ГЛАВА 10

— Мне нужен цемент.

Матильда подняла голову. Когда я пришел вернуть поднос после завтрака, в кухне было пусто, и я решил, что она в огороде. Рядом с Матильдой стояла пластмассовая миска с только что сорванной фасолью, но сама она, опустившись на колени, занималась с клумбой. И прежде чем ответить, отвернулась и вырвала змеящийся между цветами сорняк.

— А больше пока нечем заняться?

— Я вырубил, что мог, и прежде чем переходить к другому участку, надо все закрепить на этом.

На прошлой неделе работа спорилась, но пришлось вытащить столько расшатавшихся камней, что верхний этаж дома выглядел так, словно готов был рухнуть. Я надеялся, что это поверхностное впечатление и ничего подобного не случится, если выполнить работу хорошо. Но тем не менее не хотел оставлять стену в таком виде надолго.

Следовало поговорить с Матильдой о цементе несколько дней назад, но я все откладывал. После того что произошло в придорожном баре, не хотелось испытывать судьбу и покидать ферму. И мне казалось, Матильде тоже.

Но что бы она ни чувствовала, виду не подавала. Вырвала очередной сорняк и спросила:

— Когда вы хотите поехать?

Все оказалось проще, чем я предполагал.

— Мне нужно составить список того, что требуется, но это не займет много времени.

— Приходите в дом, когда закончите.

До меня дошло, что я подспудно надеялся, что она начнет искать причину не ездить. Но дело решилось, и говорить было больше не о чем. Я оставил Матильду заниматься сорняками и поковылял через двор, опираясь на старую трость, которую она мне дала взамен сожранного кабаном костыля. Палка была из темного дерева со следами зубов, где ее погрызла одна из предшественниц Лулу, но крепкая, основательная, с тускло-серебристой ручкой. Я выглядел с ней настоящим щеголем.

Стараясь сохранить самообладание, я, приперев дверь, заглянул в кладовую, чтобы определить, что необходимо купить. В первую очередь, конечно, цемент, а песка, похоже, много. Затем ведро и мастерок вместо заржавевшего. Еще лопату, решил я, потрогав ту, что была в плену застывшего раствора. Она задрожала, как большой камертон. Я поискал, куда бы все записать, и наткнулся на грязный блокнот и огрызок карандаша, которые выкинул из кармана комбинезона. Перелистал страницы, пока не нашел чистую, и составил список покупок. В блокноте были замеры для ремонта дома, но один лист привлек мое внимание. На нем была изображена обнаженная женщина — нарисована неумело, но с одной характерной деталью: заправленными за ухо волосами.

Первой мыслью было, что это Матильда и рисунок является подтверждением моей догадки, кто отец Мишеля. Но, присмотревшись, я засомневался. Точка на щеке могла изображать ямочку, а я ведь видел, как Греттен, неосознанно подражая сестре, заправляла волосы за уши. Хотя примитивное исполнение не давало возможности установить, кто тут был на самом деле.

Снаружи послышался шум, и я быстро закрыл блокнот. Но это оказался всего лишь Жорж. Старик, позвякивая ведрами, прошаркал через двор. И я грустно улыбнулся своей реакции. Это тебя научит! Переворачивая страницы, я нашел чистую, написал все, что было мне необходимо. А вскоре направился обратно к дому. За открытой дверью Матильда разделывала освежеванного кролика. Она умело орудовала, отделяя лапу, а миска с нарванной фасолью стояла рядом.

— Я готов ехать, когда будет удобно вам.

Из-за распахнутой двери, скрывающей часть комнаты, раздался презрительный смешок.

— Ну, наконец-то! Долго же ты канителился!

Я и не знал, что Арно в кухне. И теперь, раскрыв пошире дверь, увидел его. Он сидел за столом с большой кружкой кофе, Мишель устроился у него на коленях и жевал хлебную корку.

— Дом большой. — Я почувствовал себя уязвленным.

— Не такой уж большой. Не могу представить, что ты делал весь день на лесах.

— Загорал, смотрел телевизор, что же еще?

— Это бы меня не удивило. Уж что-что, а работой себя не утруждал!

В нашей пикировке не было настоящего пыла. И подобные стычки стали почти рутиной. Хотя это не означало, что мы друг другу нравились. Арно скормил Мишелю вымоченную в кофе корку.

— Ему такое нельзя! — бросила Матильда.

Ее отец, посмеиваясь, наблюдал, как внук мусолит размокший мякиш.

— Ему нравится, и он знает, что хорошо, а что нет.

— Он слишком мал.

Арно обмакнул в кофе очередную корку.

— Это всего лишь кофе.

— Ему не надо…

— Ты что, оглохла? — Арно треснул ладонью по столу.

Мишель подпрыгнул от крика и сморщил личико. Арно укоризненно посмотрел на дочь.

— Видишь, что ты наделала? — Он стал качать малыша на колене, и я заметил, как смягчился его голос и подобрело лицо, когда Арно опять повернулся к внуку.

— Тихо, парень. Вот тебе еще.

Мишель схватил намокший кусочек хлеба и размазал по губам. Матильда молча заканчивала разделывать кролика. И лишь по ее напряженной спине и покрасневшей шее можно было понять, что она недовольна.

В глубине кухни открылась дверь, и вошла Греттен. Увидев меня, она улыбнулась, и этого оказалось достаточно, чтобы добродушия Арно как не бывало.

— Чего лыбишься? — спросил он, пока Греттен медленно шла в нашу сторону.

— Так…

— А мне вот кажется, что не просто так.

— Разве я не могу улыбаться, если мне хочется?

— Смотря чему.

Злой, подозрительный взгляд Арно метнулся с младшей дочери на меня, и я почувствовал пропасть между недавним притворным брюзжанием и этой новой враждебностью. Атмосфера в кухне накалилась — даже Мишель, глядя на деда, притих. Матильда поднялась и встала между нами. Все было проделано так естественно, что могло оказаться случайностью.

— Подождите у фургона, я схожу за ключами, — обратилась она ко мне.

Я удалился. Но не успел пройти и нескольких шагов, как услышал звук разбиваемой посуды и рев Мишеля. Не останавливаясь, я пересек двор и приблизился к фургону. Что ж, это всего лишь очередной день с семейством Арно.

Когда Матильда вышла из дома, на ее лице не отражалось никаких эмоций. Она держала в руках связку ключей.

— Большой ключ от замка на воротах. Закроете его за собой.

— Вы что, не едете?

— Нет. Умеете водить машину?

— Да, но… — Этого я не ожидал. Светиться в округе мне не хотелось, но меня хотя бы подбадривало то, что рядом со мной будет Матильда. — Я не знаю, куда ехать.

— Строительный двор недалеко от бензоколонки. Никуда не сворачивайте, пока не окажетесь на городской площади. Еще немного вперед, и справа будет то, что вам нужно.

Она протянула мне ключи. Я нехотя их взял, но все еще искал предлог отказаться.

— А как же моя нога?

— Педали далеко друг от друга. Справитесь. — Матильда достала похожий на сумочку кошелек и вынула из него несколько банкнот. — Этого хватит на цемент и все, что вам нужно. Я бы выдала вам за работу аванс, но отец…

— Не берите в голову.

Я был сбит с толку, чтобы думать о деньгах. И Матильда, судя по всему, тоже чувствовала себя неловко. Когда она отвернулась и заправила волосы за уши, я невольно вспомнил рисунок из блокнота. Однако теперь у меня возникли более неотложные заботы, чем интересоваться ее личной жизнью.

Было еще рано, но застоялый воздух в машине успел разогреться. Я устроил трость у пассажирского сиденья, забрался за руль и попробовал, как будет вести себя больная нога на педали. Если не цеплять самодельной галошей, можно справиться. Щелчок пряжки ремня безопасности вызвал дурные воспоминания, и я постарался избавиться от них, пробуя панель управления. Еще раз испытал педали, отрегулировал сиденье и признался себе, что тяну время.

Ключ легко повернулся в замке зажигания, но мотор завелся лишь с третьей попытки — затарахтел, взревел, когда я нажал на педаль газа, чтобы не дать ему заглохнуть. Я дождался, когда он заработает ровно, опустил стекло и медленно выехал со двора. Передачи переключались с трудом. Наконец, перейдя на вторую, я затрясся по ухабистой дороге. У ворот пришлось задержаться, чтобы открыть створки, вывести машину с фермы, вылезти из фургона и запереть за собой ворота. Вернувшись в «Рено», я сидел с работающим мотором и смотрел на дорогу. А затем приказал себе: «Вперед!»

На шоссе были и другие автомобили, но немного. Старый фургон никак не хотел переключаться со второй передачи. Ручка коробки скоростей необычно торчала прямо из панели управления, и я, не приспособившись, заставлял мотор реветь, когда переходил на третью и четвертую передачи. Пятой вообще не было, но, если с этим смириться, фургону хватало и четырех. Я погнал «Рено» по шоссе, метя в пелену жаркого марева, которое тут же отступало, как только я приближался. Я понял, что напрасно опасался, и, расслабившись, начал получать от поездки удовольствие.

Солнцезащитные очки придавали выжженным окрестностям голубоватый оттенок, а небу — невероятную синеву сапфира. Я высунул руку из окна, наслаждаясь встречным ветерком, и смотрел, как проносятся мимо поля, пока не сообразил, что еду слишком быстро. Пришлось замедлить движение — не хватало, чтобы меня остановила полиция за превышение скорости.

Я начал волноваться, когда показалась заправка, куда мы заезжали с Матильдой. Но снаружи было пустынно, и бензоколонка, мелькнув, осталась позади. Помня, какие напряженные отношения сложились у отца Матильды с соседями, я не осуждал ее за то, что она не хочет показываться в городе вместе со мной. Приехав туда, я увидел, что называть это место городом было бы большой натяжкой. Просто деревня. Несколько домов и магазинчиков, выходящих прямо на узкую мощеную улицу, и вот я уже на центральной площади, крошечной, но довольно милой: тенистой, с фонтаном в середине. На площадке для игры в петанк двое стариков уже подкатывали металлические шары к маленькому деревянному шарику — кошонету.

Ничем не огороженный спереди строительный двор находился на боковой улице, но был виден с главной дороги. Я остановился у куч песка, кирпичей и бревен неподалеку от ржавого ангара и вошел внутрь. У стен выстроились штабели мешков с песком и штукатуркой высотой в человеческий рост. Я купил то, что требовалось, и неловко погрузил тяжелые кули с цементом в кузов фургона. Задача оказалась не из простых, поскольку я не мог опираться на трость, и ни один из продавцов двора не спешил мне помочь. Но я не расстраивался. Мои волнения улеглись. И я ощутил, как во мне просыпается уверенность, порожденная облегчением, а может, чем-то еще. Когда я снова очутился на площади, то даже пожалел, что так быстро возвращаюсь на ферму. А увидев впереди парковку, решил, что вовсе не обязан спешить. Повинуясь порыву, заехал на стоянку и остановился.

Пока я покупал материалы, город проснулся. Я сел за столик перед входом в кафе на площади и стал наслаждаться свободой. Металлический стол слегка качнулся на неровной мостовой, когда я повесил трость на край. Вскоре ко мне подошел официант с блокнотом в руке.

— Кофе и круассан.

Откинувшись на спинку стула, я стал ждать. Улица после утренней поливки была мокрой. Капли висели на алюминиевых ножках стульев. Во всем чувствовалась свежесть раннего утра, которая через час исчезнет. И я, радуясь, что застал ее, смотрел через узкую улицу, отделяющую магазины от площади. Фонтан, напоминая о забытом здешнем довоенном изобилии, поражал роскошью. Клацанье шаров, которые бросали игроки в петанк, перемежалось визгливым звуком мотора мопеда или более низким автомобиля. К двум старикам присоединился третий, такой же дряхлый, но он пока только наблюдал. Они смеялись и курили, что-то восклицали, если бросок получался неудачным, и хлопали друг друга по плечам. Один старик, заметив, что я наблюдаю за игрой, помахал рукой. Испытывая удовольствие оттого, что меня здесь признали, я кивнул в ответ.

После нескольких недель, когда на завтрак я ел одни яйца, вкус круассанов показался восхитительным. Кофе был густым и черным, с налетом коричневой пены. Я растягивал удовольствие, пока на тарелке не остались крошки. Вздохнул, откинулся на стуле, заказал еще кофе и закурил. Мимо проходили два парня лет двадцати. Оба в джинсах и кроссовках. Я не обращал на них внимания, пока один не уставился на меня. Он отвернулся, когда я поднял голову. Но, сворачивая с площади, парни обернулись на меня, и во мне вспыхнуло беспокойство.

Я уговаривал себя, что это ерунда, я нездешний, и поэтому заинтересовал их, а мои рыжие волосы выдают во мне иностранца. Но настроение было подпорчено, а когда мимо проехал желтый «Фольксваген-жук», и вовсе расхотелось оставаться в кафе. Оставив деньги на блюдце, я перешел на противоположную сторону, чтобы пополнить в табачной лавке запас сигарет. Рядом была дверь булочной, и из нее неслись такие ароматы, что устоять было невозможно. Из табачной лавки я заглянул туда. Полногрудая, слегка косящая на один глаз женщина обслуживала старушку, но, как только закончила, улыбнулась из-за высокого стеклянного прилавка мне. И ее улыбка была такой же теплой, как товар, который она продавала.

— Пожалуйста, шесть круассанов.

Она взяла с подноса за спиной шесть серповидных булочек и положила в бумажный пакет. Я расплатился из своих денег, подумав, что Греттен и Матильда обрадуются, если вместо яиц получат на завтрак круассаны. А Арно пусть сам себе покупает.

— Вы, похоже, иностранец, — произнесла продавщица, отдавая мне сдачу.

— Англичанин.

— Остановились где-нибудь поблизости?

— Проездом. — Я вышел из булочной, прежде чем она успела задать следующий вопрос.

Пора было возвращаться на ферму. Я подошел к тому месту, где оставил фургон. Теперь в игре в петанк участвовали все трое стариков. Они держали серебристые шары и бросали, распрямляя руку от бедра. Шары приземлялись и, застывая, почти не катились по песчаной земле. Вновь вступивший в игру отбил шар противника от маленького деревянного шарика-кошонета. Послышались смех и поздравления. Наблюдая за ними, я не уловил шагов за спиной.

— Эй, подожди!

Я обернулся. Через площадь ко мне спешили трое мужчин. Двое были теми, кто проходил мимо моего столика, когда я пил кофе. Третий показался мне тоже знакомым, и у меня екнуло сердце, когда я его узнал.

Болтун из придорожного бара.

Я подавил желание посмотреть на фургон, понимая, что не успею до него добраться. Покрепче сжал трость и остановился у фонтана. Водяная пыль холодила шею ледяными брызгами, когда троица приблизилась ко мне и болтун выступил чуть вперед.

— Как дела? Все еще у Арно? — усмехнулся он.

Я ограничился кивком. Вспомнил, что его зовут Дидье. Лет двадцать, мускулистый, в испачканных маслом джинсах и в майке.

— Ну и что привело тебя в город?

— Надо было кое-что купить.

— Поручение, да? — Я понимал, что он меня оценивает: мол, тип, конечно, подозрительный, но у него напряг с ногой. К тому же численный перевес не на его стороне. Он показал на бумажный пакет. — Что там?

— Круассаны.

— Смотри-ка, дочки Арно недорого себя ценят. Хотя мне Греттен дает за так.

Двое других разразились хохотом. Я хотел уйти, но Дидье преградил мне дорогу.

— В чем дело? Шутка не катит?

— Мне надо работать.

— На Арно? И что за работа? Выгребаешь свинячье дерьмо? Или все время уходит на то, чтобы прыгать на его дочках?

Один из его спутников принялся по-поросячьи повизгивать. Я посмотрел мимо троицы, но площадь была пуста. Никого, кроме старых игроков в петанк. День внезапно показался слишком ярким. Слышалось мягкое журчание воды в фонтане, сверкала на солнце водяная пыль.

— Что такое? Свинья язык откусила? — Дидье скорчил отвратительную гримасу. — Передай Арно, если он хочет что-то здесь купить, пусть приезжает сам, а не отправляет своего долбаного английского парня на побегушках. Передай, что он слюнтяй и трус. Неужели он надеется, что может отсидеться в безопасности за своей колючей проволокой?

— Я понятия не имею…

— Заткни свой поганый рот!

Он выхватил у меня пакет с круассанами и швырнул в воду. Я покрепче сжал трость, а в это время двое других встали с боков и начали теснить меня к фонтану. Игроки в петанк наконец заметили, что происходит, и закричали:

— Эй! Эй! Прекратите! — Но на них не обратили внимания.

— Я знаю тебя, Дидье Маршан! — воскликнул один старик. — Знаю, кто ты такой! — а другой что-то говорил в телефон.

— Отвали, старый придурок! — не оборачиваясь, бросил Дидье.

Он распалял себя, готовился к активным действиям. И вдруг притворился, будто бьет: выбросил вперед кулак, но в последний момент задержал руку. Я отступил к парапету фонтана, и это развеселило компанию. Инстинктивно я поднял палку, но руки не слушались, словно налились свинцом.

— Ну? — ухмыльнулся Дидье. — Хочешь этим ударить? Давай, бей!

Он не верил, что я нападу, и на мгновение у меня появился шанс. Конец трости был увесистым и толстым — я представлял, что будет, если ударить им по голове. Вспомнил, как трещал свиной череп, когда Жорж опустил на него кувалду. Вообразил стук тела о землю. Но тут же мысленно перенесся на темную улицу, где под фонарем растекалась темная, липкая кровь. И это заставило меня дрогнуть. А Дидье не колебался. И ударил меня в лицо. В голове взорвался сноп света. Ничего не видя и махая перед собой палкой, я отшатнулся в сторону. Вдруг палку выбили у меня из рук, и она брякнула о землю. В этот миг что-то врезалось мне в живот, и у меня перехватило дыхание. Согнувшись пополам, я поднял руку в тщетной попытке защитить голову.

— Что тут творится? — Голос был властный и низкий.

Хватая воздух ртом, я поднял голову и увидел, как кто-то отшвырнул моего обидчика. Все еще не в силах разогнуться, я рассмотрел только чей-то комбинезон. А когда немного распрямился, узнал крепкого мужчину из придорожного бара, кого Матильда назвала Жан-Клодом. За ним, держась в отдалении, стоял игрок в петанк, который до этого разговаривал по телефону. А Жан-Клод надвигался на троих хулиганов.

— Я спрашиваю, что тут происходит?

— Ничего, — мрачно ответил Дидье.

— Филипп в курсе, что его механик свалил с работы и вытворяет на площади вот такое «ничего»?

— Не лезь не в свое дело, Жан-Клод!

— Почему? Чтобы такая мразь, как ты, могла лупить первого встречного в центре города?

— Тебя это не касается.

— А кого тогда касается? Тебя?

— Он работает на Арно. У него нет права здесь находиться.

— А у тебя есть? — Небритое лицо Жан-Клода потемнело. — Ладно. Если тебе хочется кого-нибудь побить, начинай с меня.

— Жан-Клод…

— Ну, чего тянешь? — Он развел руки, которыми мог легко разметать всех троих молодцов. — Начинай, я жду.

Дидье потупился.

— Расхотелось? — Жан-Клод презрительно усмехнулся. — Тогда мотайте отсюда! Живо!

Никто не двинулся с места.

— Я что сказал?

Хулиганы начали расходиться. Дольше всех задержался Дидье и посмотрел на меня.

— Не думай, что на этом все закончилось.

Жан-Клод повернулся ко мне:

— Ты в порядке?

Я кивнул, но вынужден был прислониться к фонтану, чтобы скрыть дрожь. Болела скула, было муторно в желудке, но в остальном — ничего серьезного.

Признательно помахав рукой старику, который направился к своим товарищам по игре, я подобрал трость и, распрямившись, взглянул в лицо своему спасителю. Не удивительно, что мои обидчики разбежались. Жан-Клод был примерно моего роста, но в нем чувствовались основательность и крепость скалы, а могучие руки настолько загрубели, что, казалось, их невозможно порезать до крови.

— Спасибо, — произнес я.

— Не за что. Это я должен извиняться. — Он сокрушенно покачал головой. — Дидье — мой двоюродный брат. Когда он что-нибудь вытворяет, это бьет по семье.

— Все равно я признателен. — Я выловил из фонтана пакет с круассанами. Из него текли потоки воды, и выпечку пришлось бросить в урну. — Что за проблемы с Арно?

Жан-Клод окинул взглядом мой комбинезон и спросил:

— Ремонтируешь дом?

— Да, приехал за материалами.

Я заметил, что он не захотел ответить на мой вопрос. Впервые мне пришло в голову, что если мое предположение верно и он отец Мишеля, то я отнял у него работу. Но следующая его фраза это опровергла.

— Я управляю строительным двором, а тебя как-то проглядел. — Жан-Клод снова присмотрелся к моему комбинезону. — Как тебя занесло к Арно?

— Путешествовал автостопом и повредил в их лесу ногу. Матильда меня подлечила.

— По-моему, ты говорил, что наступил на гвоздь?

Настала моя очередь уклониться от ответа. Я не хотел лгать, но и нарываться на неприятности мне было ни к чему. Я не стал ничего объяснять и произнес:

— Почему все так возмущаются по поводу Арно? Что он такого сделал?

Жан-Клод сразу замкнулся.

— Ничего, что бы касалось тебя.

— Дидье так не считает.

— Он придурок. Но если хочешь совет, держись от города подальше. А еще лучше, найди себе другую работу.

— Почему? Объясни! Ведь я ничего не знаю! — попросил я, видя, что он собирается уходить.

Секунду или две Жан-Клод колебался, потирал подбородок и что-то обдумывал. Потом покачал головой и сказал:

— Передай Матильде, что Жан-Клод спрашивал, как поживает его племянник.

Он оставил меня у фонтана и ушел с площади.