надо с таким характером…

Алёша криво усмехнулся и снова промолчал.

Конкурсанты зашли в пустой концертный зал и замялись в проходе, ведущем к партеру. Странно было видеть вместо красочных эмблем на стенах чёрные щиты экранов, покрытые матовым бархатом наэлектризованной пыли. Без яркого освещения сцена выглядела неказистой, по-рабочему затоптанной. Как в ночном парке после шумного карнавала, здесь всё замерло в ожидании новых фейерверков. Нечто мистическое зависло в воздухе. До Алёши вдруг дошло: от его работы в том числе зависит, будет ли новый праздник… Сумеет ли он разбудить эмоции у зрителей в этом зале, у экрана телевизора? Изменится ли их жизнь хотя бы на минуту? У Алёши перехватило дух. А если удастся – разве это не волшебство?

– Товарищи! Аллё! Внимание! – На чёрный полукруг сцены взбежала из зала маленькая растрёпанная молодая женщина. Её тёмно-русые вихры торчали во все стороны. С одеждой тоже творилось кромешное безобразие. Пара шарфов «вырви глаз» – один зелёный, другой алый свисали с шеи, мятый фиолетовый балахон топорщился над синими джинсами. На лице молодой женщины расцвела задорная улыбка: – Всем здрасте! Я – главный менеджер проекта. Меня зовут Зарина. С этого момента все вопросы по организации концерта – ко мне. Сегодня прогоняем программу, как будет на эфире – согласно сценарию, с подтанцовкой, у кого она есть, но пока без костюмов. Они ещё не готовы. Итак, сначала общая песня под фон, потом поёте в порядке очерёдности. Времени мало, вас много. Мульку не водим. Каждому выдаю адженду – там указано, во сколько вы должны быть на сцене. Что ещё? – Она почесала затылок. – Ага, не опаздывать! До указанного времени репетируете там, где скажет ваш педагог. Другим не мешаем. Без дела не слоняемся. А сейчас все за мной – один раз показываю, где и что.

Конкурсанты поторопились за взъерошенным гидом в закулисные лабиринты. После тёмных коридоров, заполненных непонятными конструкциями и стойками, похожими на уменьшенные остовы башенных кранов, после погружённой в тень комнаты ожидания белая гримёрка с десятком зеркал ослепила лампами дневного света.

Зарина пояснила:

– Столы ни за кем не закрепляются. Отдельные гримёрки вы ещё не заслужили, будете пользоваться общей. Переодеваются мальчики в комнатке справа, девочки – слева. – И она погрозила пальцем перед носами парней: – Только не перепутайте с гримёркой напротив – там девочки из подтанцовки будут переодеваться.

– А как же мы тогда сплотимся с коллективом? – загоготал Рома.

– Вот как дорастёшь до собственного балета, тогда и сплачивайся, – отрезала Зарина. – На этом экскурсия окончена. Разбирайте расписание, вещи оставляйте здесь. И сразу на сцену.

Алёша сбросил с плеч рюкзак на скамью и первым направился к Зарине. Она вручила ему листок и переключилась на других. На пороге гримёрки Алёша чуть не споткнулся – в дверь напротив заходила Маша. Она обернулась на шум и побледнела.

– Привет! – сказал Алёша.

– Здравствуй, – сухо ответила она.

– Не ожидал тебя здесь увидеть. Но очень рад… – не верил своим глазам Алёша.

– Я на работе.

– Эй, Лёха! Чего пробки создаёшь! Проход не резиновый, – постучал недовольно по спине Рома.

Алёша посторонился и шагнул к Маше.

– Маша, я…

Она зло перебила:

– Мне не важно, что ты! Повторяю: я на работе. И даже если мы будем танцевать на одной сцене, без разницы! Это работа. Ничего более. Если потребует режиссёр, я даже обниму тебя и изображу любовь. Имей в виду, это тоже ничего не будет значить. Ни-че-го. За пределами сцены я не хочу тебя знать.

Бледный, Алёша смотрел в её глаза и видел лишь ненависть. Неуёмную. Необъяснимую. Её взгляд резал душу на куски. Как больно! Проще ещё раз со скалы упасть.

– Зачем ты так? – проговорил он.

– Опаньки! Маша?! – послышался сбоку ехидный голос Вики. – Приветики! Так ты будешь у меня на подтанцовке? Какая прелесть!

Алёша повернулся. Вика вертела в пальцах листок с расписанием и издевательски улыбалась. Алёша грубо поправил:

– Не у тебя на подтанцовке. Не забывайся, кто ты и кто она.

– Ой-ёй, кто бы умничал, – взмахнула руками Вика, и вдруг по её лицу пробежала довольная догадка: – Блин! А я всё думаю, откуда я тебя знаю?! Ты же тот самый монах. Долбанутый на всю голову! Маньяк… Обалдеть! – восторженно заключила она и развернулась на каблуках к бывшей подруге: – Машка, это ты его так резко пропихнула, да? Колись, с кем спала!

– Рот закрой и не радуйся. Больно нужно мне его пропихивать, – грубо парировала Маша. – Между нами ничего нет. Мне с психами и лгунами делать нечего!

– Да ладно врать! Расскажу Марку… Ва-а-ау! – счастливая Вика, вальсируя, пошла по коридору к сцене.

– Мало мне было проблем с работой… Теперь эта сплетница раструбит на весь свет. Готовься! – с негодованием заметила Маша.

– Я позабочусь об этом. – Алёша помолчал секунду и произнёс хрипло: – Ты говоришь, я псих? Да, согласен. Только не пойму, в чём я обманул тебя, Маша?

– Сам знаешь.

– Нет, не знаю, – напирал он.

Маша фыркнула и зашла в свою гримёрку:

– Мне некогда с тобой это обсуждать!

Она хлопнула дверью перед Алёшиным носом, спасаясь от сложного разговора.

– Но мы ещё обсудим! – бросил Алёша в закрытую дверь и поторопился вслед за Викой. Он догнал её почти в конце коридора:

– Подожди!

– Чего ещё? – Та скривила губы в надменной улыбке.

– Думаю, тебе не стоит болтать обо мне и Маше.

– Три «ха-ха»! Ты тоже мне втирать будешь, что вы просто так друг на друга таращились? Да между вами спичку можно было зажечь и яичницу поджарить… Ух, горячо!

Алёша преградил ей дорогу и попытался быть спокойным:

– Речь не о том.

– А о чём? Думаешь, я тебя боюсь? Не-а. Тут, как в деревне той задрипанной, твои фигни не пройдут! Я сама тебя грохну, если потребуется.

– Тебе просто это невыгодно – рассказывать, – заметил Алёша, тщательно скрывая брезгливость. – Подумай сама. Здесь все готовы на пиар. На какой угодно. Всем охота засветиться, раскрутиться, чтоб народ запомнил. По-твоему, то, что я был послушником, встречался с танцовщицей из подтанцовки, был замешан с ней и Даланом в скандальной истории – не пиар?

– Ещё какой!

– Ты сама знаешь, женская публика любит плохих парней, – повёл бровью Алёша и улыбнулся.

– Что же ты сам таким пиарчиком не пользуешься? Заповеди не позволяют? Или оставил на сладкое? – подмигнула Вика.

– Попробую обойтись без этого.

– Во дурак! – сделала презрительную мину Вика. – Хотя ты прав. Если Марк Штальманну проболтается, они и без твоего мнения шоу состряпают. Для меня выгоднее честный конкурент-идиот. Так что молчи-молчи. А Машка сама не признается.

– Наверняка.

– Ха! Ну ладно. Пошли репетировать, маньячина! – захихикала Вика, и они направились к сцене.

День прошёл в работе. С конкурсантов семь потов сошло. Действо было масштабным. Алёша изумлялся, сколько людей трудится ради чего-то одного, и радовался, что в его номере подтанцовки не было – он бы попросту не смог сконцентрироваться на репетиции, если бы за спиной танцевала Маша. Но нечастые перерывы Алёша проводил в закулисье в поисках её. Похоже, Маша от него скрывалась. Алёша пару раз увидел её, бегущую с другими на сцену – тут и дураку понятно, что ей некогда, а между номерами даже её коллеги не могли уверенно сказать, куда она ушла. Это распаляло ещё больше, и Алёша, как сталкер, исследовал закоулки здания.

День приближался к концу. Отчаявшись, Алёша улизнул с примерки и зашёл в концертный зал. Несмотря на расписание, сцену ещё занимала Вика. Слава, чья очередь должна была наступить минут десять назад, недовольно пыхтел, глядя на блондинку. Танцовщицы, ожидая Славиного номера, кучкой оккупировали зрительские места впереди. Маша сидела с краю. Наконец-то! Алёша бросился по рядам к ней, не отрывая глаз от рыжей макушки.

Тем временем Слава не выдержал и попросил Вику освободить сцену.

– Отвали! – отмахнулась Вика и обратилась к оператору: – Так где будет камера?

– Давайте уже об этом завтра, – заметил тот.

– Нет, мы не закончили. Вам что, трудно ответить?

Оператор оглянулся в поисках менеджера, но Зарина куда-то исчезла. Слава выскочил на сцену и возмутился:

– Нет, що це такое? Через що я должен дарувати ей свой час? Вже давно моя очередь! – Нервничая, он всегда переходил на родной язык.

Вика уткнула руки в боки:

– Слышь ты, здесь все по-русски говорят! И вообще вали отсюда.

– Виктория, ты… ты… хамка! Наглая и бессовестная! – Щёки Славы покрылись красными пятнами. – Я честно всё прошёл. А ты? Не уверен. Что-то не припомню тебя ни на кастинге, ни на тренувальним этапе. Какими такими путями ты их обошла?

Вика разразилась потоком нецензурной брани, не обращая внимания на пытавшихся урезонить её режиссёра и помощников. Народ повыскакивал на сцену. Появилась Зарина. Все орали друг на друга, как сумасшедшие.

«Как бы не дошло до рукоприкладства», – подумал Алёша и перестал обращать внимание на шум и гвалт. Главное было не там, а рядом. Маша устало оперлась о подлокотник кресла и смотрела в пустоту. Происходящее её не интересовало, как тысячу раз виденный, заезженный фильм.

– Маша, – позвал тихонько Алёша.

Она резко вскинула голову:

– Опять ты? Уходи.

– Я не уйду, пока ты со мной не поговоришь.

– Стой, если хочешь. Разговаривать с тобой я не собираюсь. – Она отвернулась от него всем корпусом.

– Маша, я не обманывал тебя. Что ты считаешь обманом?

Она презрительно буркнула:

– Пойди погугли слова «обман и предательство». Там доходчиво.

– Маша, ты же сама хотела расстаться, – шёпотом сказал Алёша.

– Ах да, точно! – саркастически отметила она. – Тогда зачем ты за мной ходишь?

– Я люблю тебя.

Маша рассмеялась театрально, совсем не весело:

– Не верю. Оставь уже меня в покое! Или тебе взгрустнулось без твоей металлистки?

– Какой металлистки? – опешил Алёша.

– Дылды с косами.

– При чём здесь Кэт? Мы просто друзья.

– Почему-то я со своими друзьями в губы не целуюсь. И они меня не лапают за все места. – Машин шёпот вот-вот был готов перейти на крик: – Хочешь сказать, у вас не было секса?!

Алёша потупился:

– Был.

– Вот и шагай к ней. Маршем. У меня для тебя ничего нет и не будет!

Обида всколыхнулась в душе. Не сдержавшись, Алёша бросил:

– Естественно, тебе больше нравится развлекаться на вечеринках с ВИПами. Гораздо целомудренней и безопасней…

Маша вскочила и с размаху отвесила ему оплеуху:

– Пошёл вон!

Её ноздри раздувались, а глаза горели ещё большей ненавистью.

Пощёчина отрезвила Алёшу, и он пробормотал:

– Прости, вырвалось. Я не хотел.

Она ничего не ответила. Маша села в кресло и схватила журнал, распластанный на соседнем сиденье, показывая, что разговор окончен.

«Вот и исправил. Мо-ло-дец», – резюмировал Алёша.

– Прости, что не смог сделать тебя счастливой, – сказал он и взбежал по боковой лесенке на край сцены.

Тяжёлые шторы кулис пропустили его в тёмный коридорчик. Вдруг за спиной послышалось возмущённое шипение Вики: «Какой же ты козёл, Славик! Ну-ну… Ещё пожалеешь, что связался со мной, салоед!» Она толкнула Алёшу плечом и, перебирая каблучищами, в ускоренном темпе продефилировала к комнате ожидания.