Такси скрылось из виду, и Алёша вернулся в дом. Обошёл комнаты, слушая только свои неровные шаги. Тишина давила. Скоро придёт горничная и снова будет натирать полы, чистить не успевшие запылиться вещи. Никому не нужные вещи. Алёша почувствовал раздражение и пустоту. С отъездом Маши нелюбимый дом стал ещё более холодным. Невыносимо холодным.

В сердце, только что безмерно счастливом, расползалась чёрная дыра. Как бесстыдно обманчивы были песни, вымаливающие крохи у счастья: только один день, только один час, только один поцелуй. Мерзкая ложь! Этого ничтожно мало!

Алёша затаил дыхание, поддавшись пугающей мысли: а что, если их любви, как в дурацком клипе Далана, отсчитана «только одна ночь, одна ночь, до утра»? А что, если Маша забудет его в своей яркой жизни? И вдруг Алёша похолодел: она не оставила ни адреса, ни телефона! А он и не спросил… Как можно быть таким кретином?!

Алёша заметался: куда бежать? В гостиницу? А что, если они уже уехали? Пусть. Краснодар рядом. В панике Алёша сгрёб в карманы джинсов паспорт, деньги, что у него были, и сломя голову бросился на вокзал.

Алёша ворвался в вагон, и пару минут спустя состав дёрнулся, загудели по рельсам колеса, мерно покачивая электропоезд. Алёша присел и перевел дух. За пыльным стеклом утреннее солнце разбрасывало золотые блики по зелёным водам Дона. «Как её глаза, – подумал Алёша, – зелёные с золотистым». А в голове громко и душераздирающе неслось:

Алёша подумал, что спел бы ей сейчас эти слова – спел бы лучше, чем мог сказать.

Он ступил на перрон Краснодарского вокзала в половине двенадцатого, уже изучив в интернет-афише расписание тура «Годдесс» и выяснив, где находится концертный зал Кубанского казачьего хора. Алёша быстро добрался до большого здания в самом начале центральной улицы города – Красной. Гастрольного автобуса «Годдесс» не было видно. Маясь в ожидании, Алёша вышагивал по каменным плитам перед зданием безликой советской архитектуры, слонялся вокруг аккуратных ёлочек, сидел то на одной скамейке, то на другой. Часы уже показывали половину второго, когда, обругав себя, Алёша бросился к цветочному ларьку неподалёку.

С огромным букетом белых роз он сидел на парапете и чувствовал себя, по меньшей мере, глупо. Алёша то представлял, как будет их вручать, то думал, что сказать при этом. Все фразы казались пафосными и надуманными. Поймав взгляд проходящего мимо военного, Алёша поджал губы: «С этими цветами я выгляжу, наверное, как полный идиот», – но тут же себя одернул: – «Ничего. Потерплю. Какая была вчера охапка у Маши в руках! А я кретин. Просить прощения без цветов… Надо было догадаться!»

Воткнув наушники в уши, Алёша попытался привычно отгородиться от мира. Обычно это хорошо получалось, особенно, когда в плейлисте звучало что-то самое любимое. Но сейчас ни Nickelback, ни 30 Seconds to Mars, ни Poet of the Fall совершенно не успокаивали. Напротив, песни тревожили и без того заходящееся в волнении сердце. Алёша вздохнул и посмотрел на нежные бутоны, чуть розоватые в центре. «Интересно, они забирают букеты в автобус после концерта? А из гостиницы? Скорее всего нет. Не сушить же гербарий».

Небо хмурилось. Автобус не ехал. Алёша забеспокоился, не случилось ли чего в дороге, снова и снова хуля себя за то, что не взял Машин телефон. Уже знал бы! Желудок предательски скрутило от голода – конечно, с ночи ничего не ел! Но Алёша не сдвинулся с места.

С часами ожидания неуверенность расползалась по душе, как тени от деревьев по горячему асфальту. «А что дальше?» – думал Алёша. – «Что я могу ей предложить: разве что эти цветы, купленные за отцовские деньги… А я сам? Что я умею? Сажать картошку, строить, чинить все подряд, петь немного? Удовлетворит ли это её, талантливую, известную? Вряд ли…» Алёша заёрзал на тёплом бетоне, продолжая травить мыслями душу. Маша уже спускалась ради него до уровня санитарки, больше подобного он ей не позволит. Звёзды должны сверкать, а не падать. Лучше он расшибётся в лепёшку, чтобы стать её достойным. Вопрос только – как?!

Белый автобус плавно подъехал к ступеням центральной лестницы. Алёша встал и одёрнул футболку таким жестом, словно это был смокинг. Послышался командирский московский выговор – невысокая подтянутая женщина, зависнув на подножке, выкрикивала: «Ребята! Обедаем тут же. Через пятнадцать минут. В половине пятого осваиваем сцену. На разброд и шатания у вас от силы час. После концерта сразу в автобус. Ночуем в Ставрополе!»

Танцоры из автобуса выходили по одному. Наконец на ступеньках показалась Маша, задумчивая, чуть взъерошенная и оттого по-детски милая. Видимо, она спала, пока автобус тащился по загруженной трассе. При виде Алёши лицо её озарилось изумлённой улыбкой. В сердце его опять потеплело, и мысли улетучились сами собой. Он набрал воздуха и протянул охапку роз:

– Это тебе.

– Как ты?! Откуда?! – не верила Маша своим глазам.

– Я объехал пробки по железной дороге, – неуклюже пошутил он.

– Это как?

– На электричке. Там пробок нет.

Она ткнулась носом в благоухающие розы:

– Спасибо.

– Я не сделал две вещи, – сказал Алексей.

– Какие? – спросила Маша, опуская розы.

– Не взял твой телефон…

– Да, конечно, как я могла забыть?! – засуетилась она и протянула ему красивую, белую с золотом визитку: – Вот. А вторая какая?

Алёша спрятал карточку в карман и посмотрел Маше в глаза, пытаясь понять, что происходит за ними.

– Так что же? – улыбалась Маша.

Алексей с нежностью дотронулся до её предплечий и решился:

– Я люблю тебя.

Зелёные глаза Маши засияли, стали изумрудно-солнечными, но прежде чем она что-то сказала в ответ, послышался ехидный голос:

– Как трогательно! Сейчас расплачусь.

Маша и Алексей обернулись – рядом с язвительной ухмылкой стоял Юра.

– Ну что же ты, Маша, не отвечаешь? – продолжил он. – Скажи, ты предпочитаешь просто убогих или только тех, кто хотел тебя убить?

Алёша рванулся было к Юре, но на последних словах остановился. Маша гневно выкрикнула:

– Перестань!

– Что перестать? – зло парировал Юра. – Забыла, что он тебя считает шлюхой? Ещё скажи, что вчера совсем не боялась шататься ночью с этим, а? Не пробегала в голове мыслишка: а вдруг у него опять слетит крыша, вдруг прирежет или подпалит? Нет? Не пробегала?!

Алёша и Юра устремили вопрошающие взгляды к Маше.

– Нет, – ответила она. Слишком резко.

– Не ври! Я знаю, когда ты врёшь. Я ж с тобой ещё в десять лет польку танцевал. Вы там кувыркались, а я всю ночь думал: жива ещё подруга или уже шашлыки дымятся? Жива, оказывается. Просто тащится от благотворительного секса. Или вы там БДСМом занимались? – фыркнул Юра.

– Не твоё дело, – оборвал его Алёша. – И не разговаривай с ней так!

– А как? – сузил глаза Юра. – Думаешь, стоит к дереву привязать, чтоб доходчивей было? Кстати, инквизитор, ты не прихватил зажигалку сегодня?

– Замолчи! – крикнула Маша.

– Хорошо, замолчу, – ответил Юра и повернулся к Алексею: – Но если что, я сам, как маньяк, буду убивать тебя долго и мучительно. Я бы и сейчас тебе с радостью вмазал, – заявил Юра.

Алёшины кулаки сжались. Глядя с отвращением и еле сдерживаемым желанием стереть одним ударом наглую ухмылку с лица соперника, он подошёл к нему вплотную:

– Попробуй.

Юра замялся и отступил на шаг:

– Руки марать облом.

– Тогда иди отсюда, – пренебрежительно бросил Алёша.

Помолчав секунду, Юра сказал:

– Ладно, Маша, похоже, тебе свои мозги не вставишь. В отличие от этого лоха мне ещё выступать сегодня. – Он поднялся на пару ступеней и добавил: – Что ж, подруга, поздравляю: завела себе ещё одного психа-фаната. Будет теперь за тобой, как собачка, по городам гонять, цветочки дарить и хвостом вилять. Ну, ничего, надоест – обзаведёшься другим. Тебе не привыкать. Телефончик охраны только записывай в каждом городе. На всякий случай. А пока наслаждайтесь идиллией.

Забросив спортивную сумку на плечо, Юра взбежал по ступенькам.

Маша произнесла:

– Алёш, я…

– Не надо, – остановил он её, – не говори ничего. Я хочу защищать тебя от бед, а не быть одной из них. Ты увидишь, я буду тебя достоин.

– Не уходи, – вцепилась в его руку Маша. – Не слушай этого придурка! Вечно он болтает чепуху! Только не уходи так!

Она чуть не плакала. Алёша прижал Машу к себе, внезапно совсем маленькую, испуганную, с покрасневшим носом и пятнами на щеках.

– Машенька, тебе же надо отдохнуть перед концертом. Я видел, как ты выкладываешься. И ты почти не спала. У меня тоже есть дело – надо найти отца Георгия.

– Не уходи, – упрямо, как ребёнок, повторила она и подняла на него глаза: – Обещай: то, что наговорил этот придурок, на нас никак не повлияет. Обещай! Иначе я просто тебя не отпущу!

– Хорошо, обещаю, – произнес Алёша и потянулся к её губам.

Забыв обо всём на свете – о приличиях, об условностях, о проходящих мимо людях, выворачивающих головы, Маша и Алёша целовались исступленно, жадно, растворяя в головокружении секунды, минуты или часы, будто внезапно сошли с ума.

– Александрова! Сколько тебя ждать?! – послышался окрик из другой части вселенной.

Маша раскрыла глаза и обернулась, не в состоянии воспринять реальность сразу.

Из дверей здания концертного зала выглядывала низкорослая командирша. Она поймала Машин туманный взгляд и повторила:

– Александрова! Тебе нужно особое приглашение?!

Маша растерянно улыбнулась, не зная, что делать.

– Иди. Тебя зовут, – кивнул ей ободряюще Алёша. – Я люблю тебя.

– И я.

Он поцеловал её нежно и быстро, боясь вновь потерять счёт времени в блаженстве её губ.

– Я позвоню тебе! – пробормотал Алёша на прощание и пошёл прочь, не оглядываясь.

С трепетом и гулко бьющимся сердцем Маша смотрела ему вслед. Алёша явно старался идти прямо, но всё равно прихрамывал. Волнение в душе сменило горькое предчувствие – возможно, она видит его в последний раз… Маша содрогнулась от этой мысли и чуть было не бросилась за Алёшей. Но его фигура исчезла за поворотом.

– Александрова! – опять рыкнула Жанна. – Оштрафую – мало не покажется!

«Он позвонит. Он скоро позвонит», – тяжело вздохнула Маша и поднялась по ступеням в холл. У гримёрки она столкнулась с Юрой. Тот недобро зыркнул:

– Не все друзья оказываются друзьями, да, любительница острых ощущений?

– Ты ещё не всю желчь излил?! Поверь, я не хочу знать, сколько её в тебе! – воскликнула Маша и захлопнула перед ним дверь гримёрки.